Покинув кабинет Лаврентия Павловича, я вопросительно посмотрел на полковника с «волкодавами», которые все это время не произносили ни слова. Полковник отсутствующим взглядом посмотрел на часы и неожиданно высоким «витасовским» голосом сказал:
— Зеленая «эмка», центральный вход, пять минут. — Потом посмотрел на мое непонимающее лицо и, мягко улыбнувшись, продолжил: — Время пошло.
Только теперь до меня дошло, что это всерьез. Через пять минут я подбегал к зеленой «эмке», у которой стоял мой новый начальник.
— Молодец. Успел. — Он открыл переднюю, правую, дверь. — Садись вперед, сейчас двинемся.
Я ошалел еще больше. Давным-давно заметил, что советские, а потом и российские военные любят сидеть на переднем сиденье. Хотя во всем мире важнее сидеть на заднем. Как только я захлопнул дверь, машина сразу тронулась, за рулем сидел один из «волкодавов».
— Гадаешь, почему я сел позади? — Голос «Витаса» заставил меня вздрогнуть. — Чтобы ты не ломал голову, объясню. Хочу вздремнуть, а сзади это делать удобнее. Расслабься, старлей, ехать долго. — И замолчал. А через минуту раздалось посвистывание, уснул. Бляха-муха! Да кто он такой? Кто они такие? И на фига я им нужен? Черт, гадай, не гадай — все равно, пока сами не скажут, ничего не пойму. Придя хоть к какому-то выводу, я успокоился и уставился на дорогу.
Часа через два, когда дорога уже изрядно надоела, мы наконец приехали. Целью нашего путешествия оказалась небольшая база в лесу, охраняемая крепкими ребятами в форме НКВД. Внешне база выглядела какой-то неприметной и несерьезной: высокий, окрашенный зеленой краской деревянный забор, зеленые же ворота с красной звездой посередине, немногочисленная охрана. Но мысли о несерьезности сразу вылетели из головы, когда мы въехали внутрь. Метрах в пятнадцати от ворот, чуть правее продолжающейся дороги, я увидел настоящий ДОТ, вернее его бетонный колпак, из центральной бойницы которого торчал серьезный ствол, явно не пулеметный. Территория от забора в глубь базы (та ее часть, которую я увидел) была вся просто запутана колючей проволокой и «путанкой», не хватало только «егозы». Вдоль этой «полосы отчуждения» виднелась протоптанная дорожка, по которой шли два бойца, вооруженные автоматами, со здоровенным овчаром на поводке. Показав документы и наши лица появившемуся будто из-под земли сержанту, мы поехали дальше. Дорога петляла между деревьев, каких-то домиков и строений, изредка встречались небольшие группы людей, разномастно одетых, но с оружием, в руках или на груди. Чем больше я видел, тем больше мне это все напоминало базу спецназа. Во всяком случае, такой я себе ее и представлял.
— Товарищ полковник, так вы ОСНАЗ? — спросил я, повернувшись назад.
— Да, старлей. ОСНАЗ. Центр, так сказать, повышения квалификации «горлорезов», — отвечал он голосом, ничем не напоминающим голос «Витаса». Нормальный, приятный баритон, издевался, что ли? — Да и не полковник я, майор, как твоя «мамка» Мартынов. Некоторое время тебе придется побыть у нас, кое-чему сам поучишься, нас поучишь, если найдешь чему. — Он грустно ухмыльнулся. — Вокруг твоей фамилии начались странные движения, поэтому и решили, что твое нахождение здесь будет более уместным и безопасным. Ладно, — оборвал он сам себя, — сейчас доедем, перекусим, тогда и поговорим нормально.
— Запомни. Как минимум на ближайший месяц старший лейтенант Стасов находится в Ленинграде, а ты — лейтенант Иван Васильевич Петров. — Разговор с майором продолжился после сытного обеда, в небольшом кабинете, расположенном в длинном доме, напоминающем казарму. — Первоначально хотели просто спрятать тебя «поглубже». — Он усмехнулся. — Но решили, что это не целесообразно. Поэтому ты становишься курсантом центра переподготовки ОСНАЗа. Будешь учиться сам и учить других.
— Я-то чему научить могу? — Мне стало интересно. — Я ведь по сравнению с вашими ребятами теленок!
— Чему учить? — Майор усмехнулся. — А хотя бы работе с бумагами. Орлы-то в основном только убивать качественно умеют. Вот скажи, какие твои впечатления от центра? Самые первые?
— Мне кажется, что въезд у вас неправильно сделан.
— Как это? — Майор аж подался вперед. — Поясни!
— Можно листок и карандаш? — Взяв нужное, я принялся черкать на листке схему. — Вот, смотрите, товарищ майор. Вот ворота, вот ДОТ, который я заметил. Там ведь орудие и пулеметы? — После его кивка продолжил: — Если кто-то решит прорваться, то особых проблем у него не будет. Набираешь скорость, сносишь ворота, и прямая дорога открыта. Машину, идущую на прорыв, можно и заминировать. Да куча вариантов будет. А если перед воротами и за ними сделать так, — я набросал схему, — то движение транспорта будет с минимальной скоростью, и даже взрыв не принесет нападающим никаких дивидендов. А дорожку выставить из бетонных блоков, будет быстро и надежно.
Несколько минут майор смотрел на рисунок, что-то прикидывая про себя, потом откинулся на спинку стула и спросил:
— В будущем все владеют подобной информацией? — А увидев мой ошалевший взгляд, засмеялся: — Я в курсе, кто ты, но только я. Понял? И все же, все владеют подобными знаниями?
— Понимаете, товарищ майор, я, мягко говоря, не специалист. В свое время отслужил срочную, ничего особенного не знаю. Так — что-то читал, что-то слышал. Кое-что видел сам. Никакой системы, нахватался отовсюду помаленьку, и все. А так у нас, вернее у них… — Я окончательно запутался и, мысленно плюнув, продолжил: — В том времени так защищаются от террористических атак. Подобного типа «змейки» и отстойники из бетонных блоков ставят у ворот и проездов в стратегических местах.
— Ну вот, Иван. А ты спрашивал, чему учить будешь! — Майор довольно улыбнулся. — В том числе и таким «мелочам», нам все пригодится! И вот еще что. У нас не принято по званиям обращаться. Либо по имени-отчеству, либо по прозвищу. Меня зовут Сергей Петрович, прозвище «Бах». — Посмотрев на меня, улыбнулся и пояснил: — С детства взрывать люблю. Ладно, — он хлопнул ладонью по столу, — это все лирика. Сейчас переодеваться в соответствии с новым званием, обустраиваться и отдыхать. А завтра — добро пожаловать в наш дружный коллектив!
— Разрешите еще один вопрос? — Дождавшись кивка, я продолжил: — А почему у вас голос был, такой, гм, странный?
— Хотелось посмотреть на твою реакцию в разных ситуациях. — Он улыбнулся: — Видел бы ты свое лицо! На то и расчет — полное несоответствие голоса и внешности, ты и «потерялся». Ладно, пошли!
Уже две недели я находился на базе. Эти дни были, пожалуй, самыми насыщенными в моей жизни. Столько нового и интересного, что голова кругом идет. Да и тяжело было, чего уж скрывать. Как бы там ни было и как ни крути, я — кабинетный работник, а «Бах» нагрузил меня по полной. От стрелковой подготовки до минно-взрывного дела. На мои слабые попытки возражения Сергей Петрович отвечал с довольной улыбкой:
— Ничего, ничего, поучишься! Лишними знания и навыки не бывают! Нет, если ты, конечно, не хочешь заниматься, то да. Я освобожу тебя от занятий, и добро пожаловать под домашний арест, без права выхода из дома. Не хочешь? Тогда отставить разговоры, и на занятия! Бегом!!!
Вот и занимался я со всеми. В итоге даже нравиться стало. Даже рукопашный бой, на котором инструктор «Конь» долбил меня, как тренировочное чучело, но прогресс был (так говорили другие «груши» «Коня»). Кстати, «Конем» его прозвали за силу удара, говорили — врежет, как конь копытом… В процессе учебы оказалось, что я довольно много знаю разных «хитрушек» — спасибо книгам и Интернету! Во время занятий вспоминалось то одно, то другое. Приходилось бежать к «Баху» и рассказывать (он категорически запретил рассказывать такие вещи другим до его одобрения), а потом проверять это на практике. Кое-что из моих «откровений» оказалось чушью, но большая часть пошла на «ура». Иногда «Бах» долго чесал затылок в сомнениях, а иногда — не дослушав, несся на полигон, где отводил душу с разной взрывчатой гадостью. Один раз приезжали «люди в халатах» и вытягивали из моей многострадальной головы какие-то подробности, необходимые Сергею Петровичу. Короче, мне было очень интересно. Отравляли всё это только мысли о «шевелениях» вокруг меня. В попытке поговорить об этом я нарвался на приказ не забивать себе голову и на дополнительные занятия по ОФП и «рукомашеству». Через месяц такой жизни я почувствовал себя если не «рембой», то очень близко к нему. Посмеявшись над моими рассуждениями, «Бах» включил меня в сводную группу выпускников, сдающих экзамен. Экзаменаторами оказались коллеги из частей оперативного назначения и охраны спецобъектов, всего батальон. Как я понял, им тоже нужны тренировки, а на ком лучше тренироваться, как не на ОСНАЗе? Блин. Как же я проклинал свою самоуверенность! По результатам недельных учений я осознал, что из разряда «телят» за этот месяц перешел всего лишь в разряд «щенков». Нет, я не свалился и не хныкал! Мужики из группы тоже ничего не говорили, но я-то все понял! Поэтому, вернувшись на базу, попросил майора продолжить занятия. О своей работе с бумагами я и не вспоминал, до такой степени мне нравилось все, чем я теперь занимался. Так, «в трудах и заботах», пролетела зима.
Единственное, чего мне не хватало, — это присутствия Олеси. Чем больше я тосковал о ней, тем больше нагружал себя на тренировках. Я знал, что у нее все нормально (ее письма мне регулярно передавали, как и ей мои), но невозможность увидеть ее, прикоснуться, да просто поговорить выматывала очень сильно. Наконец, 20 марта, когда я с очередной группой готовился к прохождению полосы препятствий, меня вызвали к «Баху».
Войдя к нему в кабинет, я увидел сидящего рядом с ним незнакомого капитана, поэтому доложился полуофициально (наедине «Бах» очень этого не любил):
— Товарищ майор, вызывали?
Тот покосился на капитана и, улыбнувшись, ответил:
— Вызывал, вызывал, Андрей. Закончились твои каникулы, вот, за тобой приехали, — он кивнул на капитана. — Иди, переодевайся в свою форму и возвращайся. Лейтенант Петров умер, а старший лейтенант Стасов — вернулся!
В каптерке, куда в специальном мешке я сдал свою форму, возникла неожиданная проблема: форма стала мне мала! Гимнастерка трещала на груди и в плечах, а брюки отвисали на похудевшей заднице и сваливались без пояса. Старшина, заведовававший не только этой каптеркой, улыбаясь, успокоил меня:
— Ничего, ничего! У нас это не в первый раз, поэтому все есть. — С этими словами он достал мне новый комплект формы, подошедший мне идеально. — Удачи вам, товарищ старший лейтенант!
— Спасибо, старшина, и за форму, и за пожелание! — и направился к Сергею Петровичу. Тот, окинув меня оценивающим взглядом, сказал:
— Ну вот, теперь нормально. Как вижу, ты чем-то понравился «Хомяку», форму он тебе хорошую подобрал. Ну, давай прощаться, старлей. Надеюсь, что время, проведенное у нас, ты не считаешь потерянным?
— Да вы что? Товарищ майор! Как вы подумать такое могли?! Я вам так благодарен! — Аж задохнувшись от обиды, я не знал, что еще сказать.
— Ладно. Ладно, не обижайся. — Майор хлопнул меня по плечу: — Шагай, «Вредло», вас ждут.
Через полчаса, преодолев сделанную по моим советам «змейку», мы уже ехали в Москву на привычной «эмке». За рулем сидел сам капитан, который все косился на меня, а потом спросил:
— Познакомимся? Я — Орлов Юрий Викторович, новый сотрудник вашей, «мартыновской», группы. Можно просто Юра.
— Стасов Андрей Алексеевич, можно Андрей или «Вредло».
Тот, улыбнувшись, спросил:
— А почему осназовцы тебе такое прозвище дали странное?
— Да… — я досадливо поморщился. Полученное прозвище меня жутко раздражало, а на базе все тащились, называя меня только так. — Брякнул однажды, вот и прицепилось.
Вспомнив день обретения прозвища, я улыбнулся. Тогда я с очередным выпуском бегал по лесу от роты «конвойников». Нагрузили нас тогда по-зверски — мешки были больше нас размерами. На одном из привалов я, вспомнив старый фильм, брякнул, что, «судя по весу мешков, мы временно заняли должность лошади, а сокращенно — ВРЕДЛО». С того момента, отсмеявшись, ребята только так меня и называли. Когда я пришел к «Баху» с просьбой о замене прозвища, он сначала посмеялся, а потом, став серьезным, объяснил:
— Тебе гордиться нужно, а не возмущаться. Ты теперь стал своим. Обрати внимание — СВОИМ! Именно так, тебя приняли, можно сказать, в семью и дали «семейное» имя. Многие его не зарабатывали, а ты приглянулся. Так что иди, «Вредло». — И он расхохотался.
Да, хорошие это были месяцы, а теперь — опять к бумагам. Не хочу, а придется. Так мы и доехали до Москвы, болтая о всякой ерунде. Войдя в кабинет Мартынова, я с неким форсом козырнул и доложил:
— Старший лейтенант Стасов из командировки прибыл! — И заулыбался, увидев удивленный взгляд Александра Николаевича.
— Ну ты и кабан стал, Андрей! — Он обошел вокруг меня. — Мне говорили, что ты занимаешься со всеми, но такого результата я не ожидал. Молодец! — Он обнял меня, усадил за стол и продолжил: — Мы наконец-то разобрались с шевелениями вокруг тебя. Коротко говоря, немцы посчитали тебя доверенным лицом самого товарища Сталина и попытались собрать информацию о тебе и группе в целом. У них мало что получилось, но про группу они знают точно. Предателя мы нашли, но один ли он? Теперь продолжим нашу работу, но будем предельно внимательными и аккуратными. А теперь иди к ребятам, соскучились все по тебе, особенно одна дама!
Пулей долетев до нашего кабинета, я утонул в глазах любимой, а потом чуть не помер в объятиях чертова Зильбермана!
Интерлюдия. Москва, Лубянка, кабинет наркома внутренних дел, вечер 21.03.1942 г.
— Что можете сказать про Стасова? В первую очередь меня интересуют личные впечатления. — Берия внимательно посмотрел на майора Иванова. — Вы могли наблюдать его длительное время в специфичной обстановке, поэтому ваше мнение весьма интересно.
Сидящие напротив майора Мартынов и главный контрразведчик Федотов (начальник 2-го управления, комиссар государственной безопасности 3-го ранга) с интересом ждали рассказа.
— За время нахождения в моем центре… — Иванов откашлялся и продолжил: — Стасов зарекомендовал себя с наилучшей стороны. Курс обучения проходил не просто хорошо, а очень хорошо. Особенно с момента, когда сам осознал степень своей реальной боевой подготовки. Переключение с кабинетной работы на работу «в поле» принесло еще немало полезного. Видимо, в очередной раз сработали определенные ассоциативные ряды. Мы получили значительное количество важной информации, по, как он говорит сам, «контртеррористической» работе. Сейчас физическое состояние и подготовка Стасова позволяют при определенной доле везения противостоять одному-двум противникам. При обычных условиях его можно включать в любую группу, обедню он не испортит. С точки зрения личностных, моральных качеств с ним, на мой взгляд, тоже все в порядке. Я бы с ним в разведку пошел, — Иванов усмехнулся, — прозвище он честно заработал.
Тут уж улыбнулись все находящиеся в кабинете, не исключая и Лаврентия Павловича.
— Да уж, назвали же — Вредло! — Берия усмехнулся снова. — Шутники у вас, однако. И все же, какие рекомендации вы можете дать по Стасову?
— Мне кажется, товарищ нарком… Нет, я уверен, что Стасову, по его психотипу, полезна периодическая моральная встряска, сопряженная со сменой обстановки. С помощью этих мер можно значительно повысить КПД его работы.
Берия повернулся к Мартынову:
— Александр Николаевич, вы согласны с Ивановым?
— Да, товарищ нарком, полностью согласен. Максимальную пользу в работе с бумагами и медиками он приносил именно после «приключений» в Волновахе и Золотоноше.
— Товарищ нарком! — вмешался Иванов. — В отчетах, составленных инструкторами центра, отмечался еще такой субъективный фактор, как удачливость Стасова. Неоднократно замечены ситуации (во время выполнения Стасовым учебных заданий), когда он выполнял их только с помощью такой эфемерной штуки, как удача. Ничем другим объяснить некоторые случаи нельзя. А в нашем деле удача — не последнее, что требуется. Конечно, этот показатель у него не самый высокий из наших спецов, но отметить его мы были обязаны.
— Интересно, очень интересно… — Берия в задумчивости отстукивал пальцами какой-то ритм на подлокотнике кресла.
— Петр Васильевич, — обратился он к Федотову, — а что вы скажете?
— Я согласен с товарищами, — Федотов улыбнулся. — По итогам домашних наблюдений можно подтвердить выводы майора Иванова. Да и осторожней теперь Стасов станет. Завтра он узнает от супруги о беременности, сами понимаете. — И он развел руками.
— Да, — Берия кивнул. — Ребенок — это аргумент. Значит, завтра я докладываю товарищу Сталину, что мы включаем Стасова в предстоящую операцию. Вы сможете обеспечить безопасность, Петр Васильевич?
— Стопроцентной гарантии дать невозможно, Лаврентий Павлович, но максимально возможную — обеспечим!
— Хорошо, на этом и закончим. Всем спасибо, товарищи, вы свободны.