– По крайней мере, дом мы выбрали правильно, – сказала Анриэтта. – С домом нам просто повезло.

– Только бы герцог это понял, – ответила Дениза. – Как тебе понравилась Мара?

– Мы с ума сойдем, пока сделаем из нее хорошую горничную. Она деревенская девица и немецкий знает примерно так же, как я китайский. Она умеет доить коров, но как раз коровы у нас нет и не будет.

– Ей семнадцать лет, ее еще можно приучить к порядку. А по-немецки она понимает, значит, если захочет – поймет и по-голландски.

– Ты собираешься застрять тут на десять лет? Быстрее не получится.

Вопрос о горничной, хотя бы одной на двоих, встал, когда Анриэтта и Дениза сняли половину дома на Бочарной улице. Убирать комнаты могла хозяйская прислуга, и об этом уже договорились. Но требовалась миловидная девица, чтобы выполнять всевозможные дамские распоряжения – хотя бы красиво сервировать поднос с угощением и достойно внести его в комнату, где бегинки принимают знатных посетителей.

Одним из таких посетителей должен был стать герцог Якоб.

Гольдинген оказался до того крошечным городком, что дом на Бочарной улице, от которого было рукой подать до ратуши, стоял на самой окраине. Окраина – лучшее место для тайных ночных встреч, к тому же поблизости ворота форбурга, через которые можно, дождавшись темноты, беспрепятственно входить и выходить, поскольку они – не главные, а скорее хозяйственные. Была и такая важная подробность, как отдельный вход со двора. То есть Анриэтта и Дениза, выбрав это жилище, сделали все возможное, чтобы облегчить курляндскому герцогу путь к грехопадению.

– Тогда Хильда? – спросила Дениза.

– Она страшна как смертный грех.

– Но знает немецкий. У нее отец немец, мать латышка, и она не в хлеву выросла, понимает, как должна себя вести прислуга.

– Она всех гостей распугает.

– Еще наша хозяйка предложила в горничные свою дочку. Ей хочется, чтобы мы обучили девицу хорошим манерам.

– Этого еще не хватало!

Обе мнимые бегинки рассмеялись, но смех был невеселый – дочка все, что высмотрит и подслушает, расскажет мамочке, а мамочка – всему Гольдингену.

– Возьмем Мару, – сказала Дениза. – Я сама берусь ее вышколить. По крайней мере, она будет хорошо следить за нашим бельем и без напоминаний стирать чулки.

– Мы сделаем лучше – мы попросим о помощи ратсманских жен.

– Рискованно.

– Не более рискованно, чем брать в горничные Мару. Если девица заведет себе дружка, то будет ему выбалтывать все, что тут увидит.

– Хильда дружка не заведет, но у нее наверняка есть подружки и сестрицы по всему Гольдингену, – Дениза вздохнула. – Хоть выписывай горничную из самого Парижа…

В окошко постучали. Анриэтта, поправив белое покрывало, подошла и выглянула. Это была служанка одной из новых знакомиц, супруги ратсмана Беверинга, ее прислали звать сестер-бегинок на скромное угощение – пирог, сыр и кофе. Отказываться было бы неприлично и глупо – в доме ратсмана можно услышать много любопытного.

Дениза и Анриэтта вышли из дома.

– Здесь забавные запахи, – по-французски сказала Анриэтта. – Чувствуешь, где-то совсем близко косят траву? А через пару шагов запахнет липовым цветом. От речки тянет свежестью – даже странно, если вспомнить, сколько в нее кидают всякой дряни. Эта Алексфлусс такая быстрая, что все мигом уносит. Забавный городок. Не представляю, как герцог собирается превратить его в столицу.

– А знаешь, я бы хотела жить в городе, где пахнет липовым цветом, а не бочкой с нечистотами, – ответила Дениза. – Наверно, такого города и на свете нет. Чтобы каждый дом стоял в саду…

– Гольдинген не идеален – принюхайся! Где-то поблизости чистят свинарник!

– Боже мой, в трех шагах от ратуши! Клянусь тебе, я так и напишу его высокопреосвященству – столица Курляндии благоухает сеном и свиньями!

* * *

Послание кардиналу Мазарини составлялось понемногу и из мелких подробностей. При бегинках обсуждались поставки железа и стали на Виндавские верфи. Никому бы и в голову не пришло, что две возвышенные особы в белых покрывалах запоминают имена и названия: сколько ластов железа могут дать Турлавская и Бальденская мануфактуры, сколько стали скуют в Митаве, сколько удастся купить у шведского партнера герцога, Клааса Шмита, а сколько – заказать брату Клааса, Гансу Шмиту, который может прислать товар из Риги, причем железо – уже в виде гвоздей. Все это было исправно записано и спрятано в надежном месте – тайник в сундуке Дениза устроила давно, еще в Париже.

Бюргерские жены очень заинтересовались будущим бегинажем – многие семьи имели родственниц, которых не знали куда девать, поскольку женские монастыри принадлежали католической церкви, а одинокой кальвинистке или лютеранке некуда было на старости лет податься. Тут расчет кардинала оказался верным – женщины, взявшиеся строить бегинаж, получат поддержку и найдут благотворителей.

Но Анриэтта с Денизой могли сколько угодно навещать своих новых подруг и держать при этом ушки на макушке. Герцог Якоб, которому Анриэтта, несомненно, нравилась, не предпринимал никаких демаршей.

– А ты подумай сама – когда ему заводить любовниц? – спрашивала Дениза. – Если бы наш герцог был парижанин, он бы забрался в твою постель неделю назад – потому что у парижских аристократов это единственное занятие. А Якоб носится по всей своей Курляндии с небольшой свитой и сам следит, как идут дела на мануфактурах. Поэтому мануфактуры процветают, а воровства там немного. У него просто нет времени на любовь.

– По-твоему, мы должны это написать его высокопреосвященству? Нам дали другое задание!

Анриэтта начинала злиться.

– Возьми себя в руки, моя милая. Сейчас нам предстоит держать на устах улыбки, сладкие, как сахар и мед.

К некоторому своему удивлению, бегинки обнаружили возле дома ратсмана Беверинга златокудрого повара Арне Аррибо. Он помогал хозяйке и служанкам накрыть стол в садике, рассыпая всем комплименты и время от времени декламируя латинские вирши.

– Вы не знаете, куда пропал граф ван Тенгберген? – спросила его Дениза. – Он обещал навестить нас и не явился. Не увез ли его с собой господин герцог?

– Он помогает привести в порядок библиотеку его высочества. Это нелегкий труд – к тому же ему поручили заказать книжные шкафы, как делают в Антверпене, застекленные и широкие. Еще ее высочество просила его присмотреть за тем, как музыканты разучивают новую музыку, – вы же знаете, он привез ноты. Граф ван Тенгберген просто незаменим. Я его вечный должник! – вдруг воскликнул повар. – Он говорил обо мне с госпожой герцогиней! Он объяснил ей несчастье с «гробом»! Ее высочество сказала, что не станет разбираться, чьих рук это дело, а меня берет на службу… Нет, нет, сюда мы поставим блюдо с большим штруделем! Мой Бог, это он!

Анриэтта и Дениза невольно обернулись – посмотреть, на кого уставился Аррибо. Оказалось, что к цветнику подходят сам герцог Якоб и два кавалера из его свиты. Увидев их в окошко, сразу выбежала фрау Беверинг и стала приседать, всем видом показывая неземной восторг.

– Я ищу вашего супруга, сударыня, – сказал герцог. – Хочу взять его с собой в Старый Гольдинген. Если строить там порт – то он бы мог заняться поставкой дерева. Дерева потребуется много, это для него выгодное дело.

– Сейчас, сейчас, сейчас! – залепетала фрау. – Я пошлю за ним, он из ратуши пошел к господину Вальденсу – они как раз хотели обсудить сделку по древесине! Карл! Беги скорее за хозяином! Садитесь, ваше высочество, садитесь и вы, господа! Марта, неси большое кресло хозяина, что возле печки стоит!

Кресло еле протащили в дверь, герцога усадили, выставили перед ним на стол чуть ли не все, что нашлось на кухне, в кладовках и в погребе.

– А вы что же стоите, сударыни? – спросил он Анриэтту и Денизу. – Вы – сюда, а вы – сюда.

Бегинки еле удержались, чтобы не переглянуться: Анриэтту Якоб посадил рядом с собой, Денизу – напротив.

– Благодарю, ваше высочество, это большая честь, – тихо сказала Анриэтта. Если герцог не дурак, он должен был услышать в ее голосе совсем другое: «Я так рада, что мы сможем соприкоснуться коленями, локтями, пальцами…»

Дениза позвала Аррибо, предложила ему табурет в торце стола с тем расчетом, чтобы забавный повар своими возгласами и шутками отвлекал общее внимание от герцога и Анриэтты.

Вся эта игра была ей неприятна, но задание его высокопреосвященства следовало выполнить как можно скорее.

* * *

Фрау Беверинг знала, как принимать знатных гостей: запыхавшийся Карл, вернувшись с донесением, что хозяин торопится следом, был послан к соседям, сдававшим комнату двум музыкантам, флейтисту и скрипачу. И прием под открытым небом удался на славу, хотя герцог не стал слишком засиживаться. На Рыночной улице он оставил конюхов с лошадьми и вскоре увез Беверинга к Старому Гольдингену. Зато пришли две соседки, принесли корзиночку с пирожками, и фрау Беверинг расцвела – ей не часто выпадали такие радостные и солнечные дни. Дениза свела разговор к обсуждению будущего бегинажа, все стали спорить о месте, предлагать подходящие участки, и вокруг одного, что на Елгавской дороге, возникло даже великое несогласие – оказалось, что он упоминается в очень сомнительном завещании. Дениза поддерживала кипение страстей, стараясь не глядеть на подругу. Анриэтте после спектакля, устроенного для герцога, следовало перевести дух. А спектакль был отменный – хотя Дениза на них и не смотрела, но знала, что имели место всякие сопрокосновения и слова, постороннему человеку ничего не говорившие, но в беседе мужчины и женщины означавшие: «Хочешь?» – «Да».

Домой они возвращались молча – не на улице же говорить о таких делах. Дома, снимая покрывало, Дениза задала Анриэтте лишь один вопрос:

– Сегодня?

– Может быть. Он от Старого Гольдингена поедет в лес к углежогам, хочет по дороге настрелять дичи и поужинать там у костра. А на обратном пути…

– Намекнул?

– По-моему, намекнул. Но с ним же не угадаешь – немец, будь он неладен! Как будто у него впереди целая вечность!

– Нужно привести тебя в порядок.

– Да. Голову я мыла вчера. Скажи хозяйке – пусть велит принести большую лохань и даст три ведра – с кипятком, с холодной водой и пустое.

– Сейчас. И свежие простыни.

– Простыни тут гадкие. Их крахмалят до того состояния, что они – как деревянные. Это ужасно.

– Да, это не голландское полотно. Это здешний лен.

– Я не представляю, как лежать с мужчиной на этих простынях!

– Нам надо было привезти простыни с собой. Я об этом не подумала.

– Нам надо узнать у здешних дам, можно ли раздобыть хорошее постельное белье ближе, чем в Варшаве!

Анриэтта нервничала, злилась, выплескивала недовольство – ей нужно было изругать все и всех, чтобы к приходу герцога стать милым и кротким созданием, помышляющим лишь о любовных утехах. Дениза это понимала.

– Где наш кипарисовый ларчик? – спросила она.

– Я его поставила на подоконник. Я мазала губы бальзамом… Бальзам! Там в баночке почти не осталось! Это ужасно – здесь такая вода, что изводишь на себя банку за банкой!

– Сейчас посмотрю в сундуке.

* * *

Пока подруги готовились к визиту герцога, стемнело.

Их жилище состояло из трех маленьких комнат. Пока интерес герцога к Анриэтте не проснулся, они спали в одной кровати. Сейчас следовало устроить постель для Денизы в комнатушке, больше похожей на чулан. Они стали перетаскивать туда одну из двух перин, и тут очень не вовремя в окно постучали.

– Боже мой, он… – прошептала Анриэтта. – Как некстати…

– Иди в спальню! – приказала Дениза. – Я его встречу. Иди, иди…

Она взяла фонарь и вышла во двор. Но это оказался не герцог Якоб – перед крыльцом стоял бродячий точильщик ножей и ножниц, с колесом, как полагается, в широкополой шляпе, скрывающей лицо.

– Самое время точить ножи, – сказала Дениза. – Ступай, добрый человек, своей дорогой.

На всякий случай она скользнула левой рукой под покрывало – на ремешке, которым была подпоясана черная ряса, висел небольшой нож.

– Здесь живут сестры-бегинки? – спросил точильщик.

– Да, здесь. Если хочешь, приходи утром – хозяйка найдет для тебя работу. А мы кухонных ножей не держим.

– Вижу, что пришел не вовремя. Уже липы цветут, – точильщик огляделся и вдруг перешел на французский язык. – Хорош городок Гольдинген, но Париж прекрасен в пору цветения каштанов.

– Входите, сударь, скорее входите…

– Поесть ничего не найдется?

– Да, конечно, конечно!

Дениза и Анриэтта не завели настоящего хозяйства, для них стряпала владелица дома, но вино, бисквиты, миндальное печенье у них всегда были, а для герцога, которому после страстных объятий захочется подкрепиться, припасли немного холодного мяса – жареной дичи и ветчины. Фрау Беверинг дала им с собой корзиночку с большим куском штруделя и сладкими пирожками. Все это отдали точильщику – и почти все запасы он съел. Потом он вывернул свой дорожный мешок прямо на пол. Изнутри была пришита большая заплата. Точильщик отпорол ее и достал конверт из плотной бумаги.

Большая печать из красного воска была бегинкам знакома – три пентаграммы.

– Это следует передать курляндскому герцогу в том случае, если станет известно, что шведы взяли Варшаву, – сказал точильщик. – Личное письмо его высокопреосвященства, явно с кое-какими предложениями. Обстановка в Польше каждый день меняется, если так пойдет дальше – Европа останется без Польши, и его преосвященство хочет извлечь из этого хоть какую-то выгоду.

– Будет сделано, – ответила Дениза. – Как передать ответ?

– Пароль тот же. Но, скорее всего, ответа не будет – его высокопреосвященство по действиям герцога поймет, приняты ли предложения.

– Я поняла. Сейчас мы приготовим вам постель.

– Не надо, сударыня. Я должен к утру быть в Виндаве.

Точильщик стал складывать в суму свое имущество.

– Это же безумно далеко. Вот, возьмите. Это наши заметки о курляндском дворе и о московитах.

Стопка листков была довольно пухлой – Дениза и Анриэтта записывали все, что слышали при дворе о союзе с русским царем.

– Благодарю. В Пильтене я сменю лошадь. Вы же не думаете, что я пришел сюда пешком? Я оставил коней и своего спутника в четверти лье от вашего дома. В Виндаве сяду на «Рысь» и отправлюсь в Стокгольм. «Рысь» отплывает не позднее полудня, капитан мой знакомец. На судне и высплюсь. Простите, мои дамы, я должен вас покинуть.

Точильщик очень галантно поцеловал руки бегинкам и поклонился с грацией придворного кавалера. Потом он вскинул на плечо точильное колесо и вышел.

Дениза внимательно изучила печать.

– Ты боишься, нет ли тут подвоха? – спросила Анриэтта. – Думаешь, откуда он узнал, где мы живем?

– Он, наверно, несколько часов бродил с колесом по Гольдингену. Ему любой мог сказать, где поселились бегинки… Я о другом. Что, если герцог не примет предложения синьора Мазарини? В каком положении мы окажемся?

– В гадком положении мы окажемся… Не напоминаем ли мы тебе две пешки, которыми игрок решил пожертвовать? Если герцог примет предложения – значит, нам повезло и мы готовы и впредь выполнять приказы его преосвященства. Если не примет – в лучшем случае выгонит нас из Гольдингена…

– Да… И бежать некуда.

– В Швецию, – предложила Анриэтта. – У нас есть средства, мы можем забраться в глушь, потом – в Данию, потом – доплыть до Ирландии…

– И через океан?

– Через океан…

Подруги обнялись. Они умели отличать фантазии от печальных и тягостных положений, в которые ставит человека жизнь.

– Синьор Мазарини там до нас не дотянется. Но что мы там будем делать? Кому там нужно наше мерзкое ремесло? – спросила Дениза. – Мы даже не сможем выйти замуж – какие из нас жены? И ты, и я вряд ли способны полюбить – разве что терпеть, но надолго ли нас хватит?

– А в Испанию? И уйти в монастырь? Этого хватит на два вклада, – Анриэтта показала на перстни. – А язык мы знаем.

– Не так-то просто добраться до Испании.

Дениза посмотрела письмо на свет.

– А что, если срезать печать? – спросила Анриэтта. – Мы сделаем это очень аккуратно, ты же умеешь. Хоть будем знать, к чему готовиться.

– Не сейчас, – Дениза положила письмо на подоконник. – Это – тонкая работа, ее при свече не сделаешь. Утром, при подходящем свете, – тогда…

И тут в окно постучали.

– Герцог… – прошептала Анриэтта. – Собрался с духом… Проявил неслыханную отвагу…

– Тише, он услышит… Теперь сама соберись с духом, а я впущу его…

Дениза опять, взяв фонарь, пошла к двери. Но у крыльца стоял не герцог Курляндии. Она даже не сразу сообразила, чья это долговязая фигура. Подняв повыше фонарь, она осветила лицо.

– Никласс Пермеке! Что вы тут делаете?

– Я пришел к сестре Анриэтте, – сказал Длинный Ваппер.

– Сестра Анриэтта ложится спать.

– Я должен с ней поговорить.

– Завтра, господин Пермеке.

– Нет, сейчас. Я хочу знать, чем я ей не угодил!

– Тише!

– Я хочу знать, отчего она сперва завлекала меня, а теперь видеть не желает!

– Вы другого времени не нашли?

– Пустите меня к ней.

– Не пущу.

– Пустите, или я подниму шум!

– Поднимайте. Тогда я впущу вас в дом и ткну ножом в печенку, – пообещала Дениза. – Я знаю, как это делается. А утром мы с Анриэттой всем расскажем, что вы пришли пьяный и пытались ее изнасиловать. А ну, пошел вон отсюда! Я сама сейчас такой шум подниму – в замке услышат! Кому поверит герцог – двум знатным дамам или бродячему плясуну? Вон – и чтоб я вас больше тут не видела!

Длинный Ваппер растерялся – он не ожидал от спокойной и рассудительной сестры Денизы такой ярости.

Дениза же вошла в дом, заложила дверь засовом и поспешила в спальню.

– Доставай пистолет, – сказала она подруге. – Если этот дурак начнет бить окна, придется его застрелить. Лучше вымаливать у герцога прощение за покойника, чем испортить всю игру. Мы две женщины, нам приходится себя защищать, мы выстрелили, потому что думали – это грабители. Говорили же что-то о грабителях, которые напали на графа…

– Сейчас.

Пистолеты лежали в сундуке. Дениза приняла у Анриэтты один, потом – кисет с порохом и другой – с пулями. Она ловко зарядила пистолет и, держа его обеими руками, встала у стены, напротив окна.

Но Длинный Ваппер, поняв, что история может плохо кончиться для него и для всей труппы, не стал бить окна, а выругался и ушел. Он вовсе не хотел, чтобы герцог распорядился выгнать танцовщиков из Гольдингена.

– Какая я дура… – сказала Анриэтта. – Вот зачем, зачем я это сделала? Не знаешь?

– Знаю. Если тебе от этого стало легче…

– Не стало!

– Хоть на несколько минут…

– Не стало. Как я тебе завидую…

– Нечему завидовать.

– Ты сильная. Ты можешь обходиться без этого.

– Это ты – сильная. Тебе достаточно этого, чтобы избавиться от боли… от памяти…

– А ты все время помнишь?

– Нет, конечно, я же не сумасшедшая.

Если бы Длинный Ваппер узнал, что он был тогда, на флейте «Три селедки», средством на десять минут избавиться от боли и памяти, то вряд ли понял бы, о чем речь.

– Тебе труднее, чем мне, – сказала Дениза. – Но когда-нибудь мы вместе встанем перед Господом, и я попрошу его: Господи, сделай так, чтобы мы и дальше были вместе, потому что ее грех – это и мой грех, а если меня ждет спасение – пусть это будет и ее спасением, иначе… иначе мне не надо…

– Тихо… там кто-то ходит…

– Погаси фонарь…

Их окно выходило на небольшой дворик, но дворик довольно темный из-за огромной липы. Разглядеть человека, который там слоняется, было мудрено.

– Я ему сказала, что мы живем внизу… – прошептала Анриэтта. – Это же не Лувр, дом можно обойти за две минуты и найти калитку, тем более что она распахнута…

– Да, Пермеке ведь нашел, хотя ему никто ничего не показывал.

– Это не герцог. Герцог бы, если уж пришел, не стал бы бродить по двору. Он пожилой мужчина, он должен смотреть на эти дела просто.

– Ему сорок шесть. Не тот возраст, чтобы волноваться, как мальчишка. Но, знаешь, для этих лет он отлично выглядит. Скорее всего, он силен и вынослив…

– Уж лучше бы он был слаб. Нет, я не испытываю отвращения, поверь мне… Мы бы даже могли хорошо поладить. Но – потом, когда-нибудь потом… Он умный, он получил европейское образование, он крестник английского короля…

– А что, если мы скажем ему правду? Он ведь бывал в Англии, встречался с королем Карлом… Он просто не знает, в каком положении бедная королева…

– Нет, Дениза. Как он может это не знать? Ты думаешь о нем лучше, чем он заслуживает. У него торговые дела с Англией – он не захочет портить свои контракты. Как ты думаешь, что скажет мистер Кромвель, если узнает, что герцог Якоб шлет деньги вдове английского короля – того, которого он осудил на смерть?

– Я бы все же попыталась.

– Если бы ты была одна – ты бы могла попытаться. А я не хочу, чтобы он узнал во мне вдову Тревельяна!

– Молчи…

– Молчу.

Они еще четверть часа смотрели в окно. Во дворе было тихо.

– Наверно, он уже не придет, – сказала Дениза. – Ничего страшного. Главное – что он хотел прийти. Наверно, он со своими людьми сразу поехал в замок, а не отпустил их.

– Он просто вспомнил, что должен быть верным мужем.

– Да ты на его придворных дам посмотри! Там и захочешь изменить жене – так не с кем! Он в последние годы не изменял, наверно, и забыл, как это делается!

Анриэтта рассмеялась.

– Давай зажжем хоть свечку, доедим пирожки и ляжем спать. Завтра…

– Уже – сегодня.

– Сегодня вся эта глупая история прояснится.

– Только ни в чем его не упрекай.

– Нет, вслух – не упрекну. Я буду обиженным ангелочком, вот таким..

Анриэтта скорчила гримаску и приняла позу несчастного дитятка.

– Надо узнать, что делается в Польше. Наверняка курфюрст Брандербургский шлет к нашему герцогу курьеров и пишет обо всех новостях.

– Вот что – мы должны навестить графа ван Тенгбергена. Попросим его узнать польские новости, он не откажется помочь.

– Да, граф – очаровательное создание. Сущий ангел. Хотя… что-то с этим ангелом не так, а что – не могу понять. Ладно, бог с ним. Допьем вино – и в постель.