Дополнение к анкете Русакова
Председатель колхоза жил на самом берегу Барти в небольшом пятистенном доме. Во дворе Юрий увидел потрепанный легковой газик.
- Серега наш… Сергей Данилович… скромно начальствует, шофера на личной машине не держит, - пояснила тетка. - И помощников своих: агронома, экономиста, зоотехника - заставил на водительские права сдать. А у бригадиров у всех - мотоциклы с коляской.- И, увидев на крыльце хозяев дома, приветливо заулыбалась:- Добрый вечер, Сергей Данилович! Поклон тебе, Гликерья Петровна! Вот на огонек к вам заглянули.
- Входите, входите! Милости просим.
- Давай знакомиться, парень, - сказал Юрию широкоплечий, с могучей шеей мужчина. - Моя мать деду твоему Архипу сестрой доводилась, стало быть, в родстве мы с тобой. Сколько тебе стукнуло?
- Шестнадцать.
- На вид можно больше дать. Взгляни, мать, как он па Васятку нашего смахивает! Сын это мой, - сказал он Юрию, - постарше тебя, нынче в армию взяли. В противовоздушные войска попал… Ну давайте к столу, повечеряем вместе.
Так вот, - начал он, когда все отужинали. - Батя твой, Егор, на год моложе меня был. Потому я в техникум раньше поступил. Но тут вскоре война. Егор смекнул, что по годам еще долго его на фронт не возьмут,- паспорт свой в печь, заявление подал: пропали, мол, все документы. Его на медицинскую комиссию. Парень он был рослый, там поверили ему на слово и год прибавили. Потому мы в сорок втором вместе повестки amp;apos; получили…
Сергей Данилович помолчал задумчиво, вытащил из пачки и прикурил папиросу, потом снова продолжил рассказ:
- Отвезли нас в Омск, стали распределять. Меня на офицерские курсы направили, а Егора включили в маршевую роту - и на Северо-Западный фронт. Так и потерял я братана из виду на целых два года. О себе рассказывать не буду, обычная история взводного командира: фронт, госпиталь, снова фронт… Но верно говорят, что только гора с горой не сходится. Зимой сорок четвертого прострелили мне ногу, попал я с госпиталем в Великие Луки. Бреду как-то с костылем в столовую, а навстречу мне Егор. Свела-таки нас военная судьба. И ранения у нас схожими оказались, ему разрывная пуля в лодыжку угодила. Только он уже без палочки ходил, чуть прихрамывал.
Перетащил он меня в свою палату. Разговорились… кто, где, когда… У меня две звездочки на погоне, а он - флотский старшина с двумя звездами - Красной и Славы - на груди. Нога его уже не беспокоила, и очень ои обратно на фронт рвался. Лечащий врач у нас женщина была, грузинка. Не молодая уже, но красивая - глаз не отвести. Так вот, едва появлялась она в палате, как Егор пускался в пляс с припевкой:
- Что это значит? - спросила она, когда Егор в первый раз коленце выкинул.
- А то, доктор, - ответил он, - что я здоров, как бугай, и зря госпитальную койку занимаю.
- Позвольте нам судить, зря или не зря! - отвечает Мариам Вахтанговна. - И не забывайте, старшина, что я не просто баба, а майор медицинской службы!
- Прошу вас, - говорит Егор, - товарищ майор, срочно выписать старшину первой статьи Русакова! Иначе он и к победе не успеет. Наши-то уже в Восточной Пруссии!
- Понимаю ваше стремление, дорогой, - говорит она, - но ничего не могу сделать. Рана у вас едва-едва затянулась, а вы тут плясы устраиваете. Потерпите немного, успеете повоевать. До Берлина еще далеко.
- Берлин не по моей части, - Егор отвечает. - Я же морской пехотинец. Моя задача Пиллау взять и Данциг, а до них уже рукой подать. Выпишите, доктор, не доводите до греха!
Словом, допек он врачей и выписали его досрочно. Простился он со мной и укатил к Балтийскому морю. Сумел еще до конца войны Славу второй степени отхватить. Немножко до полного кавалера не дотянул…
- Заговорил ты, старый, гостя, - вмешалась хозяйка. - Чайку не даешь ему отхлебнуть.
- Крепче спать будет, - отшутился председатель.- Небось не байки слушает, а про жизнь отцову рассказ.
- Да-да, мне очень интересно, я слушаю вас, Сергей Данилович, - сказал Юрий.
- Ну вот, в сорок седьмом году уволился я в запас. Вернулся домой, снова подался в техникум доучиваться. На войну я с последнего курса уходил. Получил диплом, приехал в нашу эмтээс: сначала бригадиром, затем главным механиком. А в пятьдесят седьмом выбрали меня колхозники своим председателем. Вот с тех пор и тружусь на этом посту. Это о себе. А отец твой, Егор, из армии на год позже моего пришел. Но в техникуме восстанавливаться не стал, были у него другие соображения. Таисью хотел поддержать, в те годы прибаливала она здорово, - кивнул он головой в сторону молча слушающей тетки. - Сел за баранку единственного старого грузовика, который имел тогда колхоз имени Архипа Русакова. Почти два года с этим драндулетом маялся, сам и за слесаря и за аккумуляторщика. А потом не взял их совет с тогдашним председателем Елистратом Бочкаревым. Елистрат недостаток образования апломбом восполнял. Возражений ни от кого не терпел. Покритиковал его как-то Егор на общем собрании, а председатель туг же ультиматум правлению: или я, или Русаков! Выбирайте, мол… А у отца твоего тоже самолюбие взыграло. Взял и махнул в город. Ну а остальное ты все сам знаешь.
- А где теперь Елистрат Бочкарев? - спросил Юрий.
- А, этот! Когда в пятьдесят седьмом прокатили его па выборах, он избу продал и вместе с. семьей завербовался в Якутию. С тех пор в Бартеньевке пи разу не появлялся. Родственникам пишет, что хорошо живет. Мастером на драге работает. Золото, стало быть, промышляет.
- Марья Долгушина в запрошлом годе на курорте Елистрата встретила, в Ессентуках. Одет, рассказывала, как артист, на пальце перстень с дорогим камнем. В ресторан ее приглашал,, но не пошла Марья, - вставила словечко тетка.
- Не завидуй, сестра. В чужих руках оглобля всегда толще кажется. Сами теперь подходяще живем. Шестеро вон в очередь на автомашину записались: мотоциклы уже не устраивают. Ребята после службы домой возвращаться стали, редко кто в город завьется…
- Скажите, Сергей Данилович, есть кто-нибудь еще в колхозе, кто с отцом вместе воевал?- перебил его Юрий.
- Нету, Юра. Фронт, он вон какой огромный был - от южного до северного моря! Двум людям не легче было встретиться, чем двум песчинкам в озере…
- Понимаете, хочу я товарищей его фронтовых разыскать, чтобы узнать побольше.
- Похвальное дело, племяш! Одобряю. Я тебе вот что посоветую: обратись-ка ты в тот военкомат, где Егор на учете стоял. Напиши все по-порядку, так и так, мол. Они тебя научат, что предпринять следует.
- Да, Юронька! - воскликнула тетка. - Я же несколько писем его фронтовых сберегла. Там фамилии товарищей его упоминаются. Егор мне часто писал, по недоумком я была, в одно место складывать не догадалась. Затерялись почти все…
- Ну ладно, о многом мы переговорили. Ты о себе чего-нибудь расскажи. Поступать-то после десятилетки куда собираешься?
- В политехнический институт хочу попробовать попасть.
- А может, выберешь сельскохозяйственный? Стал бы потом нашим главным агрономом. Невесту тебе подыщем, у нас в колхозе красивых девчат много. Верно, Таисья?
- Невесту себе он и сам найдет. А учиться надо тому делу, к которому душа лежит, Сергей Данилович! У нас с тобой - к земле, у него - к станкам заводским.
- И то правильно, Таисья Архиповна!
- Посидели, пора и честь знать, - поднялась из-за стола тетка. - Вставать-то с петухами.
- Заходите еще, рады будем, - приветливо улыбнулась хозяйка.
- Вы тоже нашу избу стороной не обходите.
На улице была уже ночь. От порывов ветерка побрякивали на столбах жестяные светильники, над крышами домов теплилась четвертушка луны. Но деревня еще не спала. Откуда-то доносились переливы гармони, звонкие девичьи голоса. На мосточке через излучину Барти Юрий остановился, склонился над перилами, слушая журчание воды возле деревянных свай. Ночные эти звуки были непривычными и в то же время казались ему давно знакомыми, только забытыми. Невольно вспомнились чьи-то стихи: .
Конечно, в агрономы ему идти не с руки, однако приезжать в эти места он будет по возможности часто, до конца своих дней…
- Ты чего замешкался, Юронька? - окликнула его ушедшая вперед тетка.
- Да-да, я сейчас! - отозвался он.
Дома тетка Таисья снова подняла крышку окованного медными полосками старого сундука и достала тоненькую пачечку солдатских треугольников, перевязанную шпагатом.
- Вот, Юронька, все, что сумела сохранить, - сказала она.
Юрий взял из ее рук письма, долго глядел на пожелтевшую бумагу, на выцветший химический карандаш, которым был выведен адрес; даже запах, исходивший от конвертов, был каким-то необычно кисловатым, словно хранили они горький дым сгоревшего пороха.
Писем было шесть, все датированные последним годом войны. В одном из них рассказывалось о встрече в госпитале с двоюродным братом Сергеем Хлоповым.
«…Ты знаешь, сеструха, как он заматерел, плечищи стали почти как у бати нашего, на шее ни одна рубаха не сходится! Долго не могли Сереге халата подобрать, нашли с трудом мало-мальски подходящий, а Серега нагнулся, чтобы шлепанцы поправить, и видим - дырища в халате между лопаток! Дали другой, и этот тем же манером напополам. «Ты меня с работы снимешь!» - ругается кастелянша. Тогда Мариам Вахтанговна, наш лечащий врач, принесла из дому богатющий ворсовый халат с кистями, бухарским его зовут. Вот и ходит теперь наш Серега, что тебе персидский шах с костылем!»
Другие письма были тоже веселыми, ободряющими, нигде ни полсловечка о боях, о смертельной опасности, ежечасно подстерегавшей отца. Будто не с фронта писал он, а откуда-то с мирной дальней стороны.
«…Дружок мой закадычный Петро Шамшурин посылочку получил с кедровыми орехами. Поделил на все отделение, два дня щелкали, пока челюсти судорогой сводить не стало. А одну очень красивую шишку я лущить не стал, оставил на память…»
«…Недавно новый пулеметчик к нам пришел, Поваляев его фамилия. Разговорились мы с ним, и оказалось - почти что земляки. Он тоже из нашей, из Омской, области, только из Русскополянского района. Мировой мужик, в бою страха не знает… А войне-то, милая моя сеструха, по всему видно, очень скоро конец придет!..»
Этот последний треугольник был обозначен апрелем сорок пятого года. До победы оставалось чуть больше месяца. Но сколько раз за эти оставшиеся недели и дни довелось, быть может, отцу рисковать своей жизнью…
- Тетя Тося, вы людей этих, что в письмах отца упоминаются, Шамшурина и Поваляева, не знаете? - спросил Юрий.
- Не знаю, Юронька. О Шамшурине я, правда, слыхала от Егора. Они и после войны друг с другом переписывались. Брат все в гости к нему съездить, поохотиться в тайге, .собирался. Только не успел, сердешный…