Граф ван Тенгберген еще днем, прогуливаясь, заметил очень удобное место, чтобы взлететь на крышу. Это был холмик, под которым имелся погреб, возможно, даже ледник. Если взбежать по наклонной двери, ведущей туда, и перескочить на крышу конурки, в которой садовник держит свои лопаты и грабли, и оттуда – на старый курятник, то можно обойтись без лестницы.

Весь день он ждал наступления ночи и прихода доброго друга Аррибо, чтобы попробовать этот новый способ. Друг пришел, принес отличное вино, и это вино ввело графа в странное состояние – полет над крышами, на высоте колокольни, прерывался бредом – графу казалось, будто он опять сидит во дворе на табурете.

Наконец он понял, что из бреда можно выйти так, как выходят из комнаты.

Кто-то пришел, стал кричать на Аррибо. Граф не желал слушать ругань, встал и пошел прочь. Он двигался бесшумно – такое свойство имел чуть ли не с рождения. А когда он завернул за угол дома, то перешел на бег. Бег был началом полета.

Потом он забрался на ту самую крышу, которую приметил днем, и стал думать – чем бы себя развлечь.

– Эй, господин черт! – услышал он грубоватый голос. – Каково вам там, на крыше?

Граф посмотрел вниз и увидел старого моряка, с которым плыл в Либаву. Вспомнив мартышек, граф рассмеялся.

– Полезайте сюда, господин Палфейн! – пригласил он. – Вон там, кажется, удобное место.

Палфейн, истинный моряк, умел лазить по снастям не хуже мартышек. Вскоре он сидел рядом с графом.

– И давно вы, господин черт, так забавляетесь? – спросил моряк.

– Как вы догадались, что я черт? – полюбопытствовал граф.

– Мне господин бургомистр сказал. Пошли слухи, что по крышам ночью прыгает черт. Вот я и решил познакомиться.

– Это замечательно. Только я не рядовой черт, я Хромой Бес, – ответил граф. – Я самый знаменитый бес и в этом и в подземном мире.

Палфейн испанских книжек не читал.

– Вы сам Сатана? – спросил он.

– Нет, Сатана – бес портных и мясников, – с презрением сказал граф.

– Тогда вы – Вельзевул.

– Этот – бес притонодержателей, распутников и возниц. Не-ет! Я – адская блоха, и в моем ведении плутни, сплетни, лихоимство, мошенничество! Я перемещаюсь скачками, господин моряк. Хотите – поскачем вместе?

– Отчего бы нет? – усмехнулся Палфейн. – А чем вы еще развлекаетесь, господин Хромой Бес?

– О-о, я снимаю крыши с домов и смотрю на безобразия! Мы с моим другом, доном Аррибо, столько любопытного повидали!

– С Арне Аррибо? Он что же, вместе с вами бродит по крышам?

– Он мой друг, он спас меня… от чего же он меня спас?.. От колбы алхимика? – граф задумался. – Да, меня заключили в колбу. Явился дон Аррибо и спас меня. Он вернул мне свободу.

– А я помогу вам сохранить свободу, – сказал Палфейн. – Если вы будете блуждать по крышам, вас поймают и посадят в темный подвал.

– Я улечу! Хотите – мы будем скакать по крышам втроем? Я подниму крышу с дома, где живут бегинки. Я покажу вам все их тайны. Вы знаете, что они по ночам принимают мужчин?

– Нетрудно догадаться, – ухмыльнулся Палфейн.

– К ним приходил ночью бродячий точильщик, и они его впустили. Пойдем посмотрим – может, увидим и других любовников. Точильщик, который говорит по-французски, – можете вы это вообразить, господин Палфейн? Вот и дон Аррибо очень удивился. Париж прекрасен в пору цветения каштанов.

– Я никогда не был в Париже, – признался Палфейн. Он знал, что в рассуждениях безумцев есть тайная логика, но выловить ее вменяемому человеку трудно, и лучше поддерживать простую беседу, пока не удастся сманить графа с крыши.

– А я был. Париж прекрасен в пору цветения каштанов. Это чистая правда. А вслед за точильщиком пришел длинноногий плясун, вы его знаете – он плыл вместе с нами на «Трех селедках». Он ничего не говорил про Париж и про каштаны, он требовал, чтобы бегинка опять стала его любовницей. Он заявил, что бегинки соблазнили его и бросили! А еще бегинки получают письма с большими красными печатями. Дьявольские письма – на печати три пентаграммы! Дон Аррибо заинтересовался, я знаю – он хочет прочитать эти письма. Может быть, он тоже любовник бегинок? Как вы думаете, господин Палфейн?

– Все может быть, – дипломатично ответил старый моряк.

– Иначе почему бы он поссорился с плясуном? Плясун только что был у нас и кричал на дона Аррибо, но я плохо разобрал, о чем речь, я уже летел… наверно, я опускался, что-то слышал и опять взлетал на крышу…

– Значит, Арне Аррибо ссорился с плясуном из-за женщин? – уточнил Палфейн.

– И как еще ссорился! На лужайке перед моим домом, прямо над самой речкой. Какую крышу для вас снять?

– Какая вам больше по душе.

– Я еще ни разу не снимал крышу аптекаря… У Фортуны тоже есть свои аптекари – их бы водить на похоронах за катафалками тех людей, коих они уморили…

Палфейн пытался уловить логику в речах графа, но безуспешно.

– Ваша светлость, время позднее, а я с утра на ногах, – сказал он. – Давайте-ка я провожу вас домой, а завтра вечером мы встретимся и всласть погуляем по крышам. Может быть, ваш слуга вас ищет…

– Бесенок! – воскликнул граф. – Ко мне обещал прилететь мой бесенок!

– Тем более.

С немалым трудом Палфейн препроводил графа домой и убедился, что Ян принял его и ведет в опочивальню. Три табурета так и остались во дворике. Палфейн уселся и крепко задумался.

Способы лечения безумцев были однообразны – сажание на цепь, обливание холодной водой, для буйных – побои. Палфейн видывал сумасшедших и в море, и на суше. Граф казался ему безобидным безумцем и рассказал немало любопытного – жаль было бы запирать его в сыром подвале. А вот Арне Аррибо, поддерживавший и укреплявший графа в его сумасбродствах, жалости не вызывал – зато вызвал разнообразные подозрения. Размышляя и вспоминая все, что зацепила и припрятала память касательно повара, Палфейн пошел в форбург. Сторожа у ворот его уже знали, безобидно обругали – не в его годы шастать по ночам в поисках сговорчивых красоток! – но впустили. Комнатушка Палфейна была поблизости от зверинца. Он разложил постель, прислушался – вроде бы зверье не гомонило. И очень скоро моряк заснул.

* * *

Утром Палфейн, встав, первым делом пошел навестить мартышек и змею Изабеллу. Потом было время завтрака. Он завтракал вместе с герцогской челядью, но его самолюбие от этого не страдало – за стол их высочеств моряка все равно не позовут, а от челяди сразу узнаешь все новости.

На сей раз новость была печальная – на плотине возле пороховой мельницы застряло мертвое тело. Сперва думали – утопленник, время от времени кто-нибудь валился спьяну в Алексфлусс. Оказалось – удар ножом в сердце.

– Бедный парень, – сказал старший конюх Бруно. – Называется, приехал за славой и деньгами…

– Кто это? – спросил Палфейн.

– Плясун – тот, долговязый, что у них за главного.

– Никласс Пермеке?

– Он самый. Вы ведь, господин Палфейн, вместе с ним прибыли?

– Вместе с ним, – пробормотал Палфейн.

– И кому бы он мог помешать? Он вел себя, говорят, очень пристойно, только с сестрой ссорился. Каким нужно быть дураком, чтобы позволять сестре танцевать на сцене? А он же и сам ее выучил…

Палфейн поладил с танцовщиками, пока вместе плыли в Либаву. Он пошел в замок, где им полагалось быть с утра, чтобы разучивать новые танцы. Они действительно пришли и ждали в Корабельном зале Длинного Ваппера, пока им не сказали, что он убит.

Дюллегрит плакала на плече у Йооса. Остальные совещались и строили догадки с домыслами. Они знали, что Никласс иногда поздно вечером выходил в город, но задавать ему вопросы не решались, а следовало бы.

– И вот мы ничего не знаем! – говорил Дирк. – Совсем ничего!

– Кое-что знаем. Он мог ходить к рыжей бегинке, – возразили Дирку.

– Если они помирились и он возвращался от бегинки – то кому он помешал?

– Может, у бегинки был другой любовник? Если завела одного – могла завести и другого.

Тут в Корабельный зал ворвался Арне Аррибо.

– Я говорил, я говорил! – восклицал он. – Я предупреждал, что это добром не кончится! Детка, бедная детка, бедная сиротка! Слушайте, я знаю, кто его убил! Где герцог? Идем все вместе к господину герцогу, у нас есть свидетель! И я сам – свидетель! Бедняжка моя!

Он отнял заплаканную Дюллегрит у Йооса и сам ее обнял.

– Идем, идем! Его высочество накажет убийцу! Что вы встали, как каменные? Ждете, что господин герцог сам сюда пожалует? Идем! Идем все вместе! – призывал Аррибо и добился своего – танцовщики пошли следом за ним к личным покоям герцога и герцогини.

Оказалось, его высочество в ночь ускакал в Виндаву. Герцогиня была у детей – когда в детских комнатах шестеро, три сына и три дочки, младшенькому, Фердинанду, всего год, далеко от них не уйдешь, требуется постоянный материнский присмотр. Пришлось ждать, пока она приберется и выйдет в сопровождении двух фрейлин.

– Справедливости, ваше высочество, справедливости! – заголосил Аррибо, падая перед Луизой-Шарлоттой на колени. – Брата этой девицы убили ночью, а тело сбросили в Алексфлусс! Ваше величество, я знаю, кто убийца!

– Господин Аррибо, с каких пор вы нанялись в городскую стражу? – спросила герцогиня. – Поиск убийцы – не ваше дело.

– Ваше высочество, искать незачем – я знаю это, я знаю это так, как если бы сам все видел своими глазами! Клянусь, я знаю, кто убил Никласса Пермеке и сбросил тело в Алексфлусс! – выкрикнув это, Аррибо перекрестился.

– И кто же?

– Ваше высочество, мне стыдно говорить при вас о всяких непотребствах. Вы – святая, вы образец жены и матери! А тут – разврат, сплошной разврат!

Палфейн, который вместе со слугами увязался за Аррибо и танцовщиками, навострил ухо.

– Ничего не желаю слушать про разврат! – заявила герцогиня. – Приедет герцог, мой супруг, и вы подадите ему жалобу, как это принято…

– Ваше высочество! Пока приедет его высочество – убийца скроется, убежит! Придумает неслыханную ложь! Найдет способ оправдаться! – не унимался Аррибо. – Маргарита Пермеке, что же ты стоишь? Или не твоего брата закололи этой ночью?

Дюллегрит, снова зарыдав, кинулась на колени перед Луизой-Шарлоттой. Танцовщики, решив, что это необходимо, со всех сторон обступили герцогиню, и она оказалась в кольце коленопреклоненных людей.

– Ваше высочество, велите задержать убийцу! – взывал Аррибо. – Когда вернется его высочество, при нем произведут дознание. А сейчас, ради всего святого, велите задержать!

– Кого вы обвиняете? – спросила, подумав, Луиза-Шарлотта.

– Бегинку, сестру Анриэтту!

– Вы с ума сошли.

– Ваше высочество, сестра Анриэтта была любовницей Никласса Пермеке, это все подтвердят, даже моряки с «Трех селедок», им про это дело тоже известно. Маргарита, что же ты молчишь, говори! – велел Аррибо. – Ваше высочество, она девица, ей стыдно даже произносить такие слова!

Дюллегрит покраснела.

– А мне стыдно слушать такие слова, – строго ответила герцогиня. – Господин Аррибо, вы можете объяснить это дело благопристойно?

– Могу, ваше высочество, – повар вздохнул. – Вы и меня извольте понять, у меня в Оденсе сестрица растет, тех же лет, что фрейлейн Пермеке… как мне жаль бедняжку!.. Бегинки приехали сюда не для благотворительности. Та, что покрасивее, сестра Анриэтта, ловит богатых мужчин в свои сети. На корабле она развлекалась, а бедный Никласс решил, что она сбросит свое покрывало и выйдет за него замуж. Она же здесь, в Гольдингене, поймала другую рыбку в свои сети, рыбку с золотой чешуей. Я слишком поздно сообразил! Я ведь только на кухне умен, а как выйду с кухни – простак и дурень! Латынь знаю, а простых вещей не понимаю! Я ведь почему добивался, чтобы девицу к бегинкам поместить? Я хотел, чтобы ее репутация не пострадала!

– Вы непоследовательны, господин Аррибо!

– Сам знаю и каюсь, от души каюсь! Я ведь полагал тогда, что танцовщики распускают сплетни о сестре Анриэтте. Маргарита, детка, расскажи, что ты видела, что ты знаешь.

– Мне стыдно, – прошептала Дюллегрит. Свита герцогини быстро перешепнулась – ожидалось что-то любопытное.

– Говори, – велела Луиза-Шарлотта.

– Ваше высочество, к бегинкам ночью приходил мой брат, они ссорились, он хотел узнать, чем он провинился. А она даже сама с ним говорить не пожелала, послала сестру Денизу. Она другого себе нашла! – воскликнула Дюллегрит. – Он к ней этой ночью приходил!

– Ты по порядку говори. Кто пришел первым? – подсказал Аррибо.

– Первым пришел тот господин, я его не видела и не знаю, кто он. Сестра Дениза сперва подумала, будто это мой брат, сказала: «Уходите, господин Пермеке!», потом поговорила с ним и впустила его. Я ничего не видела, я слышала только голоса! И потом… потом я уснула…

– Девицу поместили в отдельную маленькую комнатку, – объяснил Аррибо. – А потом ты проснулась, услышав громкие голоса, бегинки говорили о твоем брате, который вбил себе в голову невесть что и вечно приходит не вовремя, так?

– Так, господин Аррибо… и ваше высочество…

– И сестра Дениза успокаивала сестру Анриэтту?

– Да, успокаивала… Мой брат приходил, чтобы увидеть того господина! А он не должен был его видеть! – выпалила Дюллегрит.

– Где разговаривали бегинки? В доме или во дворе?

– Во дворе. Ваше высочество, со двора можно сразу выйти на берег речки! Они стояли во дворе, а это была ночь, пропели вторые петухи…

– А когда пришел тот господин? Пропели первые петухи? – уточнил Аррибо.

– Да, господин Аррибо, я как раз почти заснула, когда услышала первых петухов. Он был уже в доме.

– И твой брат не должен был его увидеть?

– Нет, не должен…

– Ваше высочество, прикажите, чтобы привели сестру Анриэтту! Умоляю – пусть ее приведут и пусть она скажет, кто тот господин, который навещает ее ночью, тайно! Только он может точно сказать, когда пришел и когда ушел. Если я ошибаюсь – только он может установить истину! Только ему можно верить, если он скажет, что Никласс Пермеке приходил, покричал у дверей и ушел прочь. Ваше высочество, я уверен, что бегинки убили танцовщика, но я прошу справедливости!

Герцогине ни разу не приходилось распутывать дело об убийстве. Она сделала жест, означавший: господин повар, помолчите, мне нужно подумать.

Палфейн, стоящий у открытой двери, на колени не рухнувший, а отступивший подальше от вопящего повара и перепуганных танцовщиков, сделал еще два шага и оказался на лестнице.

Там стояла прислуга, с огромным любопытством прислушиваясь к голосам и шепотом строя свои предположения. Палфейн осторожно протиснулся мимо лакеев и горничных, спустился, вышел из замка в форбург и поспешил к южным воротам. Оттуда было совсем близко до жилища бегинок.

Он обнаружил Денизу и Анриэтту во дворике, где они неторопливо завтракали.

– Сударыни мои, сейчас не до лакомств. Еще пять минут – и за вами придут! – выпалил моряк.

– Кто придет, для чего придет? – спросила Дениза.

Палфейн оглядел дворик.

– Там есть спуск к речке? – спросил он.

– Три каменные ступеньки. Наверно, чтобы белье полоскать, – ответила Дениза. – Тут вода еще относительно чистая, вот ниже по течению – уже бросают всякую грязь.

Палфейн быстро дошел до ступенек и вернулся. При этом он внимательно разглядывал узкую тропинку и траву вокруг нее.

– Что вы ищете, господин Палфейн? – поинтересовалась Анриэтта.

– Кровь на траве, сударыня. Если тут тащили к воде тело, то могли остаться следы…

– Боже мой! – разом воскликнули бегинки.

– Когда к вам приходил ночью Никласс Пермеке?

– Он не приходил. Зачем бы ему приходить ночью? – строго спросила Дениза.

– Вот врать-то не надо. У него такая причина, что врагу не пожелаешь! Он хотел знать, за что красоточка дала ему отставку. Так был он этой ночью?

– Нет! Клянусь, нет! – воскликнула Анриэтта.

– А кто был? Кто тут провел ночь и может подтвердить, что Пермеке не появлялся?

Бегинки переглянулись.

– Никого не было, – ответила Дениза.

– Ну, значит, плохо ваше дело, милые врушки. Сейчас сюда придет городская стража. Герцогиня, дай ей Бог здоровья и деток побольше, уже наверняка сказала… – тут Палфейн очень похоже изобразил ледяной голос Луизы-Шарлотты: – «Когда вернется мой супруг, герцог, он будет разбираться в этом деле. А я приказываю начальнику караула арестовать бегинок и до приезда моего супруга, герцога, запереть…»

– За что арестовать? За что запереть? – возмутилась Анриэтта.

– За убийство Никласса Пермеке, сударыня. Его тело утром нашли на плотине. Кто-то ткнул его ножом в сердце и отправил в плавание. Значит, убили его ночью – и в трех шагах от речки… Что вы на меня так уставились? Бегите!

– Я вам не верю! – воскликнула Анриэтта.

– Ну, если так – сидите и ждите стражников. А я бы на вашем месте поверил старине Палфейну и пошел вместе с ним в лагерь московитов.

– Куда?! – судя по лицу Денизы, она своим ушам не поверила.

– Московиты – мои друзья, они вас спрячут. А тогда уже вы придумаете, как оправдаться перед герцогом. И я не буду сидеть сложа руки – попробую вызнать подробности этого убийства… Собирайтесь, живо! Вы еще успеете убежать!

– Не успеем, – сказала Анриэтта.

– Почему? Я вас проведу тропинкой, мы же не по Митавской дороге пойдем! Сперва надо вас спрятать, потом что-нибудь придумаем…

– Говорят же вам – не успеем! Я не могу бежать!

– Почему?

– Вы бы побегали с пулей в колене!

Со стороны форштадта послышались крики.

– Анриэтта, голубка, не кричи, – одернула подругу Дениза. – Мы поведем тебя под руки…

– Нет! Тогда нас всех поймают. Дениза, уходи. Если ты сумеешь спрятаться – то узнаешь правду и поможешь мне.

– Мы уже не успеем перейти через мост, – сказал Палфейн. – Стража приближается к мосту и увидит нас.

– Я тебя не брошу… – тихо сказала Дениза.

– Ты дура! Уходи! Если нас посадят в подвал под башней – что будет с нашими вещами?

– Нашли время думать о вещах! – возмутился Палфейн.

– Ты права! – Дениза кинулась к крыльцу и вбежала в дом.

– Вы обе – сумасшедшие! – уверенно сказал Палфейн. – Я, как тот Пилат в Святом Писании, умываю руки. Что мог – сделал.

– Уходите, – велела ему Анриэтта. – Скорее. Иначе и вы в это дело запутаетесь.

– А вы, сестрица?

– Что – я? Уходите и забирайте сестру Денизу. Она потом что-нибудь придумает… Да идите же!

Дениза, в черном плаще с капюшоном поверх обычного наряда бегинки, выскочила во двор и сунула Анриэтте кошелек.

– Вот, чтобы тебе хоть дали хороший тюфяк…

– Я ничего не расскажу. Ты найди его, объясни ему… скажи, что я молчу!

– Да, да!

Дениза поцеловала Анриэтту в щеку.

– Вот нашли время нежничать! – прикрикнул Палфейн.

Дениза подхватила подол и, обогнув угол дома, побежала изо всех сил.

– Ничего себе… – пробормотал Палфейн. И рысцой последовал за бегинкой.

Анриэтта стала негромко читать «Отче наш» в ожидании стражников. И усмехнулась, прислушиваясь: Дениза убежала вовремя, еще минуты полторы – и стража, окружив дом, не дала бы ей уйти.

Шанс уцелеть был. И ровно такой же шанс – отправиться на тот свет. Дениза и Анриэтта, зная опасности своего ремесла, всегда имели при себе коротенькие и очень острые лезвия, зашитые в одежду. Кровопускание – не самый болезненный вид смерти, и внешность не пострадает, не стыдно будет перед теми, кто придет укладывать в гроб.

Анриэтта представила, как кривоногий Палфейн, по-моряцки косолапя, поспешает за легконогой Денизой, и поневоле улыбнулась. Даже обремененная пистолетами, Дениза бежала, как Диана-охотница… а вот этого вспоминать не следовало… в той жизни, которая завершилась в январе тысяча шестьсот сорок девятого года от Рождества Христова, был прекрасный вечер, с чтением стихов и интермедиями на античные темы, там Анриэтта, леди Тревельян, была Венерой с букетом роз, а Дениза, другая леди Тревельян, – Дианой с позолоченным маленьким «татарским» луком…

Палфейн действительно отстал от Денизы и даже потерял ее из виду. Он мог только предполагать, где окажется бегинка.

Через Алексфлосс было перекинуто несколько мостов, в самом Гольдингене – четыре, и дальше, кажется, два: один точно в створе Мельничной улицы, другой подальше. По соображениям Палфейна, Дениза, вынужденная бежать не по скрунденской дороге, а в сторону церкви Святой Анны и дальше – к пруду Марии, с каждым шагом все больше удалялась от лагеря московитов. И предположить, где окажется беглянка, он не мог – как все моряки, он свято верил в непостижимость женской логики.

– Черт бы тебя побрал, – проворчал Палфейн, остановившись и пытаясь отдышаться. С одной стороны, правильно сделала бегинка, убежав туда, где ее преследовать мудрено. С другой – Палфейн хотел отвести ее к московитам, это было бы забавным подарком его новым приятелям, Иоганну, Петеру и их начальнику – тому строгому московиту, которому, кажется, ничем не угодишь. Да и страха в нем не было вовсе – Палфейн знал, как даже самые бесстрашные кавалеры шарахаются от змеи Изабеллы, а этот и погладил, и безмозглую змеиную башку пощупал, и не побоялся прикосновений быстрого черного язычка…

Воспоминание подсказало мудрую мысль – идти к московитам, рассказать им всю сегодняшнюю историю, и пусть полдюжины крепких и шустрых парней, которым все равно пока делать нечего, переправятся через Алексфлусс и поищут беглянку. Любопытно, какие такие вещи она унесла с собой…

Палфейн вспомнил ту ахинею, что нес граф ван Тенгберген, сидя на крыше. Если графу не мерещатся наяву клочья когда-то увиденных снов, если не застит глаза придуманная им чертовщина, то вещи могут быть очень даже занимательные…