Бурлит и кипит эмоциями площадка за турнирной ареной. Вдоль деревянных трибун, украшенных флагами всех кланов Аккалабата, выставлены ларьки с разнообразной снедью, мелкими предметами экипировки, наборами для альцедо, бочки с вином, лотки с перчатками, пряжками — всяческими мелочами, которые дары Аккалабата предпочитают рассматривать и обсуждать, а не покупать. Менять детали одежды или конской упряжи без особой нужды — не дело. Форс и фатовство — для низших даров и тейо. Настоящий дар снашивает за жизнь дюжину пар сапог и может до старости проездить в седле, подаренном ему дедом на совершеннолетие. А продрав перчатки, просто откинет их в сторону и купит себе новые — такие же, не выбирая. Поэтому торговцы в основном общаются сами с собой, с оруженосцами-тейо и дворцовой прислугой. Но дарам это нравится: ощущение ярмарки добавляет праздничности проводящемуся турниру — где война, там и торговля, и они одобрительно взирают на пестро украшенные прилавки, подходя только к тем, где можно опрокинуть стаканчик вина или закусить куском ветчины на поджаренном хлебе. Слюнки текут от манящих запахов, но дело прежде всего.
- Лорд Дар-Халем! Можно Вас на минуточку?
- Лорд Дар-Эсиль!
Ты меня не переглядишь. Ты всего лишь верховный главнокомандующий, а я главная придворная лисица.
- Королева просила передать Вам этот свиток. В нем ее приказ. Обсуждению не подлежит. Вы должны понять. Понять и согласиться.
Если он захочет рубануть меня от плеча до пояса, то я даже это пойму. И деваться-то некуда. Смешно уклоняться от молниеносных движений халемских мечников, если твое внутреннее время… такое… лорд-канцлерское. Ни два, ни полтора.
Лорд Дар-Халем, морща лоб и шевеля губами, складывает слова в строчки. Ему кажется, что смысл ускользает от него, что все не может быть так плохо, так катастрофично. Гораздо проще сложить воедино приспущенные, как траурные знамена, ресницы лорд-канцлера, явную опаску, с которой тот косится на длинные мечи, торчащие из-под дар-халемовского орада, и его шумное дыхание, будто он только что перелетел через Умбренский хребет.
- Кто это придумал? — негромко спрашивает лорд Дар-Халем. Тон у него ровный и от этого еще более угрожающий. — Ты?
- Нет, поверь. У королевы была целая делегация. Вас боятся, Халем. Вы стали слишком сильны и опасны. Достаточно для того, чтобы вести собственную политику.
- Мы? Политику? Святая Лулулла, ты сам-то этому веришь?
- Мое дело не верить или не верить, мой лорд. Мое дело выполнять распоряжения Ее Величества.
Если я сейчас не удержусь в официальных рамках, я сам предложу ему государственный переворот. Видеть не могу на его лице такое страдание.
Это, наверное, первая эмоция за пятьдесят лет жизни верховного маршала Аккалабата. Его мимическим мышцам никогда не приходилось выносить на поверхность то, что он чувствует, и вместо выражения боли на его лице — отвратительная, отталкивающая гримаса. Но лишь на несколько секунд. Потом он снова возвращается к чтению документа, добирается до конца, болезненно морщась на некоторых строчках, плотно скручивает свиток, протягивает обратно лорд-канцлеру.
- Понять и согласиться, говоришь? Сам понял, чего от меня хочешь?
И пока лорд-канцлер сглатывает слюну, придумывая, что бы ответить, добавляет:
- Приказ есть приказ, и я его выполню. С кого желаете начать, чтобы совместить приятное с полезным?
- Лорд Дар-Халем! Как Вы можете думать…!
- Рот закрой! Не трать слов даром, пойдем посмотрим мальчишек.
На песчаной арене не протолкнуться. Только в день после главного турнира года сюда допускаются все желающие, даже малыши — просто потоптаться на знаменитом песке Хаяроса, где проливали кровь и гибли многие поколения их предков. Да и с чисто практической целью — прикинуть расстояния, прочувствовать упругость песка, на который специально размалывают лучший умбренский мрамор, сообразить, когда с какой стороны выглядывает из-за трибуны солнце. Все пригодится, все надо знать, если тебе с семи лет предстоит отстаивать свою честь и жизнь на этой арене. Но молодость не способна задумываться надолго. И когда два верховных дара, завернувшись в орады, выходят, словно подгоняемые холодным ветром, бьющим их в спину, из подтрибунного помещения вниз на арену, их в первый момент ошеломляет жизнь, бурлящая на песке, насквозь пропитанном смертью. Разбившись на группки, молодежь меряется клинками, хохочет над охотничьими байками, кто-то гордо демонстрирует новое оперение, наросшее после альцедо, кто-то, совсем уже утратив бдительность, хвастается вновь освоенным фехтовальным приемом. Малыши, шурша крыльями, носятся над головами у старших братьев на бреющем полете, иногда задевая их рукой или сапогами и моментально получая за то по заслугам. Сидящие на трибунах старшие дары с удовольствием взирают на такое редкое на Аккалабате зрелище. Лорд Дар-Халем, кивком ответив на приветствие ближайших к нему даров, несколько секунд вглядывается в мельтешение, царящее на арене и над ней, потом произносит, обращаясь к лорд- канцлеру, но не поворачиваясь к нему:
- Ну да, разумеется. И показывает рукой.
Прямо напротив них, на противоположном конце песчаного поля, на краю трибуны сидит юноша. Темные волосы забраны в высокую прическу, орад валяется под ногами. Раз за разом парень запускает в воздух небольшой золотистый мячик, подкручивая, заставляя его выделывать сложную траекторию. Мячик взлетает в небо, стремится к земле. но на полпути его перехватывает в воздухе мальчик с перетяжками цветов Дар-Умбра на предплечьях.
Перехватывает и точным движением отправляет обратно юноше. Тот смеется, что-то подсказывает, закидывая мячик все выше и выше, все замысловатее, ловко минуя других молодых даров, роящихся в воздухе.
- Что и ожидалось. Ко, дрессирующий Китти. Надеется сделать из него мечника не хуже себя.
- Это невозможно, — лорд Дар-Эсиль улыбается нелепости предположения. — Китти всего лишь Дар-Умбра, при этом порченый. Но выглядит трогательно. Поручусь, что, если бы не пергамент, который я держу в руках, единственный сыночек Хару Дар-Умбра был бы вскоре у вас под дуэмом. Большая честь для рода Халемов.
Ирония понятна любому дару, ее даже не надо подчеркивать голосом. Хару Дар-Умбра, громогласный, широкоплечий, медведистый, — полукровка. Порченый. Предпочитавший дикость и тишину умбренских каньонов придворному блеску и суете, его отец не соизволил вылезти из своего затерянного на северных горных отрогах дариата даже для того, чтобы завести деле, соответствующую его званию. Он взял под дуэм какого-то тейо, бросив тем самым тень на весь клан Дар-Умбра.
Тейо можно было трансформировать, если они нравились. Но это не называлось «брать под дуэм». Тейо не мог быть достойным дойе для дара. Так, ради развлечения, удовлетворения минутной похоти — и обратно, в маленькие домишки вокруг замка, в крошечные поместьица с небольшими участками земли и десятком-другим крестьян-итано впридачу, в гильдии торговых городов: получите готовую деле и распоряжайтесь ею, как вам заблагорассудится. Хотите — заставьте посуду мыть, хотите — отдайте замуж за своего сына и плодитесь и размножайтесь на здоровье. Поступок отца лорда Хару был из ряду вон выходящим. Он не только трансформировал тейо, он начал жить и завел детей с «этой женщиной» — иначе ее не звали в клане Дар-Умбра. Закономерным образом жена лорда Хару сорвалась со скалы при свете дня через три года после замужества. Поскользнулась на тропке, которую знала как свои пять пальцев. Но бывает всякое. Несмотря на разнообразные предложения, отец лорда Хару не женился снова, воспитал своих сыновей в одиночестве. И в свой срок один из самых блестящих даров королевства — Асгир Дар- Пассер сообщил маршалу Дар-Халему, что в ближайшей военной кампании лучше на него не рассчитывать, потому что он и Хару-сын тейо.
Королева рвала и метала. Уже не только старейшины рода Дар-Умбра, но и воинственные Дар- Пассеры проклинали лорда Хару, который удалился с молодой женой в свой задрипанный дариат, находящийся непотребно далеко от Хаяроса. Маршал Дар-Халем отпустил несколько крепких слов по поводу того, куда деваются его лучшие мечники. Но делать было нечего. Леди Аса успела представить ко двору своего первенца Китти и умерла при следующих родах. С тех пор лорд Хару не снимал траура, а Китти немыслимым образом прибился к Ко Дар-Халему, который сейчас в очередной раз мощно запустил мячик в небо. Китти, восторженно взвизгивая, понесся за ним. И не рассчитав поворота, с размаху врезался в толстозадого ямбренского парня, как раз зависшего с глубокомысленным видом над этим сектором арены. Любой одиннадцатилетний подросток вырулил бы после подобного столкновения, каким сильным оно бы ни было. Любой, но не тот, в котором кровь даров была разбавлена кровью тейо. От боли и неожиданности Китти в первое мгновение поджал крылья и теперь, не успев их выпрямить, стремительно несся к земле. Запустить внутреннее время ему, конечно, даже в голову не приходило: он элементарно испугался. Да и какое внутреннее время может быть у внука тейо, не говоря уже о том, что, чтобы выправиться в тех воздушных потоках, которые ходили в этот летний день над ареной, нужно было иметь полностью сформировавшиеся надежные крылья. Поэтому мальчишка просто падал. Будто мечом ему ударили между лопатками. Падал камнем. в заботливо подставленные руки своего старшего друга.
У того-то все было нормально со внутренним временем. Он и мячик успел поймать. Встряхнул Китти за плечи и расхохотался. Мальчик, у которого уже слезы стояли в глазах от обиды и страха, через мгновение смеялся вместе с ним.
Лорд Дар-Эсиль вытер со лба пот. Жарковато было на арене сегодня.
- Испугался? Так тебе и надо, придворная крыса! — лорд Дар-Халем грубо пнул его в бок. — Пошли искать остальных.
- Не надо, — лорд-канцлер потер глаза рукой. Зрелище падающего мальчишеского тела не оставляло его. И одновременно — руки, уверенные, смуглые, с длинными пальцами, сомкнувшиеся на плечах Китти, дружески поглаживающие крылья. — Если бы парень разбился, твой сын был бы виноват. Не вижу повода для смеха.
- Он бы не разбился, — лорд Дар-Халем, размашисто шагавший к выходу с арены, даже не оглянулся. — И я не знаю никого на Аккалабате надежнее, чем мой вечно над всем смеющийся Ко. Ежели только Хетти.
Лорд-канцлер ускорил шаг и положил руку на локоть лорда Халема.
- Думаю, что предварительный осмотр ничего не даст. Я прилечу завтра прямо к вам в замок. Постарайся, чтобы хоть кто-то из них был дома.
Повернулся и пошёл на верхний ряд амфитеатра, одновременно снимая, точнее, сдирая с себя орад. Он задыхался. Лететь домой придется на максимальной высоте, чтобы промерзнуть насквозь. И чтобы выбить из головы дурацкие мысли.
Э-лужи и Уе^^и Рл^-Уллемм-.
- Эй, мышь белая!
Рейвен Дар-Кауда и его младший брат Меери стоят, подпирая створки ворот, и пожирают тебя глазами.
- Элдж у нас неженка. Его коробят наши грязные слова. Хорошо, что он не знает наши мысли. Его бы вообще стошнило. Да, мышка?
От рук в боевых перчатках, тянущихся под орад, никуда не деться. Один Дар-Кауда держит его сзади, второй — прижимается спереди.
- Жаль, очень жаль, что нельзя получить под дуэм такое очаровательное создание, как ты, Элджи. Я бы очень, очень-очень-очень, постарался сделать тебя счастливым, — жарко шепчет в ухо Рейвен, и Элдж чувствует, даже через слой одежды и кожаные перчатки, как кровь пульсирует у обидчика в кончиках пальцев. — Правда, Элдж, пойдешь за меня?
- Лучше сдохнуть в хаяросских подземельях, — цедит Элджи, бешено отбиваясь. Ситуация унизительная, и то, что она повторяется несколько раз в месяц, легче ее не делает. Братцы Дар- Кауда свое дело знают: выбрав момент, когда Элджи извивается особенно яростно, они дружно отпускают его. Выглядит он при этом сущим идиотом.
- Не хочешь? Ну и дурак, — как всегда, разочарованно говорит Рейвен.
- Иди к Чахи, — Элджи отходит на несколько шагов и поворачивается лицом. Рейвен с Меери щурятся от удовольствия: раскрасневшийся от стыда, растрепанный Элдж чудо как хорош. Но экзекуция еще не закончена. Рейвен чуть приоткидывает орад, кладет руки на мечи и заводит свою коронную песню:
- Вот видишь, Меери, как получается. Дар-Халемы красивые и гордые. Лучшие мечники королевства. А Рейвен Дар-Кауда гнусный, пошлый и похотливый, хотя, заметь, богатый, что тоже отвратительно. Последний раз спрашиваю: пойдешь ко мне под дуэм, дурачок ненормальный?
- Не обзывайся. Хуже будет.
Элджи терпеть не может решать вопросы силой. Но он Дар-Халем. И пара Дар-Кауда — это для него как нечего делать. Все трое это знают.
- Элджи, скажи: о мой карун! Рейвену будет приятно, — вступает Меери.
У него тоже полы орада откинуты, глаза сузились в напряженные щелочки, мечи уже на несколько сантиметров вытащены из ножен. Элдж поднимает руку, но только для того, чтобы поправить прядь волос, выбившуюся из-за уха. Сообщает индифферентно:
- Вы. Мне. Надоели.
- Хамит? — осведомляется Рейвен у Меери.
- Хамит, — после непродолжительного раздумья заключает тот.
Схватка длится недолго. На беду братцев Дар-Кауда Элджи не Хетти: тот всегда точно знает, куда он бьет, даже когда противников несколько. Элдж обычно рубит куда ни попадя, тактика не его конек, но стратегическая задача всегда выполняется. Правда, на этот раз Меери, судя по тому, как исказилось его лицо и хлынула потоком кровь из предплечья, не отделается домашними средствами.
- Элджи, в вену было бить обязательно? — Хетти тут как тут со своими содержательными вопросами.
- Ты давно наблюдаешь?
- Только что подошел. Это становится уже однообразным. В прошлый раз ты чуть не отхватил Рейвену ухо.
- В следующий раз я раскрою ему череп. Пошли.
Элджи вытирает клинок о пыльную травку, пробивающуюся вдоль ограды турнирного поля, и две сутулые фигуры ныряют в подтрибунный проход. Рейвен провожает их взглядом. Меери тянет его за рукав:
- Боюсь, тебе придется меня транспортировать. Неженка сегодня перестарался.
- Когда-нибудь он нас убьет, — мрачно замечает Рейвен, взваливая на себя брата.
- Или тебе надоест.
- Не надоест.
Сем* Ьл^-Уллем
Ключ щелкнул в замке, опустились одна за другой бархатные гардины, свечи всколыхнулись последний раз и погасли. Сумрак в личных покоях королевы, в малом ее будуаре. Легкие шаги по медвежьим шкурам, едва различимый шопот в ухо:
- Мой лорд.
Самый мой, единственный мой изо всех моих лордов. Из-за ширмы замеченный и отмеченный, долгожданный (мучалась, сгорала от нетерпения, но не могла позволить ему сгинуть, пропасть — позванному, использованному, выброшенному из-за тех самых ширм с перерезанным горлом или неисцелимым ядом в крови), тонкий, как тростник на берегах Эль-Эсиля, бледный, как туманные горные тени, взора не поднимающий от земли… яростный, пылкий, ласковый.
- Соль.
- Моя королева.
Самая моя, только моя — мне единственному из даров Аккалабата принадлежащая. Уже не помню, как случилось это: на охоте ли, когда она попросила придержать стремя? Она, всегда вскакивавшая в седло без посторонней помощи и сердито охаживавшая хлыстом всякого, кто эту помощь осмеливался предложить. На первом ли придворном балу, когда нас, еще недорослей, держали у стенки, чтобы не путались под ногами у взрослых? А она топнула ножкой, выкрикнула
- чтобы подвели, показали — взяла холодными пальцами за подбородок, повернула к себе, глаза в глаза. Темно-зеленые, как высокие травы Ямбренских лугов, и черные, как плодородная почва под ними. Тогда ли, когда первый раз повезло — Ко, Хетти и Элдж оказались в одной половине турнирной таблицы, а Соль в другой и на меч младшего брата напоролся только в финале? Зажимая рану в бедре рукой, валялся на песке турнирной арены — некрасиво валялся, комкая перья, еле сдерживая обиду (проиграл самому младшему, хотя тогда уже было ясно, что самому сильному из Дар-Халемов) и жалобный вой (Хетти никогда не наносил братьям серьезных увечий, но старался бить чувствительно, чтобы отбить у них не только всякую возможность, но и охоту продолжать поединок). А королева смотрела, смотрела, смотрела, не отрываясь, и не разрешала его унести, никому — ни отцу, ни бешено кривившему губы Ко — не давала знака приблизиться. Нет, не тогда — раньше. Иначе, как бы он один оказался в той части турнирной таблицы, которая позволяла дойти до финала, которая позволяла ей смотреть, любоваться, владеть им. сначала одним только взглядом, потом, когда страсть перехлестывала уже через край — перехлестнула — всем телом его стала владеть властительница Аккалабата.
Сегодня — особенный день. Приказ отдан — опасный приказ, необходимый: для того, чтобы в равновесии удержать весы дворцовой политики, для того, чтобы обезопасить своего, единственного… Слишком силен Хетти, слишком красив и популярен Ко, одного Элджи будет мало бросить на съедение — не отступятся алчные дары, не оставят в покое семейку Халемов. Глупая, плодовитая самка, покойная мать Соля! Зачем было рожать четверых? На одном, лучшем, надо было остановиться. Гарантировав тем самым ему пост верховного маршала, а королеве — возможность безнаказанно развлекаться в тиши дворцовых покоев.
Интересно, разозлится он или нет? Или расстроится? Хоть словом, хоть вздохом укорит свою королеву за то, что братья его в одну ночь стали сестрами? Не знает, ничего не знает пока старший наследный лорд Дар-Халем о том, как играет с ним его повелительница. Скоро узнает. И ночь будет совсем другая, не такая, как все. Королева ждет с предвкушением. Танец на могилах, любовь на чужих костях. Ей хочется.