С Ягудиным мы не друзья и не враги. Просто был такой фигурист Алексей Ягудин и есть такой фигурист Евгений Плющенко. Почему я про него говорю в прошедшем времени? Потому что он ушел из фигурного катания в профессионалы, а я остался в любителях.

Я очень долго был самым младшим в группе у моего тренера, Алексея Николаевича Мишина. Сначала шли взрослые — олимпийский чемпион Алексей Урманов, Олег Татауров, Руслан Новосельцев, Алексей Ягудин. И только потом — я.

С Ягудиным у нас разница всего три года, но в подростковом возрасте это пропасть.

К тому же мы с Алексеем были разного телосложения и комплекции. Я — тонкий, худенький. Он — приземистый и мощный, физически сильнее. Это играло большую роль.

У Алексея Николаевича, как и у любого тренера, были свои приоритеты. В первую очередь он занимался самыми перспективными ребятами, постоянно уезжал на соревнования с Урмановым и Татауровым. Следующая порция внимания — поменьше — доставалась Ягудину.

А мне Мишин обычно говорил:

— Смотри, как делают старшие, и тоже старайся.

На меня в то время не делалось ставки. Выплыву — значит, выплыву. Нет — значит, нет. Никаких привилегий, минимум внимания. Это сейчас я понимаю, почему так было. Мне всего одиннадцать лет. Я — темная лошадка, совершенно непонятно, что из меня вырастет. Может, через полгода вообще уйду из фигурного катания. Зачем тратить на такого и силы, и время? Но тогда мне было обидно.

С самыми старшими все понятно. Но Ягудин… Ему доставались лучшая программа, лучшая музыка, ему всегда уделялось больше времени. А я собирал какие-то остатки.

Мишин часто уезжал со старшими на соревнования и брал с собой Ягудина. Перед отъездом давал мне задание:

— Я уезжаю. Чтобы к моему возвращению прыжок выучил.

Это сейчас в «Юбилейном», если Мишин уезжает, с детьми его группы остаются другие тренеры, которые могут объяснить, помочь. А тогда никого не было. Я занимался один, неприкаянный и никому не нужный.

Тренировки я никогда не пропускал независимо от того, был Мишин в городе или уезжал на соревнования. Прыгал до исступления. Если прыжок не получался, я бесконечно начинал все сначала.

На каток приходил мой хореограф Евгений Дмитриевич Сережников. Видя, как я мучаюсь, он пытался помочь, что-то подсказать. И хотя хореограф из театра никакого отношения к технике фигурного катания не имеет, для меня это было важно, я чувствовал его поддержку. Иногда что-то подсказывала мама.

И прыжок получался!

Я с нетерпением ждал возвращения Алексея Николаевича, чтобы продемонстрировать свои успехи.

Он приезжал:

— Ну что там у тебя, давай, показывай!

И иногда хвалил.

Я все время пытался всем доказать, что я лучший. И иногда мне казалось, что меня недооценивают.

Самые лучшие программы по-прежнему отдавались Ягудину. Это естественно, ведь, как я говорил, он на целых три года старше, начал раньше меня выступать на чемпионатах Европы и мира. У него уже были титулы, которых у меня еще не было и в помине.

Иногда Алексей Николаевич уезжал только со старшими. И мы с Ягудиным оставались вдвоем. Естественно, он хотел побеждать. Я — тоже. Кроме того, мне еще нужно было догнать и перегнать именно его. Поэтому тренироваться приходилось больше.

Если он выехал на лед, и мне непременно нужно было выехать. Если он делал прыжок, значит, я делал каскад из двух прыжков. Он выполнял дорожку, значит, я тоже вставал на дорожку. Было ощущение, что мы оба искримся от напряжения.

Я постоянно стремился сделать больше, чем он. Поэтому, возможно, из меня что-то тогда и получалось.

Конечно, Алексей злился, он уже видел во мне сильного потенциального конкурента. Я это кожей ощущал.

И потом, Ягудин местный, питерский. А я приехал из какого-то Волгограда. В то время так сложилось, что в Москве занимались фигуристы-москвичи, а в Петербурге — соответственно петербуржцы. Приезжих было очень мало, и я стал одним из первых.

— Вали в свой Волгоград! — Эту фразу я слышал и от других спортсменов, но от Ягудина чаще всего.

Кем я был для него? Мальчиком с периферии, выскочкой.

Это потом, когда начал завоевывать Россию, Европу и мир, уже никто не смел сказать мне что-то про Волгоград и периферию.

И хотя Ягудин был постарше и поопытнее, я его напрягал. Я мешал ему, а он мне, напротив, помогал. Сначала я кружил вокруг, потом начал жалить — сначала потихоньку, потом все сильнее, пока не попал в самую больную точку.

Конечно, я получал от него зуботычины. Как от старшего и более сильного. Причем, как правило, если он меня и бил, делал это исподтишка.

Например, после тренировки мы играем в футбол. Я забиваю гол и тут же получаю сзади по ногам. Можно даже не смотреть, кто ударил. И так все понятно.

Я взрослел и стал Ягудина догонять. Я дышал ему в затылок, наступал на пятки. Алексей Николаевич наконец-то заметил мой потенциал и стал гораздо больше уделять мне времени. Ягудина это нервировало, он раздражался. Конечно, это сказывалось на результатах. И однажды он ушел. Уехал к тренеру Татьяне Тарасовой в Америку. Как раз в это время ученик Татьяны Анатольевны олимпийский чемпион Илья Кулик ушел из любительского спорта, и у нее образовалось место, которое быстро занял Ягудин.

Я никогда не лез в отношения тренера с другими спортсменами. И всегда старался честно делать свою работу: тренировался, чтобы стать лучшим.

Уход Ягудина от Мишина, из нашей группы, стал для меня полной неожиданностью, шоком. В эту новость я не верил до последнего, пока не увидел, что Ягудина больше нет на нашем катке.

Честно говоря, я обрадовался, когда Ягудин ушел к Тарасовой. Очень обрадовался и этого не скрываю.

Именно с этим уходом между нами началась другая борьба, более жесткая. В тот период мы выигрывали все турниры — либо я, либо он. Мы «забивали» друг друга. Самым главным на соревнованиях стало не упасть с прыжка, не смазать его, прыгнуть чисто. В результате побеждал тот, кто чище прыгал и без ошибок откатывал программу.

На одной из пресс-конференций Алексей Ягудин сказал:

— Меня воспитала Тарасова.

Это неправда.

Ягудин под руководством Мишина стал чемпионом Европы и чемпионом мира. Воспитал и вырастил его Алексей Николаевич, именно он научил его кататься, научил технике. Он действительно отдавал ему все.

В спорте бывает всякое. Случается, что спортсмены уходят от тренеров. Если испортились отношения, если ты видишь, что тебе уделяют недостаточно времени, если понимаешь, что младшие в твоей группе становятся серьезными соперниками и начинают тебя обыгрывать. Но не стоит при этом проявлять неблагодарность к человеку, который слепил из тебя чемпиона. Уйти и потом на каждом углу говорить неправду — это не по-мужски.

Представляю, что чувствовал Мишин, когда слышал эти слова. Как ему было обидно.

Алексея Николаевича предал еще один ученик.

Андрей Грязев приехал из Перми, и Мишин его принял. Делал для него все: поставил технику, научил делать обороты, поднял до определенного уровня.

Андрей общался с Ягудиным, когда тот уже жил в Америке. Вот в голове у Грязева и отложилось: Тарасова — хорошая, Америка — супер. И ему так захотелось за океан! Ну, он, конечно, уехал.

И, оказавшись не нужен ни Тарасовой, ни Америке, вернулся домой, в Россию.

Когда-то мы все катались на одном льду, три будущих олимпийских чемпиона — Урманов, Ягудин и я.

Мишин тогда говорил:

— У меня сейчас группа, с которой я могу соревноваться со сборной мира! И не факт, что проиграю.

Да, мы все были в одной группе. Но командой никогда не были. Одиночное фигурное катание — это индивидуальный вид спорта, где каждый — только за себя. И нам было трудно на одном льду.

Когда Алексей Урманов ушел, оставались мы с Ягудиным. Два спортсмена, которые соревнуются между собой. У обоих — очень хороший уровень, оба готовы бороться за первое место.

Мишину, наверное, нужно было работать с нами раздельно: на одной тренировке заниматься с одним, на следующей — с другим. Чтобы мы не видели и не мешали друг другу. И тренер при этом уделял бы достаточно времени и внимания обоим своим ученикам. Но тогда эта мысль почему-то никому не пришла в голову.

Позже, когда к Мишину приехала тренироваться Лена Соколова, я сразу сказал:

— Алексей Николаевич, я не буду с ней кататься. Она должна тренироваться на одном льду, а я на другом. Если хотите, чтобы был результат, всем должно быть уделено достаточно времени.

Тогда было принято решение, что мы будем тренироваться на разных льдах.

С Андреем Грязевым мы тоже не катались на одном льду. У меня не было никакой ревности, но тренироваться на общем катке я отказывался категорически.

Нас разделили — это пошло на пользу обоим, появился результат.

И я очень рад, что тогда Алексей Николаевич прислушался к моему мнению, рад, что со временем мы научились слушать друг друга.

Отношения мои с тренером менялись на протяжении многих лет.

Сначала он, естественно, был начальником, командиром, боссом. С ним нельзя было спорить, выражать свое мнение, делать нужно было только то, что он скажет. Я долго его боялся.

Но постепенно отношения менялись, перерастали в дружеские, уважительные. Алексей Николаевич стал со мной считаться. И это давало свои результаты — когда серьезно занимаешься любительским спортом, спортсмен и тренер обязательно должны слушать друг друга.

У нас давно уже такого нет: я — начальник, ты — дурак.

Бывают тренировки, когда я точно знаю, что в этот день мне не стоит делать, предположим, четверной прыжок. Алексей Николаевич понимает, что это не блажь. Просто в данный момент мой организм не готов к бешеным нагрузкам.

— Давай займемся чем-нибудь другим, — предлагает он в таких случаях. — Будем делать другие элементы, полегче.

Когда изо дня в день постоянно тренируешься, одним из слагаемых успеха становится отдых. Хотя бы ради хорошего результата. Случалось такое, что я чувствовал: все, я «объелся» тренировками, меня от них уже тошнит.

Звоню Мишину:

— Алексей Николаевич, я не могу прийти сегодня. Нужна пауза.

— Хорошо, давай сделаем паузу.

Это очень важно, когда спортсмен и тренер — два профессионала — понимают друг друга. Многие тренеры используют палочную систему, диктуют своим спортсменам:

— Никаких «нет», приходи, будем работать!

Они давят. И в результате проигрывают. Когда начинают анализировать свои ошибки, главных ошибок не видят, им кажется странным: вроде все правильно делали, а ничего не получилось.

Мишин прекрасно понимает, что ни с того ни с сего я не буду увиливать от тренировок, лениться. И если прошу паузу, значит, она мне действительно необходима.

Сейчас очень много фигуристов учится по системе Мишина. Но мы ее постоянно разрабатываем и совершенствуем.

Вообще-то мне не нравится, что российские тренеры работают с нашими соперниками по всему миру. Но их можно понять — ведь надо выживать, зарабатывать. В России раньше даже у прославленных тренеров такой возможности не было.

Однажды я предложил Алексею Николаевичу:

— Тренируйте иностранцев по какой-нибудь другой системе!

— Женя, я не могу! Когда работаю, я выкладываюсь полностью.

В результате с системой Мишина хорошо знакомы знаменитые фигуристки Саша Койн и Мишель Кван, а также мои соперники Стефан Ламбьель и Брайан Жубер.