Биба возвращалась домой на закате. В этот час степь, озаренная пунцовыми лучами, выглядела особенно причудливо. Черные после вспашки полоски в беспорядке перемежались с зелеными, желтыми и ярко-оранжевыми. Луговые травы, дозревающий подсолнечник, короткая пшеничная стерня, зелень давно не возделывавшихся полей сливались в одно гигантское полотнище, пересеченное свежими, не успевшими зарасти травой межами.
Безучастно глядела Биба на летнюю степь, мысли ее были далеко. С тех пор как узнала о гибели Аюба, к ней пришла запоздалая ясность: поняла, что ее юное сердце принадлежало ему. Бибе казалось: выслушай она тогда парня, и все пошло бы по-другому. Аюб, а может быть, и Ильяс были бы сейчас дома. Гибель отца окончательно сломила ее. Она механически выполняла все, что было нужно, ни на миг не переставая думать о случившемся. Иногда ей казалось, будто откуда-то из лесу доносится голос Аюба. Девушка останавливалась, прислушивалась. Лес глухо шумел, и ей становилось страшно. Догоняла лошадей, бралась за работу.
Все чаще и чаще мысль ее обращалась к Сомовой. Екатерина пообещала определить Бибу на курсы медицинских сестер. Может, сейчас и поехать? Она попросту не могла оставаться в ауле.
Мечтала когда-то: услышит ночью голос Аюба, выйдет во двор, окажется в огромной бурке жениха и унесется в новую жизнь. Отстоит в своем углу свадьбу, а там уж сама себе хозяйка.
Потом Максима увидела. Говорил он о жизни русских. Все у них совсем не так, как у черкесов. Там, оказывается, невестка может запросто со свекром разговаривать, вся семья — единое целое. Это и Сомова подтвердила. Максим нуждался в уходе, как малый ребенок, и Биба привязалась к нему. Слушала, старалась понять незнакомые слова, меняла повязки и думала: вот бы стать хозяйкой в его доме. И заспорили в ее душе Аюб с Максимом.
Теперь споры кончились. Биба стала взрослой, горе сделало то, что не успело сделать время. Биба поняла, какая любовь таилась за неловкими жестами и потупленными взглядами Аюба. Ничего ей не нужно, только бы вернулось прошлое. Уж она знала бы, как поступить. Но прошлое не вернешь. Мертвые не воскресают.
Биба недоуменно оглядывается — где она? Да в степи, домой возвращается. Надо поторапливаться, смеркается, вокруг — никого.
Сзади доносится шум приближающейся повозки. Кто это? Не все ли равно? Может, Гучипс? Нет, он теперь ночует в поле, Свою полоску перепахал, за соседскую принялся. С хлебом будет Куляц. Стук колес все ближе. Биба трогает вожжи, чтобы пропустить обгоняющих. Они поравнялись, едут рядом. Совсем незнакомые парни. Ну проезжайте, аллах с вами. Но парни не торопятся. Оказывается, они ее знают.
— Салам, Биба, — здоровается один из них, с длинным скуластым лицом и огромными лохматыми бровями. — Как живешь?
Биба нехотя отвечает на приветствие, она все еще во власти своих скрытых от всех, только ей принадлежащих дум.
А это зачем? Один из парней перескакивает на ее повозку. За ним второй. О, кажется, несчастье. Люди! Но рот уже зажат. Биба отбивается, как может. Куда там…
Ее заворачивают в бурку и переносят на другую повозку. Биба слышит свист нагайки. Это нахлестывают лошадей, повозка бешено мчится по дороге.
Ужас сковывает сердце: куда ее везут? Неужели к этому, длинномордому? Лучше умереть. Биба вспоминает полный нежности взгляд Аюба и содрогается от рыданий. Что будет?
Лошади останавливаются.
— Ну как? — доносится до Бибы чей-то голос. В нем улавливаются знакомые нотки. Кто это? Может быть, спасение?
— Все в порядке! — отвечает длинномордый.
Кто-то поднимает Бибу, как бы взвешивает на руках.
— Утром приходи, — приказывает знакомый голос.
— Загляну, — смеется длинномордый.
Бибу куда-то уносят. Хлопает дверь. Ее кладут на пол, освобождают.
Биба в темной комнате. Шевелит затекшими ногами и руками, осматривается, вскрикивает — в комнате Ибрагим.
Биба бросается к двери. Ибрагим на лету ловит девушку, крепко обхватывает обеими руками, прижимает к себе.
— Спасите! Люди! — кричит Биба. — Спасите!
— Не кричи, глупая, никто не придет! — смеется Ибрагим.
Она пытается вырваться из ужасных объятий! Кажется, вот-вот разомкнутся руки, сжимающие ее. Разжались. Но тут же сжимаются снова. Ибрагим любит поиграть.
— Спасите!
Ибрагим прижимается к ее рту губами. На, получай: Биба изворачивается и кусает его в щеку.
— У, сучка! — взвизгивает Ибрагим. — Ты так…
Он бьет девушку по лицу, еще, еще. Хватает за платье на груди, оно клочьями повисает на теле. Глаза Ибрагима наливаются кровью. Да, она такой и снилась ему.
Биба отбегает в угол. Ибрагим медленно надвигается. Она пытается проскочить к двери, но цепкие руки Ибрагима настигают ее.
— Я тебя люблю, дурочка, ты будешь моей женой. Ты будешь самой счастливой женщиной, — шепчет Ибрагим.
А руки привычно срывают с девушки обрывки одежды.
Биба еще раз изворачивается и кусает насильника в руку.
— У-у! — рычит Ибрагим. — Получай же…
Он наотмашь бьет девушку по лицу. Она падает, теряет сознание. Придя в себя, чувствует, что лежит на чем- то мягком. Рядом — Ибрагим. От него несет потом, как от лошади. Биба пытается вскочить, подняться, но тяжелая рука Ибрагима опускается на ее грудь, давит, как могильная плита.
— Дурочка, — шепчет Ибрагим. — Теперь ты уже моя жена. Я тебя люблю с тех пор, как увидел. Помнишь, приходил с Аюбом?
Биба вскакивает. И снова — удар.
— Я тебя научу почитать мужа, — незлобиво произносит Ибрагим. — Ты моя, запомни это. Ты мне каждую ночь снилась.
Еще одна попытка вырваться. И новая серия ударов.
Все. Сил нет, даже пальцем пошевелить не в состоянии. Ибрагим что-то говорит, говорит… Бибе все равно. Полная апатия сковывает ее тело, мозг, сердце.
— Ну вот, — умиротворенно бормочет Ибрагим. — Так бы давно. А то искусала… Ну теперь поспим, дурочка, надо отдохнуть.
Ибрагим поворачивается на бок. Биба лежит с открытыми глазами, боясь шевельнуться. В комнате жарко, душно, а девушку знобит, руки и ноги коченеют от холода. И — никаких мыслей. Саднит истерзанное тело, как бы чужое, не ее. За окном раздается идиотский хохот. Что еще? Биба рывком садится на кровати, прислушивается: филин!
Где она? Биба осторожно перелезает через Ибрагима, делает несколько шагов по комнате. Ноги цепляются за что-то. Поднимает. Это остатки ее платья. Натягивает на себя. Почему оно не держится? Биба прихватывает платье на шее рукой. Рука нащупывает какие-то клочья. Так, можно связать их, платье не будет падать.
Она подходит к окну, отыскивает крючок. Окно распахивается. Биба с трудом переваливается во двор. Где ворота, калитка? Кругом плетни, деревья, ничего не разберешь.
Перелезает через плетень, присаживается под ним. Глаза постепенно привыкают к ночному мраку, она начинает различать постройки, расположенные во дворе, угадывает вход в жилье.
Рискнуть? Но разве соседи похитителя осмелятся оказать услугу похищенной?
Она не знает, на что решиться — выбежать на дорогу и помчаться к своему аулу или искать защиты у незнакомых людей?
Вдруг раздается скрип двери в доме, из которого бежала Биба, с крыльца доносится зычный голос Ибрагима:
— Биба!
Она прижимается к плетню, старается слиться с ним.
— Аслан! — орет Ибрагим. — Сюда, скорее!
На крыльце появляется вторая фигура.
— Биба удрала, — удрученно произносит Ибрагим.
— Не понравился, — хохочет Аслан. — Меня бы позвал.
— Не болтай чепуху, — злится Ибрагим. — Надо найти ее.
— Сдурел? — Аслан хохочет еще пуще. — Тронулся?
Бибу бьет озноб, она дрожит как в лихорадке. Лишь теперь начинает сознавать, что с ней произошло. О аллах, теперь она уже не дастся живой им в руки…
— Она прячется где-нибудь в кустах, — с досадой произносит Ибрагим. — А скорее всего, бежит в Адыгехабль. Догоним!
— А задание? — ехидно спрашивает Аслан. — И так задержались почти на сутки.
— Я должен догнать ее, — упорствует Ибрагим.
— Действительно, сошел с ума! Улагай из нас шашлык сделает, если мы не явимся вовремя. Сейчас надо немедленно отправляться к мулле в известный тебе аул, а оттуда — в штаб. Времени в обрез, любая неувязка в дороге может сорвать задание.
— Что мне Кучук! — взрывается Ибрагим. — Всю жизнь Улагаю отдал… Я от этой девушки не отстану, я женюсь на ней. Езжай один.
— Не зарывайся, Ибрагим, — угрожающе произносит Аслан. — Кучук и так зверем смотрит, сейчас ему только повод дай.
Ибрагим громко вздыхает. Понимает: не Биба интересует Улагая, не моральная сторона дела, он и сам не особенно щепетилен в деликатных вопросах. Конспирация, дисциплина, четкость — вот чего он добивается любой ценой.
— Через несколько дней вернусь, — упрямо твердит Ибрагим.
— Это другое дело, — соглашается Аслан. — Позавтракаем, и в путь — крюк сделали основательный.
Они скрываются в доме.
Биба обливается холодным потом — надо же, полюбилась бандиту, насильнику.
Со двора доносится женский голос. Сквозь щель в плетне Биба видит: женщина проходит к сараю. «Хоть бы скорее они уезжали, — думает Биба. — А то начинает светать». Наконец догадывается: оставаться здесь ей больше нельзя, ее обязательно заметят, когда начнут запрягать лошадей.
Крыльцо дома совсем близко. Открыта ли дверь? Время такое, что люди запираться стали. Эх, будь что будет…
Биба вскакивает и мчится к крыльцу. Дверь легко открывается. Проскользнув в сени, садится на пол. Теперь спешить некуда, нужно ждать, пока не уедут эти…
Она прислушивается. С соседнего, двора доносится какой-то шум. Голос Ибрагима. Женские голоса. Голос Аслана слышится так хорошо, словно он в этом дворе. Очевидно, подошел к плетню. Теперь доносится скрип колес. Уехали?
Биба с трудом поднимается, открывает двери в ком- пату.
— Помогите! — едва слышно выговаривает она и, обессиленная, валится на пол.
— Вай… — раздается испуганный женский голос. — Вай, Махмуд, совсем голая девушка. Что с тобой, дорогая, откуда ты?
Женщина подходит к пей, поднимает ее с пола.
— Вай, — сокрушается она. — Закоченела. Махмуд, помоги!
Широкоплечий усач подхватывает Бибу на руки, относит на кровать, женщина укрывает ее одеялом.
Наконец-то Бибу прорывает, она разражается рыданиями. Наплакавшись, рассказывает, что с ней произошло.
— Проклятые бандиты! — вздыхает женщина. — Адыгехабль — это всего двадцать верст.
— Пусть кто-нибудь сообщит в аул, что я здесь, — просив Биба. — Наш тхаматэ Умар обязательно пришлет за мной.
— Верно она говорит, Махмуд, — подтверждает женщина. — У них в ауле люди дружные, выдержали наступление самого Алхаса. Пошли Ахмеда, пусть скачет напрямик.
Махмуд выходит. Хозяйка угощает Бибу, но девушка отказывается — ни есть, ни пить ей не хочется. Ее знобит.
— Да ты больна, доченька, — вдруг замечает она. — Бандиты проклятые, когда только на них управа найдется.
Она укрывает девушку потеплее, гладит по голове. Биба затихает. А еще через несколько минут начинает метаться, бредить.
Прибывшего за ней Умара не узнает.
— Смотри как бы Ибрагим засаду не устроил, — предупреждает Махмуд Умара и его товарищей. — Этот от своего не отступится.
— Вы, друзья, — вздыхает Умар, — одного волчонка испугались. Как же мы от всей стаи отбились?
— У вас дружный аул. — Махмуд старается не глядеть на Умара — стыдно.
Так ее и везут, мечущуюся по повозке, выкрикивающую бессвязные слова.
Мать Бибы, увидя дочь, преображается.
«Откуда у этих женщин силы берутся? — рассуждает Умар. — Уму непостижимо». Все же он подсылает и помощника — Меджида-костоправа. Но тут и Меджид теряется — день проходит за днем, а Биба все бредит. Вот- вот сгорит девка.
— Ничего сделать не могу, — признается он. — Доктор нужен.
Умар настойчиво предлагает отвезти Бибу в город, по мать ни в какую. «Как аллах повелит, так и будет», — упрямо твердит она.
Меджид заходит теперь только вечерком — весь день проводит в поле, доделывает то, что не успела сделать Биба. А однажды заглянул и просиял: девушка глядела на него вполне осмысленно.
— Ожила, красавица? Долго же ты нас мучила. Может, тебе что-нибудь нужно?
— Дядя Меджид, я плохо сплю, — шепчет Биба. — У тебя такая бутылочка есть, ты больным носил. Принеси, я нюхать буду.
Старый Меджид укоризненно качает головой: ай, как нехорошо. А он-то думал, что Биба из крепкого материала сделана.
— Как ты не поймешь, дядя Меджид, — отвечает Биба. — Мне теперь жить незачем. Ты хорошо сделаешь, если поможешь мне.
— Эх, Биба, мало ли что с девушками случается. Ты со своей мамой поговори, она расскажет. Живут и после такого несчастья. И замуж выходят. И детей рожают.
— Живут… А я не хочу. Помоги мне, дядя Меджид!
— Я бы все-таки жил, даже после этого, — задумчиво произносит старик. — Чтобы мстить! Чтобы отплатить обидчику, не остаться в долгу. Но такая месть доступна только сильным людям.
Отомстить! Биба поворачивается к Меджиду, глаза девушки загораются. Старик прав, надо мстить!
— Спасибо, дядя Меджид, большое спасибо!
Лишь теперь Меджид начинает соображать, что сболтнул лишнее. «Э, — успокаивает он себя, — выздоровеет, обо всем забудет».
У Бибы появляется аппетит. Ест и пьет все подряд, даже изредка улыбается. Мать радуется. А Умару не нравится эта улыбка. Очень уж какая-то она отрешенная, что ли. Улыбается, а глаза холодные. Думает, думает и вдруг дернется всем телом — будто шашкой рубанет. Да и то ладно, что выжила.
— Передала мне письмецо для тебя Сомова. Помнишь ее? — сообщает Умар. — Она тебе что-то обещала, вот и просит передать, что обещание обязательно выполнит. Заедет за тобой, как только из лазарета выпустят. Уже выздоравливает.
— Заедет? Спасибо…
Видит Умар, о своем думает Биба, не до новостей. Затаилась, ушла в себя. Даже с Мариет не делится своими мыслями.
И вдруг наведалась в сельсовет, спросила, нет ли весточки от Сомовой. В грустных глазах ее затаилась надежда.
— А что тебе Сомова обещала? — спросил Умар.
— Определить на курсы медицинских сестер, — оживилась Биба. — Она говорила, что на такие курсы принимают девушек из аулов.
«Что-то задумала, — предположил Умар. — Скорее всего, хочет уехать в город — стыдно появляться перед односельчанами. Да и то, какая у нее теперь судьба? Насильника с огнем не разыщешь, и не тот это человек, с которым можно запросто разделаться. Женихи будут обходить ее дом стороной. Умыкать девушек парни любят, но подбирать то, что брошено другими, мало охотников».
— Говорили, что Сомова уже работает, — заметил Умар. — Завтра наши повезут донесение, попрошу сказать ей, что ты ждешь.
— Дядя Умар… — Впервые с того злополучного дня, когда он увидел ее в чужой сакле, на лице Бибы мелькнула искренняя улыбка. Даже не улыбка, а что-то вроде надежды.
«Хочет покинуть аул! — пришел к заключению Умар. — Пусть делает, как ей лучше».
Связные поручение выполнили. Более того, они привезли с собой письменное распоряжение горской секции Кубанского исполкома отправить Бибу в город на курсы медицинских сестер. Мать Бибы заупрямилась — она ни за что не хотела отпускать дочь.
— Где она там жить будет, что с ней станется?
— Жить будет у Екатерины Сомовой, — разъяснил Умар. — Эту женщину ты хорошо знаешь, она достойна доверия. А что будет? — Умар замолчал, давая матери Бибы возможность задуматься над этим. И женщина поняла: хуже, чем есть, быть не может.
С ближайшей оказией Биба была отправлена в город.
Провожавшие видели: что-то новое появилось в ее облике, взгляд отпугивал отчужденностью, холодным блеском.
«Что у тебя на уме? — впервые с тревогой подумал Умар. — Уж не вбила ли себе в голову какую-нибудь глупость?»
Впрочем, дело было сделано.
— Спасибо, дядя Умар! — крикнула на прощание Биба. — Когда вернется дядя Ильяс, скажи ему, что я у Сомовой.