Пока добирались до наших, поговорить с майором мне не удалось. Сил на это у меня не хватало. С такой скоростью передвижения по лесу, которую развивали эти мужики, я ещё не сталкивался! По дороге встретились ещё с тремя группами, поэтому в расположение дивизии пришли как целый взвод. Меня сразу направили в штаб.
Штаб располагался в небольшом одноэтажном доме. Суета стояла жуткая, как теперь я узнал, дивизия находилась в окружении, и то, что мы прошли, было просто чудом! Таким-же чудом являлось то, что нет авианалётов и атак. Из разговора с начальником политотдела, батальонным комиссаром Касатоновым, выяснилось, что особого отдела больше нет. Заниматься моей 'великой' персоной ни Касатонову, ни кому-либо другому не было ни времени, ни сил, то комиссар отправил меня к Лятовскому, мол 'уже познакомились вот и шагайте' . Уже шагая с майором 'в расположение' из разговора с ним мне стало более понятно, что происходит вокруг. Наконец-то я узнал число! Сегодня 29 июня!Дивизия приняла бой на 'Львовском выступе' в районе города Рава-Русская. Да ещё как приняла! Они так вломили немцам, что на три километра углубились на территорию Польши! Но на флангах, особенно на левом, дела шли намного хуже и дивизия была вынуждена отступать. Сейчас в строю было меньше половины людей, которые вступили в бой 22 июня. Да, добрался до наших, что-же дальше будет?
А дальше был первый, в моей жизни, авианалёт. Потом было много всякого, но ЭТО я никогда не забуду. Никода не считал себя героем, но и трусом тоже себя не называл. Но в тот день, я боялся невероятно. Казалось, что каждая бомба, вылетающая из пикирующего самолёта, летит прямо в меня. А этот дикий вой издаваемый немецкими штурмовиками? Казалось, что этот кошмар никогда не прекратится! Я лежал на дне небольшого окопчика, пытался прижаться к земле, но она, как живая, раз за разом отбрасывала меня от себя. Этот вой, рёв самолётных моторов и грохот взрывов слились в какой-то кошмарный концерт. Мне казалось, что это и есть тот самый, много раз обещанный, Армаггеддон! У меня вылетело из головы, что я знаю. что это не конец всему, что мы победим, назло всему победим. Ничего этого я не помнил. Я молился. Не знаю, из каких тайников памяти выскочили эти слова, но я , раз за разом, снова и снова шептал:
-Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго.
Отче наш, сущий на небесах! да святится имя Твое; да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.
Не знаю, может именно молитва спасла меня, но когда я услышал рядом крик к бою, я испытал счастье! Появился враг, с которым я могу бороться, который может убить меня, но и я могу убить его! Пропала тошнотворная слабость, страх и чувство бессилия. На смену им пришли радость и облегчение. А голове одно-наконец-то!
Поднявшись в окопе, который стал ещё мельче, я посмотрел вперёд. По полю, на котором уже стояло много сгоревших танков и бронетранспортёров шли они, враги. Мне показалось, что всё это я где-то уже видел и, внезапно понял, да видел! В фильмах о Великой Отечественной!
Пока немцы были далеко, осмотрел своё оружие, всё было в порядке. Наконец-то я проверю свою 'светку' с оптикой! Устроился поудобней, выбрал цель. ею оказался худощавый, молодой немец, с расстёгнутым до середины груди кителем. Вот в этот треугольник, в виднеющуюся там синюю майку, я и влепил пулю. 'Светка' мягко но сильно толкнула в плечо, потом ещё раз и ещё, и ещё. Часто я, торопясь, промахивался. Но и попадал немало. Когда они подошли ближе взялся за автомат. Всё-же, с ППД стрелять намного неудобнее и труднее, чем из 'калаша'. Да и кучность оставляет желать лучшего. Зато боекомплект! Как-то неожиданно быстро, немцы оказались совсем рядом и началась рукопашная схватка. С первым мне просто повезло, я срезал его очередью в упор, а вот второй... Не успел я перевести автомат на него, как он выстрелил и автомат буквально вырвало из моих рук. Поняв, что достать пистолет просто не успею, я кинулся на фрица с голыми руками. Всё-таки мне продолжало везти! Выстрел, которым он разбил мой автомат стал последним для него, пока он передёргивал затвор своей винтовки, я уже был рядом и вцепился ему в горло. Он выпустил из рук превратившуюся в палку винтовку и сдавил моё горло. Упав на землю, мы катались как два зверя, одержимые одной мыслью, убить! Я что-то хрипел задыхаясь, он тоже что-то сипел по своему, то сверху был я, то он. В какой то момент я понял, что могу нормально дышать, а перед моим лицом мутнеющие серые глаза. Я сполз с мёртвого немца и меня вырвало. Кое-как вытерев лицо я огляделся, бой заканчивался. Немцы отступали, наши, собирая оружие и раненых возвращались в окопы. Сил встать на ноги не было и я возвращался в окоп на четвереньках, будто не умел ходить. С немца, убитого мной из автомата, я снял его ременную разгрузку, на которой были закреплены магазины к , теперь моему, МП-38. Буквально свалившись в свои окоп я обессилено откинулся на стену. Жутко захотелось пить, будто поняв моё состояние, сидящий рядом со мной боец протянул мне фляжку. Какая-же вкусная была это тёплая, почти горячая вода! С трудом оторвавшись от фляжки с благодарностью вернул её хозяину. Тот посмотрел на меня и неожиданно спросил:
- В первый раз в бою?
Я молча кивнул головой.
- Ничего, привыкнешь,- продолжил он слегка надтреснутым голосом,- После первого раза всем плохо бывает, а потом ничего, втягиваешься.
Я с удивлением уставился на него. несмотря на грязь. покрывавшее его лицо было видно, что это молодой парень, примерно моего возраста. На грязном лице блестели зубы и глаза, он подмигнул и сказал:
-Не тужись, всё нормально будет. Станешь как мы, злобинские, а злобинские на драку всегда злые были. Фашисты это ещё поймут!,- и протянув мне руку представился, - Сергеев Андрей!
Машинально пожав руку ответил:
-Тоже Андрей, только Стасов,- и тут всё завертелось перед глазами. Злобинские, Сергеев, Андрей. Это же мой двоюродный дед! Мне же бабка про него рассказывала, что он в начале войны безвести пропал! А родной дед тоже присказку про злобинских повторял! Они же из енисейских казаков, со станицы Злобино, которая сначала превратилась в деревню, а потом частью Свердловского района Красноярска стала.
- Э! Ты чего!,- я увидел перед собой испуганное лицо своего деда,- ты прекращай помирать, сначала ещё несколько гадов грохни, тогда уж ладно!,-видимо только теперь разглядев мои петлицы, он дёрнулся,-Ой! Товарищ лейтенант, извините!
- Нормально всё,-сипло прошептал я,- это просто отходняк, сейчас всё пройдёт. И на Вы не нежно!
В голове был шторм! Он? Не он? Как быть? Что делать? И вдруг пришло спокойствие и понимание. Сделаю всё, что от меня зависит, чтобы этот Андрей Сергеев не сгинул в боях на Украинской земле а выжил. Выжил и вернулся домой, а если я хоть как-то приближу день возвращения домой таких-же Андреев, то проживу свою вторую жизнь не зря!
- Ну ты даёшь, тёзка,- продолжил он,- побледнел, глазоньки закатил, ну впрямь девка перед первым разом!- и жизнерадостно заржал. Мы сидели и смеялись, когда раздался свист, за которым последовал один взрыв, потом ещё и ещё. Взрывы слились в один грохот, земля опять отталкивала меня от себя, а я лежал и улыбался, сам не зная чему. Потом прилетели самолёты, за ними опять била артиллерия и миномёты, снова атака немцев и так раз за разом. Стало уже темно, а этот бой всё не прекращался. Время от времени передавали какие-то приказы, но все они будто проходили мимо моего сознания. Только последний приказ встряхнул меня, сообщили, что идём на прорыв! Последующие двое суток я почти не помню. Перегруженый мозг просто отказался помнить происходившее, бой, за ним новый бой и так раз за разом. Но мы шли. И вышли. Дивизия, вернее то, что от неё осталось, пробилась из окружения и начала сосредотачиваться в районе г.Струсова.