Выехать во время, указанное Мехлисом, не получилось, разгулялся буран. Видимость стала нулевая, поэтому решили не рисковать и выехать только утром. Было заметно, что люди только радовались такой задержке — устали все очень сильно и морально, и физически. Бой, последовавшее за ним бегство по снежной целине, уничтожение румын — все это даром не прошло. Да и сам Лев Захарович не особенно расстроился из-за непогоды, видимо, тоже устал.

А утром 20 декабря мы выдвинулись. Сейчас наше положение было, скажем так, интересным. Хорошо вооруженный отряд, обеспеченный техникой, боеприпасами и продуктами (спасибо колхозникам из Чичерино, снабдили нас очень здорово, причем сами!), но вот где мы находимся? В тылу у немцев? Между немецкими и нашими частями? Или наши опять все отбили? Полная неизвестность! Да и техника наша… Нет, бронетранспортер и грузовик — это хорошо и вовремя. Но! Есть это поганое «но». При встрече с немцами это здорово нам поможет, а при встрече с нашими? Не расфигачат ли нас с ходу? Все может быть, поэтому ехали аккуратненько, на цыпочках. Да еще Чуприн, чудо в перьях! Сначала всем бойцам, у кого были винтовки, выдал автоматы, а потом спохватился, блин. В итоге отобрал десять человек очень хороших стрелков и сделал из них что-то вроде снайперов. Только вот настоящих «снайперок» у нас всего две было, но и то хлеб! Ребята из Чичерино оказались подготовленными, во всяком случае, стрелять умели все, при этом неплохо. Чуприн разбавил опытных бойцов новичками, и получились два неплохих взвода. А по огневой мощи, с учетом автоматов и пулеметов, вообще песня. Как сказал Чуприн, «если бы 22 июня в нашей дивизии взвода были так вооружены, была бы совсем другая история», а я горько подумал тогда, что вооружение — не главное, вернее, не самое главное. Гораздо важнее уметь им пользоваться не только на уровне рядового бойца, но и генеральском. Наши все еще учатся воевать, учатся на ходу, у немцев. А немцы — учителя жесткие: либо научишься, либо умрешь. Третьего не дано.

Обо всем этом я думал, сидя в теплой кабине грузовика — мне повезло, что меня и Чуприна Мехлис отправил в «Опеле», а сам остался в «бронике». Правда, мне кажется, что скоро поменяемся местами. Здесь гораздо комфортнее и теплее! Телепаемся потихонечку, и ладно. Даже в холодном БТРе лучше, чем пилить пешком по такой погоде. Блин, не заметив, как задремал, шарахнулся головой о дверь. Не понял! А куда моя шапка делась? Ну Чуприн, гад! Сидит с моей шапкой в руках и лыбится! Снял ее с меня, чтоб я гарантированно проснулся, редиска.

— Просыпайся, Андрей. К Прохоровке подъезжаем, — сказал он, протягивая шапку.

— Что там, немцы?

— Не похоже. Сейчас разведку отправлю, будет видно, а пока давай-ка выбираться на волюшку, ребяткам задание дам.

Через пару-тройку минут из остановившихся машин мы наблюдали, как три бойца подходили к селу. На всякий случай все приготовились к бою, но обошлось. Минут через пять один из бойцов вышел из-за домов и помахал поднятым автоматом. Все нормально, немцев нет. Не задерживаясь в селе, мы направились дальше по маршруту. Не останавливаясь, проскочили Старогнатовку и остановились в Гранитном, где и возникли проблемы. Непонятно каким ветром, но в поселок занесло две машины с тяжелоранеными красноармейцами и машину с медиками. Отстали от госпиталя, эвакуированного из Волновахи. Как объяснял военфельдшер Смирнюк, оставшийся у них за главного:

— …у нас-то в машинах тяжелые. Мы же не можем ехать так, как остальные, вот они и ушли на Тельманово. Мы задержались, а потом слышали сильную стрельбу на той дороге. Вот и не знаем, как теперь быть? — Он растерянно посмотрел на Мехлиса.

— А что было в Волновахе?

— Плохо было, товарищ армейский комиссар, очень плохо. Почти сразу после авианалета нам приказали эвакуироваться. Из штаба дивизии нам отдали свои грузовики, чтобы мы всех забрать могли. Как говорили, немцы в трех местах фронт прорвали и рванули вперед, а с ними и румыны с итальянцами. Сам-то я их не видел, но бойцы, которые нам помогали, рассказали именно так. — Он развел руками. — Больше-то и не знаю ничего. Как дальше-то теперь?

— Не переживайте, всех вывезем. — Мехлис ожесточенно потер лицо руками. — Идите к раненым, если что, вас позовут.

После того как военфельдшер ушел из кабинета директора школы, превращенной во временный госпиталь и наш штаб, в кабинете повисла тишина. Наше положение стало проясняться, но это никакого облегчения не принесло, скорее наоборот.

— Ну, товарищи командиры, — первым прервал тишину Лев Захарович, — давайте решать, как действовать дальше. Мы одни, и мы с ранеными, это большая разница и бо?льшая ответственность. Жду ваших предложений. — Он обвел нас тяжелым взглядом. Было видно, как он зол, понять бы еще, на кого он злится больше — на наших или немцев?

— Товарищ комиссар! Я считаю, что нужно отправить на БТРе группу бойцов на разведку в район Тельманово. Если Смирнюк действительно слышал стрельбу в том районе, то госпиталя скорее всего уже нет. Только вот почему сюда никто не пришел? Что от Волновахи, что от Троицкого, сюда ведет почти прямая дорога. Или немцы рванули прямо на юг, в направлении Мариуполя? Так для них прямая дорога, а мелочовка по бокам на потом?

Мы дружно посмотрели на карту, расстеленную на директорском столе. Похоже, Чуприн прав. Если дело именно так и обстоит, то нам просто повезло. Мы находимся в стороне от основного направления удара. Но где наши части? За время пути мы пару раз видели брошенные оборонительные рубежи, на которых ничего и никого не было.

— Хорошо. Сделаем так. — Мехлис задумчиво посмотрел на карту. — Капитан, отбери пятерых бойцов, старшим пойдет Ахундзянов. Ваша задача, лейтенант, проверить дорогу на Тельманово. В бой не вступайте. Времени вам три часа на все про все. Действуйте!

Проводив взглядом вышедших Чуприна и Ахундзянова, Лев Захарович повернулся к нам:

— А нам, старлеи, есть о чем подумать. Велика вероятность того, что к немцам в плен попала часть нашей комиссии. Как вы понимаете, я для них — ценный приз, да и вы — подарки хорошие. О вас знали, как о доверенных лицах товарища Берия. Как вы считаете, заинтересуются вами немцы в случае получения такой информации? — Посмотрев, на наши лица, он продолжил: — Вижу, что понимаете. Так вот, товарищи чекисты. Приказываю: в случае реальной опасности моего попадания в плен, если я сам буду не в состоянии застрелиться, вы обязаны это сделать. Приказ понятен? То же касается и вас. Вижу, что вы поняли все, поэтому свободны. Идите, отдыхайте.

Выйдя из кабинета, Яша вздохнул и сказал:

— Похоже, Мехлис что-то нехорошее чувствует. Иначе бы он об этом не говорил. — Было видно, что Зильберман подавлен. — Знаешь, Андрей, когда я ждал немцев на дороге — страшно не было. Стало страшно сейчас, от мысли, что придется… — Не договорив, он махнул рукой.

— Успокойся, Яша, мы обязаны думать и о таком варианте. Не помню, кто сказал, что нужно рассчитывать на худшее, лучшее придет само. А чтобы его поторопить, пошли перекусим, — и я хлопнул его по плечу. — А то кишка кишке песни поет!

Ближе к вечеру вернулась разведка. Вести были плохими. В трех километрах от Тельманова они обнаружили расстрелянную санитарную колонну: восемь грузовых автомобилей, три санитарных автобуса и две «эмки». По следам было видно, что уцелевших раненых и медработников потом добивали. Твари. Сам город занят противником, толком непонятно, но похоже на то, что там румынская часть. Выслушав разведчиков и отпустив их отдыхать, Мехлис в задумчивости отошел к окну. А мы, «отцы-командиры», уставились в карту, надеясь обнаружить там выход из сложившейся ситуации. А почему мы должны двигаться именно туда?

— А почему мы должны двигаться именно в том направлении? — я посмотрел на Чуприна. — Смотри, капитан, а если мы повернем прямо отсюда на север, в сторону Старогнатовки, а потом на Каракубстрой и дальше? Или от Старомарьевки через Новомарьевку в том же направлении, к тому же у нас появляется пространство для маневра.

Чуприн посмотрел на карту, почесал подбородок и, повернувшись к подошедшему Мехлису, сказал:

— Товарищ комиссар, а если нам действительно двинуться в направлении, предложенном Стасовым? Или нам нужно именно на юг?

— Да, пожалуй, именно так и сделаем, — сказал тот через пару минут, глядя на карту. — Я хотел другого, но так будет лучше. Имея при себе столько раненых, у нас намного меньше вариантов действий, и, главное, мы привязаны к дорогам. Решено. С утра выходим на Старомарьевку и дальше на север, северо-восток. Подготовьте людей и технику. Все свободны.

Гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Выехать пришлось в ночь. Буквально через час после принятия решения о маршруте в село приехали немцы. Выставленные часовые вовремя сообщили о приближающихся «гостях», поэтому угощение им приготовить успели.

На площадь выехали «Блитц» (поменьше, чем нам «подарили» румынские «друзья»), точная копия нашего бронетранспортера, и «Опель-капитан», которые остановились прямо перед зданием правления. Из «Опеля» вышли высокий немецкий офицер и водитель. Повернувшись к остальной технике, он сделал какой-то знак, и оттуда горохом посыпались солдаты, о чем-то громко переговариваясь. Они не успели толком построиться, как площадь будто взорвалась выстрелами. С чердаков домов, из окон и дверей, из палисадников был открыт ураганный огонь из автоматов и пулеметов. Когда стрельба закончилась, по всей площади лежали тела убитых немцев. Больше всего их было у бронетранспортера, за которым они пытались укрыться от огня. Три минуты, и двадцать немецких солдат уничтожены. Глядя на покрасневший от крови снег, я вдруг почувствовал тошноту, как будто в первый раз вижу мертвых. Пришлось усилием воли привести себя в порядок. Не заметив никаких движений, мы вышли на площадь. Бойцы принялись осматривать немцев, собирая трофеи и добивая тяжело раненных. Еще через несколько минут итоги боя были подведены. Убито четырнадцать немцев, пятеро, с легкими ранениями, взяты в плен. Что особенно хорошо — взят командир подразделения, офицер.

Перевязав захваченного офицера, его привели к Мехлису. Я с интересом разглядывал стоящего перед нами врага. Высокий, подтянутый, красивый мужик. Породистое лицо выражало что угодно, но только не страх! Перед нами стоял волчара, который не только не боялся нас, он нас всех презирал, тварюка такая! За переводчика у нас был Ахундзянов. Он вопросительно посмотрел на Мехлиса и, дождавшись его кивка, начал:

— Назовите свое имя, звание, номер части.

— Это вы можете узнать из моих документов, — скривив губы в презрительной гримасе, на хорошем русском языке ответил фриц. Только небольшой, знакомый акцент выдавал, что это не родной язык для него.

— Прибалт? — невольно вмешался я, подавшись вперед, не обращая внимания на недовольный взгляд Мехлиса.

— Нет, — так же презрительно ответил тот. — Я немец, просто жил в Литве и изучил ваш язык. Чтобы не тратить зря время, я, как офицер германской армии, несмотря на расстрел своих солдат, предлагаю вам сдаться.

— А больше ничего не… — начал Чуприн, но Мехлис одернул его.

— Судя по документам, вы — Карл Хольц, Ober-stabsintendant (оберштабсинтендант) 108-го стрелкового полка, 14-й танковой дивизии. Все правильно?

— Так точно, господин генерал. — Немец вытянулся, глядя на Мехлиса.

— Итак, зачем вы приехали в Гранитное?

— По распоряжению командира полка направлен для сбора продуктов и теплых вещей у местного населения.

— Где расквартирован ваш полк и ближайшие немецкие части? Рекомендую отвечать правдиво и полно, этим вы, возможно, сохраните себе жизнь. — Мехлис повернулся к Ахундзянову: — А вы, лейтенант, идите, пообщайтесь с остальными пленными.

Проводив взглядом лейтенанта, Хольц вздохнул и начал говорить. Из его рассказа получалась следующая картина: полк снабженца располагался в Мирном вместе с 64-м мотоциклетным батальоном, и входящие в дивизию 36-й танковый, 103-й мотопехотный и 4-й артиллерийский полки с 40-м разведывательным батальоном расквартировались в Тельманове. Карта, изъятая у него, подтверждала его слова. По поводу того, что происходило северо-восточнее, он не знал. Похоже, что сейчас будем «рвать когти»! Только увели немца, как Мехлис приказал:

— Срочно подготовить технику к выходу. Раненых погрузить, проверить оружие и боеприпасы. Выезжаем по готовности. Судя по всему, времени у нас совсем нет, этого хлыща быстро хватятся!

Через два часа мы выехали в наступающую ночь. В душе было странное спокойствие и уверенность, что все будет нормально.