Бумаги, бумаги, бумаги… Ненавижу! Исполнители на местах слишком буквально восприняли приказ «докладывать обо всем необычном». Теперь читаю донесения и рапорты, будто прессу 90-х, только не про «барабашек» и «зеленых человечков», а про домовых и других сказочных персонажей. Сколько же «сказочников», оказывается, живет в стране. А сколько различных доносов прошло через мои руки за эти дни — море! И подозрительно выглядит кто-то, и говорит как-то «не по-нашенски» и т. д. и т. п. Просто идиотизм какой-то, такими темпами раскидают группу на более нужные участки, а меня в Академию наук сплавят, на опыты! Две недели перебираем бумаги, которые каждый день приносят, и никакого толку! Нет, кое-какой толк был. Но не от донесений, а от моих воспоминаний. Время от времени мне в голову приходили разные идеи, и я героически их записывал. Пару раз мне даже благодарность объявили, а один раз сам Берия сказал готовить дырочку под орден. Тогда я вспомнил, что читал о наших разведчиках. О Маневиче, о «Красной капелле» и о предателях. Вспомнил тогда про Ахмедова, бывшего резидентом в Турции, и еще про парочку «героев». После этого я пару раз встречался с людьми в «белых халатах». Конечно, никаких халатов на этих военврачах не было. Единственное, что я помню из общения с ними, это мягкие голоса, говорящие мне, что «ваши веки наливаются тяжестью…». Даже о результате этих бесед не знаю. Но Берия был доволен, как кот, обожравшийся чего-то сверхвкусного и в огромных количествах. Вспоминалась и разная мелочь, которую я тоже старательно записывал. Про Ил-2 написал рапорт на имя Берия, сообщив об ошибочном выпуске одноместного штурмовика. Во всем этом «темном царстве» был один «лучик света». Вернее, не лучик, а целый прожектор — Олеся!

Как же я офигел, придя с Яшей в свой первый рабочий день в отдел. Захожу и понимаю — все, конец, пропал! На меня смотрит моя «кормилица» — Олеся! Именно она и оказалась «лучшей частью коллектива». Я что-то говорил, смеялся, спрашивал и отвечал, но, хоть убейте, не помню ни одного слова! Только тогда я окончательно понял, что она мне нужна. Нужна, как сама жизнь. Не будет рядом со мной этой синеглазой белорусской ведьмочки, не будет ничего. Уже потом мне пришла в голову мысль о том, что мне ее банально подставили мои начальники. Еще в госпитале, а заметив мой интерес к ней, то и здесь. Да и черт с ними! Плевать, подставили — не подставили! Она есть, и это — главное! Все остальное — ерунда. Каждый вечер мы гуляли по Москве, ходили в кино, целовались, как школьники, на последнем ряду. Как я жалел, что ни в прошлой жизни, ни в этой господь не дал мне ни голоса, ни слуха! Я бы пел для нее ночи напролет! Но и без песен все было чудесно! Такими темпами я скоро перейду в разряд «женатиков», и я этому рад! Еще бы не война…

Очнувшись от приятных воспоминаний, заметил, что мне что-то говорит Женька Анохин. Уловив его последнее слово, переспрашиваю:

— Как, как?

— Да говорю же, на станции Золотоноша задержали странного типа. Двигался в сторону фронта. Вещей при себе почти не было, так, мелочь всякая, не заслуживающая внимания. Подумали, что он моряк, постоянно «братву» вспоминал. Когда задержанный понял, что его ведут в особый отдел, то оказал сопротивление. В результате: двое красноармейцев из патруля убиты, тяжело ранен старший патруля, лейтенант Кужегетов, а сам неизвестный — убит. При осмотре тела обнаружили несколько наколок, причем цветных, ключи со странным брелоком и прикрепленным к ним цепочкой непонятным предметом, спрятанные в кармашке на трусах. Вот, посмотри, к донесению рисунки приложены.

Посмотрев на листок, я обомлел. Автомобильные ключи с брелоком-пультом и флэшка. 8-гиговая, «Apacer». А на наколках — группа крови с резус-фактором и Хищник.

Еще один! Я поднял глаза на Женьку и прошептал:

— Где Транеев?

— Не было еще, а что?

— Мы ЭТО и искали! Я к Меркулову!

Подхватив донесение и рисунки, я побежал к начальству. Уже выскочив в коридор, спохватился и, вернувшись назад, убрал все бумаги со стола в железный ящик, заменяющий мне сейф. А то опять Транеев орать будет, про секретность напоминать!

Меркулова на месте тоже не было. Лейтенант, выполнявший роль его секретаря, сказал, что Меркулова сегодня не будет. Выйдя в коридор, я задумался. Идти к Берия, как мне и говорили? Банально боюсь. При встрече он не показался мне «палачом», но… И не пойти не могу. Ясно было приказано, к кому и когда обращаться. Придется идти. В глубине души надеясь, что наркома не будет на месте, направился к кабинету Берия. Оказалось, что он у себя. Доложился секретарю и уселся на диван в приемной. Блин, аж потряхивает. Интересно, сколько же еще есть «попаданцев»? И кто был этот? Почему он направлялся к фронту, а не обратился в любой отдел НКВД? Почему стал сопротивляться, да еще так жестко? Пока размышлял обо всем этом, секретарь зашел в кабинет Берия и через пять минут пригласил зайти.

Войдя и закрыв за собой дверь, я доложился:

— Здравия желаю, товарищ народный комиссар. Согласно полученному приказу сообщаю вам об обнаружении объекта и предметов из будущего. — И, подойдя к столу, положил перед ним бумаги. Предложив мне присесть, он внимательно прочитал донесение, рассмотрел рисунки и вопросительно взглянул на меня.

— Товарищ Берия, одна из наколок, с буквами и цифрами, обозначает группу крови и резус-фактор, в данном случае II группа с отрицательным резус-фактором. В моем, вернее в том, времени такие наколки обычно делали люди профессий, связанных с риском: пожарные, военные, милиция и т. п. Вторая наколка, которая полностью подтверждает происхождение убитого, это вот эта. — Показав ее на рисунке, я продолжил: — Это герой одного очень популярного фантастического фильма. Пришелец с другой планеты, прилетевший на Землю поохотиться на людей. Многие делают наколки популярных персонажей фильмов, это именно тот случай. А предметы, прикрепленные к ключам, кстати, ключи от автомобиля, так вот, один — это носитель информации. Подключается к компьютеру. Объем информации, который может поместиться на носитель, очень большой, примерно несколько тысяч книг. А второй — пульт дистанционного управления сигнализацией автомобиля. И еще. Не думаю, что убитый был связан с морем, скорее с преступным миром, — закончил я.

— Поясните ваше предположение о связи убитого с преступниками. — Берия, блеснув стеклами в пенсне, резко наклонился ко мне.

— Дело в том, товарищ нарком, что в 90-х годах в стране творился откровенный бардак, как я уже рассказывал. «Блатной» жаргон повсеместно внедрился в жизнь. «Братками» и «братвой» обычно называли друг друга либо преступники, либо люди, говорящие о них. Конечно, не всегда, но в большинстве случаев это так. Тем более что к одному из патрульных неизвестный один раз обратился — «командир». Это тоже характерно для человека из криминальной или околокриминальной среды. Очень часто именно так они обращались к сотрудникам милиции. Да и наколки… Они не «зоновские», но и не связанные с морем. Скорее погибший был связан с байкерами. Так назвали мотоциклистов, объединенных в клубы, скорее даже в своеобразные банды.

Лаврентий Павлович задумчиво смотрел на меня. В какой-то момент я почувствовал себя насекомым на столе препаратора. Было полное впечатление, что Берия именно сейчас решал, что со мной делать дальше — оставить жить или… Наконец, приняв решение, он сказал:

— Хорошо, товарищ Стасов. Очень хорошо. Сейчас идите в отдел, никуда не отлучайтесь. Свободны.

Вскочив, я на секунду вытянулся и направился к нам в отдел. Сказать, что ребята были в азарте, — это не сказать ничего! Весь коллектив дружно перерывал старые донесения в надежде, что могли пропустить еще что-то. Увидев меня, все так же дружно уставились на меня в ожидании вестей. Рассказал о моем визите к наркому, уселся за стол и, достав бумаги, тоже принялся за работу. Но вникнуть в написанное никак не получалось. В голове крутились идиотские мысли о «попаданце». В какой-то момент мне стало жутко. Я представил, что произойдет в том случае, если кто-то вроде меня попадет к немцам. А если он при этом будет специалистом по истории и технарь, то совсем плохо. Уцепившись за эту мысль, я довел себя до состояния, больше всего похожего на банальную истерику. Спасло меня от внешних ее проявлений только возвращение Транеева. Как оказалось, он уже был у Берия, поэтому с порога заявил:

— Стасов, Анохин, Сидоров — на выход! Срочно выезжаем на аэродром, летим в Золотоношу. Зильберман — остаешься за старшего. Все, пошли.

Через полчаса мы уже ехали на аэродром. По дороге Транеев в общих чертах рассказал о предстоящем нам. Помимо того, что нам нужно забрать «артефакты», нам предстоит дополнительно допросить оставшихся живыми патрульных и еще «кое-что», как смутно обронил командир. Еще через час мы уже лезли в ТБ-3, а к вечеру подъезжали к Золотоноше.

Интерлюдия. Москва, Кремль. 26 сентября 1941 г.

— Лаврентий, потом я это внимательно изучу, а пока поясни своими словами. — Сталин, слегка прихлопнув рукой по толстой папке, принялся набивать трубку.

— Группа уже вылетела на место. По итогам этой поездки можно будет говорить более конкретно. Могу сказать одно — благодаря информации, уже полученной от Стасова, произошло много изменений в лучшую сторону. И на фронте, и в тылу. Плохое тоже есть — информация, связанная с ходом войны, уже не имеет почти никакой ценности. Она уже идет не по тому пути, о котором сообщал наш «гость из будущего». С одной стороны, это хорошо, но с другой… Мы оказываемся вновь в полной неизвестности, как и до его появления. В связи с последними событиями существует реальный шанс, что в распоряжении Гитлера окажется подобный носитель информации. Наша агентура уже работает в этом направлении. Пока никаких подтверждений возможному развитию событий нет.

Информация по технике, полученная от Стасова, остается сверхценной. И это несмотря на то, что знания Стасова весьма поверхностны и обрывочны. Разбираясь с приборами, наши специалисты пришли в восторг. Пока мы повторить подобного не можем, но специалисты получили такой толчок в развитии, что у некоторых головы закружились. Через полгода обещают первые, пробные, аккумуляторы нового типа, по принципу аккумуляторной батареи из телефона. По остальному пока говорят очень осторожно. Резидентура в САСШ ищет людей, связанных с созданием «супербомб». В случае невозможности привлечь их к сотрудничеству рассмотрим вариант ликвидации. Группа Королева собрана почти в полном составе, уже работают.

Есть и очень неприятное для меня лично. Стасов сообщил о предателях в моем ведомстве. О тех, кто уже работает на немцев, и о тех, кто вот-вот продастся. Меры уже приняты. Со Стасовым еще поработали психиатры и с помощью гипноза вытянули из его памяти немало важной информации. Считаю, что его следует наградить.

По военным. Среди командного состава проведена точечная «чистка». Арестов пока избегаем, как и обвинений в предательстве, просто отзываем с фронта, замещая другими людьми. Военные, называемые Стасовым среди лучших военачальников СССР, находятся под постоянным контролем и дополнительной охраной. Пока информация по ним полностью подтверждается. Особенно это касается Рокоссовского и Горбатова. Последнего очень хвалит Мехлис, что для него очень нетипично. Опасения вызывает Жуков. Некоторые его действия выглядят странными, но, возможно, просто я пока их не понимаю. С Павловым ситуация более серьезна. Боюсь, что речь идет о реальном предательстве. К этому есть все предпосылки, но решение принимать тебе, Коба, — и Берия, сняв пенсне, устало потер переносицу.

— Мнэ, мнэ, — раздраженно проворчал Сталин, окутываясь дымом. — Как портачить и гадить, все сами с усами! Ни один шпион столько не натворит, сколько могут сделать наши дураки. Ладно. Примем решение. А что сообщают твои люди о настроениях в войсках и по поводу последнего приказа?

— Сообщают, что моральное состояние войск улучшилось на всех уровнях. За последнюю неделю снизилось общее число потерь. Особенно это коснулось авиации. Не обошлось и без нарушителей. Дела трех командиров полков и четырех политработников рассматриваются в военных трибуналах. Можно смело говорить о том, что последний приказ за номером 120 пошел только на пользу дела.

— Хорошо, очэнь хорошо! Именно на такой эффект мы и рассчитывали. Ладно, Лаврентий, иди, работай.