Я приехал в штаб дивизиона противолодочных кораблей за полчаса до начала инструктажа. Дежурный проводил меня в кабинет комдива. Ба, вот это встреча! Я знал, что прежний комдив перевелся на другой флот, но даже не подозревал, что на его место назначен капитан третьего ранга Петров.

- Рад приветствовать достойного представителя стороны «синих» - сказал он, вставая из-за заваленного картами стола.

Михаил Васильевич Петров - мой однокашник по военно-морскому училищу. Я смотрел на его раздобревшую фигуру, на прическу типа «внутренний заем», которая с трудом скрывала обширную пустошь на его голове, и вспоминал стройного пышноволосого курсанта, первого кавалера на наших училищных вечерах.

Он пошел дальше меня. На его кителе поблескивал академический значок.

- Каким ветром к нам? - задал я обычный 6 таких случаях вопрос.

- Попутным, брат, попутным! - гортанно рассмеялся Петров.- Прибыл по замене. Три года после академии отбарабанил в местах, где Макар телят не пас!

- Как поживает Лида… Лидия Дмитриевна? - поправился я.

- Супружница-то? А что ей сделается? Процветает! Сашке нашему с декабря одиннадцатый пошел. Вот такие дела, брат! А ты мало изменился. Вас, жилистых, время не берет! Что ж ты о себе ничего не рассказываешь? Командиром лодки стал - вижу. Жена, дети есть?

- Пока обхожусь. Холостому служить спокойнее. Проснулся, поел, и никаких забот…

- Но-но! Это ты загибаешь! Нам ведь по тридцать с хвостиком. Уже присмотр требуется. Возраст, брат, берет свое…

Инструктаж затянулся надолго. Возникли вопросы у командиров противолодочных кораблей, кое-что не сразу уяснил я. Уточнили все до мельчайших деталей. Расходились затемно.

- Ну а теперь я забираю тебя с собой, - заявил Михаил Васильевич. - Отужинаем вместе, вспомним гардемаринские времена!

Я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо. Я всегда так краснею, что даже на шее выступают багровые полосы. И, заторопившись к выходу, я понес какую-то чушь насчет своей занятости.

Петров догнал меня. Повернул за плечи.

- Не ври! Все равно спешить тебе некуда. А Лидухе будет сюрприз. Ты же когда-то был в нее того… Не делай, пожалуйста, больших глаз, думаешь, я так уж ничего и не замечал?

Петровы занимали квартиру в небольшом кирпичном особнячке, двор которого был похож на сад. Стоял март, и вздернутые к небу голые ветви яблонь были густо обсыпаны проклевывающимися почками. В воздухе пахло нарождающейся зеленью. На стук калитки из глубины двора выбежал большой, красивый, должно быть породистый, пес. Молча оскалил зубы, но, увидев Петрова, подобострастно замахал хвостом.

Лидия Дмитриевна встретила нас в тесном коридорчике, выполняющем роль прихожей. Она, наверно, всегда так встречала мужа. Может быть, обнимала, целовала в щеку или в губы. Но сегодня; увидев рядом с ним чужого человека и не узнав меня при слабом свете маленькой лампочки, она вопросительно посмотрела на Петрова. Потом пригляделась, тихонько ойкнула и, отступив на шаг, спросила:

- Сергей?

- Он, конечно он! - чуть наигранно забасил Михаил Васильевич.

Повесив мою шинель, он с великодушием счастливого человека ладонью легонько подтолкнул меня к Лидии Дмитриевне.

Позже, в ярко освещенной комнате, я заметил и легкую сетку морщинок возле глаз, и первые снежные паутинки в каштановых завитках ее волос, но здесь, в полутемной прихожей, она показалась мне точно такой же, какой я увидел ее когда-то за деревянным барьерчиком училищной библиотеки.- Неужели с той поры прошло четырнадцать лет?

Я держал в своей ладони ее маленькую горячую руку. Неловкая пауза затягивалась.

- Чего мы здесь стоим?-первой спохватилась она.- Проходите же в комнату.

- Ты меня извини, Сергей,- сказал Петров,- я переоденусь. Дома привык к разлетайке.

Он вышел в соседнюю комнату и вернулся оттуда в каком-то странном одеянии, представлявшем нечто среднее между лыжным костюмом и пижамой.

Мы сидели на просторной оттоманке, вели незначащий и нудный, как осенний дождь, разговор. Лидия Дмитриевна заглянула к нам из кухни.

- Вы не заскучали, мальчики? - спросила она.

И от этого ее мимоходом оброненного «мальчики» повеяло чем-то далеким, тревожно счастливым и безвозвратно потерянным.

Неслышно ступая по ковровым дорожкам, Лида быстро накрывала стол. Петров ел неторопливо, со вкусом, похваливая хозяйку, и подмигивал мне, словно хотел сказать: смотри, мол, что такое семейная жизнь, в столовой тебе такого борща не подадут. От выпитой рюмки коньяка он совсем развеселился.

Потом с улицы шумно ввалился Сашка. Он был очень похож на мать. Такие же синющие, не видно белков, глаза, такие же ямочки на щеках. От отца он, наверное, получил в наследство только добродушно толстую нижнюю губу.

Михаил Васильевич усадил его за пианино. Заставил играть. Мальчишка играл хорошо, и опять отец подмигивал мне: смотри, что вытворяет, может, добьется такого, что нам с тобой и во сне не снилось…

Он был прав. Такое мне действительно не снилось никогда. Лида редко приходила в мои сны, но всегда почему-то в такие моменты, когда мне бывало трудно. Я катился в ледяную пропасть, судорожно хватался руками за ее края, острые льдины впивались в тело, крик застревал в горле.- И тут появлялась она…

Петров снова ушел в другую комнату - проверять уроки сына. Мы остались вдвоем с Лидой. Она подсела ко мне.

- У тебя совсем нет седых волос, - сказала она и осторожно провела рукой по моей голове.

Я промолчал, хотя самого меня настораживала ее ранняя седина. «Не показное ли благополучие в ее доме? - думалось мне. - Может быть, в глубине души она жалеет о своем выборе…»

…Учения начались на следующий день. За бонами нас встретила свежая погода. Не удивительно: март - один из самых ветреных месяцев года. Лодку сильно валяло. С шипением пузырился воздух в обнажавшихся шпигатах. Волны сразу же стали захлестывать мостик.

- Море нынче горбатое, товарищ командир! - прокричал за спиной вахтенный сигнальщик.

На мостик поднялся посредник - один из штабных офицеров дивизиона Петрова;

- Достанется сегодня вашим «эмпекашкам», - сказал я ему.

- Ничего, мы народ привычный, - улыбнулся капитан-лейтенант.

Мне хотелось расспросить его о Петрове.

- Ну как ваш новый комдив?

В глубине души я почему-то ждал, что офицер скажет: «Флегма, все дела тянет за него начальник штаба» или что-нибудь в этом роде. Но он ответил:

- Ничего, головастый мужик. Одним словом, академик…

«Академия ума не дает», - подумал я про себя, а вслух сказал, изобразив на лице улыбку:

- Однокашники мы с ним. Четыре года рядом сидели.

- Никогда бы не подумал! Вы выглядите намного моложе!-удивился капитан-лейтенант и попросил у меня разрешения закурить.

- Накуривайтесь на целые сутки, - сказал я.- Когда погрузимся, будете только слюнки глотать. У нас с курением туго.

Он задымил сигаретой. У меня почему-то пропало желание разговаривать с ним. «Осторожничает. Сразу видно, штабник. На корабле небось и не служил, а форсу на Две должности выше, чем занимает…»

Из люка вынырнул штурман.

- Товарищ командир, - доложил он официально и деланно безразличным тоном, хотя гордость из него так и выпирала, - через пять кабельтовое прямо по курсу полигонный буй!

Это означало: ахайте и удивляйтесь, товарищ посредник, столько миль за кормой, а в точку пришли, как по рельсам. Не лыком шиты!

Вскоре я действительно увидел среди волн продолговатый, похожий на дельфина поплавок.

- Подходим к точке погружения, - сказал я посреднику. - Можете спуститься вниз проверить координаты по карте.

Он кивнул и остался наверху.

- Готовить мостик к погружению! - скомандовал я, привычным движением убрав откидную площадку для ног.

Все ушли вниз. На мостике остались только мы с посредником. Слабая предутренняя дымка совсем рассеялась, и на западе показались корабли.

- Идут, супостаты. Ваши? - спросил я у капитан-лейтенанта, передав ему бинокль.

- Ага, - подтвердил тот. - На головном сам комдив. А вторым идет двести четвертый! Я его издалека узнаю по такелажу. Бывший мой. - Он вздохнул, и уголки егр губ на мгновение опустились вниз, как у обиженного ребенка.

- Теперь вниз, - сказал я посреднику. Затем еще раз посмотрел в сторону противолодочных кораблей, над которыми уже обозначились тоненькие мачты, и крикнул в переговорную трубу:

- По местам стоять к погружению!

Громко клацнул над моей головой кремальерный замок крышки рубочного люка. Пять секунд - и я уже внизу. Еще несколько команд -и ухнула вода в балластные цистерны/ Лодка устремилась вниз под . спасительную и в то же время грозную толщу моря.

Я заглянул в выгородку штурмана. Порядок, заведенной с незапамятных времен, был нерушим. В желобе стола аккуратно, один к одному, разложены карандаши, очиненные «волосинкой» и «лопаточкой», клочок замши - смахивать с карты карандашные стружки. Ох и консерваторы эти штурмана! О двадцатом веке свидетельствовал лишь гирокомпас и несколько других приборов, гудевших и пощелкивавших на переборках.

Штурман потеснился, давая мне возможность стать рядом. На ходовой карте перед ним паутинкой вытянулся пройденный путь^ почти на самой линии прилепились кружочки определений. Я прикинул на планшете возможные способы маневрирования.

- Будет жарко, - сказал я штурману. - Справимся?

Он откинул со лба прядь волос:

- О чем разговор, товарищ командир!

Выждав положенное время, я подвсплыл на перископную глубину. С сожалением отметил, что неверная союзница - погода - переметнулась па сторону Петрова. Ветер переменил направление и, прибив старую волну, новую еще не успел разогнать. В голубоватых линзах перископа колыхалась белая, словно покрытая инеем поверхность моря. Противолодочные Корабли остались где-то сзади за линией горизонта, поблизости не видно ни дымка, пи силуэта.

Через полчаса у меня уже болели подушечки больших пальцев. Думаю, я сразу определил бы подводника по мозолям на его ладонях: длинная подковообразная в центре - от поручней трапа, поменьше и поплотней под большим пальцем - от рукояток перископа.

- Наблюдаем три малых щели!-доложили локаторщики.

«Вот оно, началось», - подумал я, подавая команды:

- Опустить выдвижные устройства! Боцман, нырять на глубину!..

Метр за метром мы погружались все глубже и глубже. Воздух в лодке загустел. Началось сильное отпотевание. Отсечные переборки и подволок пустили «слезу».

Глазами, а вернее, ушами лодки стали сейчас акустики. В их маленькой, всего в одно отделение хорошего гардероба, рубке шорохами и всплесками говорило море. Но вот в его привычный шум клокотанием кипятка ворвался посторонний звук.

- МПК, пеленг двести сорок! - доложил акустик. - Контакта с нами не имеют!

- Стоп оба мотора! Штурман, будем идти толчками! Боцман, докладывать изменение глубины!

Я мысленно проверил себя. Уверен? Да. Спокоен? Вряд ли. Лихорадочное чувство азарта охватило меня. Выиграть во что бы то ни стало! Противопоставить расчетливой, «академической» тактике свою, доморощенную, основанную на личном опыте и дерзком риске. Прорваться и уйти незамеченным, а если обнаружат, закатить такие заячьи петли и восьмерки по курсу и глубине, чтобы у операторов там, наверху, глаза на лоб от удивления полезли. Пусть тогда попробуют рассчитать прицельное бомбометание!

Впрочем, лично против этих парней, таких же молодых, чубастых и задорных, как, мой штурман, я ничего не имел. Но они готовили исходные данные для Петрова, помогали ему принять верное решение, в конечном счете помогали ему одолеть меня. Я вдруг представил, как он будет дома рассказывать жене о своей очередной удаче, п злой азарт охватил меня. Ну нет же, не бывать этому!

В отсеках ни звука. Все в напряжении. Каждый матрос сейчас участник поединка, в котором не может быть ничьей. Мы или они - это для всей команды. А для меня вопрос стоит еще и так: я или он.

По корпусу вдруг ударила горошина, за пей вторая, третья, четвертая… Они ударялись и отскакивали, совсем как комочки жеваной промокашки от классной доски, когда ее обстреливает и amp; трубки какой-нибудь озорник.

- Посылки гидролокатора, пеленг… - тревожный доклад из акустической рубки.

Обнаружены! Но не уничтожены! Это всего лишь легкий нокдаун, но не поражение.

Как всегда, четко работал штурман. На боевом планшете синей линией - маневрирование поисковой группы, красной - наше уклонение. Надо отдать должное Петрову - пока он не сделал ни одной ошибки. Ну что ж, подкинем ему первую петлю.

- Руль лево па борт! Боцман, ныряй на глубину!..

Может быть, удастся уйти под слой «скачка» - слой воды с пониженной звуковой проводимостью.

- Как дела, штурман?

- Ведем на хвосте, товарищ командир!

Не получилось. Петров настороже. Разноцветные линии на планшете сближаются. Оттого, верно, хорошее настроение у нашего посредника.

- Право на борт.

Еще одна петля. На этот раз удалось сбить корабли с курса сближения.

- Стоп моторы! Боцман, приготовься держать глубину на заднем ходу!

Теперь делаем восьмерку. Мою личную, рискованную восьмерку!

- Товарищ командир, контакт с нами потерян!

Отлично! Ну как, товарищ «академик», раскусите ли вы этот орешек? И не испортилось ли настроение у посредника? Смотри-ка, парень умеет выдерживать характер. Зато штурман сияет, как именинник.

- Все! Очистили хвост, товарищ командир!

Я опять принялся колдовать над планшетом. Попробовал прикинуть за Петрова. Пока он будет идти прежним ордером, контакта ему не восстановить. Единственно правильное решение - перестраивать корабли. Интересно, прорабатывали ли подобный вариант академические теоретики?

Я снова проверил себя. Странно! Вот сейчас я абсолютно спокоен. Куда девалась вся моя злость? Пришпорил свое самолюбие: слушай, ведь там наверху Петров! Понимаешь ли ты, Петров! Пусть. Но для тебя он сейчас только условный противник. А на самом деле товарищ по оружию. Сосед по окопу, как говорили еще наши отцы лет двадцать тому назад. А личное? Что же, личное всегда остается личным…

Нет, у меня ни на секунду не возникло намерения уступить. Просто я искренне пожелал ему найти свое единственно правильное решение.