Н. переночевал на автовокзале.

Во-первых, он просто не знал, куда податься. Во-вторых, не желал никого видеть.

Пока ехали с Сэнсеем, ни словом не перемолвились, и это его вполне устраивало. Он принял решение, которое могло перевернуть его жизнь вверх дном, и хотел немного опомниться. А Сэнсей своим строгим молчанием показывал, до какой степени он недоволен приятелем.

Не то чтобы Н. стал за эти дни другим человеком… Это и невозможно – полностью перемениться лишь потому, что судьба свела с непонятной женщиной. Нет, другим он и не мог стать, просто его необычный дар, живущий в руках, слишком долго не знал развития – и вот пошел в рост, а в самой его глубине обозначился иной дар, тридцать лет спавший в виде зародыша, и тоже стал расти.

Если бы Н. мог отделить глаза свои от тела и отправить их ну хоть к потолку зала ожидания, если бы мог хоть на минуту дать им способность видеть сквозь плоть, он узнал бы о себе много любопытного. Возможно, этот трюк, превышающий человеческие возможности, даже был ему под силу – только он об этом и не задумался.

Сперва он вспоминал то, что было и прошло, все милые подробности, всю безмолвную нежность. Потом воссоздал в памяти последние слова Соледад. Она поставила условие – он согласился, что условие разумное. Но легко сказать – взяться за ум…

Бульдожкины родители в свое время расписали ему целую программу на десять лет вперед. Это был забавный период – Бульдожка ходила беременная, вся родня тихо радовалась, и с этой радости Н. могли перепасть немалые дивиденды. От него ничего не требовали, ему только предлагали и дарили. А он принимал как должное и отдыхал – водил Бульдожку на прогулки, массировал ей ноги, просто лежал вместе с ней на тахте и смотрел телевизор.

Так вот, бывшая теща имела каких-то приятельниц, а они – других приятельниц, и ниточка вела в медицинское училище. Кто сказал, что туда не принимают мальчиков? И кто сказал, будто там есть ограничения по возрасту? Теоретически на вступительные экзамены мог прийти хоть столетний бородатый дед – и, если бы он набрал нужные баллы, его бы приняли за милую душу. С этого начинался план действий – даже если у Н. вылетела из головы вся таблица умножения (а его сложные отношения с наличностью как раз на такую мысль и наводили), то общими усилиями его протащат в училище, а далее пусть хоть изредка ходит на лекции и вовремя является на экзамены. Можно, конечно, и купить диплом не мудрствуя лукаво, но тесть держал целую речь о знаниях, которые массажисту обязательно когда-нибудь пригодятся. Тесть хотел, чтобы в доме все было правильно.

Дальше теща воспарила духом и замахнулась на фельдшерские курсы – тоже вещь неплохая. Н. с ней уже не спорил – теще хотелось, чтобы зять, получив хоть простенькое медицинское образование, окончил для проформы еще курсы массажа и работал в поликлинике, там тепло и чисто, массаж всегда пользуется спросом, появится приватная клиентура, а главное – он будет занят целый день, да еще под присмотром знакомых, и сомнительные приятели отсохнут сами собой. Теща знала, что дочка затеяла этот брак ради ребенка, но надеялась, что упрямая девка одумается и не захочет оставаться одна.

Кроме того, теща видела в газетах рекламу курсов массажа и сама тоже ходила разминать спинку к какому-то знакомому дядьке, который брал с нее сущие гроши, но и работал соответственно. Особой разницы между спортивным и лечебным массажем она не видела и уровень Н. оценить не могла. Ей только все хотелось, чтобы он набрал побольше бумажек с печатями.

Вот сейчас об этих бумажках и о тещиных советах Н. задумался настолько основательно, насколько вообще мог. И на первое место выскочил вопрос о жилье. Где-то же надо жить во время учебы.

Учиться страшно не хотелось – Н. и так знал почти все, чему его могли бы обучить даже очень хорошие преподаватели, а школа медсестер внушала ему настоящий ужас. Однако условие… проверка на вшивость, если вдуматься… и шанс самому, предъявляя бумажку с печатью, ходить на мастер-классы знаменитых китайцев и японцев, а не попрошайничать у Сэнсея…

Был вариант, самый разумный из всех возможных: вернуться домой, к матери, найти хотя бы одноклассников, на два года бросить якорь, действительно получить диплом и даже заработать какие-то деньги. Таким образом решалась проблема жилья, но возникала куча других проблем – сидя в провинциальном городишке, в Большие Города не наездишься, а звать в захолустье Соледад он не мог. Если же видеться с ней раз в полгода, – то никакой свадьбы не будет никогда. Значит, нужно собраться с духом и искать шансы прямо здесь.

Н. понятия не имел, в каком направлении двигаться, одно знал точно: Соледад – его женщина. Она его женщина и за пределами постели – такое ощущение посетило Н. впервые. Он бы не назвал это любовью – он старался обходиться без громких слов, но если бы заставили, – он назвал бы это браком, при котором двое есть едина плоть и души нашли друг друга, уже свершившимся браком, записанным где-то на небесах ангелами в специально для того заведенную книгу. Оставалось только довести себя до соответствия этой записи, что совсем не просто.

Он достал свою записную книжку, готовый учебник российской географии (туда были даже внесены кое-какие расписания поездов и электричек), стал перелистывать ее очень тщательно – кроме Сэнсея и Томкета, у которых теоретически можно переночевать, там были еще люди обоего пола, к кому просто заглянуть на огонек и поужинать на халяву. В новогоднюю ночь он этих людей тормошить не стал – это все была молодежь или считающие себя молодежью (вроде самого Н.), они наверняка где-то тусовались и собирались там сидеть до первых трамваев. Они были когортой многообещающих бездельников, но при том – жителями Большого Города и знали его нравы куда лучше, чем бродяга Н.

Оставался самый главные вопрос: на какие деньги обзвонить их всех?

Когда впопыхах уезжали от Сэнсея, его дед, старик сообразительный, дал с собой бутерброды. Их хватило на ужин и на завтрак. Конечно, какая-то мелочь в кошельке была, но ведь неизвестно, куда сегодня ехать, даже не просто ехать – ездить, а метро подорожало.

Н. выбрал самый перспективный номер и пошел искать телефон-автомат. У него было с собой приспособленьице для халявных звонков, которое он видел у приятеля и легко смастерил, но автоматы бывают разные, не всюду оно действует.

Через полчаса, потратив половину своих медяков, Н. уже знал, кто ему может сосватать жилье. Все оказалось так просто – проще некуда, и Н. впервые в жизни проклял свою безалаберность – ведь он давно уже мог обходиться без Сэнсея!

Одна из его разгильдяйских подружек, выйдя замуж, стала женой бизнесмена. Бизнесмен был тот еще авантюрист – он нашел способ сэкономить на аренде помещения и открыл несколько магазинов в подвалах. Ремонт же отложил до лучших времен.

Подвалы были в старых домах, где все прогнило и время от времени происходил потоп. Чаще всего текла холодная вода, но случалось, что горячая, пару раз давала гастроли канализация. В общем, требовался человек, чтобы в этих подвалах ночевать, – в двух одновременно. И при потопе принимать немедленные меры.

Подружка объяснила, что это не подвалы, а рай земной. То есть можно выгородить ящиками закуток, из других ящиков сделать топчанчик, да поближе к горячим трубам, да накрыть его толстым ватным одеялом (одеяло оказалось времен Первой мировой), да там же смастачить столик, да завести электрочайник – что еще человеку надо? Гигиена – это через двор, к соседям, у них же можно договориться насчет душа. Но вообще, если приложить руки и немного мозгов, можно изготовить что-то вроде душевой кабинки прямо в подвале. На том райская сторона вопроса кончалась, начиналась другая. За ночь следовало, имея базу в одном подвале, дважды посетить второй, за два квартала. Правда, хозяин обещал, что утром никто Н. гнать с топчана не станет – спи сколько влезет.

Был оговорен и оклад месячного содержания. Конечно, минимальный – ну так ведь служебная жилплощадь имеется, другие бы за этот закуток в подвале еще и приплатили, но бизнесмен любит жену и готов поддержать ее непутевых друзей…

Когда Н. оказался в подвале, он даже присвистнул, вообразив, в какой восторг пришла бы Соледад. Сам он, выйдя на трассу, мог не мыться неделями, с его кожей от этого ничего не делалось, она оставалась такой же белой и безупречной, грязь словно тихо тлела и сгорала на ней. А Соледад нуждалась в ежедневном душе, в свежих простынях. Но уж одну-то ночь они могли провести тут, не беспокоясь, что услышит и подумает Сэнсей.

Н. взялся за обустройство своего нового жилища. Он нагромоздил стенку ящиков чуть ли не до потолка, отгородив свой законный закуток, пристроил вторую – так, чтобы попасть к топчану можно было только через узкий проем. Образовалась жилплощадь примерно в пять квадратных метров. И она показалась Н. идеальной – он мог поставить возле топчана метровой вышины рюкзак, соорудить у изголовья не столик, а целый стол. Продавщица Лида подарила ему удлинитель, кипятильник Н. всегда таскал с собой, после уволившейся продавщицы Тани осталась большая керамическая кружка с отбитой ручкой – в ней можно было готовить китайскую кудрявую вермишель.

Н. обзаводился хозяйством с азартом и неловкостью человека, который впервые в жизни вьет гнездо. Он высмотрел, куда ходят по утрам местные бомжи, и приволок совершенно замечательную вещь – соединенные петлями большие подушки от старого раскладного кресла. Самому ему было безразлично, на чем спать, – он не понимал разницы между мягким и жестким. Но если еще раздобыть простыни и пододеяльник, если заправить в пододеяльник старый спальник, то получится ложе, достойное любимой женщины…

В подвале нашлась и сломанная настольная лампа. Н. при необходимости умел управляться с электрическими приборами, починка заняла минут пять, не больше. Лампочку он ночью вывинтил в соседском подъезде. Наконец, попросив у старшей продавщицы Аллы молоток и гвозди, соорудил над топчаном что-то вроде вешалки.

Переход на оседлый образ жизни давался ему нелегко. Он мог, если не светило халявного угощения, голодать и сутки, и двое суток – но это было его нормальным дорожным режимом. Потом обязательно подворачивался чей-то теплый дом, бутерброды, чай или же, как у Сэнсея, вообще трехразовое питание. Человек, имеющий свое жилище, должен регулярно пополнять запасы продовольствия – это стало для Н. неприятным открытием. Другое открытие – что никто больше не выдаст ему свои старые, но чистые трусы, так что заношенные можно будет спокойно свернуть тугим комком и выкинуть в мусорник. Конечно же мать учила Н. стирать мужское бельишко, но когда это было?

Впервые в жизни Н. пошел в хозяйственный магазин покупать стиральный порошок.

Ему было немного грустно – он знал, что полет над просторами Российской империи кончен. Он выбрал Соледад – вернее сказать, тот путь по твердой земле, который должен привести к Соледад. Свернуть уже не мог.

До сей поры он сам себя считал красивым мальчиком, общим любимцем (тех, кто смотрел на него косо, Н. не учитывал), крылатым разгильдяем, всегда готовым на любую авантюру. Соледад, не говоря вслух никаких многозначительных слов, объяснила ему, что видит в нем мужчину. Это было как вторая инициация. Ему пока что не слишком нравилось быть мужчиной. Но он очень старался.

Он знал, что необходим этой женщине именно таким – способным о ней позаботиться. Она нуждалась в надежной и непоколебимой мужской любви, а он был готов дать ей эту любовь, исцелить ее любовью от всех ранок и царапинок, без которых невозможно дожить женщине до тридцати лет.

На третью неделю своего подвального житья (уже была повешена в проеме занавеска и на столе стояли две тарелки, уже была натянута над лохматой горячей трубой веревка для сушки белья, уже лежала в общем холодильнике его личная запрессовка колбасы) Н. шел ночью проверить второй подвал.

Он шел и думал, что все складывается неплохо. Продавщица Лида была в восторге от его удивительных рук – а и всего-то ничего потребовалось, чтобы избавить ее от головокружений, обычные приемы мануалки, только выполненные очень бережно, деликатно, едва прикасаясь к ее шее и подбородку. Потом Н. показал Лиде простенькие растяжки, которые следовало делать самостоятельно, чтобы шея не каменела и полная кислорода кровь свободно взлетала по сосудам в мозг. Именно так он объяснил ей свершившееся чудо, но она не поверила, она в свое время насмотрелась телепередач про экстрасенсов и мечтала увидеть живьем хоть одного. Жизнь продавщицы в подвальном магазине небогата событиями, и потому Н. стал для Лиды настоящим подарком – она всем про него рассказывала, а ее с интересом слушали. В результате он приобрел двух клиенток и наклюнулась еще третья.

Правда, учеба, о которой говорила Соледад, оставалась за гранью возможного, но, с другой стороны, кто же поступает в медучилище посреди зимы? Время еще было, и Н. с веселым ужасом подумал, что не миновать ему садиться за школьные учебники. Опять же ближе к весне можно будет позвонить Сэнсею – тот как раз с медиками часто общается, глядишь, чего путного подскажет.

Размышляя об отдаленном будущем, что с ним бывало крайне редко, Н. подошел к перекрестку. Его обогнала машина, разбрасывавшая песок. Смысла в этом было немного – падал снег. Но несколько минут улица была хорошей, нескользкой.

Время было такое, что даже поздние лихачи – и те куда-то запропали. Мороз разогнал по домам всех, но двое, что вышли на другой стороне улицы из-за угла, его не замечали. Они разговаривали, красиво взмахивая руками. Н. даже остановился, глядя на них, – это не было знакомой ему азбукой глухонемых, но какой-то смысл в движениях имелся, они складывались во фразы.

Двое спорили. Руки девушки на чем-то настаивали, руки юноши возражали и отвергали. Н. залюбовался парой – они вели спор о Красоте. Наконец дошло до самого сильного аргумента.

Юноша выбежал на середину улицы и стал танцевать. Он прошелся по дуге легкими прядающими прыжками; раскинутые руки несли его, ловкие ноги разлетались и смыкались то справа, то слева; наконец он завершил свой монолог великолепными пируэтами и встал, запрокинув голову, обнимая руками вселенную.

И грянул долго сдерживаемый небом снегопад!

Н. глядел вслед уходящим влюбленным и улыбался. Их поцелуй на морозе разбудил в нем смешную зависть. Потом он вышел на улицу сам. Он тоже хотел танцевать о любви.

Тонкий слой песка уже скрылся под снегом, но его это мало беспокоило. Следя за артистом, Н. видел те точки, откуда был возможен настоящий взлет, но не случился – то ли из осторожности, то ли от неумения, а скорее всего, он был этой паре ни к чему, они ведь на своем языке обозначали спорные моменты танца, не более.

Совершенно не умея танцевать, он сделал первый прыжок из цепочки. По всем законам бытия ему полагалось бы упасть, шлепнуться, разбиться. Он не держал спину, а отлетевшая назад нога должна была утащить его за собой. Этого не случилось – наоборот, возникло ускорение для второго прыжка; второй стал основанием для третьего; дуга сложилась неожиданным образом; нарисовался в снегу сверкающий круг, и, влетев в самую его середину, Н. стал медленно взмывать и опускаться, словно на батуте; ноги меж тем творили чудеса и справа, и слева, и сзади, раскидывая снежинки четкими сдвоенными ударами.

Он только не знал, как же теперь опуститься и остаться на земле…