Словно оправдывая наихудшие опасения Юрия, утро наступило пасмурное и туманное. Обложной дождь, зарядивший еще с ночи, не унимался.

«Представляю, что творится на полигоне, - беспокойно поглядывал в окно лейтенант, - танковую колею развезло, в окопах по колено воды…»

Он надеялся на то, что суточный план изменят, однако этого не случилось.

На стоянку первого взвода пришел насупленный командир роты.

- Не сумел я убедить комбата отменить занятия,- сказал Юрию Миронов, - придется вам ехать на полигон. Главное - смотрите, чтобы кто-нибудь из новичков оружия на бруствере не бросил. Советую всех молодых собрать в свой окоп, так надежнее будет.

- Но им положено быть в своих отделениях… - не понял совета Юрий.

- Мало ли что положено! - сердито мотнул головой капитан. - Сегодня, к примеру, воскресенье, отдыхать положено… Никто вас проверять не станет. Зато береженого, как говорится, сам бог бережет. Если сдадут нервы у какого-нибудь салажонка, вы его за штаны удержите… - И помолчав, спросил: - Сами-то не дрейфите?

- За мои нервы не беспокойтесь, товарищ гвардии капитан, - обиделся Юрий.

- Очень хорошо. С вами поедет замполит. Мне приказано быть на батальонном командном пункте.

Гвардии старший лейтенант Еськов пришел в каске, с плащ-палаткой, свернутой и подвешенной на ремешке через плечо.

- В окопе она вас не спасет, - усмехнулся Юрий.

- Нам не привыкать к водным процедурам! - ответил Еськов. - Один армейский начальник назвал нас не морскими, а мокрыми пехотинцами. Кстати, - многозначительно глянул он на командира взвода, - хочу напомнить, что вашему Файзулаеву нынче двадцать стукнуло. Может, поздравим его перед строем? Думаю, это не повредит выполнению поставленной задачи.

«Тьфу ты, девичья память! - разозлился на себя Юрий. - Специально выписал на листок дни рождения и положил под стекло. А когда последний раз заглядывал?»

- Давайте поздравим Файзулаева прямо на полигоне, товарищ гвардии старший лейтенант, - предложил он вслух.

- Хорошо, - согласился Еськов.

Вытянувшись цепочкой, бронетранспортеры юзили по глинистой земле, сползая на виражах к обочине дороги.

«А на полигоне еще хуже, там песок, брустверы окопов размыло. Пойдут танки, шуранут гусеницами - и пол-окопа будет на голове…» - невесело раздумывал Юрий, косясь на сидящего рядом замполита. На лице у Еськова не было даже тени беспокойства. Зато не забыл Русаков, как в первый раз у самого екало сердечко, когда, закрывая небо, скрежетали над головой танковые траки. Казалось, сейчас осядет окоп под тяжестью стальной громадины - и готова братская могила. Да и танкисты сознавались, что чувствуют себя во время обкатки не очень здорово. Сверлит головы навязчивая мысль, что утюжат их машины вовсе не передний край противника, а траншеи своих же товарищей. А вдруг кто-то зазевается…

- Как вам нравится сегодняшний марш? - обратился к Юрию Еськов. - Это я к нашему разговору о новом комбате. Полгода назад никто бы не рискнул проводить обкатку танками в такую погоду. Как считаете, хорошо это или плохо?

- Время покажет,- неопределенно ответил Юрий.- Поживем - увидим.

- А по-моему, отлично! - продолжал Еськов. - Совсем по доброму суворовскому принципу: «Тяжело в ученье, легко в бою». Между прочим, сам комбат сегодня у танкистов. Видимо, будет в одной из атакующих машин. Не знаю, как вам, а мне он положительно нравится!

«А кому и когда из политработников не нравился старший начальник!» - с усмешкой подумал Юрий.

Оставив свои бэтээры в укрытии, взвод пешим строем отправился к оборонительному рубежу. Головки сапог увязали в мокром песке, ноги приходилось выдирать с большим усилием.

Перед самой линией окопов Русаков провел заключительный инструктаж:

- ¦ Гранатометчикам открывать огонь, когда танки минуют надолбы. Автоматчикам пропустить машины и огнем отсечь пехоту… Колея очень ненадежная, потому истребителей танков сегодня выдвигать не будем.

- Товарищ гвардии лейтенант, а если залечь возле бетонного мостика? - подал голос гвардии матрос Файзулаев.

- Там тоже опасно: колея сильно подмыта.

- Разрешите мне выдвинуться вперед, товарищ гвардии лейтенант! - настаивал Файзулаев. - Меня не придавит, я занимаюсь по системе йогов!

- Сейчас не до шуток, Файзулаев, - строго одернул его Юрий.

- А может, вправду разрешить ему залечь? вполголоса посоветовал Еськов. - Ведь без истребителей танков картина боя будет неполной. Надо показать новичкам…

«Под вашу ответственность!» - хотелось ответить Юрию, но вслух он сказал:

- Гвардии матросу Файзулаеву разрешаю выдвинуться в колею. Только будьте предельно осторожны.

- Есть! - весело откликнулся тот.

В командирском окопе замкомвзвода Тимофеев вычерпывал воду котелком, скрежеща металлом по галечному дну.

- Это мартышкин труд, сержант, - сказал ему Юрий. - Тут хорошая мотопомпа нужна.

- По корабельному уставу, товарищ гвардии лейтенант, с водой надо бороться любыми подручными средствами! - ответил находчивый Тимофеев.

- Но только после заделки пробоины. А тут попробуй ее заделай! - глянул на небо лейтенант…

Словно в подтверждение его слов, дождь опять припустил, крупные капли горошинами застучали по каске. И тут же раскатами грома послышалось гудение танковых моторов.

- Приготовиться к отражению танковой атаки! - подал по цепи команду Юрий.

- Я пойду к гранатометчикам, - сказал Еськов, чувствуя, видимо, что будет стеснять своим присутствием командира взвода.

- Истребителям занять позицию! - скомандовал Юрий.

На бруствер выбрался Файзулаев и пригибаясь побежал вперед. Метрах в двухстах перед окопами его темная фигурка скрылась в колее. «Напрасно я поддался на уговоры…» - терзался сомнением Юрий, разглядывая в бинокль место, где залег матрос.

А через высоту уже переваливали танки. Перед ними замелькали язычки пламени, и воздух разорвали резкие хлопки пушечных выстрелов. Внушительной была та картина: лавиной накатывающийся рев моторов, лязг металла и пушечная канонада. Думалось, нет силы, способной остановить эти- огнедышащие крепости на колесах.

- Гранатометчики, к бою! Прицел по гусеницам! Огонь!

Теперь уже хлопки выстрелов раздались рядом, в соседних с командирским окопах.

Танки были уже совсем близко.

- Оружие с брустверов! Ложись!

Юрий и сам плюхнулся на дно окопа в холодную лужу, рядом с громко дышавшим Тимофеевым. И сразу почувствовал, как жадно впитывает влагу одежда и струйки воды просачиваются за голенища сапог.

От лязга и грохота заложило уши. Обдало песком и вонью выхлопных газов. И уже в следующий момент лейтенант с сержантом были на ногах.

- По пехоте очередями, огонь!

Сердито застрекотали автоматы. Оттого, что магазины снаряжены были холостыми патронами, треск очередей был еще более резким.

- Дробь! Оружие разрядить!

По ходу сообщения Юрий прошелся вдоль линии окопов. Мокрые, выпачканные в песке матросы и сержанты улыбались, шутили, подначивали друг друга:

- Кто это маму звал, товарищ гвардии сержант? Не Егоркин ли?

- У самого небось душа в пятки ушла…

Файзулаева Юрий нашел в окопе Еськова. Старший

лейтенант и матрос мирно покуривали, затягиваясь так смачно, что Юрию самому захотелось закурить.

- Кажется, угодил ему по двигателю, товарищ гвардии лейтенант, - доложил Файзулаев. - В последний момент углядели они меня, газанули резко, но бутылку я все-таки добросил.

- Знатный получился салют в честь вашего дня рождения, Файзулаев! - улыбнулся замполит.

- Навсегда запомнится, товарищ гвардии старший лейтенант. Аксакалом стану, внукам своим буду рассказывать.

- Слушайте, Файзулаев, давно я хочу вас спросить. Отчего вас зовут по-русски Иваном? Иван Уразович, так кажется?

- Так, товарищ гвардии старший лейтенант. Это наша семейная традиция старшего сына называть Иваном. Дед Алишер ее завел. Если хотите, расскажу…

- Это интересно. Послушаем, Юрий Егорович?

- С удовольствием!

- Давно все было. Еще в двадцатые годы. Дедушка Алишер чуть постарше, чем я теперь, был. Пришли к нам красные отряды унять банды Джунаид-хана. В дедов кишлак пришел эскадрон, командовал которым Иван Ива-пович Иванов. Уже не молодой командир. В царской тюрьме сидел, врангелевцы его расстреливали, но выжил. Добрые люди из братской могилы вытащили. Был он высокий, грузный, лошадь под ним быстро из сил выбивалась, так рядом запасную водили. На гимнастерке красного командира боевой орден. Заслуженный был человек. Деда он Алешей называл. «Ты не представляешь, - говорил, - дорогой Алеша, какой будет ваша земля лет через двадцать! Каналы проведем, вместо пустынь будут сады цвести. Большевики потому так называются, что большие дела задумали. Всю бывшую Российскую империю от края до края заново переделаем!»

Эскадрон Иванова басмачей в страхе держал. Иванова они Большим батыром прозвали. Деньги обещали за его голову. Только не от басмаческой пули он умер. Больное сердце подвело. Но это после того, как наголову разбили Джунаидово войско. Похоронили Иванова неподалеку от бывшего дедова кишлака. На могиле памятник стоит. Надпись на нем на двух языках - русском и узбекском.

Дед Алишер в эскадроне Иванова проводником был. Выследили деда басмачи. Схватили и к своему курбаши привели. Тот желтые зубы оскалил.

«Попался, - говорит, - красный пес, который Аллаха за дырявый халат продал! Хочешь жить, говори, собака, где кавалеристы Большого батыра стоят. Сколько у него сабель, какие караулы?»

Молчит дед. Чтобы не подвел язык, зубами его прикусил. Курбаши рукой махнул, двое его людей рубаху на спине деда разорвали, засвистели плети. Били, пока сознание не потерял. Когда в себя пришел, курбаши сказал:

«Слушай, большевистский ублюдок! До утра будешь в яме лежать. Подумай хорошенько. Молчать будешь, утром тебе одно ухо отрежут, в полдень другое, вечером нос. А если и после того молчать будешь, к полуночи головы лишишься. Понял меня?»

Утром деда снова к нему привели.

«Молчишь, отродье скорпиона? - спрашивает курбаши. - Режьте ему ухо и всыпьте пятьдесят плетей!»

Очнулся дед после того, как водой его отлили. Глаза открыл и видит - стоит над ним комэск Иванов. Думал дед, перед смертью померещилось, а тот улыбается:

«Выжил, Алеша, значит, долгий век тебе сужден! Внуков будешь на коленях качать!»

Вот. тогда и поклялся дед назвать первого сына Иваном. Мулла его за такое проклясть грозился, но слова своего дед не нарушил. Дядя мой Иван холостым на фронт ушел. Храбро воевал, командир написал, что одним из лучших бойцов был. Спины врагу не показывал и пулю фашистскую в грудь принял.

Потому отец мой меня Иваном назвал, а так как я старший в семье, то быть моему сыну Иваном Ивановичем!

- Отличная у вас в семье традиция, Файзулаев, - сказал замполит. - И знаете, о чем я вас попрошу? Повторите как-нибудь свой рассказ для всей нашей роты.

От берега на малых оборотах подходил один из танков. Остановился чуть поодаль, из открытого люка выбрался одетый в комбинезон комбат.

- Взвод, смирно! - гаркнул лейтенант, спеша навстречу начальству.

- Вольно! - разминая спину, откликнулся Родионов.

- Товарищ гвардии майор… - подошел было к нему с рапортом Юрий.

- Нету больше гвардии майора, - многозначительно хмыкнул комбат. - Его кто-то из ваших молодцов вместе с танком спалил. Вот полюбуйтесь!

Он подвел Юрия к кормовой части машины и указал на выхлопные решетки, где красовалось оранжевое пятно, след от имитации зажигательной смеси.

- Кого вы посылали в колею, гвардии лейтенант Русаков?

- Матроса Файзулаева, товарищ гвардии майор.

- А вы подумали о том, что подвергали человека неоправданному риску?

- Так точно, подумал.

- Чем тогда объяснить ваше решение?

- На войне как на войне, товарищ гвардии майор!

- Хорошие командиры и на войне не посылали солдат гибнуть понапрасну.

- Товарищ гвардии майор, Русакову сделать это посоветовал я, - вмешался в разговор подошедший Еськов.

- Вы? Ну что ж, на разборе мы еще поговорим об этом. А матросу… как его фамилия?

- Файзулаев.

- Матросу Файзулаеву от моего имени объявите благодарность.