Отогревшись у огня, мысленно поматерив того, кто меня сюда закинул (одновременно поблагодарив его же за отсутствие комаров) и сделав пару утренних дел я направился дальше. Туфли ещё держались молодцом, а вот ноги... тонкая подошва итальянской обувки привела к закономерному результату - уже через час я начал хромать, причём на обе ноги сразу! Все корни, сучки и веточки ощущались подошвами до мельчайших подробностей. Соответственно и скорость упала. Одно хорошо, до полудня я наткнулся на ещё один ручей, где смог напиться и остудить ноги, опустив их прямо в воду. Пожалев об отсутствии еды, нахлебался воды от пуза, снова наполнил каску и пошёл дальше.
Пройдя ещё километра три, почувствовал, как пахнуло дымом и услышал чьи-то голоса. Почему-то сразу перестали болеть ноги а пистолет сам собой оказался в руке. Слышно было плохо, но на немецкий лай голоса не походили, да и один на женский смахивал. Прислушиваясь и осматриваясь, я медленно двинулся на звуки. Метров через тридцать, уже ползком, я приблизился к месту, откуда слышались голоса и пахло дымом костра. Стволом Вальтера раздвинул листочки какого-то куста у самой земли и присмотрелся.
На небольшой поляне, у дальнего от меня края, стояла полуторка, из-под которой торчала пара сапог и раздавалось какое-то бурчание и позвякивание. А метрах в двух левее меня, дымились остатки небольшого костра, у которого о чём-то тихо переговаривались трое ребятишек: пацан лет десяти на вид и две девчушки, лет шести-семи. Ещё немного подальше виднелся небольшой брезентовый навес, под которым лежал мужчина с перебинтованными грудью и головой. Рядом с ним сидела заплаканная женщина лет сорока. Она что-то тихо шептала, поглаживая руку раненого. Немного понаблюдав за ними, я отполз подальше и задумался. Как дальше-то быть? Рано или поздно выходить к людям всё равно придётся, почему бы и не к ним: «Обкашляв» эту мысль со всех сторон я решился. Да и просто поесть хочется! Затушив машинально прикуренную сигарету и закинув подальше свою «демаскирующую» каску, я пополз назад к поляне. Добравшись до места снова осмотрелся. Дети так же сидели и о чём-то переговаривались. Шофёр возился с машиной, а женщина, отойдя от навеса, что-то говорила усатому бойцу с автоматом. М-да. Как я его не заметил, или он с другой стороны поляны был? Может я ещё кого-то не увидел? Боец выглядел...опасным. Форма сидела на нём как влитая, автомат как-то привычно и прикладисто висел на правом плече. Было видно, что служивому нужно мгновение, что бы привести его к бою. Окончательно меня убедило в этом, когда закончив разговор, боец одел зелёную фуражку и повернулся в мою сторону лицом, улыбнувшись детишкам. Как и я, лет сорока на вид, плотного телосложения без малейших признаков рыхлости. На зелёных петлицах старшинская «пила» а на груди медаль и какой-то значок. Не успел я толком всё это рассмотреть, как увидел направленный на меня ствол автомата.
- И кто там у нас любопытный? Давай-ка аккуратненько, без глупостей вылазь! Не заставляй меня пугать детей выстрелами! Ну?! - голос старшины был соответствующий внешности: негромкий, с лёгкой хрипотцой. В нём неожиданно смешивались насмешка и спокойная уверенность. Было понятно - не выйду - тут навсегда и останусь.
- Не стреляй старшина! Выхожу! - убрав пистолет в кобуру, я поднялся в кустах с разведёнными в стороны на уровне плеч руками, под изумлёнными взглядами детей. Водила под полуторкой дёрнулся, раздался глухой удар и длинная тирада. Я аж заслушался. Матерных слов не было, но по сути... Песня! Женщина озадаченно перевела взгляд в сторону машины, а старшина усмехнулся одними губами, глазами же цепко осматривал меня, следя за моей реакцией. Придя к каким-то выводам, он немного опустил ствол автомата.
- Выходи, выходи. Не стесняйся. А теперь аккуратненько расстегни ремень и отбрось его в сторону.
- Не могу отбросить, он в штаны вставлен, - чтобы подтвердить свои слова я, не опуская руки, медленно повернулся вокруг себя. Пока я это делал, шофер вылез из под машины и с карабином в руках внимательно наблюдал за нами. На лбу молодого парня наливалась здоровенная шишка. Увидев её, я не смог сдержать усмешку, а парень насупился.
- Товарищ старшина! Да видно же что не наш! Шпиён! Шлёпнуть и вся недолга! Правда, Людмила Ивановна? - он повернулся к женщине.
- Боец Лавочка! Ваше дело аппарат налаживать, а не шпионов ловить! - голос старшины стал жёстким, но взгляда от меня он не отвёл.
- А ты, - он снова усмехнулся, - Вытяни руки вверх и повернись ко мне правым боком. Молодец! Теперь медленно правой рукой...Я сказал медленно! Открой крышку кобуры. Так. Теперь так же медленно, левой рукой, двумя пальчиками достань пистолет. Так, молодец. Теперь отпускай его..
Заметив, что я замешкался, и правильно истолковав моё затруднение, он продолжил.
- А вот ненужно в кобуру пихать оружие с досланным в ствол патроном! Ничего. Тут травка, мягко упадёт, не выстрелит! А теперь четыре шага вперёд. Стой, повернись спиной и встань на колени. Руки не опускай. Петя. Дай ка мне пистолет. А ты, хм, шпион, повернись ко мне. Сядь, руки на колени и рассказывай.
- А что рассказывать-то, товарищ старшина, - выполнив все распоряжения погранца я вздохнул. - нечего мне рассказывать. Вернее права не имею!
- Вот даже как? - старшина хмыкнул и мельком бросил взгляд в сторону навеса, возле которого собрались женщина с детьми, наблюдая за нами. Боец Лавочка (наградил же господь фамилией!) продолжал торчать около машины. - Допустим. Допустим не имеешь права. Оружие откуда?
- Взято с немецкого лётчика, вместе с ремнём и планшетом. Лётчик - обер-лейтенант Йоган Фельц. Его документы в планшете. Только разрешите, я сам их достану. Остальное, что там находится, не имею права вам показать. Только сотрудникам госбезопасности или особого отдела дивизионного уровня, или руководства НКВД, не ниже районного. Вообще, содержимое планшета необходимо доставить в Москву, в наркомат внутренних дел, товарищу Берии.
- Самому наркому? - старшина снова усмехнулся.
-Можно товарищу Меркулову или товарищу Фитину, - уж некоторые имена я знал. Поэтому говорил уверенно. Только я открыл рот продолжить разговор, как раздалось громкое урчание моего живота. Голодный, а тут увидел, как женщина стала на расстеленный перед навесом платок еду выкладывать. Да так громко заурчал сволочь, что она аж ко мне повернулась, а дети захихикали.
-Ясно, - старшина снова усмехнулся. Сколько он может ухмыляться-то? - Давай, аккуратненько и без глупостей, доставай документы немца.
Дождавшись, пока я выполню его распоряжение, он продолжил.
- Бросай мне и руки вверх! - не отводя от меня ствол автомата, он подошёл к лежащим на траве документам и каким-то единым, слитным движением подхватил их с земли, сделав быстрый шаг назад. Держа раскрытое удостоверение немца левой рукой на уровне автомата он бросил на него быстрый взгляд. - Свои документы есть?
- Я уже сказал вам, товарищ старшина, что предъявить их могу...
-Ясно-ясно, - прервал он меня. - Что же мне с тобой делать-то, мил человек? Сам посуди: в одежде иностранного производства, без документов, с оружием врага...
- Доставить руководству, - предложил я радостно. - А там решат!
- Или грохнуть тебя, чтобы не было проблем, - улыбнулся тот.
- Не надо меня грохать! Мне в Москву надо! - честно говоря я перебздёхнул. Ведь действительно, грохнет и никаких головных болей! Мало ли что я болтаю, а так - нет человека - нет проблемы! Подумав про всё это я аж взбледнул. Старшина понимающе вздохнул.
- Зовут-то тебя как?
- Андрей. Андрей Алексеевич Спиридонов.
- Ну, будем знакомы, Андрей Алексеевич. Старшина Кузмин, Александр Матвеевич. Сам понимаешь. Оружие не верну, будешь под присмотром. А доберёмся до наших, будет видно. А пока, пошли пожуём, - и старшина опустил автомат. Правда к навесу пошёл контролируя каждое моё движение.
Усевшись рядом с «дастарханом», я получил от женщины, оказавшейся матерью сорванцов, Людмилой Ивановной Рокшиной, кусок начавшего черстветь чёрного хлеба с куском сала, огурец и луковицу. Господи! Какое всё было вкусное! Я аж замычал от удовольствия, вцепившись зубами в сало. Даже стыдно стало, особенно когда услышал очередное хихиканье ребятни. Людмила Ивановна шикнула на них и протянула мне кружку с горячим чаем. Всё! Я в раю! Точно!
Пару минут понаблюдав за детьми, Людмила взяла стоявшую в сторонке кружку, с каким-то отваром и направилась под навес, к раненому. А через мгновение раздался тонкий женский плач. Старшина, не обращая внимания на меня, бросился к ней. Через минуту, он повернулся с окаменевшим лицом.
- Лавочка. Доставай лопату, - сидящий рядом со мной боец как-то по детски всхлипнул. - Умер майор.
Через несколько минут, на другом конце полянки, я начал копать могилу, попросив разрешения у старшины. Он хмуро кивнул, а сам сел рядом и закурил папиросу. Понаблюдав за мной заметил.
- Сразу видно - интеллигент, руками не работал. Или работал, но очень давно.
- Ну..И..Что?..- продолжая бороться с корнями спросил я. - Что...Это...Меняет?
- Ничего не меняет, - старшина аккуратно затушил папироску. - Ничего...
Через час, отойдя от свежей могилы и закурив я спросил у старшины.
- Старшина, а..- и не договорив кивнул в сторону могилы.
- Майор Куприянов, Владимир Афанасьевич. Немецкие мотоциклисты прорвались, а он, раненый, с хозвзводом прикрывал эвакуацию госпиталя и детского дома. Людмила в нём поварихой была. А у этого раззвиздяя, - старшина махнул в сторону грустного Лавочки, - машина заглохла. Детей в другие машины рассадили, а ей места не хватило. Так эти бесенята сбежали, чтоб с ней остаться. А хозяйственники все легли, но немцев задержали. Я на майора потом, в лесу наткнулся, его боец тащил, но пулю поймал, в голову прямо. А у майора, помимо его осколочного, с которым он в госпиталь попал, ещё двенадцать ран! В ТТ ни одного патрона не осталось. Поволок его и на этих наткнулся, не бросать же! Непонятно, как только немцы их не заметили, ведь совсем рядом с основной дорогой были! Машину всё же завели, майора погрузили и до сюда добраться смогли. Да не судьба видно...
Помолчав, старшина окликнул Лавочку:
- Федя. Когда ехать сможем?
- Уже можем, товарищ старшина, - тихо ответил тот. - Я всё сделал.
- Тогда собираемся. Людмила Ивановна! Собирайтесь. Андрей поможет, - и хлопнул меня по плечу. - Давай, действуй!
Трясясь в кузове, скачущей как чёрт знает что полуторке, я наконец узнал где мы находимся. Как оказалось, мы движемся в сторону Фастова, до которого оставалось километров сорок. А услышав мой вопрос о том, какое сегодня число, старшина немного обалдел.
- Понимаешь, старшина. Запутался я в конец. Ещё и под близкий взрыв угодил,- старшина понимающе кивнул.
- Бывает. Сознание терял? - получив утвердительный кивок подытожил. - Значит, сотрясение было. Не удивительно, что запутался. 15 июля сегодня.
Только я попытался вспомнить хоть что-то об этом дне сорок первого и Фастове, как раздался резкий треск, полуторка дёрнулась и встала. Через мгновение, над бортом показалось виноватое лицо Лавочки.
- Всё, товарищ старшина. Приехали! Коробке хана.
В какой-то момент мне показалось, что старшина взорвётся, но он покосился на появившихся рядом с машиной детей и Людмилу только пожевал губами и скомандовал.
- Значит дальше - пешком! Слушай команду: забираем по максимуму продукты, вещей минимум. Покосившись на меня, он неожиданно протянул мне мой Вальтер и запасную обойму.
- Только не дури Андрей. Давай нагружаться.
Через полчаса, навьюченные как верблюды, мы шагали по пыльной дороге. Из-за малышни и Люды двигались медленно, да и на небо смотреть приходилось частенько. Я не удивлялся, читал, как немцы даже за одиночками любили поохотиться. А вот что удивляло, так это отсутствие какого-либо движения по дороге. Когда я заикнулся на эту тему, старшина буркнул.
- Сам понять пытаюсь, но в голову только гадости лезут, - и с тоской посмотрел на клонящееся солнце. Ещё через час мы увидели небольшой ручей и старшина скомандовал :
-Привал. Дальше с утра двинем.
Несмотря на усталость, шустрый Петька успел и сестрёнкам помочь напиться, и мне разобраться с продуктами. А вот малявочкам, Оксане и Ларисе, явно было плохо. На посеревших от пыли и усталости личиках выделялись только огромные, тёмные глазёнки., в которых стояли такие тоска и усталость... За одни эти глаза стоит ненавидел фашистов.
Ещё через час, поужинав, все улеглись спать. Несмотря на то, что оружие старшина вернул, в караул он меня не определил. Распределил время между собой и Лавочкой.