Мать, с Бобешем снова были дома. Дедушка просто диву давался, слушая рассказы Бобеша.
Бобеш все радовался, что скоро отец поправится и сможет ходить, как прежде. Жалко только было, что придется продавать Пеструху. Пеструху Бобеш любил.
— Мама, значит, мы будем такие же бедные, как Безручка? У них тоже нет коровы.
— Нет, Бобеш, настолько мы все же не обеднеем. Вот папа выздоровеет, начнет работать, подкопим денег — может, со временем и корову купим.
— Мама, продай лучше козу — она, тварь, бодается.
— За козу нам столько не дадут, как за Пеструху.
Бобеш помолчал, потом заключил:
— А у старосты все могли бы лежать в больнице сколько захотят. И нашли бы чем заплатить. У них и коров и лошадей много.
— Мудрец ты, Бобеш, — сказала мать, — да только проку от твоих премудростей нет. Вот что, сынок: мне в поле надо, хлеб убирать, он у нас и так, верно, перезрел — всё никак не управимся. Папа нам теперь не помощник. Ты, смотри, тут не озоруй, слушайся бабушку и не ходи никуда!
— Мама, позволь мне, пожалуйста, у пруда поиграть.
— Нет, Бобеш, на пруд не ходи — еще утонешь.
— Нет, мама, я у самой воды не буду. Я знаешь где буду? На том песке, который из пруда выгребли, знаешь?
— Ну ладно, побудь там немножко, а потом бабушка за тобой придет.
Как только мать ушла, Бобеш отправился на пруд. На плотине он увидел Франту и Тонду. Они гнали гусей на луг.
Бобеш приостановился. Он не видался с ребятами с тех самых пор, как они вместе воровали шары. Бобеш опасался, как бы они теперь не отколотили его за то, что он их выдал. Бобеш хотел повернуться и бежать домой. Но Тонда и Франта заметили его и окликнули:
— Бобеш, погоди! Идем с нами пасти гусей!
— Да… вы — еще побьете меня! — ответил Бобеш.
— Зачем нам тебя бить?
— И правда не побьете?
— Нет!
Тогда Бобеш пошел на плотину и подождал, пока Франта с Тондой подгонят гусей. Он уже не боялся их, порадовался, что ребята так скоро забыли о порке, которую им, наверное, задали за кражу шаров. Каково же было его удивление, когда Франта и Тонда, подойдя ближе, высунули языки и оба скорчили самые что ни на есть страшные рожи.
— Вы чего дразнитесь?
— А того, что не можем отколотить тебя! Там вон в садике наш батька — может увидеть. Ну да ничего, мы тебе, сопляку, еще всыплем перцу за то, что ты про нас отцу сказал! Дрянь паршивая!
— Ведь я же вам отдал кукленка!
— «Кукленка»! Держал бы его лучше при себе, дурак! Думаешь, нам отец дал этого кукленка? Мы его и не видели — отец взял да и спрятал, а нас избил. И шары тоже отобрал, отдал их стеклодуву..
У Бобеша сразу отлегло от сердца, когда он это услышал. «Ага, значит, шары теперь у стеклодува дома. Значит, никакой беды больше не случится, — думал он. — Какую бы такую вещь дать мальчишкам, чтобы они не злились и не побили меня?»
— Ребята, — сказал Бобеш так дружелюбно, как будто на него вообще никто и не думал злиться, — а знаете, что у меня есть? Вы, пожалуй, такого сроду не едали.
— Что? — в один голос спросили те.
— Пообещайтесь, что не побьете меня и вообще ничего такого не сделаете!
— Давай говори! Там посмотрим, что это за штука, стоит ли она того.
Бобеш стал рассказывать им, как он был с матерью в городе, что он там видел, как был у отца, как в поезде ехал. Рассказал и о том, как в первый раз увидел апельсины и принял их за яблоки. Он приберег апельсиновую кожуру — она такая приятная и так хорошо пахнет. Кожура совсем засохла, но запах еще сохранился, и мальчишкам он страшно понравился. Апельсинов они никогда не видели.
Теперь Бобеш окончательно задобрил Франту и Тонду, и они предложили пасти вместе гусей на мирском лугу возле железной дороги. Бобеш вначале отказался, сославшись на то, что ему не велено никуда ходить.
— Если будешь с нами, так небось не потеряешься, — сказали ребята. Посмеялись, что ему не позволяют ходить куда вздумается.
— Ну ладно, — согласился Бобеш.
Он охотно поддался уговорам, сразу забыл материны и бабушкины наставления и вместе с мальчишками погнал гусей на луг у железной дороги.
Солнце пекло, и рельсы на полотне были горячие. Ребята ступали по рельсам босыми ногами, состязались, кто дальше пройдет и не соскочит.
С ближнего поля их окликнули; велели сойти с насыпи, а то скоро пройдет поезд.
Тогда мальчишки перешли с полотна на луг и стали играть. Тем временем гуси уже насытились и отдыхали, так что ребятам теперь было раздолье. Они скакали, кувыркались.
— Эге, у меня есть конь! — закричал Тонда, показывая крупного зеленого кузнечика, — их на лугу было полным-полно.
— Ну-ка! И вправду хорош конек!
Бобеш побаивался кузнечиков, глядя на их большие челюсти… Он предпочитал бабочек.
Тонда и Франта принялись ловить зеленых кузнечиков, а Бобеш гонялся за бабочками. Но он быстро запыхался и, устав, присел. Ни одна бабочка не хотела подождать, пока он ее схватит. Зато Франта и Тонда наловили множество «коней». Всех их Франта упрятал под шапку.
— Погляди, какие рысаки! — похвалился Бобешу Тонда, приподняв шапку.
Кузнечики пустились наутек в разные стороны, но Франта подоспел на помощь Тонде, и кузнечики снова очутились в темнице.
— На что они вам?
— А мы их запряжем. Они и повезут.
— Во что запряжете? — спросил Бобеш.
— Увидишь. У нас есть две спичечные коробки — это будут телеги, кузнечики их повезут.
— Чем же запрягать будете?
— Из ниток сделаем вожжи.
— А нитки есть?
— Из штанов надергаем. Вон, видишь, по краям внизу штаны обтрепались, оттуда легко нитки выдергивать.
Бобешу это очень понравилось, он охотно подрезал бы себе внизу штанины, как у ребят, чтобы можно было выдергивать из них нитки.
Франта и Тонда очень искусно соединили нитками кузнечиков попарно и привязали их к спичечной коробке. Кузнечики и хотели бы попрыгать, но не могли, потому что вожжи были короткие. Волей-неволей они ползли по земле и потихоньку тащили за собой спичечную коробку. Ребята запрягли кузнечиков и в другую коробку, потом стали играть. Представляя, что они возят сено, мальчишки положили несколько травинок в коробочки.
— Но-о, но-о! — покрикивал Тонда.
— Эй, ты, Серко, вытягивай-ка ноги, лодырь! А не то я тебя кнутом вытяну!
Кнутом служил длинный стебелек травы. Потом Франта и Тонда подпрягли и остальных кузнечиков, так что в каждую коробочку была запряжена шестерка коней.
Бобеша так занимала игра — никогда бы, кажется, не надоела! Он восхищался Франтой и Тондой — ведь они ненамного старше его самого, а все-то они умеют!
Мальчишки увлеклись игрой и не заметили, что гуси взобрались на насыпь и расположились там. Старая гусыня уселась прямо на рельсы, подвернула голову под крыло и заснула. Шум приближающегося поезда отвлек ребят от игры; они спохватились, где же гуси, и ахнули.
— Царь ты мой небесный! — в страхе вскрикнул Тонда, увидев, что гуси на путях, а поезд совсем близко.
— Пропади ты пропадом! — выругался Франта.
— Гуси на рельсах! — кричал Бобеш.
Все трое ринулись к насыпи, но было поздно — мимо с грохотом катил пассажирский поезд. Гусята, всполошенные шумом, успели убежать, а старая гусыня не успела.
Когда проехал поезд, ребята взбежали на пути — и каков же был их ужас! Старая гусыня была раскроена пополам, точно ее перерезало огромным ножом; одна половинка лежала по одну сторону рельса, вторая — по другую.
Ребята стояли над бедной гусыней как громом пораженные, бледные, не могли и слова выговорить, горло у них сжималось. Первым пришел в себя Тонда:
— Ох, опять и порка будет, только держись!
— Батюшки, как теперь быть? Я и домой не пойду — батька нас убьет!
— Бедная гусыня! — сокрушался Бобеш. — Вот, наверное, больно ей было!
— Твоя была, Тонда, забота за гусыней смотреть! — плаксиво сказал Франта. — Я на себя гусят брал, а гусята все целы.
— Ты на меня, пожалуйста, не сваливай! Кабы гусята не убежали, их бы тоже переехало!
Братья присели на корточки подле гусыни и заревели. Бобеш тоже заплакал за компанию, жалеючи и гусыню и мальчишек. Гусята между тем сгрудились возле них и удивленно смотрели на старую гусыню, недоумевая, что же такое стало с их матушкой, почему она не бежит к ним, не зовет их, как обычно. Гусята вытягивали шейки и гоготали. Погоревав, ребята наконец решились гнать гусей домой. Но как быть с гусыней? Уговорились, что одну половинку понесет Бобеш, другую — Франта, а Тонда погонит гусят.
Шли они понурые, прямо как с похорон.
На лугу Бобеш увидел запряженных в спичечные коробки кузнечиков.
— Как быть с конями? Оставим здесь? Давайте их отпустим! — предложил сердобольный Бобеш.
Но Тонда был зол на кузнечиков и сказал, что надо их раздавить.
— Они же не виноваты, — вступился за кузнечиков Бобеш.
— Нет, виноваты. Кабы мы с ними не играли, успели бы согнать гусей с полотна.
— Верно! — поддакнул Франта, настроившись расправиться с кузнечиками.
— Ну, отпустите их! — упрашивал Бобеш.
— Нет, убьем! — стояли на своем Тонда и Франта.
— Тогда я не понесу гусыню и не пойду с вами!
— Ладно уж, бери, коли тебе так хочется! Можешь и коробочки взять.
Бобеш и рад бы их взять, да во что? Шапки у него с собой не было.
— Карманы у тебя есть?
— Есть.
— Положи в каждый карман по коробочке и кузнечиков тоже, ничего с ними не станется, — посоветовал Тонда и помог ему рассовать все это по карманам.
Потом они нехотя побрели в деревню. Чем ближе они подходили к дому, тем громче и жалобнее плакали Тонда с Франтой. Дети, игравшие в песке у пруда, повскакали и пошли следом за ними. Взрослые останавливались, спрашивали, что стряслось.
— Вот так обрадуют отца! — говорили они, узнав о происшедшем.
Из дома Безручки выбежали дети и, увидя окровавленные останки старой гусыни, в ужасе принялись кричать. На крик выскочил и сам Безручка. Он остановился, глазам своим не веря.
— Ах вы, мерзавцы! Что же вы опять натворили?!
Тонда с воплями помчался на плотину. Франта положил половину гусыни на землю и бросился за ним. Но Безручка мигом догнал их. Видя, как нещадно расправляются с его приятелями, Бобеш тоже стал кричать.
Хотя у Безручки была одна рука, он ухитрялся самым немилосердным образом хлестать ремнем мальчишек.
— Ба-а-тя, не бей, пожалуйста! Отпусти! — наперебой вопили мальчишки.
Бобеш положил останки гусыни и подлетел к Безручке.
— Дядечка, милый, не бейте их! Они не виноваты, это машина переехала гусыню! — упрашивал он.
— Убирайся ты от меня! — крикнул на него рассвирепевший Безручка.
Бобеш увидел, что Безручка страшно зол: глаза у него выпучены, лицо все красное, прямо сизое.
Прибежал сосед и начал увещевать Безручку, чтобы тот не бил детей, они еще малы, не смыслят, и не надо было доверять гусей таким малышам.
— Помалкивайте уж, за своими приглядывайте! — напустился на него Безручка. — Хорош бы я был, если бы их путем не воспитывал, чтобы из них потом негодяи, дармоеды вышли! Я их научу гусей беречь!
Мальчишки уже просто визжали от боли. Бобешу стало жутко. Весь дрожа, он бегом пустился домой.
«Нет, не хотел бы иметь такого злого отца! Мой папа добрый. И надо же было именно сегодня не послушаться матери — убежать за деревню, опять баловством заниматься!» — укорял себя Бобеш.
Дома бабушка спросила его, отчего он заплаканный: наверное, опять где-нибудь носило, и мальчишки, поди, отколотили.
Бобеш выложил бабушке все, что произошло. Бабушка поужасалась и сказала:
— Видишь, видишь! Так и до беды недалеко, так могло и вас поездом задавить! Ах, господи, мученье с тобой, парень, никак за тобой не уследишь! Я его по всей деревне разыскиваю, так о нем беспокоюсь, а он вон что вытворяет! Кабы не жалела тебя, всыпала бы хорошенько, озорник ты этакий! Ну вот ужо скажу матери — дождешься, безобразник!
Бобеш побрел в свой закоулок позади стола, сел и молча вытирал слезы, сокрушаясь, что такой уж он, должно быть, плохой, а ведь ему самому хотелось быть хорошим. Вдруг он вспомнил про кузнечиков и сразу перестал плакать. Вытащил их из карманов и пустил на пол; они были еще живые. Через минуту Бобеш играл с ними, забыв все горести.
Бабушка тем временем куда-то вышла. Бобеш был один. Потом он задумал показать бабушке кузнечиков и, видя, что ее нет, оставил кузнечиков под столом, а сам пошел искать ее. Двери он не закрыл и в комнате и в сенях. Только он ушел, из сеней набежали куры.
Бабушка была на дворе.
— Бабушка, иди скорее, посмотри! Ты такого еще в жизни не видела!
— Что там опять? Наверное, баловство какое-нибудь, а?
— Вовсе нет, бабушка. Вот увидишь — кони тянут возы.
Когда же они зашли в комнату, бабушка и в самом деле увидела нечто такое, чего отродясь не видывала. В комнате — куры, клювы у кур раскрыты, из клювов висят нитки, а на нитках — спичечные коробки, и куры вот-вот задохнутся…
Когда куры набежали из сеней в комнату, они набросились на кузнечиков, но проглотить их не смогли, потому что кузнечики были опутаны нитками и привязаны к коробкам.
— Господи, что творится! Вот чадушко-то — на тебе, что опять удумал!
— Бабушка, куры моих кузнечиков сожрали! — закричал Бобеш и расплакался.
— Сожрали, а теперь вот подохнут. Что же это творится, батюшки! Что творится! — запричитала бабушка и бросилась ловить кур, чтобы вытащить у них из клювов кузнечиков.
Куры всполошились, взлетели на подоконник, опрокинули горшки с цветами; те разбились.
Одна курица взлетела на полку под часами, смахнула тарелку и кружку, из которой Бобеш пил молоко. Все, конечно, разбилось.
Такой был переполох, такой шум… Бабушка совсем уж отчаялась. Бобеш кричал, не зная, что и делать. Под конец бабушке удалось спасти одну курицу, но другую она не могла поймать — та выбежала на улицу прямо с коробкой.
— Ну, та, конечно, пропала, задушится! Ох, Бобеш, Бобеш, чистое наказание с тобой! — вздыхала бабушка.
Печально кончился этот день для Бобеша. Когда вечером вернулись с поля мать и дедушка, бабушка все им высказала. И Бобеш впервые был изрядно выпорот, потому что курицу, которая никак не могла проглотить кузнечиков, нашли за дровами околевшей.