1913 год. Май. Санкт-Петербург

На розыски Некрасова «совята» потратили почти две недели, но тщетно. «Главный кадет» и «видный масон», по выражению Пети Лапикова, как сквозь землю провалился. Голицыну пришлось снова обратиться к помощи полиции, наступив на горло собственной гордости, но даже ищейки Белецкого ничего не добились. И это было странно.

Николай Виссарионович Некрасов был видным политическим деятелем, одним из основателей партии конституционных демократов и активным членом петербургской ложи «Возрождение». Он получил прекрасное инженерное образование и прошел стажировку по строительному делу в крупнейших германских строительных трестах. Ему прочили большое будущее на ниве преподавательской деятельности. В неполные тридцать лет Николай Виссарионович уже исполнял должность экстраординарного профессора на кафедре строительной механики технологического института, правда, в губернском городе Томске, далеко за Уралом. Чуть позже судьба забросила его в Крым, и вот там-то молодой ученый-строитель приобщился к политике, вступив в конституционно-демократическую партию. Очень скоро Некрасов возглавил ее Ялтинское отделение. Наконец стал членом ЦК партии, а также был избран депутатом Третьей Государственной думы от Томской губернии. Примерно тогда же Некрасов связался с масонами и даже приобрел в их среде определенный авторитет, войдя в «первую пятерку» магистров Великого востока народов России.

То есть это был публичный во всех отношениях человек. Ему нечего было стыдиться или бояться каких-то разоблачений со стороны властей или прессы. Его авторитет и популярность как активного и последовательного политика и примерного семьянина практически исключали повод для пересудов и кривотолков. И вот такой насквозь положительный человек пропал.

Конечно, «совята» сразу наведались к жене Некрасова, сотруднице Императорского Санкт-Петербургского ботанического сада. Но и Вера Леонтьевна ничем не смогла помочь, сама находясь в расстроенных чувствах. А на повторный настойчивый вопрос о муже неожиданно резко заявила:

– Я почти уверена, что у Николая – очередное сердечное увлечение!

– Как же так?! – опешил Ефим Омельченко, которому поручили столь щекотливое задание: поговорить с супругой подозреваемого. – Ведь все же знают, что господин Некрасов – примерный семьянин…

Вера Леонтьевна рассмеялась ему в лицо, не дав закончить мысль. Но смех этот очень быстро перешел в нервное всхлипывание, так что пришлось срочно вызванной горничной Маришке бежать на кухню за стаканом воды и пожертвовать свой носовой платок, дабы осушить слезы обиды несчастной хозяйки. Омельченко от такого поворота дела слегка растерялся. Получалось, что наткнулся невзначай на один из скелетов в шкафу образцового гражданина и теперь просто не знал, как с ним поступить.

– Значит, наш милейший Николай Виссарионович вовсе не непорочный херувим, каким себя выставляет, – покачал головой Голицын, выслушав доклад Ефима. – Но ведь сие значительно усложняет дело, братцы! Тогда у господина Некрасова может иметься куча адресов весьма уютных гнездышек, где его и за год не сыщешь…

– М-да, – сокрушенно кивнул в ответ участковый пристав Кошкин, прикомандированный временно к СОВА для координирования действий с полицией. – А мы тоже ведь не сможем держать бесперечь своих агентов по множеству адресов и надеяться, что он там объявится.

– И Шапиро полиция пока не нашла, – добавил свою ложку дегтя штабс-капитан Гринько, курирующий розыск террориста.

– Черная полоса? – невесело пошутил Тепляков.

– А ну, отставить упаднические настроения! – хлопнул по столу Голицын. – Слушайте приказ! Проверку адресов, где возможно появление Некрасова, продолжить. Дополнительно разнести его фото во все приличные рестораны и кафе, а равно – администраторам гостиниц и доходных домов. И приложить к фотоснимкам номер телефона дежурного по управлению с настоятельной просьбой: немедленно сообщить о появлении изображенного лица. Вопросы есть?.. Тогда за дело, господа!

* * *

Идея с фотографией оказалась плодотворной. Не прошло и трех дней, как в Бастрыгинском особняке раздался телефонный звонок.

– Дежурный по управлению поручик Фефилов слушает!

– Так я чего звоню, ваше благородие, – раздался в наушнике дребезжащий тенорок. – Тут красавчик ваш нарисовался, ну, тот, что на карточке…

– Какой еще красавчик? – не сразу сообразил Фефилов. – Вы, сударь, часом не пьяны? Вы хоть поняли, куда телефонировали?

– Я – пьян?! Обижаете, ваше благородие… А телефоню я вам из «Северной звезды». Холуй я тутошний, Якимка. Вот, увидал того типуса, которого разыскивают. Он прямо щас в нумере обедает. С дамочкой!..

– Ага! – дошло наконец до поручика. – В «Северной звезде», говоришь? Молодец, Яким! Не уходи никуда, сей же час наши сотрудники подъедут. Им и покажешь, где гражданин обретается.

– А целковый дадите?

– Какой целковый? «Сливу» получишь, если его возьмем!..

Бросив трубку, Фефилов пулей вылетел из комнаты и тут же наткнулся в коридоре на штабс-капитана Теплякова, едва не сбив начальство с ног.

– В чем дело, поручик? Пожар?.. ЧП?..

– Нашли, господин штабс-капитан!

– Кого?..

– Ну, масона этого, Некрасова! – Фефилов сиял как начищенный пятак.

– Ого! Когда? Где? – Тепляков от волнения схватил его за плечи.

– В «Северной звезде» он, с какой-то дамой обедает…

– Каков нахал! Мы его, можно сказать, обыскались, полиция с ног сбилась, а он… И кто же сообщил столь приятную новость?

– Какой-то Якимка. Холуем ресторанным назвался. Я его попросил подождать на месте, чтобы показал, где именно этот Некрасов сидит.

– Вы все правильно сделали! Спасибо, поручик! Возвращайтесь на пост.

Штабс-капитан немедленно развил бурную деятельность, поскольку в этот день Голицын оставил его в управлении за старшего, а сам уехал на секретную квартиру, где сидел под бдительной охраной Рейли.

Тепляков вызвал в комнату для совещаний всех, кто оказался под рукой. Таких набралось четверо: спецагент Харитонов, подпоручик Омельченко, Петя Лапиков и Зинаида Ермолова. «Не густо», – решил штабс-капитан. Напустил на себя суровый вид и, подражая манере Голицына, начал:

– Господа офицеры, подозреваемый найден!

«Совята» радостно запереглядывались, а Петя Лапиков даже руки потер.

– В настоящий момент господин Некрасов обедает в ресторане «Северная звезда» в компании с неизвестной дамой, – продолжил Тепляков. – Сведения верные, поступили от работника ресторана на дежурный телефон управления. Звонивший, некто Яким, будет ждать на месте. Посему ставлю задачу: господа Харитонов, Омельченко и Лапиков немедленно отправляются в ресторан, устанавливают контакт со свидетелем Якимом, выявляют местонахождение подозреваемого, фотографируют его спутницу для дальнейшего установления ее личности, а также в дальнейшем негласно сопровождают подозреваемого с дамой – вместе или порознь – до места их проживания. Убедившись, что оба объекта достигли конечной точки следования, вы, господа, должны обратиться за содействием к местной полиции и установить с ее помощью негласное наблюдение, а сами – вернуться сюда и обо всем доложить. В случае непредвиденных осложнений телефонируйте на мой номер. На связи остается подпоручик Ермолова. Задание ясно?

– Так точно! – дружно рявкнули «совята», хитро при том переглянувшись.

– За работу, господа! – Штабс-капитан не заметил их ужимок и начальственно махнул рукой по-голицынски.

* * *

А подполковник Голицын в это время допрашивал своего давнего недруга. Правильнее было бы назвать это не допросом, а серьезным разговором, ну да кто же станет придираться к терминам?

Беседа проходила на служебной квартире, принадлежащей СОВА, почти в самом центре Петербурга на Обводном канале.

Рейли привезли сюда прямиком с Финского вокзала в закрытом наглухо автомобиле и с завязанными глазами. Окна квартиры выходили во внутренний двор, и потому определить свое местонахождение британскому шпиону не представлялось возможным. Трех молчаливых охранников Рейли, как ни старался, разговорить не смог. Его обеспечили всем необходимым для жизни, но начисто лишили источников информации. Для профессионального разведчика это стало настоящей пыткой.

Продержав так Рейли с неделю, Голицын приехал на квартиру, как ни в чем не бывало, и привез с собой свежий номер «Петербургского вестника». Агент жадно накинулся на газету и прежде всего, внимательно проштудировал раздел частных объявлений.

– Ищете сигнал от своих друзей? – насмешливо спросил Андрей, наблюдая за его потугами. – По-моему, это объявление о настройке роялей на дому. Оно трижды повторяется в разделах «Музыка», «Услуги» и «Разное».

– С чего вы взяли, что меня интересует настройка рояля? – дернул щекой Рейли. – Я ищу объявление от моего друга, антиквара Ривкина. Мы договорились, что как только он решит продать пресс-папье из индийского нефрита первой половины восемнадцатого века, то даст в «Вестнике» объявление о продаже зеленого попугая…

– Что-то уж больно мудрено, Лембовски, – покачал головой Голицын. Он продолжал называть шпиона его последним псевдонимом, подчеркивая тем самым, что неуловимого суперагента британской секретной службы больше не существует. – К чему такая интрига?

– Вещь редкая, а охотников на нее много.

– Допустим… Но объявление о настройке рояля звучит еще более странно: «Настраиваю рояли на ваших условиях по четвергам с 18 до 20 часов. Звонить по номеру Б-23—23…» Вы не находите?

– И что же, по-вашему, оно означает?

– Предложение выйти на связь и назначить встречу.

– С чего бы кому-то назначать мне встречу? – поморщился Рейли. – Я же под арестом.

– Но ваши друзья уверены, что вы сбежали от нас и скрываетесь где-то в столице.

– Откуда у них такая уверенность?

– Благодаря Свену Ларсену.

Рейли дернулся, словно от пощечины. Несколько секунд на его лице последовательно сменяли друг друга удивление, возмущение, понимание и презрение. Голицын же оставался невозмутимым, просто ждал, когда британец дозреет. А в том, что это произойдет, Андрей был уверен на сто процентов.

– Никчемная нация! – прошипел Рейли, сжав кулаки. – Всю свою историю просрали! А могли бы стать достойными партнерами Британской империи!..

– Господин Ларсен поступил как лояльный гражданин, – жестко сказал Голицын. – И теперь вы, Лембовски, стали отработанным материалом. Даже если вы бы сейчас объявились здесь или в Лондоне, вы не смогли бы вернуть себе доверие ни хозяев, ни друзей.

– Что? Что сделал этот… слизняк?

– По нашей просьбе господин Ларсен дал две телеграммы о том, что вы благополучно отбыли одновременно в Лондон и Ригу. Адреса для связи, надеюсь, помните?

Рейли сник, будто из него разом выпустили весь воздух или вынули поддерживавший изнутри стержень.

– Игра окончена, Лембовски. Признайте это. И займитесь, наконец, своей дальнейшей судьбой.

– Что вы имеете в виду?..

– Что вам предстоит суд, как иностранному шпиону. А законы Российской империи весьма суровы, и облегчить приговор возможно, только встав на путь сотрудничества со следствием.

– Вам не удастся меня перевербовать! – Рейли попытался гордо вскинуть голову. Получилось плохо.

– Помилуйте, Лембовски! Да кому нужен провалившийся агент? – Голицын не смог сдержать брезгливой гримасы. – Речь идет только о смягчении наказания. Допустим, о замене Нерчинской каторги на ссылку в Архангельскую губернию. В Беломорье, конечно, жизнь тоже не мед – десять месяцев в году снег лежит. Но все же лучше, чем медленно угасать на серебряных копях от хронического поноса и судорог, постепенно теряя зрение и слух.

Услышав это, Рейли заметно побледнел, но все еще не хотел сдаваться.

– Я – тоже офицер, как и вы, подполковник. И все, что я делал, это выполнял служебные задания. По закону вы должны известить мое руководство о моем задержании и выслать из страны…

– …если бы вы являлись просто шпионом, Лембовски! Но вы нарушили законы Российской империи и будете за это отвечать!

– Вы ничего не докажете!..

– Отчего ж? – Голицын принялся демонстративно загибать пальцы. – Создание тайного общества с целью нарушения существующего в государстве порядка – раз. Убийство подданного Британской империи Уэсли Пёрлза, он же – Джордж Уотсон, – два. Подкуп должностных лиц в ряде государственных учреждений Российской империи – три. И это только точно установленные эпизоды вашей бурной деятельности. Думаю, что следствие накопает гораздо больше. Но даже того, что уже есть, вполне достаточно для каторги…

– Как только станет известно, что я снова арестован, британское правительство потребует моей экстрадиции! – Рейли попытался презрительно улыбнуться, но улыбка вышла жалкой.

– Россия не выдает преступников, – отрезал Голицын. – Она с ними сама разбирается. И не надейтесь! А теперь речь пойдет о вашем участии в организации заговора против государя императора, и это уже совсем иной расклад. Здесь каторгой дело не ограничится!

В этот драматический момент их беседы в комнату просунулась голова одного из охранников.

– Извините, ваше высокоблагородие, – озабоченно произнес он, – извольте подойти к телефонному аппарату. Вас с Шестой линии разыскивают.

Оставив вместо себя охранника, чтобы Рейли чего-нибудь не отчебучил, Голицын перешел в другую комнату, где другой «совенок» протянул ему трубку.

– Подполковник Голицын. Что случилось?

– Здравия желаю, ваше высокоблагородие! – услышал Андрей знакомый голос подпоручика Перетыкина. – Нам только что сообщили из канцелярии его превосходительства Филиппова, что сегодня ночью произошло ограбление антикварного магазина Лембовски. Неизвестные лица вынесли множество ценных вещей и предметов, однако составление описи похищенного затруднено в виду отсутствия хозяина магазина. Но главное не это. Воры обнаружили и вскрыли тайник!

– Так, с этого места поподробнее! – Голицын напрягся. Предчувствие важности сообщения буквально окатило с головы до ног, вызвав приятную азартную дрожь.

– Этот тайник наши эксперты в прошлый раз при обыске не нашли, а налетчики унюхали…

– Что ж, сделаем выводы… Не тяни, Перетыкин!

– В общем, в тайнике хранилась уйма всяких документов, фотокарточек, бумаг… Ворюги, понятно, их не тронули – бросили там же, где нашли. Ну а пристав, не будь дурак, сообразил, что непростые это бумаги, собрал всё, да и отвез прямо в канцелярию господина Филиппова.

– Молодец пристав!.. А где сейчас бумаги?

– Так штабс-капитан Тепляков уже за ними послал Байкалова с Синицыным…

– Так, подпоручик, – Голицын перевел дух: надо же, как свезло! – Слушайте приказ: немедленно доставить все находки мне сюда, на Обводной. Тепляков в курсе, где это. Повторите!

– Немедленно доставить…

– Отлично! Жду!

Положив трубку, Андрей прикрыл глаза и несколько раз глубоко вздохнул, стараясь унять возбуждение от нахлынувшей радости. «Ну, теперь-то, господин антиквар, ваша песенка спета! Финита ля комедия!.. Запоете соло – даже просить не придется!..»

Он встал, встряхнулся и направился обратно в комнату, где сидел Рейли. Тот явно изнывал от нехороших предчувствий – нервно вышагивал вокруг стола посреди комнаты, заламывая пальцы и что-то шепча себе под нос. Охранник невозмутимо наблюдал за ним, стоя справа от двери. Увидев Голицына, Рейли замер и буквально впился взглядом ему в лицо. Андрей перехватил этот взгляд и медленно, торжествующе улыбнулся.

– Вы упустили свой шанс, Лембовски, – веско произнес он. – Обнаружен ваш тайник в магазине. В течение часа сюда привезут его содержимое, и тогда наш разговор пойдет совсем по-другому.

Рейли рухнул на стул, словно ему подсекли жилы, и уронил голову на руки. С минуту сидел неподвижно, потом с усилием поднял лицо и одними губами проговорил:

– Я готов дать нужные вам сведения о готовящемся заговоре против императора…

* * *

На Шестой линии к полудню вновь стало шумно и оживленно. Сначала вернулся из «Северной звезды» Петя Лапиков и привез для проявления фотопластинки. Тепляков немедленно вызвал его к себе.

– Докладывайте, корнет!

– Все получилось, как нельзя, лучше, – радостно затараторил Петя. – Якимка оказался весьма толковым пареньком, провел нас через кухню прямо к номерам. Вот, говорит, в шестом они сидят, уже мороженое с кофием заканчивают. Ну, господин Харитонов заглянул в щелку и кивает, мол, он самый, господин Некрасов то есть. А вот даму не признал. Омельченко с фотокамерой был, спрашивает у Якимки, нет ли возможности незаметно пару снимков сделать? Тот руками разводит, дескать, никак. Только если на выходе, когда господа из кабинета в зал выйдут. Ну, Омельченко тут же облюбовал столик за колонной, камеру пристроил на нем и вазой с цветами прикрылся. А нас с господином Харитоновым Яким усадил с другой стороны – чай пить. Только мы по разу пригубили, эта пара из номера выходит. Омельченко успел вот дважды их щелкнуть. Потом господин Харитонов приказал мне взять камеру и мчаться сюда, а сам пошел за господином Некрасовым с дамой…

– Они отправились дальше вдвоем? – перебил Тепляков.

– Да, господин штабс-капитан, потому что господин Некрасов с дамой сели в пролетку, а наши – в другую. И все укатили куда-то в сторону Малой Невки.

– Хорошо, корнет. Благодарю за службу! Отнесите фотопластинки в лабораторию и скажите, что срочно!

Лапиков убежал, но тут снизу, из дежурной части, позвонил Перетыкин и доложил, что прибыли двое и предъявили удостоверения комиссаров Министерства финансов. Требуют генерала Сабурова, но его высокопревосходительство сам уехал в министерство.

– Ладно, – перебил Тепляков, – проводите господ комиссаров ко мне, я разберусь.

Спустя пару минут в кабинет вошли в сопровождении конвойного унтер-офицера два господина средних лет в партикулярном. Их надменные лица и бегающие глаза сразу не понравились штабс-капитану.

– Предъявите свои полномочия, господа, – сухо попросил он.

– А вы кто? – вызывающе поинтересовался один, с толстым портфелем крокодиловой кожи в руках.

– Старший дежурный офицер по штаб-квартире Службы охраны высшей администрации штабс-капитан Тепляков.

– Нам нужен генерал-майор Сабуров! – напористо заявил второй, воровато оглядываясь. – Или его заместитель.

– Его высокопревосходительство отсутствует по государственной надобности. Равно как и начальники всех управлений. – Тепляков начал терять терпение. – Вторично прошу вас предъявить свои документы. В противном случае буду вынужден…

– Да не напрягайтесь вы так, штабс-капитан, – скривился первый и протянул сложенные пополам бумаги.

Тепляков внимательно изучил их, но не заметил подвоха. Вроде бы все печати на месте, бумага гербовая – Министерства финансов, предписание о проведении финансовой квартальной проверки текущих расходов Службы… «Комиссары Стаханович и Витийский уполномочиваются…»

«Ерунда какая-то! – пришла здравая мысль. – Пускай-ка посидят до возвращения Андрея Николаевича под присмотром того же Гринько. Он человек бдительный и опытный…»

– Минуточку, господа, – Тепляков заставил себя вежливо улыбнуться и снял трубку внутренней связи. – Степан Михайлович, зайди ко мне, пожалуйста!..

Гринько явился незамедлительно.

– Штабс-капитан Гринько проводит вас в комнату для посетителей, – добавил Тепляков. – Вам придется подождать, пока не вернется кто-нибудь из начальников управлений.

– Но мы не можем ждать! – возмутился второй комиссар.

– А мы не можем предоставить вам документы для работы. Степан Михайлович, проводи гостей.

Гринько надвинулся на парочку, как медведь на ярмарке, оттесняя к двери и приговаривая:

– Идемте, господа, я вас чайком побалую, с баранками…

Все трое скрылись за дверью, и Тепляков облегченно выдохнул. Решил все же телефонировать на Обводной, поинтересоваться у Голицына, что же делать с визитерами, если подполковник задержится дольше, чем планировал? Но едва связался с барышней на станции, как в кабинет стремительно вошел Голицын, раскрасневшийся от возбуждения и с внушительной папкой для бумаг под мышкой.

– Ну, Антон, завертелось дело! Рейли заговорил!..

– Здорово, Андрей Николаевич! – расцвел Тепляков, но тут же посерьезнел. – А у нас проблема.

– В чем дело?

– Явились двое, предъявили удостоверения комиссаров Министерства финансов и предписание о проверке текущих расходов за первый квартал…

– И где они сейчас?

– Гринько их к себе повел…

Тепляков не договорил. В коридоре вдруг грохнули подряд несколько выстрелов, что-то тяжело упало, послышался топот, крики, звон стекла. «Совята» дружно бросились вон из кабинета, выхватывая оружие.

Первое, что они увидели, был привалившийся к противоположной стене Гринько. Штабс-капитан, кривясь от боли, зажимал рукой окровавленный бок. Голицын наклонился к нему.

– Жив, Степан Михайлович?

– Жив… Вот гад, через карман стрельнул!..

– Куда они побежали?

– К черному ходу… Знают, как смыться, сволочи!..

– Антон, за ними! – Голицын потемнел лицом. – Живьем брать! – Сам кинулся обратно в кабинет, сорвал трубку телефона. – Алло, барышня?.. Мариинскую больницу, приемный покой, срочно! Здесь тяжелораненый!..

Но ответа он уже не услышал. За спиной, в коридоре, рвануло так, что Андрей мгновенно оглох. В следующую секунду дверь вместе с косяком влетела в кабинет и обрушилась на Голицына, погребая под собой в туче пыли, обломков мебели и кусков штукатурки. Андрей потерял сознание и не увидел, как спинка стула высадила окно на улицу и ссыпалась вместе с осколками на тротуар перед парадным входом в особняк.