С той ночи Бобеш стал выздоравливать. Температура спала, и Бобеш теперь сидел на постели, когда мать хорошенько обкладывала его подушками. Сидел и смотрел, что происходит в комнате. Однако он все еще чувствовал какую-то вялость и слабость, жаловался матери, что в руках у него нет совсем силы. Ему казалось даже, что он теперь не удержит и чашки.

— Мама, а когда я пойду в школу?

— Подождешь еще немного.

— А учитель не будет на меня сердиться?

— Не будет. Он знает, что ты болен.

— А откуда он знает? — удивился Бобеш.

— Я была в школе.

— Ты ходила в школу? А что тебе сказал учитель?

— Он желал тебе поскорее поправиться. Говорил, что любит тебя, что ты — умный мальчик.

— Правда, так и сказал?

— Правда, Бобеш.

— А что еще он тебе сказал, мама?

— Спрашивал, что с тобой. Почему ты заболел. Я ему призналась, что все это из-за твоего непослушания, рассказала, как ты ходил без моего разрешения на речку и чуть было не утонул.

— Мама, зачем ты это сделала?

— А почему же? Пусть знает, какой ты непослушный… Подожди, Бобеш, мне кажется, к нам кто-то идет. Я слышу в кухне голоса.

Мать вышла в кухню, где были дедушка с бабушкой, и ввела в комнату Миладку, Силушку и Гонзика. Бобеш очень удивился.

— Это, Бобеш, к тебе, — сказала мать. — Проходите, дети, проходите, посмотрите-ка на нашего больного.

Миладка подошла к самой постели, подала Бобешу руку, а потом протянула бумажный пакет. Силушка — тоже. Бобеш увидел конфеты, яблоки и апельсины. Он очень обрадовался и сразу же решил показать все подарки матери. Мать стала сокрушаться, зачем дети истратили на Бобеша столько денег. Бобеш был очень рад и детям и подаркам. Гонзик, наоборот, держался как-то робко и грустил. Он стоял все время позади девочек. Вероятно, он чувствовал себя неловко, так как ничего не принес Бобешу. Вообще-то он даже и не мог ничего принести, потому что девочки случайно встретили его по дороге и прихватили с собой. Вдруг он стал быстро ощупывать свои карманы, подошел к самой постели, наклонился к Бобешу и шепнул: «Возьми, Бобеш, хочешь?» Бобеш взял то, что подал ему Гонзик. Это был осколок стекла, окрашенного в розовый цвет. Бобеш давно видел это стеклышко у Гонзика и завидовал ему. Ведь смотреть сквозь него было так интересно! Как будто бы видишь совсем другой мир, гораздо более красивый, чем на самом деле. Бобеш ласково посмотрел на Гонзика и прошептал в ответ:

— Я тебе тоже, Гонзик, дам кое-что. Хочешь пестренький… знаешь, такой в полосочку стеклянный шарик? Я его дам тебе, когда поправлюсь, ладно? Он у меня спрятан на кухне.

— Что у вас там за тайны? — спросила мать.

Бобеш показал ей осколок розового стеклышка. Мать хотела было отнять его у Бобеша, опасаясь, как бы он не обрезался. Но, увидев просящие глаза Бобеша и печальные Гонзика, она разрешила оставить розовое стеклышко в постели. Бобеш все спрашивал, что нового в школе. Оказывается, были большие новости. В классе всех пересадили, и ребята, предпочитавшие сидеть на задних партах, не знали, что им делать, когда учитель посадил их впереди. Но место Бобеша на первой парте все же осталось незанятым. Оно ждет Бобеша. Потом гости наперебой рассказывали ему интересную сказку, которую теперь читает вслух учитель, и Бобеш очень жалел, что он болеет. Но больше всего Бобеш расспрашивал детей о том, как учитель отнесся к его приключению с бумажным змеем. Учитель, оказывается, смеялся, говорил, что бумажный змей унес с собой Бобеша, как какую-нибудь принцессу из сказки. Здесь Бобеш тоже рассмеялся и покраснел до ушей. Вероятно, оттого, что о нем говорили при всем классе. Бобеш представил себе, как весь класс будет на него смотреть, когда он придет в школу. И вдруг почувствовал себя гораздо лучше, даже попросил у матери одежду. Ему показалось, что он вполне может немножко поиграть с детьми на полу. Но мать только рассмеялась:

— Что ты, Бобеш, нельзя! Ты снова можешь разболеться.

Но она все-таки взяла его из постели и поставила на пол.

Бобеш сделал шаг, закачался и, если бы мать не поддержала его, наверное упал бы. Он так ослаб, что не мог даже ходить. Бобеш был поражен — ведь в постели под одеялом он уже чувствовал себя совсем здоровым.

— Мама, а я смогу ходить, как раньше? — грустно спросил он.

— Конечно, сможешь. Но несколько дней тебе еще придется полежать. Надо есть побольше, чтобы окрепнуть. Горлышко у тебя все еще болит?

— Нет, не очень, мама. — И Бобеш подозвал ее кивком головы.

— Чего тебе?

— Мама, очисть мне, пожалуйста, апельсин. Можно?

Мать очистила Бобешу апельсин. Кожу она разрезала так, что из нее получилась хорошенькая звездочка. Апельсин выглядел теперь, как какой-нибудь сочный цветок. Бобеш брал дольки апельсина одну за другой и ел. Ел он медленно, ему было приятно, что апельсин так холодит горло и что его так легко глотать, Бобеш ел и нахваливал апельсин, а Гонзик, для которого это было таким же редким лакомством, едва успевал проглатывать слюни.

Бобеш заметил взгляд Гонзика, все понял, взял одну дольку и сказал:

— Возьми, Гонзик, попробуй. Апельсин на самом деле очень вкусный.

Гонзик немножко покраснел. Ему было стыдно брать апельсин у больного приятеля. Но, когда его стали понукать и девочки, он взял предложенный кусочек и стал есть его с таким трепетом, что мать даже засмеялась. Матери понравилось, что Бобеш сам предложил Гонзику то, что ему и самому пришлось по вкусу. Она радовалась, что у Бобеша доброе сердце.

Когда дети ушли, Бобеш сказал матери:

— Хорошо, что девочки пришли ко мне и принесли гостинцы, а?

— Ну конечно.

— А пирожное, наверное, дорого стоит?

— Они не покупали, — сказала мать.

— А где же взяли?

— Испекли дома.

— Их матери умеют печь пирожное?

— Я бы тоже сумела, Бобеш.

— Правда, мама?

— Да, но для этого нужно много масла, сахару и хорошей муки, а это все дорого. И для нас все эти сладости, милый Бобеш, — излишняя роскошь.

— Но ведь это так вкусно!

— Я знаю, — смеялась мама. — Много есть хороших вещей на свете, которых мы даже и не пробовали.

— А почему?

— Потому что у нас нет на это денег.

— А ты знаешь, мама, над чем я так смеялся?

— Над чем, Бобеш?

— Помнишь, ты дала девочкам кофе, а они всё упирались, не хотели пить? Гонзик — тот сразу выпил. Миладка мне шептала: «Бобеш, я не выношу пенок». Силушка тоже говорила, что не любит. Я им велел все отдать Гонзику. Сказал, что Гонзик, наоборот, пенки любит. Они, мама, какие-то странные… Ведь я пенки тоже очень люблю.

— Конечно, Бобеш. Это же самое лучшее, самое вкусное в молоке. Это же, собственно, сливки. Миладка и Силушка — избалованные дети, они никогда не знали, что такое голод. Ведь когда я была, Бобеш, такая, как ты, мы по утрам вообще никогда не пили кофе. У нас был только молочный или овощной суп, а иногда просто тюря.

— Что такое тюря?

— А это хлебная окрошка на квасу.

— А мы когда-нибудь ее ели?

— Да, когда были в деревне. Помнишь суп, который ты называл черным?

— Ага, кислый?

— Ну да.

— Мама, а ты никогда не испечешь нам пирожное?

— Будут деньги — испеку.

— Миладка и Силушка, наверное, хорошо живут, да?

— Не думаешь ли ты, что можно есть одни пирожные? Нет, они быстро надоедают.

— Нет, мне, пожалуй, никогда бы не надоели.

— Надоели бы и тебе.

— Ты знаешь, мама, что бы я все время, все время ел?

— Что же это такое?

— Пойди-ка сюда, я тебе шепну.

— Ну что бы это могло быть?

Мать наклонилась к Бобешу, и тот ей прошептал на ухо:

— Сосиски.

— О, несчастные сосиски! — засмеялась мать и погладила Бобеша.

— Да, мама, — заморгал глазами Бобеш.

— Да ладно, я тебе сосиски куплю, ты только об этом никому ничего не говори.

Мать ушла потом на кухню — ее позвал дедушка. А Бобеш так и не узнал, почему он должен молчать о сосисках.