Проснулся на рассвете, сразу же, как только солнце чуть поднялось над горизонтом и тронуло веки первыми лучами сквозь ветви деревьев. Крепко сжав карабин, Кинт открыл глаза и огляделся — никого, только чириканье и посвистывание ранних лесных птах начинало распространяться по лесу. Спина и ноги затекли, да и левая рука еще не очень хорошо слушается. Сжал кулак, онемение еще ощущается, хоть уже не тошнит и не кружится голова, но в целом чувствуется, что состояние поганое. Распутав узлы, Кинт начал спускаться, но не удержался и с забористой бранью полетел вниз, где распластался, прислушиваясь к лесу. С трудом поднявшись на ноги, некоторое время еще постоял, ожидая постороннего в лесу звука, но ничего — дикие места. На торчащем из–под снега плоском валуне развел огонь, и повторил вчерашний обед, то есть, жидкую кашу с вяленым мясом. Позавтракав и наблюдая, как две черные белки подбираются к выплеснутым у ствола дерева остаткам каши, выкурил трубку, вспоминая куски карты, что он видел у профессора, затем обвязал вокруг пояса веревку и двинулся дальше, на север. Если все правильно запомнил, и если сохранить темп, то к вечеру завтрашнего дня будет река, параллельно которой идет старая дорога, а параллельно ей проложена железная дорога, та самая, что ведет в Конинг.

Кинт шел весь день, сделав лишь пару привалов, чтобы немного отдохнуть. Лес становился плотнее, деревья толще и выше, а звуки, доносившиеся из леса, больше пугали и заставляли настораживаться. Вспоминая юношеские приключения на волчьем промысле, Кинт все меньше хотел встречаться с хищниками на одной тропе, из–за этого он даже потратил некоторое время, чтобы достать из ранца пехотный револьвер, перезарядить его и уже с ним за поясом продолжить путь. Начало смеркаться и Кинт приступил к поиском подходящего места для ночлега. Но, заметив заячьи следы у кустарника с объеденными стеблями, тут же сделал несколько силков и, расставив их по тропе, уже в темноте доел остатки сыра и, завернувшись в шкуры, уснул у поваленного ветром старого дерева, периодически пугая ночной лес своим кашлем, отчего просыпаясь, сам испуганно прислушивался к ночным звукам, отбиться от стаи волков в одиночку нет никакого шанса, а волчьи следы попадались…

Раннее утро и запах зажаренного зайца. Кинт то и дело тыкал ножом в тушку, отодвигая мясо и проверяя готово ли, но голод взял свое, и он, не дождавшись полной готовности, обжигаясь, начал рвать зубами тушку, при этом озираясь по сторонам и косясь на прислоненный к стволу дерева карабин. Но вдруг Кинт услышал гудок паровоза, далеко, а еще и эхо — звук гудка разносился лесу, отражаясь от стволов деревьев и затихая в чаще. Кинт замер, впившись зубами в заячью ногу и прислушиваясь — пусть далеко, но уже радует, что не ошибся в направлении и память не подвела. Завернув половину заячьей тушки в нательную рубаху из чистого сменного белья и сунув сверток в ранец, Кинт поднялся и продолжил путь.

Лес кончился неожиданно, настолько, что Кинт еле удержался, чтобы не слететь вниз, с обрывистого берега широкой реки. Усевшись в сугроб, Кинт достал подзорную трубу и осмотрел открывшуюся перед ним картину — широкая, больше сотни шагов река, скованная льдом, за ней пологий берег, потом дорога, на которой, почти у горизонта, виднеется пост корпуса охраны дорог, а дальше небольшая насыпь железнодорожного полотна. И река, и дорога, и железнодорожное полотно повторяли друг друга, пролегая по узкой долине.

— Заночую на посту, — сказал Кинт, и порадовался, что слух к нему вернулся, свой голос он услышал уже привычным, а не как в предыдущие несколько дней, будто сквозь вату. Осторожно спустившись с обрывистого берега, Кинт почти бежал к посту, он боялся не успеть дотемна, но напрасно, на закате он уже разводил огонь на выложенным много лет назад кострище из камня.

— Если я правильно помню, то состав прибывает в Конинг раз в неделю, — вслух размышлял Кинт, устроившись на деревянной лежанке, почерневшей от времени, — звук паровоза я слышал вчера, значит ждать еще шесть дней.

Идти пешком у Кинта не было уже ни сил, не желания и он решил дожидаться транспорта, то есть, идущего в Конинг состава. Дрова в посту были, дорога старого тракта не расчищена и на ней нет никаких следов, значит, его никто не побеспокоит. Северо–восток, тут так, на зиму жизнь замирает, лишь производство, связанное с деревообработкой заставляет гонять в Конинг составы с грузовыми платформами, а заодно один или два пассажирских вагона. Выставив у кострища все припасы, Кинт прикинул, что неделю он вполне продержится, только бы кочевники не побеспокоили. Кинт потянул с волокуши связанное веревкой трофейное оружие — три винтовки и один многозарядный кавалерийский карабин. Винтовки однозарядные, зарядив каждую, Кинт приставил их к каменной кладке поста, кавалерийский карабин, видавший виды и с запасом патронов в двадцать штук тоже был приготовлен, и свое оружие Кинт неоднократно проверил. Уже стемнело и, раскидав угли, Кинт снова завернулся в шкуры, подложил под голову ранец и закрыл глаза.

Наутро Кинта разбудил паровозный гудок, он доносился с востока, то есть со стороны Конинга.

— Интересно, — Кинт присел на колени и приложился к подзорной трубе, — значит, теперь составы ходят чаще…

Состав из пяти грузовых платформ, груженных лесом, и одного пассажирского вагона на приличной скорости пронесся мимо поста, точнее, почти в тысяче шагов от него.

— И как я на него попаду? — сказал вслух Кинт, отложил подзорную трубу, оглядел окрестности и стал раздувать угли.

Позавтракав, снова прильнул к подзорной трубе. Чуть восточнее поста, железная дорога проходила по краю небольшой рощицы и план созрел — ждать состав в той роще, устроив завал на путях.

К вечеру Кинт изрядно умотался, рубя палашом ствол дерева, чтобы он упал на пути. Устроив лежанку рядом с насыпью полотна в плотном кустарнике, Кинт увязал все свои пожитки — ранец, и большой баул. Теперь осталось дождаться состава, когда он притормозит и можно будет забраться на платформу. Ждать пришлось до утра следующего дня, и Кинт чуть не проспал, из сна его резко вырвали шипение пара и крики людей, убирающих ствол дерева с путей. Моментально проснувшись и приняв вертикальное положение, усевшись на колени, Кинт выглянул из–за куста и, увидев, что пути свободны, а паровоз, пыхтя, начинает движение, накинул ранец, схватил баул и, не успевая нацепить снегоступы, утопая в снегу по колено, высоко поднимая ноги, побежал к насыпи. Состав разгонялся и Кинт тоже прибавил скорость, мышцы на ногах мгновенно забились, начала кружиться голова и Кинт, собрав всю волю, все остатки сил, сделал решающий рывок. На последнюю платформу, груженную углем, полетел сначала баул, а потом и Кинт, тяжело дыша, он перевалился через невысокий борт платформы и распластался на куче угля, с облегчением выдохнув и закрыв глаза. Так он пролежал до тех пор, пока холод от кучи угля не начал подбираться к костям. Отвязав от баула скрутку из двух шкур, Кинт более–менее разгреб кучу, улегся теперь уже поудобнее и уснул.

— Эй, ты! — кто–то бесцеремонно пихнул Кинта в спину и послышался звук взведения курка, — а ну, вылезай!

Кинт сел, соображая и фокусируя взгляд на двух фигурах возвышающихся над ним.

— Не, это не кочевник, — сказал высокий мужчина в форме городового, который уже прибрал к рукам чехол с карабином и направил на Кинта револьвер.

— Парень, ты откуда взялся тут? — спросил второй, полный мужчина, судя по мундиру, машинист, — беглый что ли? С каторги?

Кинт откинул шкуру и двое сразу отступили, увидев два пояса с револьверами и пистолет, заткнутый за голенище сапога. Городовой, попятившись, чуть не поскользнулся на куче угля.

— Я оплачу проезд, — сказал Кинт, снял перчатку, достал кошелек, выудил из него золотой и протянул машинисту, — достаточно?

— Более чем, — хапнул монету машинист и косясь на арсенал Кинта добавил, — тогда у меня к тебе нет вопросов парень.

— У меня есть… давай, сбрасывай весь свой арсенал и пойдем, побеседуем.

Кинт осмотрелся и улыбнулся, наконец–то увидев знакомые места — маленькое депо, лесопилка, внизу у замерзшей бухты, повторяя изгибы береговой линии, расположился городок Конинг.

— Давай так, я сейчас сначала в «Пятое колесо» к Дукэ, отосплюсь, приведу себя в порядок, а завтра с утра сам к вам зайду, договорились?

— Эм…

— Управление жандармерии в ратуше?

— Да…

— Вот мой жетон гражданина, — Кинт расстегнул ворот бушлата и потянул шнурок на шее, — я не кочевник, не беглый… просто попал переделку.

Городовой подошел ближе, убирая в кобуру револьвер и посмотрел на жетон.

— Кинт Акан, — прочитал городовой, — что ж, парень, тогда я тебя сам провожу к Дукэ и попрошу его присмотреть за тобой до завтра.

— Уж в этом я не сомневаюсь, — Кинт сбросил на перрон ранец и баул, следом спрыгнул и сам, — он присмотрит.

Тут у Кинта закружилась голова, он пошатнулся и схватился за платформу.

— Ты чего?

— Потрепало немного и устал…

— До станции дойдешь? Там, наверное, еще не все сани разъехались.

— Дойду, — Кинт надел ранец, подхватил баул и протянул руку за карабином.

— Да я понесу, — сказал городовой, — пошли.

Кинт, городовой и машинист пошли по перрону, дойдя до кирпичного пакгауза с почтовым отделением и телеграфом Кинт остановился.

— Телеграф работает?

— Да, — кивнул городовой.

— Я зайду.

— В таком–то виде?

Кинт подошел к оконному стеклу почтовой конторы и посмотрел на свое отражение.

— Ладно, завтра.

У станции стояли единственные сани, возница, опершись на оглоблю, гладил лошадь по гриве и наблюдал за представительного вида мужчиной в длинном пальто почти до пят, меховой шапке и эмоционально размахивающим тростью, он спорил о чем–то с проводником вагона.

— Я пойду, пожалуй, — сказал машинист и направился к спорящим.

— Маар, ты свободен? — окрикнул городовой возницу.

Маар повернулся и ответил:

— Как сказать, Шарт, жду, когда вон тот господин, наговорится уже и, может быть, соизволит поехать куда–нибудь.

— Я соизволю быстрей, — Кинт опустил баул на сани, — цена та же, пара медяков?

— Угу, — Маар скептически осмотрел потенциального пассажира, вонючего, грязного, заросшего, в разодранном и прожженном в нескольких местах бушлате, но вооруженным, словно на войну собравшийся.

— Что, думаешь? Могу сверху еще пару медяков добавить за испачканную накидку, — Кинт положил на сани ранец, повернулся к Маару и подошел ближе.

По лицу Маара медленно поползла улыбка, он даже чуть присел от удивления.

— Кинт! Ты что, из плена кочевников сбежал? — Маар сделал шаг навстречу и шибанул протезом по плечу Кинта, выбив при этом угольную пыль, — а я ведь говорил Дукэ, что ты вернешься!

Кинт поморщился и зашипел.

— Ох, прости, ты ранен? Давай полезай в сани.

— Так вы знакомы? — подал голос городовой.

— Еще бы! А откуда ты его привел?

— С угольной платформы сняли с машинистом. Так что, доставишь его к Дукэ?

— Доставлю, Шарт, не волнуйся.

— Хорошо, — городовой бросил к баулу карабин и сказал Кинту, — тогда я не поеду с вами, раз у машиниста к тебе нет претензий, а Маар и Дукэ тебя знают, то и у меня в принципе тоже… только вот я инспектору обязан доложить, а у него могут возникнуть вопросы.

— Будут вопросы, найдет меня у Дукэ, — ответил Кинт.

— Ты не в розыске? — повернулся к Кинту Маар, когда сани уже катили с горки в сторону города.

— Нет, Маар, с законом у меня уже давно нет проблем… но вот мое появление здесь не хотелось бы предавать огласке, и еще, сейчас приедем, я напишу записку, а ты вернись, пожалуйста, на станцию, и дай телеграмму в столицу, все точь–в–точь как записке.

— Кинт, дружище! — хмыкнул Маар, — не меняешься, у тебя опять проблемы?

— Очень может быть, вот это я и хочу выяснить.

— Ничего, если с законом все нормально, то на счет остальных проблем — забудь. Мы тут их по–свойски решим.

— Боюсь, не получится, забыть, — улыбнулся Кинт и устроился поудобнее в санях, — на дорогу смотри, прохожих передавишь.

Вечерело, окна центральной улицы Конинга светились теплым желтым светом, уже зажгли фонари. Кинт облегченно вздохнул и улыбнулся, Конинг, зимний Конинг — никто никуда не спешит, половина мужского населения на охоте, другая половина просиживает у Дукэ, или в другом питейной заведении. Тишина и покой, только весной, когда прибудут сезонные рабочие, город оживет, а сейчас он в зимней спячке. «Самое лучшее место и время пересидеть и все обдумать» — подумал Кинт и задремал.

— А ну, бездельники, похватали вещи с саней и несите в комнату! — сквозь дремоту услышал Кинт знакомый голос.

Кинт открыл глаза, сани уже стояли у «Пятого колеса», а от ресторанчика спешит Дукэ, подгоняя своих племянников.

— Ох… — поморщился Дукэ, — ты что, из преисподней?

— Почти, — улыбнулся Кинт, выбрался из саней и протянул руку Дукэ, — ну, здравствуй.

— Здравствуй, — не брезгуя, Дукэ крепко обнял Кинта, — как же я рад, что ты вернулся! И Маар сказал, что у тебя теперь все нормально с законом?

— Да, Дукэ, все нормально… я тоже очень рад тебя видеть.

— Эх! — Дукэ хлопнул в ладоши и растер, — тогда сегодня на ужин оленина! И я хочу услышать твою историю, с момента, как мы с тобой попрощались. Что–то мне подсказывает, что будет очень интересно ее услышать.

— Я не знаю, чего я хочу больше, есть, спать или отмыться…

— Понятно, тогда так — сначала приводи себя в порядок, потом отправлю одного из бездельников к тебе с ужином, он принесет… поешь и ложись, вид у тебя, конечно… А оленина и рассказы, значит, на завтра.

— Да, такой вариант меня больше устраивает, на ужин бы похлебки какой пожирней, — устало улыбнулся Кинт, — и вот еще, мне бы одежу чистую.

— Идем… все сделаем сейчас, кстати, твоя комната свободна.