После Олимпиады в Солт-Лейк-Сити мой главный на тот момент соперник Алексей Ягудин ушел из любительского спорта в профессионалы. Я не испытывал к нему неприязненных чувств, он выиграл все, о чем только можно было мечтать. А для меня все начиналось сначала.

Но в какой-то момент я расслабился. Я забыл одну вещь: время идет и постепенно подрастают конкуренты. Дыхание в затылок, которое я ощущал на протяжении нескольких лет, исчезло. Но неумолимо приближалось чье-то новое, незнакомое дыхание, которого я еще реально не чувствовал.

Это произошло неожиданно. В 2004 году, на чемпионате Европы, я проиграл своему неожиданно подросшему сопернику, французу Брайану Жуберу. Тогда все газеты кричали о моем проигрыше.

И я понял, что расслабляться ни в коем случае нельзя, надо бороться дальше. Лучшим быть трудно. Если просто хороший спортсмен может позволить себе проиграть, мне нужны только чемпионские титулы, ведь за последние годы у меня уже выработался имидж победителя.

И спустя несколько месяцев я восстановил статус-кво, снова став чемпионом мира.

А потом случилась беда.

В 2005-м, за год до Олимпиады в Турине, я выиграл чемпионаты России и Европы. Все шло идеально.

Но уже на чемпионате Европы я почувствовал сильные боли в области паха. Подумал, что потянул мышцы или нанес себе легкую травму. Не обратил внимания, решил: пройдет как всегда.

После показательного выступления я поехал домой. Боли усилились, я даже перестал тренироваться. И начал ходить по врачам. Ничего путного мне не говорили, то предполагали растяжение, то микронадрыв связки. Точного диагноза почему-то никто поставить не мог. Меня начали колоть, чтобы снять боль, которая все усиливалась, становилась невыносимой.

До чемпионата мира оставалось две недели.

Соревнования проходили в Москве. Мы оба с Мишиным прекрасно понимали, что надо ехать и выступать. К тому моменту я был уже трехкратным чемпионом мира, но мне просто необходимо было в четвертый раз подняться на первую ступеньку этого пьедестала. Тем более что чемпионат проходил в России — значит, и чемпионом должен был стать российский спортсмен!

Перед каждой тренировкой мне обкалывали пах, делали блокаду. Но боль прорывалась и через нее! Нормально тренироваться я не мог. Выходил на лед и прыгал максимум двойные прыжки, тройные уже не давались.

Я прекрасно понимал, что выступать на чемпионате мира с двойными прыжками нелепо.

До начала чемпионата мира оставалась одна неделя.

Надо было принимать решение — ехать или не ехать. Мы стояли на перепутье. С одной стороны, чемпионат мира по фигурному катанию впервые проходит в России, в Москве. С другой — боли адские, без уколов я не то что прыгать, почти не могу ходить.

Тогда Мишин предложил:

— Давай поедем в Москву, объясним ситуацию, скажем, что ты не можешь прыгать, и снимемся с соревнований.

И мы принимаем решение ехать.

До чемпионата мира остался один день.

Я вышел на тренировку. Боль чуть-чуть отпустила. Начинаю прыгать. Вроде бы все нормально. Получаются тройные прыжки. Получаются прыжки в три с половиной оборота. Четверные я даже не пробую. Это невозможно — левая, толчковая нога немеет от боли.

Мы побывали и в московской клинике, и у меня снова, кроме растяжения и микроразрывов, ничего не обнаружили.

Принимаем окончательное решение — я буду выступать на чемпионате.

Вечером звоню маме:

— Мы решили, что я буду выступать.

— Как выступать?! Ты же не катался! — Мама была в шоке.

— Надо выступить. Я попробую, мне делают обезболивающие.

Чемпионат мира. День первый.

Выхожу на квалификацию. Выполняю необходимые фигуры и прыжки.

Остается чуть больше минуты до конца, и я чувствую, что не могу дышать. У меня случился приступ межреберной невралгии: ни выдохнуть, ни вдохнуть. Я уже забыл про боли в паху. Еще чуть-чуть, и я просто потеряю сознание.

Я не могу дышать, а мне еще надо кататься — сделать вращение, потом дорожку по прямой, снова вращение. И я все это сделал.

Выхожу к скамеечке, на которой спортсмены обычно ждут оценки, и буквально складываюсь пополам от боли.

Мишин замечает, что я чуть живой:

— Женя, все нормально! Только никому не показывай, что тебе плохо.

Я сел как ни в чем не бывало, даже, кажется, пытался улыбаться. Хотя сам еле дышал.

Чемпионат мира. День второй.

Я просыпаюсь и понимаю, что не могу ходить. Левая нога очень тяжелая, будто не моя. Но мы с Алексеем Николаевичем все равно принимаем решение, что я выхожу на лед.

В этот день — короткая программа. Меня снова обкалывают какими-то сильнодействующими препаратами.

Разминка. Обычно, когда выхожу на каток и смотрю на трибуны, я отчетливо вижу каждого зрителя. Во что они одеты, выражения лиц, я даже смотрю людям в глаза. В этот раз я никого не видел — только силуэты, в глазах все поплыло от боли.

Разминка проходит вроде нормально. Правда, четверной прыжок я даже не пробую делать. Мы снова решаем: я буду катать короткую программу.

Выхожу на короткую программу и падаю с четверного прыжка. Боли в паху дают знать о себе с новой силой, никакие обезболивающие уже не в силах с ними справиться.

Но все-таки я откатался. И после короткой программы стал третьим. У меня еще оставались шансы стать чемпионом мира-2005. Для этого нужно было выполнить тот же набор фигур и прыжков, который я уже продемонстрировал на квалификации.

Чемпионат мира. День третий.

В этот день все участники чемпионата выступали с произвольной программой. Я проснулся утром и понял, что не могу встать. Каждое движение — тяжелое испытание, боль пульсирует по всему телу.

Звоню маме:

— Мама, я не могу ни ходить, ни сидеть, ни лежать. Сегодня произвольная программа.

— Женя, не смей кататься! — Мама сразу поняла, что мне не просто плохо, что я буквально на грани между жизнью и смертью. — Ты уже выиграл три чемпионата мира! Я понимаю, что надо бороться за Россию, но если не можешь, надо отказываться и сниматься с соревнований. Береги здоровье, следующий год нам всем очень важен!

Мама туг же набрала номер Мишина:

— Алексей Николаевич! Вы как хотите, а я запрещаю ему кататься!

И все-таки мы до последнего ждали, что боль отпустит. Надеялись, вдруг произойдет чудо. Колоть себя я уже не давал — мне и так сделали слишком много уколов.

Никакого чуда не произошло.

Я написал заявление, что снимаюсь с чемпионата.

Так получилось, что чемпионом мира-2005, который проходил в Москве, стал швейцарец Стефан Ламбьель.

А мы с Мишиным вернулись в Петербург.

От болей ничто не помогало. А туг еще на меня набросились журналисты, газеты утверждали, будто Плющенко снялся с соревнований, потому что струсил. Мне было очень обидно, ведь я никогда и никого не боялся.

Мне очень не понравилась реакция некоторых сотрудников из федерации фигурного катания. Кое-кто перестал верить в меня. В кулуарах стали говорить, что я плохо катаюсь, что ничего у меня не болит, просто я не в должной форме. Что я вообще уже не тот…

От болей нет никакого спасения.

И вдруг Саша Кержаков, мой друг и знаменитый футболист, советует:

— Женек, у нас в клубе очень хороший врач. Поезжай к нему, он тебя посмотрит.

Вместе со мной поехали мама и Алексей Николаевич.

Врач посмотрел и сказал:

— Мне кажется, у тебя грыжа.

— Какая грыжа! — не поверил Мишин.

— Я созвонюсь с Германией. Там есть очень хороший доктор, я договорюсь, и тебя примут. Если доктор сочтет, что нужна операция, не задумывайся. Оставайся и делай. Доктор Мушавик — великолепный специалист по спортсменам.

Мы прилетели в Мюнхен. Нас встретили и привезли в больницу.

В палату заходят несколько докторов. И среди них — пожилая женщина. Именно она и оказалась тем самым легендарным доктором, который поставил на ноги многих спортсменов. Я был поражен. Потом мне рассказали, что фрау Мушавик не только делает фантастические операции и является прекрасным диагностом, она еще и спортсменка — каждое утро бежит на работу шесть километров!

Доктор Мушавик осмотрела меня и тут же поставила диагноз:

— У тебя две паховые грыжи размером с грецкий орех. Как же ты катался? Тебе срочно нужна операция. Все будет нормально, ты еще будешь кататься и выиграешь Олимпиаду!

Я очень боялся ложиться под хирургический нож. Вечером, оставшись вдвоем в палате, мы разговаривали с мамой:

— Мам, как же так?

— Женя, не переживай. Раз доктор Мушавик так говорит, значит, это правда, надо ей довериться.

На следующий день сделали первую операцию. Через день — еще одну. Грыжи вырезали и сфотографировали, эти снимки хранятся у мамы.

Доктор Мушавик давала рекомендации:

— Час проходит после операции — вставай. И начинай потихоньку двигаться, ходить. А через неделю начинай бегать.

У нее была своя методика — ни в коем случае не лежать. Мышцы надо укреплять, им нельзя давать расслабляться.

— Женя, ты обязательно выиграешь Олимпиаду, — улыбалась фрау Мушавик. — Я в тебя верю.

— Я постараюсь! — Я тоже в это верил.

Естественно, когда сделали операцию, ни о каком катании и речи быть не могло. Надо было восстанавливаться.

Я отправился в Индию. Эту страну я выбрал случайно. Мне хотелось уехать подальше, уединиться, побыть с самим собой. А там был подходящий для меня климат и теплое море.

Я бегал вдоль побережья. Начинал потихоньку — сначала по десять минут, потом постепенно увеличивал время. Стал подкачиваться — сначала пресс, потом спину.

Я решил доказать, что я еще боец и смогу достойно кататься.

Я хотел доказать это всем: зрителям, поклонникам, соперникам. И тем людям, которые в меня не верили и считали, что я уже не тот. Но прежде всего мне нужно было доказать это самому себе.

Вернувшись в Питер, я стал выходить на лед. Боли еще продолжались около двух с половиной месяцев, швы постоянно открывались и кровоточили.

Потом потихоньку, через боль, начал втягиваться в тренировочный процесс. У меня была цель — Олимпиада, золотая медаль, первая, и только первая, ступень пьедестала.

Конечно, после неудачного чемпионата мира было особенно тяжело, ведь до Олимпиады оставалось меньше года.

Многие тогда говорили:

— Плющенко сделали две операции, он теперь вообще не встанет на коньки.

Первое Гран-при, в котором я должен был участвовать после операции, проходило в Петербурге. Все ставили на швейцарца Стефана Ламбьеля и француза Брайана Шубера. Мне было очень обидно.

Некоторые доброхоты звонили моей маме:

— Ну, Женя ведь после операции. Ничего страшного, если не выиграет.

— Он обязательно выиграет. Потому что он гражданин своей страны, он будет бороться за Россию. Мой сын не имеет права проиграть. Он должен победить!

В то, что я еще могу стать чемпионом, не верил почти никто. Только моя семья и тренер знали, что я смогу вернуться в спорт. И не просто вернуться, а стать лучшим в мире, фигуристом номер один.

А тогда про меня просто забыли. Почему-то, как только с тобой что-то случается, предыдущие заслуги легко забывают. Как будто их и не было вовсе, как будто и тебя больше нет. Тебя забраковали, списали, выбросили на помойку как отработанный материал. Все — ты умер.