1913 год. Май. Санкт-Петербург

Сознание возвращалось толчками. Вспышки света, отдельные звуки и обрывки фраз, выплывающие из ровного «белого» шума, смутные фигуры, проступающие сквозь странный серый туман вокруг. Наконец перед взором сформировалось чье-то лицо, смутно знакомое. Андрей сделал над собой усилие, пытаясь сфокусироваться на этом лице. И, кажется, на миг ему это удалось. Во всяком случае, черты лица перестали плыть, и четко прозвучала фраза:

– У него сильная контузия!..

«Это у меня – контузия?.. – слабо удивился Голицын. – Ах, да! Кажется, был какой-то взрыв, и на меня упал потолок?..» Сознание отказывалось воспринимать действительность, пыталось соскользнуть в спасительную тишину беспамятства, но Андрей не дал ему такой возможности. Он вспомнил, как профессор Яринцев проводил с курсантами академии специальные тренинги по управлению собственным «я». Надо только представить, что ты – это не совсем ты, а как бы часть тебя. Сам же ты наблюдаешь со стороны и можешь заставить или направить свое «я» двигаться в нужную сторону. К свету. К реальности.

Андрей постарался в точности воспроизвести последовательность действий, что не раз проделывал на тех тренировках. И спустя какое-то время понял, что ему удалось. Возникло странное ощущение, будто он находится сразу в двух местах. Вот он лежит на полу в разгромленном взрывом кабинете, а вот он же стоит у выбитого окна и смотрит вниз, на тротуар. Потом оборачивается от окна, подходит к себе, лежащему, наклоняется и говорит: «Хватит валяться, подполковник! Дел по горло, вставай!..»

Глубокий вздох отозвался вспышкой боли в голове, и Андрей застонал.

– Он очнулся! – крикнул кто-то.

Возникло движение – скрип и хруст от многочисленных шагов нескольких человек. Голицын приоткрыл глаза и сразу увидел склонившегося к нему Теплякова.

– Привет, Антон… – выговорил он одними губами. – Поймал?..

– Андрей Николаевич, слава богу, вы живы! – улыбнулся штабс-капитан.

Рядом с ним возникла встревоженная физиономия Пети Лапикова.

– Господин подполковник, с возвращением! Мы так за вас переживали!..

– Докладываю, – посерьезнел Тепляков. – Один из террористов пойман и сидит в дежурной части, пристегнутый наручниками к батарее парового отопления. Второму удалось скрыться. Но, думаю, ненадолго!..

– Как себя чувствует Гринько?.. – тихо спросил Голицын.

– Степан Михайлович жив. Доставили в Мариинскую. Оперировать сам профессор Павлов будет!

– Значит, дрянь дело…

– Профессор сказал, что ручается за успех…

– Ладно. Антон, где Верещагин?

– Капитан по вашему заданию отрабатывает возможные связи Великого востока народов России с оппозиционными партиями, прежде всего, с эсерами, кадетами и большевиками. – Тепляков оглянулся и махнул кому-то рукой: сюда!

Возле Голицына появились носилки и двое хмурых людей в форме военных медиков. Не слушая протестов подполковника, они уложили его на носилки и быстро понесли к выходу из особняка.

* * *

Богатырское здоровье Андрея не подвело и на этот раз. Уже через день он оправился настолько, что потребовал выпустить его из больницы. Профессор Павлов сделал осмотр, покачал головой, вздохнул и отпустил беспокойного пациента, взяв, однако, слово, что тот не будет скакать на лошади, драться и пить водку, а станет регулярно принимать порошки, которыми снабдил его доктор.

Голицын с легкостью пообещал выполнять все предписания и через час заявился на Шестую линию, вызвав среди подчиненных тихую панику.

– Зачем так рисковать, Андрей Николаевич?! – укоризненно посмотрел на него Верещагин, только что вернувшийся с заседания одной из лож, входивших в ВВНР, – «Большая медведица». Капитан успел стать там не только своим, братом вольным каменщиком, но и выдвинуться в активисты. Доказательством тому он предъявил «совятам» нагрудный знак, что висел у него на цепочке под рубашкой – семиугольник, внутри которого помещалось созвездие Большой Медведицы.

– Время не ждет, Олег! – отмахнулся Голицын, глотая прописанный порошок и запивая водой прямо из графина. – Где Тепляков? Он уже допросил этого… бомбиста?

– Насколько я знаю, допрашивал. Во всяком случае, еще вчера собирал из свободных сотрудников группу на поиски второго лже-комиссара.

– А кто еще присутствовал при допросе?

– По-моему, Байкалов…

Подпоручик нашелся в дежурной части, и как раз снимал показания с задержанного. Голицын поздоровался с «совенком» и сказал, что хочет сам допросить террориста. Дмитрий кивнул и мудро пошел перекурить на улицу. Дежурный по управлению поручик Фефилов помялся, но тоже вышел. Подполковник вплотную подошел к настороженно замершему пленнику и некоторое время разглядывал его в упор. Когда наконец молодой человек явно занервничал, стал отворачиваться, покашливать и рассматривать свои ногти – обломанные и кое-где с черной каймой, Голицын спросил:

– Кто заказчик?

– Я не понимаю, о чем вы говорите, господин подполковник! – гордо выпрямился пленник.

– Кто поручил вам взорвать штаб-квартиру Службы охраны высшей администрации?

– Никто! Мы сами. В знак протеста!..

– Кто «вы»? И в знак какого протеста? – оловянным голосом продолжал допрашивать Андрей.

– Мы, то есть Союз патриотов России! Нас немного. Пока. На завтра за нами пойдут миллионы!..

– Где-то я это уже слышал… Как ваше имя-отчество?

– Михаил Григорьевич Казаринов, присяжный стряпчий Петербургского коммерческого суда.

– Верю… А вашего напарника?

– Не знаю…

– Ложь! Штабс-капитану Теплякову вы его уже назвали, и задержание его – всего лишь вопрос времени. Так почему бы не сказать мне?

– А почему вы решили, что я предал друга, выдав его местонахождение какому-то штабс-капитану?

Пленник смотрел прямо в глаза, а на губах играла презрительная улыбка. Андрей выругался про себя. Эх, Антон! Развел тебя какой-то мальчишка, заставил ноги топтать по всему городу!..

– Это была плохая идея, Михаил Григорьевич. Штабс-капитан – человек импульсивный, и даже я не знаю, что он с вами сделает, когда поймет, что вы его разыграли. Не в вашем положении шутить. По вам виселица плачет!..

– Неправда. Я знаю законы лучше вашего, господин подполковник! – Казаринов теперь откровенно развлекался. – А погонять лишний раз псов государевых по помойкам и закоулкам даже интересно. И потом, вы сначала докажите, что взрыв – это наших рук дело.

– Это вопрос времени, господин стряпчий, – тоже оскалился Голицын. – А пока вы будете сидеть под следствием за подделку и использование государственных документов. Но еще раз: как только мы докажем вашу причастность к взрыву государственной службы, Нерчинских рудников вам не миновать. Поверьте, я постараюсь, чтобы вы попали именно туда! Вопрос только в том, кто из вас признается первым, а кому не повезет.

Казаринов побледнел и сглотнул.

– Значит, если я вам признаюсь, то не попаду в Нерчинск?

– Ага. Вы в курсе, что такое серебряные рудники. Очень хорошо. Тогда у вас есть фора перед вашим напарником. Вперед!

Андрей невольно поморщился – снова заболела голова, и он вынул из кармана новый порошок доктора Павлова. Казаринов, между тем, прикрыл глаза и шевелил заметно отекшими от наручников пальцами – видимо, взвешивал все «за» и «против». Наконец он решился.

– Записывайте, подполковник…

– Я запомню. А вы потом при официальном допросе всё подпишете.

– Его зовут Евгений Васильевич Аничков. Он – приват-доцент Петербургского университета.

– С какого факультета?

– С химического… Бомбу изготовил именно он. Сказал, что в своей лаборатории.

– Что ж, талантливо получилось… А кто стрелял в штабс-капитана Гринько?

– Не я! – замотал головой Казаринов. – Я и стрелять-то не умею.

– Ну, это мы потом проверим, – снисходительно похлопал его по плечу Голицын. – А пока вы все правильно делаете: валите напарника. Так и поступают трусливые и подлые люди, припертые к стенке. Браво, Михаил Григорьевич!..

– Я правду говорю! – истерически всхлипнул стряпчий. – И документы липовые – его рук дело!

– Ну да. А вы, стало быть, практически жертва обстоятельств, которую злой и коварный террорист принудил участвовать в своем злодеянии? – посуровел Андрей. – Полноте, Казаринов. За содеянное придется отвечать, и меру вашей вины определит суд. А пока я бы на вашем месте подумал, что еще вы могли бы сообщить следствию об антигосударственной деятельности Великого востока народов России? Только не пытайтесь убедить меня в том, что слышите об этой организации впервые!..

Неудавшийся террорист колебался недолго.

* * *

Ближе к вечеру в расчищенном от обломков зале для совещаний бастрыгинского особняка собрался почти полный состав группы, работавшей по плану операции «Аврора». Голицын оглядел «совят», безмерно уставших, но горящих решимостью довести дело до конца, и сказал:

– Господа, несмотря на ряд ошибок и просчетов, операция проходит в целом неплохо, и есть реальные шансы на успех. Собрано уже достаточно доказательств наличия преступного сговора некоторых государственных лиц, политических деятелей и агентов иностранных разведок, прежде всего, британской, целью которого является потрясение устоев Российского государства и свержение царствующего монарха, государя императора! Не хватает некой малости, нечто обобщающего, сводившего бы все имеющиеся факты к общему знаменателю. Я не знаю, что именно это может быть, но оно непременно существует. Мы на верном пути, и нас не остановить никакими угрозами, проверками лояльности, прямыми терактами!

Ответом ему были дружные аплодисменты. Поднялся штабс-капитан Тепляков и доложил, что полчаса назад обнаружили второго террориста, участника взрыва здесь, в особняке, Евгения Аничкова.

– Где же его нашли?

– В борделе мадам Полетаевой.

– О как! – присвистнул Андрей. – Неплохо схоронился.

– Через часок городовые привезут. Пообщаемся, – кивнул Тепляков.

– А что там с дамой Некрасова?

– Фотографии готовы, Андрей Николаевич, – откликнулся со своего места Петя Лапиков.

– Показывай!

Глянул и глаза на лоб полезли.

– Вот черт! Это же… Элис Веллингтон?!

– Пропавший в прошлом году агент британской секретной службы? – насторожился Верещагин и тоже взялся рассматривать фотографии. – Точно. Она самая!.. Откуда?

– Хотел бы я знать… – Голицын помрачнел, качая головой. – Интересно, Денис в курсе? – пробормотал себе под нос.

– Господин Некрасов после посещения ресторана так и остался у нее, – доложил Харитонов. – Он вообще редко куда-нибудь выходит. Дамочка не в пример чаще это делает. И каждый раз меняет обличье!

– То есть?

– Ну, наряжается по-разному. То светской дамой, то служанкой, то гимназисткой… Монашкой вот вчера вырядилась.

– Веллингтон определенно проводит какие-то встречи!.. – Андрей стукнул кулаком по ладони. – Вы за ней следили?

– Пару раз. Но ничего подозрительного не заметил.

– Куда она ходила?

– Гимназисткой побывала на благотворительном концерте в филармонии. А монашкой в лавру ездила. – Харитонов пожал плечами. – Вроде бы ни с кем не беседовала…

– Для встречи необязательно разговоры проводить. Можно и записками обменяться… Кто там сейчас ее караулит?

– Омельченко.

– Давай-ка, Евгений, лети туда немедленно. И Лапикова с Беловым прихвати. Нутром чую: назревает что-то, вот-вот лопнет!

Голицын вдруг сжал ладонями виски и сел с размаху на стул.

– Что с вами, Андрей Николаевич? – подскочил тут же Тепляков.

– Контузия… Чтоб ей!.. Принеси воды, Антон.

– Момент!..

– А квартира-то, – вспомнил Харитонов, – между прочим, за британским посольством числится. Если мы возле нее засветимся, шуму много будет.

– Вот и не светись, – поморщился Голицын. – А эту девицу ни на час из виду не выпускай!..

* * *

Аничкова доставили на Шестую линию под утро. Пристав, возглавлявший наряд, объяснил так:

– Беготню нам по крышам устроил – ну, чисто орангутанг! – Как это – беготню?! – изумился принимавший арестанта Тепляков. – Он же в борделе под юбкой у Полетаевой сидел?

– А вот так, – развел руками пристав. – Мы по вашему сигналу пришли туда, вход-выход перекрыли, вызвали мадам Полетаеву, говорим, так, мол, и так, есть сигнал, что у вас скрывается опасный преступник, террорист по фамилии Аничков. Мадам – в хохот. Говорит, он же интеллигентный человек, приват-доцент, а вы его в террористы записываете! Я объясняю, мол, ордер у нас на его задержание, а начальство потом пусть разбирается. Рядились минут пять. Только потом поняли, что бандерша время тянула, а сама сумела каким-то образом этого Аничкова предупредить. Он и ломанулся через чердак на крышу. Мы – за ним. А он скачет как горный козел, да еще стрелять начал…

Пристав прервался, качая головой и дергая себя за ус. Тепляков терпеливо ждал продолжения.

– Вот, – вздохнул полицейский, – а у меня же приказ: живым взять! Ну, думаю, живым не значит не раненым. А то ведь уйдет, обезьяна этакая! Ну, прогнали мы его до лабазов на Гончарной, там крыши пониже пошли, да и у доцента, похоже, патроны кончились. Тут я изловчился и прострелил ему икру. Пришлось потом его до больницы Алексеевской везти, перевязку делать, укол какой-то. В общем, умаялись с доцентом этим, ну и завернули в участок на пару-тройку часиков. Я рассудил, что посреди ночи он все равно никому не нужен будет…

Пристав замолчал и снова схватился за свой длинный ус. А Тепляков не знал, хвалить его или ругаться.

– Спасибо, господа, – наконец вымолвил он. – Сочтемся!.. – и пошел в комнату для задержанных.

Аничков сидел с угрюмым видом на стуле посреди комнаты и смотрел в стену. Именно в стену, а не в зарешеченное окно, за которым уже расцвела пышными красками заря. Левая штанина у доцента была распорота, а голень аккуратно замотана бинтами, сквозь которые все же проступило кровавое пятно. Рана явно беспокоила неудавшегося террориста, и Тепляков решил это использовать при допросе. Но потом вдруг подумал, что подполковнику Голицыну самому хотелось допросить своего «крестника», и отправил за начальством конвойного.

Андрей с минуту внимательно рассматривал арестованного, а тот старательно отводил глаза.

– Ну-с, будем знакомы, господин Аничков, – заговорил Голицын, усаживаясь верхом на другой стул, напротив. – Я – подполковник Голицын. Это ведь вы меня хотели взорвать вместо генерала Сабурова?

– Вы слишком высокого о себе мнения, подполковник, – скривился приват-доцент. – Акция была рассчитана на большой общественный резонанс: Служба охраны сама себя не может защитить! А уж сколько при этом погибло бы сотрудников – неважно.

– Что ж, умно. Вот только цели своей вы не достигли.

– Отчего ж? Газеты уже поместили на первых полосах репортажи, ваш Сабуров занят составлением объяснительных, а думская комиссия по безопасности рассматривает вопрос о кадровой проверке поголовно всех ваших сотрудников на предмет профессионального соответствия. Чего еще желать?

– А вам не приходило в голову, что СОВА тоже не сидит сложа руки? – усмехнулся Голицын. – И что вам и вашим единомышленникам недолго осталось гулять на свободе?

– Это императору осталось жить считанные дни! – покраснев, вдруг выкрикнул Аничков. – И ничто и никто его не спасет от справедливого возмездия! Мы, патриоты России, готовы к жертвам, а вы?

– Ну-ну, знакомые речи. Скоро выучу их наизусть! А лично для вас уже готовится рабочее место на Нерчинских рудниках. Ваш приятель Казаринов все подробно нам рассказал.

– Сволочь и трус!.. А на суде я скажу, что акция – целиком его рук дело. Мое слово против его…

– Э, нет, милейший! Тут как в студенческом общежитии: кто первый встал, того и тапки. Но мы отвлеклись от темы. Давайте-ка поговорим о том, что вы можете сообщить о готовящемся заговоре?

– Ничего! – Аничков вдруг заметно напрягся, быстро хлопнул себя по карманам, потом лицо его вновь расслабилось.

Но теперь насторожился Голицын.

– Обыскивали? – поинтересовался он у присутствовавшего молча на допросе Теплякова.

– Мы – нет. А в полиции у него все отобрали: документы, папиросы, зажигалку, бумажник… Вот пистолет он где-то успел сбросить, когда патроны кончились. Но пристав обещал найти.

– А ну-ка, господин террорист, встаньте! Ноги – на ширину плеч, руки – в стороны.

Тот остался сидеть, будто не слышал. Андрей выждал полминуты, встал, подошел к набычившемуся на стуле Аничкову и сделал быстрое движение рукой. Уклониться приват-доцент не успел и взвыл, схватившись за ухо. Тепляков открыл было рот, но Голицын, словно предчувствуя возражения помощника, предупредительно выставил ладонь.

– Это для того, чтобы вы лучше меня слышали, гражданин Аничков, – медленно и раздельно сказал он. – Повторить команду?

– Не надо… Сволочи! Сатрапы!.. Уй, как больно!.. Ну, давайте, обыскивайте, обнюхивайте, псы цепные!..

– Встать!..

И Аничков встал, и расставил ноги и руки, как было приказано. Голицын тщательно охлопал и ощупал его одежду, особенно полы пальто, и вдруг удовлетворенно хмыкнул.

– Зови кого-нибудь понятыми, Антон.

Тепляков скоро привел двух конвойных и поставил так, чтобы им было видно, что делает подполковник. А Андрей разложил пальто доцента на столе изнанкой вверх и ловко надорвал подкладку с одной стороны. Пошарил там и извлек немного помятую тонкую стопку листков с отпечатанным на пишущей машинке текстом.

При виде находки приват-доцент завыл почти по-волчьи и, не спрашивая разрешения, рухнул обратно на стул.

– Кажется, мы нашли недостающее звено в цепи доказательств, – глубокомысленно изрек Голицын, просмотрев текст. – Полюбуйся, Антон, – протянул Теплякову. – А вы, господа унтер-офицеры, засвидетельствуйте факт нахождения документа особой важности в пальто задержанного гражданина Аничкова. Коротко о содержании документа: это воззвание некоего Союза патриотов России к гражданам империи о том, что из-за попустительства императора и неспособности властей к наведению порядка в государстве произошла трагедия. А именно, убит посол Германской империи во время своего визита в Москву, из-за чего резко обострились отношения между нашими странами. И теперь они оказались в одном шаге от войны! Ну а дальше – призывы к свержению никчемного правительства и безвольного императора…

– Но ведь не было никакого убийства, господин подполковник?! – едва ли не хором возмутились конвойные.

– Правильно. Не было. Но, видимо, планировалось… Я прав, гражданин Аничков?

– Да, – глухо ответил бывший террорист и приват-доцент.

– Может, теперь расскажете все, что знаете об этих готовящихся безобразиях?

– Текст воззвания должен был попасть во все крупные газеты обеих столиц и губернских городов сразу после убийства посла… Как только из Москвы придет известие…

– Когда это должно произойти?

– На днях… Посол уже выехал туда…

– Так, Антон, продолжай допрос, а мне придется срочно координировать операцию в связи с открывшимися обстоятельствами, – распорядился Голицын и быстро вышел.

Разговор с Москвой состоялся буквально в течение часа. Андрей же едва не извелся, ожидая, когда отзовется вызываемый абонент. Наконец он услышал в трубке:

– Полковник Максимов у аппарата.

– Подполковник Голицын. А где капитан Давыдов?

– Капитан Давыдов в настоящий момент выполняет… не совсем обычное задание.

– С ним нет связи?

– Пока – нет. Но я, как вы понимаете, в курсе происходящего…

– Тогда докладываю… – И Голицын коротко пересказал Максимову последние события. В ответ он услышал, что операция «Аврора» в Белокаменной практически готова к завершению, а капитан Давыдов находится в самой гуще событий.

– Ему действительно ничего не угрожает? – на всякий случай уточнил Голицын, у которого на душе со вчерашнего дня скребли кошки.

– Капитан Давыдов выполняет свою часть операции, – невозмутимо ответил Максимов.

– Тогда делаем так, – предложил Андрей, – поскольку убийство посла должно стать сигналом для выступления заговорщиков, то на вашу команду ложится тяжкий груз: уберечь посла и одновременно провести все необходимые задержания и аресты.

– Не волнуйтесь, господин подполковник, и убережем, и задержим! Посадите у вашего аппарата толкового офицера связи, и ждите от нас сигнала.

– Отлично! Удачи вам всем, господин полковник!

– И вам того же!.. За царя и Отечество!

– За царя и Отечество!..