Вероломство присуще человеческой особи. Так ведь? С самой седой древности. От первобытных еще варваров.

Читали мы исторические хроники всяких народностей и племен и знаем, что почти ни один властитель прошлого не помер своей смертью. Их травили ядами, душили подушками, всаживали ножи в спины. И воображение писателей обогатило палитру вероломства до чрезвычайности. Все это так. Но когда вероломство обрушивается на тебя лично, обрушивается нежданно, подло, да еще улыбчиво — мерзко до самой до крайности.

На следующий же день, только лишь змеиная бумага оказалась в моих руках, я нотариально, по всем существующим российским законам, слово в слово отозвала этот самоубийственный документ. Дата на моей отмене решения стала тоже декабрьской: 1 декабря 2004 года.

Но тут «приплыли» новые сюрпризы.

Наш давний друг Светлана Александровна Смирнова тем же днем извлекла из своей хозяйственной сумки продолговатую белую коробку с моим изображением, сделанным некогда в Нью-Йорке Ричардом Аведоном. Фото широко известное.

— Майя Михайловна, вы это видели?

— А это что?

— Лечебный крем вашего имени. Антиварикозный крем «Майя Плисецкая».

Я беру в руки Светланин сюрприз. На другой стороне коробочки подробная аннотация с факсимиле моей подлинной подписи. Расписываюсь так я на фотографиях для коллекционеров автографов. И сильно уменьшенный рисунок Шахмейстера, где изображена в балетной тунике в прыжке.

— Такой крем, Майя Михайловна, продается в четырех видах. От четырех болезней ног. Антиварикозный. От синяков и ушибов. От отеков ног. Крем для ступней.

— Выходит, все эти недуги у меня имеются? Вся в болезнях?

— Выходит, что так, — продолжает Светлана. — Помимо текста на коробочке с вашим автографом, внутрь вложена подробная рекомендация. Мы не знали, Майя Михайловна, что вы — доктор медицины и опытный ортопед…

Сверху коробки крема замечаю бликующий квадратик, где можно прочесть (если очень всмотреться): «Традиции Имперского русского балета». Опять коммерческие проделки Обаяшки!..

— Неужели никто не сказал вам об этих кремах? Неужели я первая? Неужели разрешения вашего не спросили? — волнуется Светлана.

Да, это уже чересчур. Кремы-то лечебные, «профессиональная серия», как гласит заголовок над моим портретом.

И на тюбике внутри коробки — роскошное аведоновское фото. Наглядятся на мой цветущий пышный нью-йоркский вид доверчивые российские покупатели — вот, мол, какие чудодейственные кремы потребляет Плисецкая. Поторопимся закупить новейшее медицинское чудо. Все как один в магазины, в аптеки!..

А я кремы эти в глаза не видела. Первый раз коробок распечатала. Не пробовала. А рекомендую. От лечения серьезных недугов. А вдруг «чудо-кремы» нанесут непоправимый вред страждущему? И я буду виновата в том? Мне представляется это бесстыдством и цинизмом.

Дата выпуска — октябрь 2004 года. А сейчас начало декабря. Я узнаю о кремах моего имени от Светланы. От Светланы-покупательницы…

А кто выпустил его? Какая фирма? Читаю. ООО НПО «Оздоровительные биотехнологии». Товарный номер 29189-91. Указан адрес Московская обл., г. Королев, ул. Пионерская, д. 4…

Я тотчас пишу резкое разгневанное письмо в «Оздоровительные биотехнологии». С категорическим запретом на выпуск и продажу кремов «Майя Плисецкая». И заказным письмом отсылаю его по указанному на «моем» креме адресу.

Через несколько дней оно возвращается мне обратно со штемпелем и рукописной припиской: по данному адресу фирмы «Оздоровительные биотехнологии» не существует. Хорошенькое дело!

Я пишу всю «кремовую историю» намеренно очень подробно. Шаг за шагом. Шок за шоком. Разочарование за разочарованием. Стресс за стрессом. И потому пишу подробно, что наступил час мне самой поведать, как все это было. И потому, что Обаяшка все это время не ленился раздавать там и сям лживые интервью. Источать свои медовые кондитерские улыбки с экранов телевизоров. Поссорили, мол, злые люди двух больших артистов.

— Я люблю вас, дорогая Майя Михайловна. Нас ссорят. Сталкивают лбами, — горестно тужит крупным планом с телеэкрана худрук «Имперского балета».

Когда информация о произошедшем просочилась в СМИ, из фирмы «Оздоровительные биотехнологии» прозвонился ко мне тихий мужской голос.

— Нехорошо получилось. Таранда нас уверил, что кремы вы видели и пробовали. Довольны остались. Пытались найти вас. Не удалось.

— Разве я на Луне живу? Сейчас вы дозвонились?.. Я намерена обратиться в суд.

Мне рекомендовали друзья адвокатскую контору «Добровинский и партнеры».

Едем с Щедриным к ним в офис. В Первый (так он называется) переулок на Сретенке. Близко по соседству с домом моего детства. Юристы произвели внушительное впечатление. В первую очередь сам глава содружества Александр Андреевич Добровинский. Унисоном юристы уверили, что выиграть дело большого труда не составит. И берутся — тоже безвозмездно — встать на мою защиту. Добровинский в своем интервью мило признается, что влюблен в Майю Плисецкую с трехлетнего возраста. И считает своим долгом, как и все мужчины нашей страны, защищать ее честь и достоинство…

Кремы продавались повсюду. В метро, в аптеках, торговых палатках. По всей России. Но даже близкие мне люди не могли вообразить, что за кремы «Майя Плисецкая» я не получаю ни единой копейки. Это в наши-то бурно капитализирующиеся дни. Андрей Вознесенский в ответ Родиону на его слова, что Майя не получает с кремов ее имени ровным счетом ничего, заметил:

— Никто поверить в это не сможет. Даже я не смогу…

…Сегодня, когда пишу эти страницы, на календаре 2 октября 2006 года. Ровно сорок восемь лет минуло с того дождливого октябрьского дня, как мы с Щедриным официально соединили наши жизни в ЗАГСе Киевского района Москвы.

Сколько же пришлось ему натерпеться вместе со мной от бесчисленных драматических перипетий моей непростой судьбы? Нанервничаться. Напереживаться. Ночи не спать.

Во сколько капканов угодила я за все эти годы по своей беспечности, легковерности, нетерпеливости. Просто от матушки-лени. Как часто попадала в них оттого лишь, что лень мне было «включить свои мозги». Заставить их работать не на небесную поэзию. Но на западни да на дрязги быта. На прозу повседневного людского общения.

Легким характером природа меня не наделила. Это я сама хорошо знаю. Брат мой Александр часто с добрым сочувствием говорил Родиону: тебе за Майю давно пора дать звание Героя Советского Союза. Это еще при советской власти было. Вот ведь как давно. И еще вспоминается: Василий Абгарович Катанян, последний муж Лили Брик, в шутку (а может, и не такая уж то шутка была) замечал Родиону, что при Майе всегда рядом обязательны милиционер и домоуправ…

Принес Родион сегодня, как обычно он в этот день делает, большую охапку роскошных цветов. А я ему в ответ говорю:

— Спасибо, что ты меня столько лет терпишь…

Одна лишь отвратительная эпопея с кознями и обманами Обаяшки, «кремовая сага», о которой ниже продолжу свой рассказ, хоть кому жизнь отравит…

Через моих адвокатов фирма «Оздоровительные биотехнологии» предложила мне деньги. Не желают, чтобы конфликт дошел до суда Адвокаты также предпочитают мирный вариант. Тогда из суммы компенсации за моральный урон часть средств отойдет в их пользу. Таков уговор был.

Долго колеблюсь. Сомневаюсь. Советуюсь. Но каждый знакомый при слове суд изображает на физиономии самую кислую гримасу, словно лимонным соком обпился. Мне-то всегда казалось, что суд обязательно отличит правого от неправого. И неправого по справедливости накажет. Долго, трудно, но восторжествовала же истина в юридическом разбирательстве с моей лже-дочкой из Израиля?..

Все переговоры ведут мои адвокаты. Они посредники между «Биотехнологиями» и моим именем, моим аведоновским портретом, моим факсимиле в «профессиональной серии» кремов «Майя Плисецкая». Наконец договариваются о сумме компенсации. Цифру называть не стану. Тем более что осталась она лишь на устах переговорщиков.

Даю согласие.

Но «Биотехнологии» выдвигают новые условия. Опять мои адвокаты ведут с ними волокитные переговоры. Время уходит. Кремы благополучно продаются. Уж не намеренная ли затяжка?..

Вновь «окончательно» договорились. Адвокаты просят меня приехать в их офис. Приезжаем с Родионом. А тут новый поворот. Еще «букет» условий. На сей раз абсолютно для меня неприемлемых. Я должна дать серию интервью, восхваляя достоинства неведомого мне и поныне изделия. Плюс выступления по телевидению. Видеоклип «Биотехнологии» давно уж приготовили. Кстати, он недурно сделан, что и было основным толчком к попытке принятия миролюбивого решения. Но клипа теперь для них мало. Нужны мои речи, комплименты, восторги. Тут уж увольте. Не будет этого. Хватит время тянуть. И я в резкой форме прошу «Добровинского и партнеров» передать дело в суд.

Завертелась машина российского правосудия. Во второй раз взираю я на ее скрипучие шестеренки.

Потекли недели и месяцы. Кремы благополучно продаются. Весьма благополучно. Нет-нет да взглянет на меня с витрины мое беспечное аведоновское улыбающееся лицо. Надо мной самою, что ль, подсмеивается? Добровинский рассказывает: прознавши об обращении их конторы в суд, к нему нагрянул Обаяшка. Улыбался, улыбался, а потом и сказал Добровинскому: «Теперь я пропал». А каково ныне российское судопроизводство, похоже, и он имел малое представление. Тут наши познания сошлись. Но «Оздоровительные биотехнологии» были информированы, судя по всему, куда более…

Вскоре приползли по факсу бумаги. Явно сочиненные задним числом. Цифры, цифры, столбцы цифр. Фирма желает документально удостоверить, что проплатила она лишь расходы «Имперского балета» на постановку «Лебединого озера». Пачки. Костюмы. Декорации. Меня только оповестить и пригласить забыли. И среди «лебединой сметы» душевное, «кроткое» письмо Обаяшки. Залитое крокодиловыми слезами. Беззащитная овечка. Любит меня сильно. Почитает. Восторгается. И соболезнует: какими недобропорядочными людьми я окружена.

Балетный мир тесен. Болтлив. Завистлив. И поползли дружно слушки — положил, поговаривают, создатель «традиций «Имперского русского балета»» энную сумму себе в карман. В пересказах новостей друг другу сумма беспрестанно меняется. Но все в большую сторону. Приближается к сумме, запрошенной Обаяшкой у женщины из Японии. Кто знает… Кто считал. Может, фантазирует балетный люд? Завидует?..

А по газетам мелькают интервью Таранды. Кто-то советы ему дает. Российский суд — это бабушка надвое сказала. Бодрее, смелее. Наступление, как по Суворову, — лучшая защита. Оказывается, «Щедрин больше хочет денег». Больше, чем что? Чем ноль?

Неужто люди без совести выходят сегодня в герои нашего времени?!

Суд назначают. Суд отменяют. Суд переносят. Кто-то не явился. Новую бумагу затребовали. И так много раз. Не торопятся стражи закона на защиту справедливости.

Волокита продолжалась более года. Наконец судья Мещанского суда Москвы Верещак дважды отказывает моим адвокатам, а точнее, мне в иске. И это при том, что в деле лежит мой официальный запрет от 1 декабря 2004 года на использование моего имени. А год на дворе уже — 2006-й! Не властен, значит, у нас человек над своим собственным именем…

Руками развожу. А мудрые друзья разъясняют: у вас «этих» ресурсов нету.

«Этих» ресурсов нету. Это правда. Но имя было. Теперь и имя украли.

Адвокаты мои подают апелляцию за апелляцией. А я тем временем выслушиваю телефонные обиды от зрителей, пришедших на концерт «Имперского балета», чтоб на меня посмотреть. А меня и в помине нет. Обманула. Нос задрала. Зазналась. С народом общаться не желаю.

Часто что и сказать, я не знаю. То из российской провинции. То из-за рубежа русскоговорящие громометатели. Лепечу что-то оправдательное. А они свое:

— Ваше имя стояло на афише. На ней ваша красивая зазывная фотография. В цвете. Во всю ширь. Моя дочурка так мечтала с вами сфотографироваться…

Терпение лопнуло. Я пишу письмо в газету. Два авторитетных издания его публикуют. «Культура» и «Труд». Если суд не может остановить Обаяшкину вакханалию, то газеты люди, черт возьми, читают?

Но безнаказанная вакханалия продолжается.

Вот новейшие сообщения. В руках у меня газеты, журналы и постеры. Буду просить издателей поместить их в числе иллюстраций книги. Пусть люди посмотрят. Убедятся.

Реклама на Кипре. Июль 2006 года Три представления. Вместительные залы. «Ромео и Джульетта». Чья музыка — устроителям не важно. Но зато броско: «В главной роли Майя Плисецкая».

Конечно, станцевать четырнадцатилетнюю Джульетту в моем возрасте — сенсация небывалая (как когда-то говорила мне моя массажистка: более всего нравитесь вы мне в «Лебеде — Сенсация»). Имени самого Обаяшки на анонсе не пропечатано. Он в тени. Скромность поедом ест.

А вот постер из Португалии. Тут уж наперед. На ноябрь 2006 года Шесть представлений. «Спящая красавица». Самые большие залы. Дорогие билеты. На афише опять только одно имя. Мое. «Директор Майя Плисецкая». Наш кроткий Обаяшка вновь в тени.

Гастролирует «Имперский балет» по белу свету. Имя мое с ним путешествует. Совсем как гоголевский нос майора Ковалева, отправившийся в дилижансе за границу.

А кремы по-прежнему благополучно продаются. 7 августа 2006 года собственноручно обзавелась «Бальзамом от синяков и ушибов» в большом универсальном магазине Вильнюса.

Это заграница. Уже не рублями платить надо.

Продавщица узнала меня и радостно приветствует:

— Большой успех у покупателей. Многие берут.

С таким спросом не одно «Лебединое озеро», коли поверить даже запоздавшим «цифровым» бумагам, можно одеть, обуть и декорировать.

Но с «этими» ресурсами подосмелел имперский Обаяшка. Хоть и дали ему, убеждена, прочесть мое газетное негодование. Но и ухом не ведет. Словно печатают у нас газеты подобные письма на зулусском языке. А ведь резче и прямее не скажешь. Процитирую заключительный абзац своего газетного крика:

«Я требую снять мое имя с титров любой балетной компании и в первую очередь мою «шапку» с труппы Таранды. Я прошу всех, кто прочтет это письмо, разоблачать самозванство и авантюризм. Коли наша судебная система, призванная, видимо, лишь в теории разоблачать и наказывать обманщиков и прохвостов, потакает неправде и беззаконию».

Но не реагирует Обаяшка. Ослеп. Оглох. Немым стал. Не понимает, о чем речь идет.

А речь о том, что совесть иметь надо. Хоть малую толику ее. Свое имя ставь на афиши. Свой портрет печатай. Свой крем выпускай. Свою профессиональную серию «Гедиминас Таранда» производи. Свое факсимиле под рекомендациями помещай. Никаких денег мне не надо. В покое меня оставьте. Не предлагайте публике то, о чем понятия не имею. И зачем вы недоброкачественные постановки мною прикрываете? Если так громко протестую, негодую, как можно не прореагировать?

Так цепляться! И совесть потеряна, и самолюбия нет.

Три раза отказывал мне российский суд в праве на мое собственное имя. Продавайте, господа оздоровители, лечебный крем «Майя Плисецкая» себе на здоровье и во процветание биооткрытий фирмы ООО НПО. Мало ли какое имя какому продукту дали! А ежели собачий лечебный корм «Судья Верещак» на рынок пустить? Тоже возражать не станете?

И гастролируйте, господин Таранда, пожалуйста, гастролируйте под чужим именем, сколько балетной душе вашей угодно будет, гастролируйте. Бог и суд вам в помощь. Да, не зря, видно, толкуют российские люди, что «эти ресурсы» взаправду сегодня так всемогущи…

Но… на четвертом этапе моего судебного марафона споткнулась кривда о решение Президиума Московского городского суда: «Решение Мещанского районного суда г. Москвы от 12.10.2005 года, дополнительное решение Мещанского районного суда г. Москвы от 26.12.2005 года и определение судебной коллегии по гражданским делам Московского городского суда от 16 марта 2006 года отменить, дело направить на новое рассмотрение в тот же суд в ином составе суда. Председатель Президиума Московского городского суда А. И. Паршин. 21 сентября 2006 года».

Семь раз решала новая судья Синичкина столь сложную, неразрешимую задачу. И на седьмой раз решила-таки тяжбу в мою пользу.

Адвокат Олег Евгеньевич Панюков, сообщивший мне об этом, не скрывал в тоне голоса радости.

Ну а я? Есть радость?

Еще жду подвохов. Справа ли, слева. Не знаю. Ведь с «этими ресурсами» тяжбы ныне плохи. Пока телефонные еще «слова-слова». Хочу окончательное решение в своих руках держать. Тогда, может, и обрету радость.