#img_9.jpeg
ДЕЙСТВУЮТ:
Сегодня
А л е к с е й Ч е р к а л о в — летчик-испытатель.
В и т а л и й К о в а л ь ч у к — авиаконструктор.
С т е п а н И в а н о в и ч Б е р е ж н о й — генеральный авиаконструктор.
О к с а н а — дочь Бережного, аспирантка исторического факультета.
З а х а р М у р а ш и ц к и й — авиаконструктор.
П а в л о Г р о м о в и к — корреспондент редакции «Телевизионные новости».
З о я М е з о з о е в а — кинооператор студии «Телефильм».
Т а т ь я н а Ш у л ь г а (Т а н е ч к а) — шофер такси.
И г о р ь Д у д а р е н к о — лейтенант милиции.
К а р е л П у л и н е к — чех, участник боев за Киев.
А ш о т Т у м а н я н — рабочий-строитель из Еревана.
К л а в о ч к а — работница киевского стройуправления.
Г е н р и э т т а — официантка в молодежном кафе.
П и т Ч и м е р л и н г (он же Петро Чимерлыга) — доцент Ливерпульского института изучения России по кафедре музыкального фольклора.
А в и а к о н с т р у к т о р ы, п и л о т ы, м е х а н и к и, у ч а с т н и к и песенного фестиваля в Киеве, г о с т и из братских республик и зарубежных стран.
В дни Великой Отечественной войны
С т е п а н Б е р е ж н о й — советский летчик, подбитый гитлеровцами на воздушных подступах к Киеву.
Г а л и н а С е р е д а — врач-хирург, подпольщица, невеста Бережного.
М а р ы с я С т а ш к е в и ч — учительница, руководитель подпольной группы.
В л а д и м и р К о в а л ь ч у к — советский офицер-разведчик.
Ф е д о р Н и к о л а е в и ч Н и к у л и н — генерал-лейтенант.
И с а а к М е н д е л е в и ч Л е р м а н — бухгалтер Потребсоюза.
Р о з а Б о р и с о в н а — жена Исаака Менделевича.
С в я з н о й партизанского отряда.
С о л д а т ы С о в е т с к о й А р м и и.
П е т р о Ч и м е р л ы г а — начальник районной полицейской управы в оккупированном Киеве.
Г е н р и э т т а Ч е р н о г о р о в а (она же Геня Шварцберг) — особа с химическим дипломом.
Н е м е ц к и е о ф и ц е р ы, п о л и ц е й с к и е.
#img_10.jpeg
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Картина первая
Аэродром на окраине Киева. На летное поле выходят В и т а л и й, А л е к с е й и З а х а р.
З а х а р. Признаю, Виталий: ты победил. Поздравляю!
В и т а л и й. Я только развил твою идею.
З а х а р (запальчиво). Когда тебя назначили вместо меня, я даже хотел покинуть КБ. Честно говоря, до последней минуты мне казалось: такая скорость невозможна. А теперь я рад, что остался и работал с тобой!
В и т а л и й. Перестань! (Желая переменить тему разговора.) А почему наш летчик-испытатель молчит? Последнее слово за ним.
А л е к с е й. Да что тут говорить? Ни одна страна не имеет такого самолета. Скорей бы в небо!
В и т а л и й. Что ж… тогда будем приглашать Генерального?
З а х а р. Пойду позвоню! (Уходит.)
А л е к с е й (вынимая сигареты). Давай по единой?
В и т а л и й (взяв у него сигарету). Нервы играют?
А л е к с е й (затянувшись дымом). Да нет, привычка!
В и т а л и й (взглянув в сторону ворот). Что-то Оксаны не видать!
А л е к с е й. Не придет. Я сказал ей, что испытаний не будет.
В и т а л и й. Она тебе этого не простит!
А л е к с е й. У нее тоже цейтнот. Замоталась со своей диссертацией.
В и т а л и й (кашлянув). Ну и табак! Солома!
А л е к с е й. Я не встречал ни одного конструктора, который в такую минуту не ругал бы табак!
В и т а л и й (задумчиво). Это ведь мой первенец!
А л е к с е й. Могу поклясться: вокруг десятого будешь колотиться еще больше! Верь мне, Виталий: твоя машина может показать такую скорость, что и чертям тошно будет!
В и т а л и й. Ты там не очень казакуй! Придерживайся того, что предусмотрено.
А л е к с е й. Не доверяешь?
В и т а л и й. А кто ж добивался, чтоб отложили твой отпуск?!
А л е к с е й (сорвав цветок). Эх, прокручу твою машину, а затем махну к себе на Волгу! Давно стариков не видел. Да и спиннинг без дела валяется.
В и т а л и й. Поедешь с Оксаной?
А л е к с е й (с наигранным удивлением). Что-о?
В и т а л и й. У вас разве… не решено?
А л е к с е й. Разберемся!
Возвращается З а х а р.
В и т а л и й (Захару). Позвонил?
З а х а р. Сейчас он будет здесь. Кстати, в проходной лежало это письмо. (Передает.)
В и т а л и й. Мне? Интересно.
А л е к с е й. Мы ни о чем не расспрашиваем, но… догадываемся.
В и т а л и й (читает). «Моя фамилия все равно вам ничего не скажет. Но я могу сообщить о вашем отце все, что вас интересует. В Киеве я проездом. Рад буду повидать вас семнадцатого мая в восемь вечера у Зеленого театра. У меня в руке будет желтый портфель…»
А л е к с е й. Кто это пишет?
В и т а л и й, Не знаю, Много лет я обращался во все инстанции, хотел узнать о судьбе отца. Отовсюду одно: «Пропал без вести!» И вдруг — это!
А л е к с е й. Семнадцатого? Это ж сегодня!
З а х а р. Я очень рад за тебя, Виталий!
Входит Б е р е ж н о й. Несмотря на ослепительную седину, он выглядит очень моложаво. Во всех манерах этого пожилого человека ощущается неподдельная простота, отсутствие «начальственного» апломба.
Б е р е ж н о й. Извините, хлопчики, я вас немного задержал. Звонил министр. В Москве правительственная комиссия будет принимать самолет двадцать пятого. (Виталию.) И еще новость: наконец Лондон открыл тебе визу. И, конечно, всем членам делегации. В июне будете гулять по аллеям Гайд-парка. Готовьтесь!
В и т а л и й. Это нам недолго!
А л е к с е й. А министр не спрашивал, кто испытывает самолет Виталия Ковальчука?
Б е р е ж н о й. Я ему сам доложил.
А л е к с е й. А он?
Б е р е ж н о й. Говорит: «Алексей Черкалов — пилот высшего класса, но… немного лихач»!
А л е к с е й. Боюсь, это говорил не он, а отец Оксаны…
Б е р е ж н о й. Какая разница! Все проверили?
З а х а р. Можете не волноваться!
Б е р е ж н о й. Что ж, тогда… у кого есть сигарета?
А л е к с е й (передавая пачку сигарет). Между прочим, вчера один руководящий товарищ бросил курить!
Б е р е ж н о й (на секунду смутившись). Это… было вчера! Давай по единой!
З а х а р. Весьма прогрессивное предложение! (Берет сигарету.)
А л е к с е й (Бережному). Против вашей точки зрения Захар никогда не возражает!
В и т а л и й. Мудрый человек: спорить с начальством невыгодно и даже опасно!
Б е р е ж н о й (затягивается дымом, кашляет). Ну и табак! Солома!
А л е к с е й (Виталию). Видишь, и твое мнение совпадает с мнением начальства!
Б е р е ж н о й. На войне мы и не такое курили! Помню, однажды поймали фрица. Бродил переодетый неподалеку от аэродрома. Полные карманы сигнальных ракет. Допрашиваем его, молчит, сукин сын. Мы уж и так и этак. Ни слова! Тогда начальник штаба говорит: «Перекур!» Самосад у нас был такой, что, как закурили всем дружным коллективом, фриц аж позеленел.
А л е к с е й. Некурящий попался?
Б е р е ж н о й. В том-то и дело, что курящий, да вот нашей махры не выдержал. Умолять стал: «Я вам все расскажу, только перестаньте дымить!»
А л е к с е й (смеясь, Виталию). А ты говоришь, солома!
Б е р е ж н о й (взглянув на часы, гасит сигарету). Ну, присядем на дорогу.
Все шутя становятся на корточки.
Все! (Поднимается.)
А л е к с е й (поднявшись, передает Бережному цветы). Степан Иванович, Оксане от меня.
Б е р е ж н о й. Как всегда? Передам. Ну, а теперь что-нибудь — для настроения.
А л е к с е й. Что именно?
Б е р е ж н о й. Ту, что готовили к фестивалю!
А л е к с е й. А не лучше ли — после полета?
Б е р е ж н о й. Сейчас предварительно, а тогда — допоем.
А л е к с е й. Виталий, ты автор, ты и начинай!
Виталий запевает, все подхватывают.
Бережной, Виталий и Захар провожают Алексея к самолету. Музыка песни нарастает. Звуки ее сливаются с грохотом мотора. Вышедшие на летное поле р а б о т н и к и конструкторского бюро следят за взмывшим в воздух самолетом. Неожиданно вбегает О к с а н а.
О к с а н а (взволнованно глядя в небо, поет).
Вдали растаял шум мотора. Возвращаются Б е р е ж н о й, В и т а л и й и З а х а р.
З а х а р. Фантастика! Минут через пять он будет над Москвой!
В и т а л и й (взглянув на часы). Уже пролетел!
Б е р е ж н о й (заметив Оксану, удивленно). Оксана?
О к с а н а. От тебя, отец, я этого не ожидала!
Б е р е ж н о й. Алексей просил тебя не тревожить. Я дал ему слово. (Вручает Оксане цветы.) Приказано передать!
О к с а н а. Лешка верен себе!
Б е р е ж н о й. Ты останешься здесь?
О к с а н а. Да, буду ждать.
Б е р е ж н о й (Виталию и Захару). Ну, а вы ко мне! (Уходит вместе с Захаром.)
В и т а л и й (вслед Бережному). Я сейчас! (Оксане.) Как ваша диссертация?
О к с а н а. Остался последний раздел: «Освобождение Киева». Времени — в обрез, жму из последних сил.
В и т а л и й. Люблю это ощущение. Когда появляется свободное время, мне как-то не по себе!
О к с а н а. Вы хотите сказать — для вас, кроме работы, ничего на свете не существует?
В и т а л и й (улыбаясь). Человек эпохи НТР!
О к с а н а. Вы с Алексеем такие разные и — неразлейвода!
В и т а л и й. Единство противоположностей. Диалектика! Кстати, вы и ваша историческая наука тоже, на первый взгляд, несовместимы!
О к с а н а. Я слишком легкомысленна для «синего чулка»?
В и т а л и й. Хотите выдавить из меня комплимент? Это нелегко!
О к с а н а (смеется). Вы действительно робот!
В и т а л и й (запальчиво). А вы…
О к с а н а (поспешно). Кто? Ну? Хотели сказать что-нибудь обидное?
В и т а л и й. Нет… Хорошее. Очень хорошее!
О к с а н а. Долго собираетесь!
В и т а л и й. Есть серьезная причина, заставляющая меня включить тормозную систему.
О к с а н а (кокетливо). Что ж это за причина?
В и т а л и й. Я от души желаю своему другу счастья!
О к с а н а (смущенно). Я вас назвала роботом… извините!
В и т а л и й. Я не обиделся.
О к с а н а (задумавшись). А когда он вернется?
В и т а л и й. Спросим по радио.
О к с а н а. На таком расстоянии?
В и т а л и й. А ему все время дают пеленг.
О к с а н а. Какой?
В и т а л и й. Музыкальный. «Каштаны Киева». (Напевает.)
В и т а л и й и О к с а н а (поют вместе).
О к с а н а (поет).
В и т а л и й и О к с а н а (поют вместе).
Картина вторая
«ПОИТЕ С НАМИ!» — призывает большой плакат над порталом. В скверике у Золотых ворот, в толпе, мы видим З о ю и П а в л а. Со всех сторон сюда стекаются празднично одетые л ю д и. Зоя фотографирует г о с т е й.
П а в л о (в микрофон). Мы в центре Киева, у знаменитых Золотых ворот, построенных еще Ярославом Мудрым. Через эти ворота в семнадцатом веке, во главе своего войска, въехал в наш город Богдан Хмельницкий. Золотые ворота всегда были открыты для тех, кто привходил к нам с чистым сердцем и добрыми намерениями. И сегодня здесь собираются наши дорогие гости, участники песенного фестиваля братских народов.
На улице звучит фестивальная песня.
Глядя вслед уходящим гостям, Павло продолжает говорить в свой микрофон.
П а в л о. На этом заканчиваем первую часть передачи «На улицах Киева». Вел репортаж Павло Громовик. (Выключает микрофон.)
З о я. И все же без Ковальчука — это не передача!
П а в л о. Вот его дом. Видишь? Он обязательно пройдет здесь!
З о я. А мы его не провороним?
П а в л о. Мне дали точные приметы: не толстый, но и не худой…
З о я. Вот как? Тогда мы его сразу узнаем! Цвет волос?
П а в л о. Кажется… темный блондин. Нет, светлый шатен!
З о я. Глаза?
П а в л о. Умные.
З о я. Рост?
П а в л о. Не помню. Кажется, высокий, но, может быть, и не очень…
З о я. Когда тебе объясняли… о чем ты думал?
П а в л о. О тебе… как всегда!
З о я. С твоей серьезностью можно быть только репортером!
П а в л о. Не волнуйся, Зоенька! Я запомнил главное: на нем серая спортивная куртка с «молнией»! (Ужаснувшись.) Что ты делаешь?
З о я (вынув из сумочки бутерброд). Завтракаю!
П а в л о. Шестой раз?
З о я. Это тот самый бутерброд. Шестой раз я пытаюсь его съесть, но ты все время портишь мне аппетит!
П а в л о. Почитай Амосова! Чтоб сохранить здоровье, нужно бороться с перееданием.
З о я. Но чтоб иметь силы для этой борьбы, не мешает основательно подкрепиться!
П а в л о. Ты меня убедила! (Отломив кусок от ее бутерброда, с жадностью ест.) Что у нас еще на пленке?
З о я. Один ученый, один циркач, одна студентка, один строитель…
П а в л о (оглядываясь). Если б еще один работник автотранспорта!
З о я. Не хитри! Тебе понравилась таксистка, которая нас везла. Я слышала, ты назначил ей здесь свидание.
П а в л о. Я ведь должен привлекать актив.
З о я. Не знала, что слово «актив» — женского рода!
П а в л о. Ах, Зоечка, вспомни Вертинского: «Мне нужна не женщина, мне нужна лишь тема!» (Поет.)
З о я.
П а в л о.
З о я.
П а в л о.
З о я.
П а в л о.
Танец.
Слышен шум приближающейся автомашины.
(Вглядываясь.) Она!
З о я. Он!
П а в л о. Кто он?
З о я. Кто — она?
П а в л о. Таня Шульга, таксистка.
З о я. Спортивная куртка с «молнией». Виталий Ковальчук! Я их сниму с верхней точки! (Вскакивает на скамейку.)
Появляются Т а н е ч к а и И г о р ь.
И г о р ь (восторженно). Ты ведь могла меня сейчас задавить!
Т а н е ч к а (взглянула на Павла, смущенно). Я спешила сюда по делу… и задумалась. У тебя сегодня финал?
И г о р ь. Да, наконец! Это был нелегкий экзамен.
Т а н е ч к а. Благополучно?
И г о р ь. Отлично!
Т а н е ч к а. Ну… поздравляю с успешным завершением!
П а в л о (Игорю). Простите, телевидение. Мы были уверены, что у вас будет все хорошо!
И г о р ь. Вы? Как вы узнали, что у меня такое событие?
П а в л о. Телевиденье знает все! Надеюсь, на фестивале вы будете?
И г о р ь. Должен быть… обязательно.
П а в л о. Понятно! (Подает микрофон.) Что вы можете сказать об Алексее Черкалове?
И г о р ь. Странный вопрос!
Т а н е ч к а (Игорю). Алексей Черкалов — летчик, неплохо поет. Выступал в передаче «Алло, мы ищем таланты!».
З о я. Это была наша лучшая передача!
П а в л о. Говорят, в воздухе он себя чувствует как рыба в воде?
И г о р ь. Вполне возможно.
П а в л о (удивленно). Воздерживаетесь от оценки?
Т а н е ч к а. А почему милиционер должен оценивать работу летчика?
П а в л о (удивлен еще больше). Милиционер?
И г о р ь (представляясь). Отныне — лейтенант милиции Игорь Дударенко.
З о я (Павлу). «Не толстый, но и не худой!»
П а в л о (Игорю). А о каком экзамене вы говорили? Вы окончили…
Т а н е ч к а. Школу милиции!
И г о р ь. И получил задание — поддерживать порядок у входа на фестиваль. (Улыбаясь.) Теперь, надеюсь, телевидение знает все?!
Т а н е ч к а. Пошли, Игорек!
З о я (Павлу). Что ж ты стоишь? Привлекай актив!
П а в л о (растерянно, Танечке). Вы… давно знакомы?
Т а н е ч к а. С детства.
И г о р ь. Мы соседи.
П а в л о (с надеждой). А… значит, у вас, так сказать, просто… добрососедские отношения?
З о я (ухмыльнувшись). Так сказать? Это еще как сказать! (Ходит по кругу, фотографируя Павла, Игоря и Танечку.)
С комической серьезностью Игорь, Павло и Танечка поют.
И г о р ь.
П а в л о.
И г о р ь.
Т а н е ч к а.
П а в л о.
И г о р ь.
П а в л о.
Т а н е ч к а.
И г о р ь.
Танец.
Картина третья
В музыке звучит тема песни «Разведчики высоты». Мелодия сливается с грохотом авиационного мотора, нарастает, приближается и, достигнув наибольшего звучания, завершается оглушающим взрывом. И сразу — звенящая тревожная тишина.
Освещается просторный кабинет Бережного. В центре, на постаменте — модель нового самолета. Слева — массивный письменный стол, телефоны, селектор.
Здесь в оцепенении застыли люди в белых халатах — к о н с т р у к т о р ы, ч е р т е ж н и к и, м о д е л и с т ы. Входят В и т а л и й и Б е р е ж н о й.
В и т а л и й. Степан Иванович, утром вычислительная машина все подтвердила!
Б е р е ж н о й. Знаю! (Ко всем присутствующим.) Сегодня никто не уйдет домой, пока еще раз не будут проверены все расчеты. (Вздохнув.) Сами понимаете… Каждый из вас может понадобиться в любую минуту!
Ж е н с к и й г о л о с (в репродукторе). Степан Иванович, вас вызывают из города!
Б е р е ж н о й. Я ведь предупредил — не соединять ни с кем!
Ж е н с к и й г о л о с (в репродукторе). Дело, говорят, неотложное.
Б е р е ж н о й (в телефонную трубку). Бережной. Что? Напрасно! Какой может быть фестиваль, когда он… Я вам говорю, Алексей Черкалов выступать не будет. Нет, завтра тоже не будет! (Кладет трубку.)
Входит З а х а р. В руках у него магнитофонная бобина.
З а х а р. Степан Иванович, это запись последнего разговора.
Б е р е ж н о й. Передашь следователю.
В и т а л и й (горячо). Разрешите включить еще раз! Хотя бы конец…
Б е р е ж н о й. Давайте!
Ж е н с к и й г о л о с (в репродукторе). На проводе Москва, министр.
Б е р е ж н о й (сняв трубку). Да. Пока еще нет. Причину катастрофы расследуем. Часа через два я доложу. Понятно. (Кладет трубку.)
З а х а р. Готово! (Включает магнитофон.)
Голоса с магнитофонной ленты.
Г о л о с А л е к с е я. Возвращаюсь. Прошу разрешить посадку.
Г о л о с Б е р е ж н о г о. Аэродром ждет. Ваша скорость?
Г о л о с А л е к с е я. Не волнуйтесь, машина послушная.
Г о л о с Б е р е ж н о г о. Я спрашиваю: какова скорость?
Г о л о с А л е к с е я. Передайте Виталию: я был прав, металл выдержал испытание, не плавится. Предельная скорость на него не влияет.
Г о л о с Б е р е ж н о г о. Приказываю перейти на нормальный режим!
Г о л о с А л е к с е я. Есть… Все будет отлично! Я включаю…
Шелест магнитной ленты.
Г о л о с Б е р е ж н о г о. Ну? Черкалов! Черкалов! Почему ты молчишь? (Взволнованно.) Что случилось?
Лента еще немного шелестит, после чего магнитофон автоматически выключается. Никого не замечая, медленно входит О к с а н а.
О к с а н а (на музыке).
В и т а л и й (в тяжелом раздумье).
О к с а н а.
В и т а л и й (взволнованно). Оксана! У нас одна беда, общая!
Оксана молчит. Виталий умоляюще глядит ей в глаза, затем, не дождавшись ответа, поспешно уходит.
Б е р е ж н о й. Прошу всех вернуться к своим местам.
Все расходятся.
З а х а р. Быть может… задержать Виталия?
Б е р е ж н о й. Сейчас не нужно!
Понимающе кивнув, Захар уходит.
О к с а н а. Два дня тому назад Алексей должен был получить отпуск.
Б е р е ж н о й. Это я задержал его. Такой самолет можно было доверить только ему. Понимаешь, доченька… (Прохаживается, мучительно подыскивая нужные слова.) Разведка всегда сопряжена с риском. Но разведчики прокладывают путь для целых армий!
О к с а н а. Не надо, отец! Я не ребенок. Меня сейчас может понять лишь тот, кто сам такое пережил!
Б е р е ж н о й (задумавшись). Да…
Вступает музыка.
С Марысей, твоей мамой… Мы поженились уже после войны. А до того у меня была другая невеста, ее подруга… Галина. В июне сорок первого мы с Галей собирались отгулять свадьбу, и вдруг… (Тихо запевает.)
Картина четвертая
В скупо освещенном подвале Р о з а Б о р и с о в н а что-то шьет. Тихо напевая, И с а а к М е н д е л е в и ч починяет чьи-то сапоги.
Р о з а Б о р и с о в н а. Слушай, Исаак, с той минуты, как Марыся Антоновна привела сюда этого товарища С., у тебя даже прорезался голос.
И с а а к М е н д е л е в и ч. Ты забыла, Розочка, когда-то меня с моим голосом приглашали в Киевскую оперу… на должность бухгалтера. (Напевает.) «Мы красные артиллеристы, и про нас…» (Вздохнув.) Хоть некоторое время у меня будет мужская компания!
Р о з а Б о р и с о в н а. Но почему товарищ С. так долго спит?
И с а а к М е н д е л е в и ч. Знаешь, Розочка, если б ты была летчиком и если б тебя немцы сбили над Киевом да еще ранили, я не думаю, что тебе хотелось бы танцевать румбу.
Р о з а Б о р и с о в н а. Мне кажется, они с Марысей старые знакомые.
И с а а к М е н д е л е в и ч. Она ведь сказала: это жених ее подруги, Гали. Неужели этого недостаточно, чтоб удовлетворить твое любопытство?!
Р о з а Б о р и с о в н а. Как ты думаешь, брюки нашего Рудика налезут на товарища С.?
И с а а к М е н д е л е в и ч. Брюки нашего Рудика? Ноги товарища С. короче процентов на десять.
Р о з а Б о р и с о в н а (вздохнув). Где теперь наш Рудик?
И с а а к М е н д е л е в и ч. Рудик! Пора тебе понять, что он уже не маленький Рудик с большими глазами, а солидный сержант Лерман с оружием в руках.
Р о з а Б о р и с о в н а. Где он теперь?
И с а а к М е н д е л е в и ч (скрывая волнение, раздраженно). Тебе обязательно надо знать дислокацию наших войск! (Гордо.) Я уверен, что в нашей артиллерии сержант Лерман — не последняя фигура.
Р о з а Б о р и с о в н а. Когда мы его провожали на фронт, он обещал часто писать нам…
И с а а к М е н д е л е в и ч. Обещал? (С болью.) Ты забываешь, Розочка, мы теперь… люди без адреса!
Р о з а Б о р и с о в н а (передает брюки). Отнеси! Пусть товарищ С. померяет. Только осторожно в темноте, не набей шишку!
И с а а к М е н д е л е в и ч. Только вчера ты мечтала, чтоб я вообще сохранил свою голову. А сегодня, когда голова в порядке, тебе нужно, чтоб на ней не было даже шишки! Твои запросы растут! (Взяв брюки, уходит.)
Р о з а Б о р и с о в н а (вздохнув). Тридцать лет я слушаю эти мансы!
И с а а к М е н д е л е в и ч (возвращается). Почему тридцать, а не тридцать один? Ты не учитываешь время, которое я ухлопал на ухаживание!
Вступает музыка, на фоне которой Роза Борисовна и Исаак Менделевич продолжают свой иронический диалог.
Р о з а Б о р и с о в н а.
И с а а к М е н д е л е в и ч.
Р о з а Б о р и с о в н а.
И с а а к М е н д е л е в и ч.
Р о з а Б о р и с о в н а.
И с а а к М е н д е л е в и ч.
Р о з а Б о р и с о в н а и И с а а к М е н д е л е в и ч (поют вместе).
И с а а к М е н д е л е в и ч.
Р о з а Б о р и с о в н а.
И с а а к М е н д е л е в и ч.
Р о з а Б о р и с о в н а.
И с а а к М е н д е л е в и ч.
Р о з а Б о р и с о в н а.
И с а а к М е н д е л е в и ч и Р о з а Б о р и с о в н а (поют вместе).
Р о з а Б о р и с о в н а (примирительно). Иди уже наконец!
И с а а к М е н д е л е в и ч. В самом деле, сколько можно меня здесь задерживать! (Уходит, крича в темноту.) Товарищ С., можно к вам?
Входит М а р ы с я.
М а р ы с я. Разрешите? Здравствуйте, Роза Борисовна!
Р о з а Б о р и с о в н а. Ах, это вы! Здравствуйте! Одежда готова.
М а р ы с я. Роза Борисовна, вы молодец! А где наш гость?
Придерживая рукою лоб, поспешно входит И с а а к М е н д е л е в и ч.
И с а а к М е н д е л е в и ч. Товарищ С. в эту минуту либо надевает новые брюки, либо еще сбрасывает старые. Здравствуйте, Марыся Антоновна!
М а р ы с я. Исаак Менделевич! Привет! Что это у вас на лбу?
Р о з а Б о р и с о в н а (ужаснувшись). Шишка? Я предупреждала!
И с а а к М е н д е л е в и ч. Лучше б ты не предупреждала: тогда б я имел обыкновенную нормальную шишку. А теперь у меня шишка со строгим предупреждением!
Р о з а Б о р и с о в н а. Боже мой, ты ведь мог погибнуть!
И с а а к М е н д е л е в и ч. Я спешил, волновался, что ты будешь волноваться!
Немного прихрамывая, входит одетый «с чужого плеча» Б е р е ж н о й. В руках у него свернутый летный комбинезон.
Б е р е ж н о й (Марысе). Ты уже тут? Можем идти к Галине?
М а р ы с я. Она будет ждать у Золотых ворот.
Б е р е ж н о й. Ладно! Роза Борисовна, спрячьте это! (Отдает ей комбинезон, вынимает из укрепленной на нем кобуры пистолет, прячет его в карман.)
И с а а к М е н д е л е в и ч. Марыся Антоновна, возьмите и нас! От этого воздуха у Розочки совсем портится характер… А мне тоже пора поискать точку опоры!
М а р ы с я. Что вы имеете в виду?
И с а а к М е н д е л е в и ч. О, если б я имел точку опоры…
М а р ы с я (улыбаясь). Вы перевернули б весь мир?
И с а а к М е н д е л е в и ч. Зачем? Если б я имел точку опоры, я б открыл торговую точку. Это была б для вас неплохая явка.
Б е р е ж н о й. Вы, оказывается, конспиратор! Но как только вы покажетесь наверху, вас арестуют.
Р о з а Б о р и с о в н а (встревоженно). Тсс! Кто-то идет!
И с а а к М е н д е л е в и ч. Прячьтесь! (Подкручивает фитиль в лампе).
Все прячутся в соседнем помещении. Крадучись входит Г е н р и э т т а.
Г е н р и э т т а. Алло, кто тут есть? (Пауза.) Никого! Значит, показалось. (Освещая фонариком стену, вынимает из нее кирпич, а затем вытягивает какую-то шкатулку.)
И с а а к М е н д е л е в и ч (осторожно входит). Какая встреча!
Г е н р и э т т а (испуганно). Ах!
Р о з а Б о р и с о в н а (входит). Геничка, соседка! Жива? Слава богу!
И с а а к М е н д е л е в и ч (Генриэтте). Когда вас в тот вечер забрала «скорая помощь», все решили: вам больше не придется платить за квартиру!
Г е н р и э т т а. Мумочки вы мои! На мое счастье, в больнице дежурила Галя Середа. Мы с нею учились в одной школе. Теперь она хирург. Она меня и спасла.
Р о з а Б о р и с о в н а. Вы тоже прячетесь тут?
Г е н р и э т т а. Прячусь? Гм! В моем аусвайсе написано «русская».
И с а а к М е н д е л е в и ч. Русская? Геня Моисеевна Шварцберг?
Г е н р и э т т а. Генриэтта Михайловна Черногорова, дочь репрессированного.
И с а а к М е н д е л е в и ч. Разве ваш папа сидел за политику? Он был обыкновенный себе ювелир, правда, с валютным акцентом.
Г е н р и э т т а. По советским законам спекуляция золотом — это экономическая контрреволюция.
И с а а к М е н д е л е в и ч. А-а… вы таки имеете заслуги перед Гитлером!
Р о з а Б о р и с о в н а. Почему ж вы оказались в этом подвале?
Г е н р и э т т а. Когда-то мой отец оставил здесь кой-какие фамильные мелочи.
И с а а к М е н д е л е в и ч. Подземный банк?
Г е н р и э т т а. Все, что тогда не звучало, теперь звучит. Тогда наша милая милиция плевать хотела на мой химический диплом. Я, мумочки вы мои, была для нее — просто самогонщица!
Р о з а Б о р и с о в н а. А теперь… полиция не против вашей химии?
Г е н р и э т т а. Начальник районной управы — мой первый дегустатор. Химия теперь имеет большие перспективы.
И с а а к М е н д е л е в и ч. Какие перспективы имеет химия — не скажу: мой отец был только Мендель, а не Менделеев, и я Исаак, а не Гей-Люссак! А вы лично… имеете одну перспективу: остаться с нами здесь, в подвале.
Г е н р и э т т а. Я б доставила вам такое удовольствие, но боюсь, меня начнут искать! (Хочет уйти.)
И с а а к М е н д е л е в и ч (преградив ей путь). Назад!
Р о з а Б о р и с о в н а. Исаак, что ты надумал?
И с а а к М е н д е л е в и ч. Она выдаст тебя и меня!
Г е н р и э т т а. Мумочки вы мои! Как вы могли даже подумать!
И с а а к М е н д е л е в и ч. Не пущу!
Р о з а Б о р и с о в н а. Исаак, тебе нельзя волноваться!
И с а а к М е н д е л е в и ч. Роза, спрячь свои шипы и… не шипи!
Г е н р и э т т а. Все равно я уйду. Что вы мне сделаете?
И с а а к М е н д е л е в и ч (оглядывается и, выхватив шкатулку из рук Генриэтты, швыряет ее у выхода). Замурую! И вас и нас!
Шкатулка, упав, раскрывается. Из нее вываливаются золотые браслеты, кольца и другие ювелирные изделия.
«Сокровища погибшего корабля»! (Присмотревшись.) А почему здесь золотые зубы? Боже мой, сколько их! И целые челюсти! Может быть, ваш папаша был не ювелир, а стоматолог?
Долгая пауза.
Г е н р и э т т а (испуганно). Это я потом купила… недавно.
И с а а к М е н д е л е в и ч. А-а… (Печально качает головой.) Недавно!
Р о з а Б о р и с о в н а. Исаак, отпусти ее! Она забудет, что видела нас.
Г е н р и э т т а. Я уже забыла! Мумочки вы мои! Клянусь!
Р о з а Б о р и с о в н а. Исаак, она клянется! (Генриэтте.) Ступайте!
Г е н р и э т т а (схватив драгоценности). Ауфвидерзеен! (Чмокнув Розу Борисовну, убегает.)
И с а а к М е н д е л е в и ч (очнувшись). Что ты натворила!
Р о з а Б о р и с о в н а (растерянно). Сама не знаю… Я не могла больше видеть ее!
Возвращаются Б е р е ж н о й и М а р ы с я.
Б е р е ж н о й. Надо найти другое убежище. Оставаться здесь вам теперь опасно.
М а р ы с я. Пора идти. Галя ждет. Я провожу тебя и вернусь за ними.
Б е р е ж н о й. Я пойду сам. (Лерманам.) Спасибо вам за приют, за одежду. Не печальтесь, мы еще встретимся в нашем Киеве.
М а р ы с я. А если будешь летать над Белоруссией…
Б е р е ж н о й. Знаю, передам привет твоему Минску! Счастливо!
И с а а к М е н д е л е в и ч. Всего вам хорошего!
Бережной и Марыся уходят.
Р о з а Б о р и с о в н а. До свиданья, товарищ С.! (После паузы.) Исаак, почему ты молчишь?
И с а а к М е н д е л е в и ч. Я думаю.
Р о з а Б о р и с о в н а. В такую минуту? О чем ты можешь думать?
И с а а к М е н д е л е в и ч. Эх, Розочка… В разведку я б с тобой не пошел.
Р о з а Б о р и с о в н а. Она поклялась, что не выдаст!
И с а а к М е н д е л е в и ч. И ты ей поверила?
М а р ы с я (возвращается). Собирайтесь, друзья мои!
Р о з а Б о р и с о в н а. Тсс! Шаги! Может быть, товарищ С. Возвращается. (В темноту.) Товарищ С., это вы?
По стене запрыгал луч фонарика, послышался хриплый голос: «Товарищ? Я тебе покажу товарища, сука! Это полиция!»
Тревожно заревела сирена. Медленно приближающийся луч осветил пятящихся обитателей подвала.
З а т е м н е н и е.
Картина пятая
Кабинет Бережного. Слышен сигнальный гудок селектора.
О к с а н а (с досадой). Что было дальше? Ты встретил свою Галину?
Ж е н с к и й г о л о с (в репродукторе). К вам инженер Мурашицкий!
Б е р е ж н о й (в микрофон). Пусть войдет! (Оксане.) Потом!
Входит З а х а р М у р а ш и ц к и й.
З а х а р. Простите, я не мог не прийти… Оксана, я понимаю твое состояние.
О к с а н а. Не надо, Захар!
З а х а р. Конечно! (Вздохнув.) Алексея не вернешь! (Бережному.) Степан Иванович, вы знаете, я очень уважаю Виталия, он человек талантливый, мы с ним даже стали друзьями. Именно поэтому я хотел бы уберечь его от новых неприятностей.
Б е р е ж н о й (хмуро). Да.
З а х а р. Двадцать пятого в Москве Государственная комиссия должна принимать самолет Виталия.
Б е р е ж н о й. Да. Дубль готов к приемке.
З а х а р. А если с другим летчиком случится такая же история?.. Нужно отложить! Категорически!
Б е р е ж н о й. Гм… отложить?
З а х а р. Из-за любой мелочи наш самолет теперь зарубят!
Б е р е ж н о й. Да. И что ж ты предлагаешь?
З а х а р. Виталию я желаю только добра. Сейчас необходимо вывести его из-под удара. Для этого… вы можете не послушать меня, но я б, на вашем месте, временно отстранил его от конструкторской работы.
О к с а н а. Но для Виталия такое отстранение — это смерть!
З а х а р. Прошу меня правильно понять.
Б е р е ж н о й. Кажется, я тебя правильно понял. (В микрофон.) Нина Ивановна! Немедленно отправьте телеграмму в Москву, министру! Текст: «Сдавать самолет будем двадцать пятого, соответствии с планом. Бережной» (Захару.) Все!
З а х а р. Простите. (Уходит.)
Картина шестая
Цветущая аллея неподалеку от Зеленого театра. Большое предфестивальное гулянье. П а в л о проверяет микрофон. И г о р ь Д у д а р е н к о, в новенькой милицейской форме, помогает З о е нести кинокамеру.
З о я. Благодарю вас, Игорь! Вы настоящий мужчина.
И г о р ь. Всегда рад помочь. Одного не пойму: что вы снимаете?
З о я. У меня скрытая камера: направишь сюда, снимает туда. Выходит очень естественно…
П а в л о. Если вообще что-нибудь выходит! (В микрофон.) Сейчас, дорогие телезрители, мы с вами находимся на склонах Днепра, у входа в Зеленый театр. Через полчаса здесь начнется фестивальный концерт. По традиции его открывает молодежь.
Танец — «Вальс влюбленных».
И г о р ь (всматривается в даль). Кто это там? (Свистит.) Товарищ водитель, подойдите ко мне!
Слышен шум остановившейся автомашины. Появляется Т а н е ч к а.
Т а н е ч к а (радостно). Игорек!
И г о р ь (козырнув). Лейтенант милиции Игорь Дударенко. Ваш талончик. Придется уплатить штраф.
Т а н е ч к а (вручает талон). За что, Игорек?
И г о р ь. На посту я не Игорек, а официальное лицо. Для чего здесь знак? Заполним протокол! (Раскрывает планшет, что-то пишет.)
Т а н е ч к а. Я не могла иначе… Если б ты знал, кого я везу…
Входит седой благообразный старичок. В руке у него желтый портфель. Экстравагантный костюм, галстук-бабочка, черные очки. Это П и т.
П и т. О, мистер милисмен! Ай эм виновайт. Ай эм ужасно поспешайт. Ю андерстенд?
И г о р ь. Йес.
П и т (крайне удивлен). Ду ю спик инглиш?
И г о р ь. Слегка. Здесь нельзя поспешайт, у нас фестиваль.
П и т (радостно). О, фестивал! Фестивал! Ай эм зе гэст оф зе фестивал!
П а в л о. Гость? (Питу.) Будем знакомы, — телевиденье. Вы из какой страны?
П и т (передает карточку). Мой визит кард. Ай эм инозем гэст.
И г о р ь (читает). «Пит Чимерлинг, доцент Ливерпульского института изучения России, по кафедре музыкального фольклора».
П и т (церемонно кланяется). Ай бывайт оф Юкрейниан. Юкрейниан песня вери гуд. Карашо! Симпозиум.
И г о р ь (возвращает визитную карточку Питу). Плиз!
П и т (хлопает Игоря по плечу). Карашо!
И г о р ь (хлопает по плечу Пита). Вери гуд!
П а в л о (также хлопает Пита по плечу). Карашо!
П и т (жмет руку Павлу). Ол райт! Ю ар май френд! (Игорю.) Ю ар зе бютифул милисмен! (Танечке.) Ю ар зе душечка! (Вручает сувенир.) Ю ар зе пампушечка! (Вручает сувенир Зое.)
З о я (направляя камеру). Разрешите?
П и т (замахал руками). Но, но! Ай эм нот фотогенично! У нас на кафедре извещайт: это есть вери бэд примет! Кто… (жест) себя с фильмовайт, тот быстро умирайт!
П а в л о. Как, по вашему мнению, проходит наш фестиваль?
П и т (соображает). А… Вери гуд! Ай хев спешиал оф мюзикал арт! (Поет.)
Танец.
Т а н е ч к а. Ну как я могла отказать такому пассажиру?
И г о р ь. На первый раз делаю замечание. Но если снова поедешь на знак…
Т а н е ч к а. Что ты тогда сделаешь?
И г о р ь. Как это — что я сделаю?! Заплачу за тебя штраф!
На аллее появляется В и т а л и й. Он приближается, не замечая встречных прохожих.
П а в л о (увидев Виталия). Спортивная куртка!
З о я. С «молнией»! (Подбегает к Виталию.) Он!
П а в л о. Наконец! (Виталию.) Простите, вы Виталий Ковальчук?
В и т а л и й. Да.
П а в л о (представляясь). Телевиденье. У меня к вам, Виталий, несколько вопросов. Первый: будете ли вы с Алексеем Черкаловым выступать сегодня на фестивале?
В и т а л и й. Нет!
З о я. Не будете?
П а в л о (с нескрываемым огорчением). Почему?
В и т а л и й (поет).
К Виталию подходит Пит.
П и т (подняв желтый портфель). Комрид Виталий Ковальчук? (Горячо пожимает ему руку.) Вери вэлл!
В и т а л и й (поражен). Это вы мне писали?
П и т. Карашо! (Взяв Виталия под руку, уводит его.)
Могучей волной хлынула на аллею танцующая молодежь. Праздник продолжается. Отовсюду слышна фестивальная песня.
Х о р.
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Картина первая
Тревожные сполохи прорезывают вечернюю мглу, освещая развалины домов неподалеку от Золотых ворот. Н е м е ц к и е о ф и ц е р ы, окружив Г а л и н у, наперебой заигрывают с нею.
П е р в ы й о ф и ц е р. Не желая завтра пойти с нами на шпацир, фрейлейн Галя оскорбляет армию фюрера!
Г а л и н а (капризно). Я хочу гулять сегодня, а не завтра!
В т о р о й о ф и ц е р. Но это невозможно. Сегодня — дела!
Г а л и н а. Дела? С другими дамами? И у Курта, и у вас? А я вам так верила.
Т р е т и й о ф и ц е р. О найн, либе фрейлейн! Как вы могли такое думать? Сегодня мы имеем приказ потрусить квартирки некоторых комиссаров, а завтра — битте!
В т о р о й о ф и ц е р. Вир хабен гевисхайт: фрейлейн Галя будет держать дер язык в зубах!
Г а л и н а. Вы мне не доверяете? Мне, которой доверяли свои раны?
Ч е т в е р т ы й о ф и ц е р. О, майн готт! Как фрейлейн может так подумывать?!
Г а л и н а. Что ж, тогда до завтра!
О ф и ц е р ы. До завтра! (Уходят.)
Г а л и н а (задумавшись). «Имеем приказ потрусить квартирки комиссаров!» Значит, облава! Надо немедленно сообщить Марысе! (Хочет уйти, но, взглянув на часы, останавливается.) Где же она? Должна уже быть здесь. И не одна! Неужели я сегодня его увижу? (Напевает.)
Входит Б е р е ж н о й. На нем одежда, которую ему дала Роза Борисовна.
Б е р е ж н о й (вместе с Галиной).
Г а л и н а. Ты?
Б е р е ж н о й (бросился к ней, горячо обнял). Галочка, родная!
Г а л и н а. Когда Марыся мне сказала, я сначала не поверила!
Б е р е ж н о й. Все это время я думал: где ты, что с тобой, жива ли…
Г а л и н а (с улыбкой гладит его волосы). А мне, как всегда, вспоминалась твоя смоляная шевелюра. Чернее нет ни у кого на свете!
Б е р е ж н о й (поет).
Г а л и н а (поет).
Б е р е ж н о й и Г а л и н а (поют вместе).
Г а л и н а.
Б е р е ж н о й.
Г а л и н а и Б е р е ж н о й (поют вместе).
Г а л и н а (оглядываясь). А где же Марыся?
Б е р е ж н о й. Сейчас будет. Не волнуйся!
Г а л и н а. Она обещала прийти вместе с тобой.
Б е р е ж н о й. Я спешил к тебе. А ей пришлось задержаться; нужно срочно найти новое убежище для людей, у которых я скрывался.
Г а л и н а (нервничая). Она нужна мне сейчас!
Б е р е ж н о й. Что с тобой?
Г а л и н а. Понимаешь, Степа… я только что узнала: в подполье проник провокатор. Ночью готовится большая облава, а все адреса наших людей знает только Марыся.
Б е р е ж н о й. Мы еще успеем ее предупредить. Пошли!
Г а л и н а (растерянно). Нет! Сейчас я не могу!
Б е р е ж н о й. Почему?
Г а л и н а. В шесть часов сюда должен прийти связной партизанского отряда.
Б е р е ж н о й (взволнованно). Значит, ты…
Г а л и н а (тревожно вглядываясь в темноту). Смотри!
Слышны свистки, лай овчарки.
Б е р е ж н о й (всматриваясь). Марыся! И Лерманы! Это у них я скрывался. Куда их ведут? (Хочет побежать.) У меня еще пол-обоймы…
Г а л и н а. Стой! Нельзя так, Степа!
Б е р е ж н о й. Ясно: эта шкура их выдала!
Г а л и н а. Кто?
Б е р е ж н о й. Приходила туда, искала свою шкатулку. Ее фамилия… кажется, Шварцберг.
Г а л и н а. Генька? Самогонщица?
Б е р е ж н о й. Ты ее знаешь?
Г а л и н а. Вместе в школе учились.
Б е р е ж н о й. В сторону школы их и повели!
Г а л и н а. Там теперь сортировочный пункт. Хватают людей сотнями, потом разбирают: кого в лагерь, кого — в гетто, а большинство…
Б е р е ж н о й. Что же делать?
Г а л и н а (решительно). Я пойду к этой Геньке. Она путается с начальником полиции. С Петром Чимерлыгой.
Б е р е ж н о й. Чимерлыга теперь начальник полиции? Это ж известный бандит. Когда-то о нем писали. Его кличка — Петруха Кнур. На что ты надеешься?
Г а л и н а. В первые дни войны, после воздушного налета, Геньку привезли в нашу больницу. Положение было безнадежное. Я сделала все, чтоб спасти ее. Надеюсь, она не забыла.
Б е р е ж н о й. И все же риск очень велик.
Г а л и н а. Без Марыси предупредить подпольный штаб невозможно!
Б е р е ж н о й. Я буду поблизости. Если что… ты дай сигнал!
Г а л и н а. Нет, Степа, ты останешься здесь. Вместо меня встретишь моего связного.
Б е р е ж н о й. Как я его узнаю?
Г а л и н а. Он подойдет к человеку, который в шесть вечера поклонится Золотым воротам и перекрестится. Скажет: «Как тревога, так — до бога?» Твой ответ: «Мне сегодня нечего тревожиться!»
Б е р е ж н о й. Галочка!
Г а л и н а. Освободив Марысю, мы спасем сотни наших людей. Если со мной что-нибудь случится… даже самое страшное… умоляю: не вздумай бросаться мне на помощь! Ты должен встретить связного и передать ему это. (Вручает Бережному пакет.) Поклянись, что сделаешь все как надо!
Б е р е ж н о й. Но… могут быть разные обстоятельства!
Г а л и н а (Бережному). Во имя нашей любви, клянись!
Б е р е ж н о й (тихо). Клянусь!
Картина вторая
Вестибюль одной из киевских школ. В центре — парадная лестница, ведущая в классы. Слева — старинный буфет, вывезенный из чьей-то квартиры. Когда дверцы открываются, за ними виден змеевик самогонного аппарата. Справа — столик, два кресла. У стены — скелет, на тумбочке — глобус.
Скрестив руки на груди, Ч и м е р л ы г а мрачно смотрит на сидящую за партой Г е н р и э т т у.
Ч и м е р л ы г а. Шкатулку принесла?
Г е н р и э т т а (вынув из ящика шкатулку, кладет ее на парту). Вот. Здесь на всю нашу жизнь хватит!
Ч и м е р л ы г а (забрав шкатулку, прячет ее в сейф). Эта банка будет в моем банке. Когда понадобится, отслюню тебе кой-чего на мелкие расходы.
Г е н р и э т т а. А где золотые вещи, которые я принесла во вторник?
Ч и м е р л ы г а. Ты думаешь, я за твой аусвайс заплатил поцелуями? Оберштурмфюрер и слушать ничего не хотел. А когда я положил перед ним дюжину золотых часов, он нежно улыбнулся: «Такие дамы, как ваша, полезны для великого рейха!» Это намек!
Г е н р и э т т а. Больше я не могу выдавать своих знакомых!
Ч и м е р л ы г а. Ежели хочешь выжить, никого не жалей! Сейчас формируется правительство новой, самостийной Украины, подчиненной только фюреру. Мне обещают портфель министра внутренних дел.
Г е н р и э т т а (восторженно). Портфель министра? Боже мой!
Ч и м е р л ы г а. Чего обрадовалась, дуреха? Лучше б дали не портфель, а чемодан министра: туда больше входит!
Г е н р и э т т а. Вот тогда я смогу развернуть свою химию! (Поет.)
Танец Генриэтты и Чимерлыги.
Ч и м е р л ы г а. Министр Петро Чимерлыга! Все школы я превращу в сортировочные пункты. В одном классе буду держать русских, в другом — украинцев, в третьем — грузинцев, в четвертом — евреев… Каждый класс отдельно, у каждого класса — полицай. Класс — полицай! Класс — полицай! А ты будешь моим… химическим лефере… лерефе… референтом! (Почесывает рукой за правым ухом.) Ну, чего буркалы таращишь?
Г е н р и э т т а. Я любуюсь тобой, Петюнчик! Ты так элегантно чешешься за ухом!
Ч и м е р л ы г а. Когда я волнуюсь, этот шрам наливается кровью и свербит.
Входит п о л и ц а й.
П о л и ц а й. Шестой класс «Б» уже готов. Четвертый «А» тоже.
Ч и м е р л ы г а. Черным ходом, на улицу! Я сейчас выйду.
П о л и ц а й (Генриэтте). А до вас прителющилась школьная подруга. Говорит, якобы ее зовут Галина, а на фамилию якобы Середа.
Г е н р и э т т а (встревоженно). Что ей нужно от меня?
Ч и м е р л ы г а. Нехай зайдет! Поговоришь с ней, прощупаешь то да се, а потом дашь мне отчетик. Ну… паняй! (Уходит вместе с полицаем.)
Входит Г а л и н а.
Г е н р и э т т а. Боже, какая встреча!
Г а л и н а. Добрый вечер! Надеюсь, вы не забыли меня?
Г е н р и э т т а. Зачем так официально? Мы снова встретились в нашей старенькой школе. (Заискивающе.) Сейчас прозвучит звонок и начнутся уроки!
Г а л и н а. Уроков было уже немало. Теперь на очереди… экзамен.
Г е н р и э т т а. Ты говоришь загадками.
Г а л и н а. Покидая больницу, ты мне сказала…
Г е н р и э т т а. Да, ты спасла мне жизнь. Я перед тобой в долгу.
Г а л и н а. Настало время оплатить этот долг.
Г е н р и э т т а. Сколько тебе нужно?
Г а л и н а. Ты должна спасти близких мне людей. Они здесь.
Г е н р и э т т а. Для тебя? Я все сделаю. Кто они?
Г а л и н а. Марыся Сташкевич, педагог, преподавала в этой школе математику. И старик Лерман с женой.
Г е н р и э т т а. Нет! Ни в коем случае! Что угодно, только не это!
Г а л и н а. Ты должна это сделать!
Г е н р и э т т а. Да, но они видели…
Г а л и н а. Что?
Г е н р и э т т а. Видели… что я сама здесь еле-еле…
Г а л и н а. Чимерлыга тебя послушает!
Г е н р и э т т а. Мумочка ты моя! Все уверены, что я пользуюсь влиянием. Но поверь, я сама — жертва. Я ничего не могу…
Г а л и н а. Можешь.
Г е н р и э т т а. Почему ты не хочешь поверить?
Г а л и н а. Довольно! Придет время, и Геню Шварцберг спросят… обо всем! Подумай хорошенько. Я подожду.
Г е н р и э т т а. Ты угрожаешь?
Г а л и н а. Предупреждаю.
Вступает музыка.
Г е н р и э т т а.
Г а л и н а.
Г е н р и э т т а.
Г а л и н а.
Г е н р и э т т а.
Г а л и н а.
Г е н р и э т т а.
Г а л и н а.
Г е н р и э т т а.
Г а л и н а.
З а т е м н е н и е.
Картина третья
Улица. Перед школой п о л и ц а и выстраивают колонну арестованных. Среди других здесь М а р ы с я, И с а а к М е н д е л е в и ч, Р о з а Б о р и с о в н а. Из-за угла эту сцену наблюдает Б е р е ж н о й.
Ч и м е р л ы г а (пробегая, толкает арестованного). В колонну, стервец!
Г а л и н а подходит к Марысе.
Г а л и н а. Марыся!
М а р ы с я. Галочка? Откуда ты?
Г а л и н а. Неважно! Беги!
М а р ы с я. Нельзя. Если в колонне будет меньше на одного человека… они всех перестреляют.
Г а л и н а (решительно). Я стану на твое место!
Б е р е ж н о й (услышав ее слова). Галочка!
Г а л и н а. Другого выхода нет!
Б е р е ж н о й. Это невозможно!
Г а л и н а. Ты поклялся! (Становится рядом с Марысей.)
М а р ы с я. Галя, не надо! Слышишь? Может быть, как-нибудь по-другому!
Г а л и н а. Сегодня ночью облава. Ты еще успеешь предупредить наших. Ты должна это сделать!
М а р ы с я (целует Галину). Родная моя! (Хочет выйти из колонны.)
Г а л и н а. Стой! Чимерлыга возвращается.
Марыся задерживается. Ч и м е р л ы г а проходит, подсчитывая арестованных.
Ч и м е р л ы г а. Шестьдесят восемь, шестьдесят девять…
Б е р е ж н о й. Я его задержу!
Ч и м е р л ы г а. Шестьдесят десять… тьфу! Семьдесят!
Б е р е ж н о й (лихо заломив кепку). Петруха Кнур! Здоров! (Обнимает его.) Сколько зим, сколько лет! (С назойливостью пьяного человека пытается поцеловать Чимерлыгу.)
Ч и м е р л ы г а (вздрогнув). Что? Какой я тебе Петруха?
Б е р е ж н о й. Видишь, ты уже и не Петруха! А когда мы с тобой вшей кормили в крыжопольской тюрьме, ты был именно Кнур!
Ч и м е р л ы г а. Я никогда не был в Крыжополе!
Б е р е ж н о й. А где ж ты сидел? В Жлобине?
Ч и м е р л ы г а (разъяренно). Нигде я не сидел!
Б е р е ж н о й. С такой интеллигентной мордякой — и не сидел в тюрьме?!
Ч и м е р л ы г а (толкает его). Пошел вон, босота!
Б е р е ж н о й (заплетающимся языком). Кирпу гнешь? (Умиленно.) Я тебя заставлю признать старого кореша! Петруха, неужели ты забыл камерные танцы… Как мы их выкаблучивали в шестой камере?
За это время Галина незаметно занимает в колонне место Марыси. Марыся скрывается в темноте. Потеряв надежду избавиться от пристающего к нему Бережного, Чимерлыга выхватывает пистолет.
Ч и м е р л ы г а. Кончай, говорю! (Взводит курок.)
И с а а к М е н д е л е в и ч (хватает Чимерлыгу за руку). Что вы делаете? Эта штука может выстрелить!
Ч и м е р л ы г а. Цыть, падло!
И с а а к М е н д е л е в и ч. Я не могу молчать, когда нарушают порядок!
Ч и м е р л ы г а. Что-о?
Оставив Бережного, Чимерлыга надвигается на Исаака Менделевича. Бережной скрывается в толпе.
Р о з а Б о р и с о в н а. Иса-а-ак!
Ч и м е р л ы г а (грубо толкает Исаака Менделевича пистолетом). Вот тебе новый порядок, собачья морда!
И с а а к М е н д е л е в и ч (сплевывая кровь). Не плачь, Розочка! Вытри слезы!
Р о з а Б о р и с о в н а. Сколько раз я тебе говорила, не лезь, угомонись наконец. Поставь точку!
И с а а к М е н д е л е в и ч. Точку, Розочка, поставит история! (Напевает.)
Р о з а Б о р и с о в н а.
И с а а к М е н д е л е в и ч.
Р о з а Б о р и с о в н а.
И с а а к М е н д е л е в и ч.
Р о з а Б о р и с о в н а и И с а а к М е н д е л е в и ч (поют вместе).
Обняв Розу Борисовну, Исаак Менделевич идет с нею в сторону общей колонны арестованных.
Ч и м е р л ы г а. Кончай кумедию! Паняй!
Б е р е ж н о й (исступленно). Галочка!
Г а л и н а (вздрогнув). Степан, родной! (Поет.)
Колонна дрогнула, медленно двинулась. Мелодия песни, которую пела Галина, поддержанная хором, звучит торжественно, словно реквием.
Картина четвертая
В тяжелом оцепенении подходит Б е р е ж н о й к Золотым воротам, снимает кепку, крестится. И вдруг мы видим, что он совершенно седой. Из темноты к Бережному подходит с в я з н о й.
С в я з н о й. Как тревога, так до бога?
Б е р е ж н о й (вручив пакет, говорит с трудом). Сегодня… мне сегодня нечего тревожиться!
И, словно подтверждая сказанное Бережным, каштан, к которому он прислонился, грустно зашумел ветвями, поседевшими от призрачного лунного света.
З а т е м н е н и е.
Картина пятая
Кабинет Генерального конструктора. За окном — вечернее звездное небо. Словно завороженная, слушает О к с а н а рассказ Б е р е ж н о г о.
Б е р е ж н о й. Я давно хотел рассказать тебе эту историю.
О к с а н а. Значит, твоя Галина погибла, спасая маму?
Б е р е ж н о й (тяжело вздохнув). Да, сорок первый год… Бабий яр.
О к с а н а (подходит к Бережному, обнимает его). Отец!
Входит З а х а р.
З а х а р. Разрешите? Прошу извинить. Срочное дело.
Б е р е ж н о й. Ничего, ничего. (Поднимается.) Что там у тебя?
З а х а р. Прибыли выводы судебно-медицинской экспертизы. (Вручает.)
Б е р е ж н о й (взяв бумагу, читает). «Черкалов Алексей, год рождения сорок третий…»
О к с а н а (нетерпеливо). Что там?
З а х а р. Сердце не выдержало такой скорости. Остановилось в полете. Самолет потерял управление.
О к с а н а. Дай взглянуть!
Б е р е ж н о й (в телефонную трубку). Ковальчука, немедленно! Виталий! Что? А где ж он? (Кладет трубку.) Странно.
З а х а р. Степан Иванович, он поехал к Зеленому театру.
Б е р е ж н о й (поражен). Куда?
З а х а р. К Зеленому театру. Собственно, он не в театре, а у входа.
Б е р е ж н о й. Не понимаю.
З а х а р. Здесь проездом какой-то знакомый его отца. Он назначил ему там свидание.
Б е р е ж н о й. Что за ерунда? Какой знакомый?
З а х а р. Не знаю.
Б е р е ж н о й. Да вы что здесь все… по фазе сдвинулись? (Идет к выходу, возвращается.) Эх, черт… не могу оставить КБ!
О к с а н а. Я поеду, отец!
Б е р е ж н о й (удивленно). Ты? В таком состоянии? Не стоит!
О к с а н а. Виталий ничего не знает. Я должна поехать.
Б е р е ж н о й (в телефонную трубку). Машину к центральному подъезду! (Кладет трубку.)
Оксана уходит.
З а х а р. Степан Иванович, разрешите мне сопровождать Оксану?
Б е р е ж н о й. Ладно!
Захар уходит.
Н-да… Именно сегодня его какой-то неизвестный вызывает на свидание! Гм! (В телефонную трубку.) Нина Ивановна, соедините меня с Министерством внутренних дел!
З а т е м н е н и е.
Картина шестая
На склонах Днепра, неподалеку от Зеленого театра, под деревьями стоят столики молодежного кафе. Где-то в глубине парка играет эстрадный оркестр.
Поражая присутствующих модной голубоватой прической, между столиками важно проходит официантка неопределенного возраста, в которой зрителям нелегко узнать Г е н р и э т т у. В стороне от танцующих пар П а в л о настраивает свой магнитофон.
П а в л о (в микрофон). Сейчас на фестивале антракт. Гости разбрелись по аллеям Центрального парка. А некоторые зашли отдохнуть в молодежное кафе.
Появляется И г о р ь.
И г о р ь (Павлу). Вы теперь записываете только звук?
П а в л о. Танечка повезла Зою в лабораторию. Такую пленку надо немедленно проявить: завтра в эфир!
И г о р ь. Задерживаются наши девушки!
П а в л о. Давайте попробуем поужинать!
И г о р ь. Ужинать? Вы Амосова читали?
Ловко балансируя подносом, проходит Г е н р и э т т а.
П а в л о. Я держался целый день! (Генриэтте.) Чашечку кофе!
Г е н р и э т т а (на ходу). Мужчина, садитесь, вас обслужат.
П а в л о (присев у столика). Мне кофе.
Г е н р и э т т а. Мужчина, кофе уже нет.
П а в л о. Тогда чаю!
Г е н р и э т т а. Мужчина, у нас не чайная!
П а в л о. А бутерброд можно?
Г е н р и э т т а. Мужчина, все можно, но видите — я сейчас занята! (Проходит.)
И г о р ь. Принципиальная особа! (Павлу.) Мужчина, придется воспользоваться советами Амосова!
П а в л о. Другого выхода нет!
И г о р ь. Я пойду… Кстати, вы здесь не видели Виталия Ковальчука?
П а в л о. Нет. Зачем он вам?
И г о р ь. Просто любопытно: куда его повел этот «карашо»?
П а в л о. Я тоже об этом думал.
И г о р ь. Ладно, ждите девчат, а я пойду поищу Виталия. (Уходит.)
П а в л о (в микрофон). Продолжаем нашу передачу. (Обращается к одному из посетителей кафе.) Простите, вы издалека?
К а р е л. Чехословакия.
П а в л о. Ваше имя?
К а р е л. Меня зовут Карел Пулинек.
П а в л о. Очень приятно. Скажите, Карел, вы впервые в Киеве?
К а р е л. Нет, в сорок третьем я был в бригаде генерала Свободы. Здесь, под Киевом, мы вместе с советскими воинами громили фашистов. Наша дорога на Прагу прошла через ваш город. Я до сих пор помню песню «Каштаны Киева»…
К их беседе прислушивается д е в у ш к а, сидящая за соседним столиком.
Д е в у ш к а. А мы поем эту песню у нас в Ленинграде.
Проходит г о с т ь в узбекском халате. В руке у него коробка с «Киевским» тортом. Он напевает песню «Каштаны Киева».
П а в л о (гостю-узбеку). И вы поете «Каштаны Киева»?
Г о с т ь. Дорогой, мы не только поем, мы танцуем «Каштаны Киева»!
Весело пританцовывая, направляется к свободному столику, садится. Входят А ш о т и К л а в о ч к а. У них в руках тоже коробка с «Киевским» тортом.
П а в л о. И у вас «Каштаны Киева»?
А ш о т. Везем в Ереван. Я прилетел сюда, чтоб по нашему кавказскому обычаю похитить эту киевлянку! Что ты на это скажешь, Клавочка?
К л а в о ч к а. Ашотик, ты просто фантазер!
П а в л о. Вы познакомились здесь, в Киеве?
А ш о т. Не угадаете!
П а в л о. В Ереване?
К л а в о ч к а. Нет, в Ташкенте.
А ш о т. В одной бригаде восстанавливали узбекскую столицу после землетрясения. Но когда я увидел эту прелесть — у меня началось сердцетрясение!
П а в л о (провожает их). Неудивительно — киевлянка! (Вместе с Ашотом и Клавочкой проходит в глубь парка.)
В стороне от других посетителей, за отдельным столиком, сидят В и т а л и й и П и т.
В и т а л и й (возмущенно). Я вам не верю! Это фальшивка! (Хочет порвать какую-то бумагу.)
П и т. Спокойно! (Вынимает из кармана другую бумагу). Неужели вы думаете, что у меня всего лишь один экземпляр такого интересного документа?
В и т а л и й (встает). Негодяй!
П и т. Почему? Из-за того, что ваш батюшка в ноябре девятьсот сорок третьего года перешел на сторону гитлеровской армии? Разве я в этом повинен? А то, что он подписал листовку, в которой призывает советских солдат брать с него пример… это факт его биографии, а не моей!
К Виталию и Питу подходит Г е н р и э т т а.
Г е н р и э т т а. Что будем поглощать? (Подает меню.) Плиз!
П и т. Тсенк ю! Плиз… Фрайд мит, жареный мнясо. Сверху браун, хрум-хрум, внутренность — блад, рэд кровь, соус пикан…
Г е н р и э т т а. Ясно: два шницеля рубленых. Чем запьем?
П и т. Ту бренди-пег энд литл джин… оранжад!
Г е н р и э т т а (записывает). Пол-литра «Экстры»? Ясно. (Присматривается к Питу.)
П и т (вручает Генриэтте сувенир). Карашо!
Г е н р и э т т а (благодарно ухмыляясь). Мумочка!
Услышав это слово, Пит вздрагивает и бросает на Генриэтту быстрый взгляд. Генриэтта, не обратив на него внимания, уходит.
В и т а л и й. Этого быть не может! У меня есть другие документы.
П и т. Пока что-нибудь прояснится, вам, как говорят у нас на кафедре, перекроют кислород: кто пустит в производство самолет, созданный сыном такого отца?
В и т а л и й (горячо). Мне поверят!
П и т. После этой катастрофы?
В и т а л и й. Вы уже знаете?
П и т. Когда нас интересует какой-нибудь человек, мы знаем о нем все.
В и т а л и й (вскакивает со стула). Подлец!
Входит И г о р ь. Увидев эту сцену, прячется за ширмой. Пит и Виталий его не замечают.
П и т. Вам нужно лечить нервы! Человек такого редкостного таланта, как вы, должен беречь свое здоровье.. Не волнуйтесь, сейчас этой листовки никто не увидит.. Когда вы приедете в нашу страну, я помогу вам достать ее клише, негативы и все прочее — для уничтожения. Надеюсь, и вы не откажетесь сделать кое-что для меня! Отправляясь к нам, вы сфотографируете ваши чертежи. Пленку вам обменяют на кругленькую сумму… После этого вы сможете возглавить конструкторский центр.
В и т а л и й. Что-о?
П и т. Окончательный ответ вы мне дадите двадцать четвертого в аэропорту. Я вылетаю в Москву последним рейсом. (Нервно почесывает за ухом.)
Вернувшись с подносом, Генриэтта замечает знакомый ей жест Пита.
Г е н р и э т т а (потрясена). О боже! Петюнчик! Мумочка моя!
П и т (принимает из рук Генриэтты поднос, ставит его на стол). Вэри вэлл! Благодарью! Надеюсь, очаровательная мисс не откажет мне уан данс? (Схватив ошеломленную Генриэтту, почти силой заставляет ее танцевать с ним.)
Виталий остается за столиком. Генриэтта и Пит танцуют, напевая.
Г е н р и э т т а.
П и т.
Г е н р и э т т а.
П и т.
Г е н р и э т т а.
Тебя действительно нельзя узнать. Но мое сердце не обманешь!
П и т. Май симпозиум!
Г е н р и э т т а. Десять лет я отсидела за мои золотые грехи! Видишь, до чего теперь дошла? Чаевые, недолитое пиво, разбавленная водка! Разве о такой жизни я мечтала когда-то?
П и т. Но андерстенд!
Г е н р и э т т а. Где моя шкатулка с золотом? Я понимаю, за тридцать лет у тебя были расходы. Но что-то ведь осталось? Отдай! Умоляю! Хоть какую-нибудь денежную компенсацию!
П и т (переходит на пение).
Г е н р и э т т а.
П и т.
Г е н р и э т т а.
П и т.
Оставив Генриэтту в толпе танцующих, Пит поспешно уходит.
Г е н р и э т т а (ему вслед). Вот как! Ты от меня не скроешься! Я тебя и под землей найду!
Появляется И г о р ь.
И г о р ь (Генриэтте). Под землей? Собираетесь вести раскопки?
Г е н р и э т т а (кокетливо). С разрешения милиции! (Хочет пройти.)
И г о р ь. Минуточку! Когда вы заканчиваете работу?
Г е н р и э т т а. Ах! Мужчина и в милицейской форме остается мужчиной!
Входит Т а н е ч к а. Заметив Игоря и Генриэтту, останавливается.
И г о р ь (Генриэтте). Ничего не попишешь! Я хочу назначить вам свидание.
Г е н р и э т т а (взбив прическу). Но… вы мне в сыновья годитесь!
И г о р ь. Это не имеет практического значения! (Серьезно.) Я буду вас ждать у выхода.
Г е н р и э т т а. Кто ждет, тот всегда дождется! (В сторону.) Симпатяга! (Уходит.)
И г о р ь. Танечка! Наконец! Подвези меня к милиции! Срочно!
Т а н е ч к а (холодно). Не могу. Бензин на исходе.
И г о р ь. Что с тобой, Танюша?
Т а н е ч к а. Ничего особенного!
И г о р ь. Но ты какая-то… не такая!
Т а н е ч к а. А с чего бы мне быть такой? Талончик ты мой не вернул. Из-за чепухи состряпал протокол. Теперь мне все понятно!
И г о р ь. Глупости.
Т а н е ч к а. А эта официантка — тоже глупости?
И г о р ь. Об этом я расскажу тебе в машине. А пока… раз уж напомнила о протоколе, придется его подписать!
Т а н е ч к а. Не понимаю, чему ты радуешься!
Музыка.
И г о р ь.
Т а н е ч к а.
И г о р ь.
Т а н е ч к а.
И г о р ь.
(Передает протокол.)
Т а н е ч к а.
И г о р ь.
Т а н е ч к а.
И г о р ь.
Танец.
З а т е м н е н и е.
Картина седьмая
Снова кафе. За столиком — В и т а л и й, О к с а н а и З а х а р.
З а х а р. Все остается в силе. Московская комиссия будет принимать самолет двадцать пятого.
В и т а л и й. Не знаю, смогу ли я поехать.
З а х а р. Почему?
В и т а л и й. Мой отец… нашелся.
З а х а р. Отец?
В и т а л и й (показывает бумагу). Взгляните!
З а х а р (удивленно). Немецкая листовка? (Читает.) «Я, капитан Владимир Ковальчук, перешел линию фронта и вступил в армию великого фюрера. Призываю всех красноармейцев следовать моему примеру…»
О к с а н а. Ничего не понимаю!
В и т а л и й. На обороте — письмо.
О к с а н а (перевернув листовку, читает на обороте). «Сын мой! Предъявитель этого письма — человек, на которого можешь положиться. Надеюсь, ты проявишь необходимую рассудительность и осчастливишь отца, который тридцать лет мечтает тебя обнять…» (Пауза.) Откуда это у вас?
В и т а л и й. Мне это вручил один иностранец.
З а х а р. Но — почерк твоего отца?
В и т а л и й. Не знаю. Я ведь никогда его не видел.
З а х а р. Написано две недели тому назад. Где он сейчас?
В и т а л и й. Если верить этому письму, в Англии. Владелец авиационного завода.
О к с а н а. Надо запросить наше посольство. Быть может, это не тот Ковальчук?
В и т а л и й. Проверить невозможно: он живет под чужой фамилией. Его адрес мне дадут, если, находясь в заграничной командировке, я откажусь вернуться на родину.
О к с а н а (возмущенно). Это провокация!
З а х а р. Я тоже хочу верить, что это провокация. Но такие документы… ты ведь не собираешься их скрывать?
В и т а л и й. Скрывать? Что скрывать? Я не верю этому! Слышишь, не верю! (Поет.)
О к с а н а. И я не верю!
З а х а р. Простите, Оксана… я дал слово Степану Ивановичу — позвонить, когда мы разыщем Виталия. Я сейчас. (Уходит.)
О к с а н а. Успокойтесь, Виталий! Все это прояснится. Вы должны сейчас готовиться к отлету в Москву!
В и т а л и й. Нет, нет! Пусть едет Захар. Ему сейчас больше доверия!
О к с а н а. Это ваш самолет. Сдавать его должны вы!
В и т а л и й. Не могу!
О к с а н а. Стыдитесь! Чтоб ваш самолет получил путевку в жизнь, Алексей заплатил такой дорогой ценой! Неужели это вас ни к чему не обязывает?
В и т а л и й. Алексей… друг мой! Он бы меня понял.
О к с а н а.
В и т а л и й.
О к с а н а.
В и т а л и й.
О к с а н а и В и т а л и й (поют вместе).
В и т а л и й.
О к с а н а.
В и т а л и й.
О к с а н а.
В и т а л и й и О к с а н а (поют вместе).
Виталий взволнованно смотрит вдаль. И начинает видеть рядом с собой десятки верных друзей. Они тянут к нему свои руки. Он слышит их голоса.
Х о р д р у з е й.
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Картина первая
Кабинет Генерального конструктора. Перед Б е р е ж н ы м стоит взволнованный В и т а л и й.
В и т а л и й. Сегодня снова звонок.
Б е р е ж н о й. Напоминает, что завтра летит в Москву?
В и т а л и й. Угрожает: если я не дам ответа до его вылета, он пошлет фотокопии листовки во все инстанции.
Б е р е ж н о й. Банальный ход дешевого шантажиста! Когда в ту ночь ты сообщил мне о вашей встрече, я рассказал кому следует. Заинтересовались! Не тобой, конечно! Тебя знают как облупленного. Просили не волноваться.
В и т а л и й. Благодарю, но я сам прошу все проверить!
Б е р е ж н о й. Кое-что уже уточнили. В Англии нет ни одного владельца авиационного завода, который был бы уроженцем Украины.
В и т а л и й. А листовка? Письма?
Б е р е ж н о й. Разберутся! Между прочим, на поведение этого «доцента» обратил внимание какой-то милиционер. Он уверен, что мы имеем дело с проходимцем. А главное… его опознала одна официантка из молодежного кафе. О ее показаниях мне обещали сообщить. Вот и все. А теперь объясни, почему акт готовности самолета подписал не ты, а Мурашицкий?
В и т а л и й. Он начинал эту работу, ему и сдавать!
Б е р е ж н о й. Да у него ж ничего не вышло! Это ты все поставил с головы на ноги. В Москве ждут тебя!
В и т а л и й. Не могу.
Б е р е ж н о й. Отказываешься от авторства?
В и т а л и й. Не хочу, чтоб туман вокруг имени моего отца задержал приемку самолета.
Б е р е ж н о й. Опять — двадцать пять!
В и т а л и й. Поймите, Степан Иванович! Мне нелегко было принять такое решение. Полтора года бессонных ночей, гибель друга… Слишком дорого обошелся мне мой первенец! Так пусть он летает в небе, хотя бы и под чужим именем.
Входит радостно возбужденная О к с а н а. В руке у нее объемистая тетрадь.
О к с а н а. Отец! И Виталий здесь! Отлично! Добрый день!
В и т а л и й. Здравствуйте, Оксана!
О к с а н а. Новость-то какая! Вы только послушайте! Когда я начинала работу над диссертацией, в нескольких документах мне попадалась фамилия Ковальчук. Как-то не приходило тогда в голову связать ее с вами, Виталий: Ковальчуков на свете немало! Но после нашего разговора я решила все проверить. И наконец нашла! Вашего отца звали Владимир?
В и т а л и й. Да.
О к с а н а. Он был капитаном разведки?
В и т а л и й. Так было написано в письме военкомата, в котором сообщали, что он пропал без вести.
О к с а н а (показывает фотографию). Узнаете?
В и т а л и й. Но… это ведь такая же фотография, как на листовке!
Б е р е ж н о й (встревоженно). Вот как!
О к с а н а. Вот дневник генерала Никулина. (Открывает на нужной странице.) Слушайте! (Читает.) «Третье ноября 1943 года. Сегодня в последний раз виделся с Владимиром Ковальчуком…»
З а т е м н е н и е.
Картина вторая
Крутой берег Днепра. Под деревцом, в разных позах, сидят с о в е т с к и е в о и н ы - р а з в е д ч и к и. Среди них В л а д и м и р К о в а л ь ч у к. Солдаты поют.
Появляется Н и к у л и н. Все вскакивают.
В л а д и м и р. Смирно! (Никулину.) Товарищ генерал! Спецгруппа разведотдела к выполнению боевого задания готова. Капитан Ковальчук.
Н и к у л и н. Вольно! Командиру остаться, остальным разойтись.
Все разведчики, кроме Владимира, уходят.
Ну, капитан, наконец прибыло письмо из Алма-Аты.
В л а д и м и р. От Нади?
Н и к у л и н. Она пока еще в больнице. Пишет военком.
В л а д и м и р (встревоженно). Что-нибудь случилось?
Н и к у л и н. Командование поздравляет тебя: родился сын!
В л а д и м и р. Сын? (Радостно обнимает Никулина, затем, спохватившись). Простите, товарищ генерал!
Н и к у л и н. Ничего, ничего! Хотелось бы предоставить тебе отпуск…
В л а д и м и р. Отпуск?! Как же так? Мне ведь приказано готовиться к переправе на тот берег.
Н и к у л и н (внимательно взглянув на Владимира). Да… Но может случиться так, что ты… никогда не увидишь своего сына.
В л а д и м и р. Товарищ генерал, я все взвесил.
Н и к у л и н (преодолевая колебания). Понимаешь ли… ну что ж! Командование ставит перед тобой такую задачу… Ты — офицер связи, пробираешься к штабу партизанского соединения с письмом, в котором будет указано, что форсирование Днепра и штурм Киева мы начнем с Букринского плацдарма. Немцы схватят тебя, письмо попадет в их руки. Но они могут сразу не поверить, что все это так, начнут тебя допрашивать. Допросы у них особенные… Ты должен держаться до последней минуты, не давая никаких показаний.
В л а д и м и р. Понимаю.
Н и к у л и н. И лишь в том случае, когда действительно возникнет угроза расстрела, ты скажешь, будто собственными глазами видел, что основные силы нашего фронта приближаются именно к Букрину. Если немецкое командование поверит тебе, твое задание будет выполнено!
В л а д и м и р. Ясно.
Н и к у л и н. Ну, а мы ударим из Лютежа. Это сохранит жизнь тысячам наших солдат.
В л а д и м и р. Так точно, товарищ генерал!
Н и к у л и н. Но, возможно, немцы захотят еще раз проверить тебя…
В л а д и м и р. Каким образом?
Н и к у л и н. На это у них стандарт: дадут подписать листовку или что-нибудь в этом роде.
В л а д и м и р. Подписать листовку? Да это ж… Нет, не выйдет!
Н и к у л и н. Ради такого дела придется пойти и на это!
В л а д и м и р. Слушаюсь, товарищ генерал!
Н и к у л и н. Быть может, что-нибудь передать жене?
В л а д и м и р. Передайте ей… (Поет.)
Генерал Никулин сердечно обнимает Владимира. Владимир отправляется в путь. Боевые друзья выходят из укрытий и провожают его. В оркестре звучит музыкальная тема «Разведчики высоты».
Когда воины расступаются, на том месте, где стоял Владимир, зритель видит яркое пламя вечного огня Славы.
З а т е м н е н и е.
Картина третья
Бориспольский аэропорт под Киевом. В вестибюле ждут посадки на самолеты г о с т и и у ч а с т н и к и ф е с т и в а л я.
П а в л о (в микрофон). Сегодня закончился наш фестиваль. Его участники отправляются по домам. До свиданья, друзья! Впереди — новые встречи и новые песни! Счастливого вам полета!
Мимо Павла, едва кивнув ему, важно «проплывает» З о я. На ней новый костюм, что, по-видимому, переполняет ее чувством собственного достоинства.
(Удивленно.) Зоечка, что с тобой?
З о я. Макси. Уникальная модель. На весь Киев одна. (Кокетничая, прохаживается перед Павлом.) С выставки.
П а в л о. Н-да… фасон а-ля черт возьми! Такого нигде не увидишь!
Входят К л а в о ч к а и А ш о т. На Клавочке такой же костюм, что и на Зое.
А ш о т (влюбленно). Клавочка, от твоего макси у меня кружится голова!
К л а в о ч к а. На весь Киев одно. С выставки. (Заметив Зою в таком же костюме, Ашоту.) Ну, чего стал? Пошли!
З о я (оценив костюм Клавочки, Павлу). Идем отсюда.
П а в л о. Ашоту привет! Вы и вправду похищаете Клавочку?
А ш о т. Операция не удалась: она похищает меня. Лечу домой оформлять свой перевод в Киев. Меняю ереванскую квартиру в панельном доме, улица Сундукяна, шестнадцать!
К л а в о ч к а. Ашуля, мы можем опоздать!
А ш о т (Павлу, восхищенно). А наши дамы как две капли… Да что капли! Как две бутылки армянского коньяку! Иду! (Уходит вместе с Клавочкой.)
З о я. Удивительное совпадение!
Проходит т р о й к а д е в у ш е к, одетых так же, как Зоя.
П а в л о. Смотри! Еще три бутылочки! (Присмотрелся, махнул рукой.) Чекушки! (Зое, улыбаясь.) Уникальная модель!
З о я (грустно улыбаясь). На весь Киев одна!
П а в л о. С выставки!
З о я. А ты рад поиздеваться!
П а в л о. Зоечка, зато ты сама — уникальная! (Хочет ее обнять.)
З о я (освобождаясь от его объятий). Не прикасайся!
П а в л о. Ничего не понимаю!
З о я. Обнимай свой «актив»! Меня зовут Зоя, а не Танечка!
П а в л о. Глупости! Ее сердце принадлежит милиции. Мой актив — ты!
З о я. Переключился?
П а в л о. Я от тебя никогда не отключался! Клянусь!
З о я (радостно). Да ну? (Растерялась, не зная, как выразить свои чувства.) Павлик, милый! (Вынимает из сумочки бутерброд.) Возьми!
П а в л о. А как же Амосов? Излишнее питание вредит здоровью!
З о я. Ответственность я беру на себя!
Входит И г о р ь.
И г о р ь. Здравия желаю!
З о я (Игорю). А вы что тут делаете?
И г о р ь. Обеспечиваю отправку участников фестиваля.
Появляется Г е н р и э т т а. На ней платье «ультра-мини».
Г е н р и э т т а (Игорю). Я пришла на свидание только из уважения к вашему мундиру.
И г о р ь. А я пришел, потому что… не мог не прийти!
З о я (Павлу). Слышишь?
П а в л о. Я ничего не слышу и ничего не вижу.
З о я. Идем, ты можешь испортиться! (Уводит Павла.)
Г е н р и э т т а (Игорю, кокетливо). В этом платье я, пожалуй, старше вас лет на пять…
И г о р ь. На четыре и восемь месяцев!
Г е н р и э т т а. Милиция всегда играла в моей жизни важную роль.
И г о р ь. Я сразу это почувствовал. Это вселило в мое сердце надежду.
Г е н р и э т т а (восхищенно). Вы — мумочка!
И г о р ь. Что вы говорите? Я и не знал! Побудьте здесь. Я сейчас вернусь. (Уходит.)
Г е н р и э т т а (вслед Игорю). Я готова ждать всю жизнь! (Садится на скамью.)
Входит Т а н е ч к а. Она несет тяжелый чемодан. За нею важно шествует П и т.
П и т. Зачем вы тягайт мой багаж? Ю ар леди!
Т а н е ч к а. Вы наш гость!
П и т. Ай хев счастия: вы меня возить первый день, вы меня таксить последний день! Ит из гуд примета!
Т а н е ч к а. Где ваш билет? Я зарегистрирую.
П и т. Май тикет? (Передает билет.) Плиз!
Взяв у Пита билет, Танечка уходит.
П а в л о (возвращается об руку с Зоей). О, мистер Чимерлинг! Как вам понравился наш фестиваль?
П и т. Грандиозен! (Напевает.) «В небесах — солнца золото, золото…» Золото — из голд. Вэри вэлл! (Оглядывается.) Крещендо, ми-диез, фермато!
З о я. Мистер Чимерлинг, прошу ваш автограф.
Пит охотно расписывается в Зонном блокноте. Входит В и т а л и й. Пит, извинившись перед Зоей и Павлом, подходит к Виталию.
П и т (Виталию). Вы пришел…
В и т а л и й. Мы не закончили нашей беседы.
П и т. Значит, да?
В и т а л и й (решительно). Нет!
Входит И г о р ь, издалека следит за Питом.
П и т. Я и это предусмотрел! Вы — самоубийца! (Вынимает из кармана пакет.) Небольшое письмецо на имя вашего начальства. Сейчас я его опущу в почтовый ящик. Ну? Ваш ответ?
И г о р ь (быстро подходит). Ответ за шантаж дайте вы!
П и т. Я вас… но андерстенд!
И г о р ь. Ах, не понимаете? (Генриэтте.) Плиз!
Г е н р и э т т а (бросается к Питу). Петя! (В отчаянии.) Ты улетаешь?
П и т. Мисс немножко ошибайт! Я вас не знавайт!
Г е н р и э т т а (разъяренно). Негодяй! Украл мое золото, мои брильянты… украл мою молодость! И не хочешь обеспечить мою старость!
П и т. Мисс просто психопайт!
Г е н р и э т т а. Держите его! Это убийца, фашист!
П и т. Брэдли, брэдли! Меня оскробляйт! Я протестовайт!
Г е н р и э т т а. Это Петро Чимерлыга, начальник полиции!
П и т. Полисии? Ха-ха! Ай эм доцент! Мюзик-арт!
Входит Б е р е ж н о й.
Б е р е ж н о й (Питу). Здоров, Петруха… Кнур!
П и т. Но, я не есть Кнур!
Б е р е ж н о й. Вот видишь, ты уже и не Кнур! А когда гнал людей на смерть, ты был именно Кнур!
П и т (испуганно). Вы клеветайт!
Б е р е ж н о й. Надеюсь, теперь ты наконец спляшешь камерный танец!
И г о р ь. Это недалеко. Пройдемте! Плиз!
Пит обводит глазами присутствующих, останавливается на Генриэтте.
Г е н р и э т т а (Питу). Ну, чего буркалы таращишь? Паняй!
П и т (яростно шипит). Мумочка!
И г о р ь (Генриэтте). Прошу и вас!
Г е н р и э т т а. Меня? Я уже десять лет отсидела!
И г о р ь. Это были первые десять лет. Вам их зачтут!
Г е н р и э т т а (уныло). Ясно. Снова — дальняя дорога и казенный дом! (Сложив руки за спиной, уходит вслед за Питом, в сопровождении Игоря.)
Б е р е ж н о й. Два сапога — пара!
В и т а л и й (Бережному). Вы их знали?
Б е р е ж н о й. К сожалению! Но об этом потом! Ну… теперь ты полетишь с другим настроением?
Появляется З а х а р.
З а х а р. Едва не опоздал! Добрый вечер! Виталий, как хорошо, что ты летишь в Москву! Я очень рад за тебя… Посоветую лишь одно: перед началом испытаний нужно серьезно проверить здоровье…
В и т а л и й. Ничего проверять не надо!
З а х а р. Ну, а если… с московским летчиком случится то же, что с Алексеем?
В и т а л и й. Ни с кем ничего не случится. В Москве, во время испытаний, самолет поведу я!
З а х а р. Что ж… ты знаешь, я тебе друг!
В и т а л и й. Знаю!
Быстро входит О к с а н а.
(Взволнованно.) Оксана!
О к с а н а. С трудом вырвалась! Ну, вы сегодня совсем другой! Поздравляю!
В и т а л и й. Спасибо! Это вы мне помогли…
О к с а н а (перебивает). Желаю вам удачи! Я хочу, чтоб она была… Я верю, она будет! (Поет.)
Х о р.
З а н а в е с.
Перевод А. Иванишиной.