Гонконг расположен на берегу Южно-Китайского моря, на территории Китая клочок китайской же земли, над которой развевается британский флаг. Один из крупнейших и богатейших городов Азии. Город огромных текстильных фабрик, с огромным портом, который, кажется, способен уместить все корабли на свете. Город вознесенных к небу небоскребов и кварталов бедноты, где не хватает людям даже воздуха и света. Город, где свили гнезда бандиты и морские пираты, карточные шулеры и продавцы наркотиков.

О Гонконге Абу нам рассказал заранее, и мы представляли, что попадем в город, где нас могут ждать необычайные события.

Едва вышли за пределы порта, как вскоре обратили внимание на то, что за нами следят. На улице было много народу, но Лена заметила двоих, которые неотступно следовали за нами, стараясь прятаться за прохожими. Один был в темно-синем костюме, другой — в темно-сером. В Гонконге в основном китайское население, и наши преследователи тоже были китайцы. Но вели они себя иначе, чем остальные прохожие. В их фигурах чувствовалось напряжение. Мы перешли на другую сторону улицы — и они последовали за нами, мы свернули за угол — и они тут как тут.

Мы остановили такси и попросили шофера отвезти нас к отелю «Хилтон», где Абу рассчитывал получить номера. Такси покатило по улицам города. Мы смотрели в окна машины на новый для нас огромный азиатский город. Это было наше первое путешествие по азиатской земле. Проплывали мимо берегов Азии по проливу Босфор не так уж далеко от родного Крыма, а ступили на азиатскую землю в другом полушарии Земли.

Отель «Хилтон» оказался высоченным небоскребом, одним из многих небоскребов в Гонконге. Мы вошли в его вестибюль и словно утонули в современной роскоши… Номера получили быстро, и скоростные бесшумные лифты мгновенно доставили нас на двадцать восьмой этаж; устланные пушистыми коврами коридоры привели к дверям наших комнат. В комнатах было прохладно, потому что воздух охлаждали кондиционеры, из окон открывался захватывающий вид на пролив, отделяющий островную часть Гонконга от той, которая расположена на континенте. Нас тянуло передохнуть в этом удобном отеле, отдышаться в прохладе после изнуряющей жары. Но Абу был настроен решительно.

— Сейчас прежде всего вырабатываем план действий! — заявил он.

Сели за стол, чтобы обсудить план действий. А действия предстояли непростые. Настала пора рассказать, почему же мы очутились в Гонконге. Помните, в Кавиенге Абу отправился на японское судно, чтобы поблагодарить капитана за помощь, которую оказали мне его моряки? Во время встречи капитан рассказал удивительную историю. В этом рейсе оказался на его судне пассажир. Это был старик европеец, который постоянно проживал в Гонконге, судя по всему, человек бедный, потому что не смог набрать денег на билет ни на самолет, ни на пассажирское судно. Добирался до Канады на грузовом — подешевле. Из Гонконга судно пошло в Манилу, потом в Джакарту. На пути из Джакарты в Кавиенг, где предстояла короткая остановка перед рейсом на Канаду, старик неожиданно заболел. Чувствуя, что умрет, позвал в свою каюту капитана и рассказал ему о себе. Фамилия Федоров, русский. До революции был одним из известных в Петербурге фотографов. Ему довелось снимать многих знаменитых людей того времени — политиков, ученых, писателей. Снимал первых летчиков русской авиации, первые над русской землей полеты аэропланов. Во время Октябрьской революции Федоров попал под недоброе влияние и, захватив весь свой архив, бежал на Дальний Восток, оттуда в Маньчжурию. Там, в Маньчжурии, и провел многие годы. Потом переехал в Гонконг. В этом богатом городе вместе со своей женой влачил полуголодное существование, разбогатеть не сумел, а распродать свой бесценный архив не позволила совесть.

Под старость раскаялся в том, что когда-то покинул родину. И вот, чувствуя приближение смерти, решил свой архив передать родине. Архив ценнейший, в нем никогда не публиковавшиеся фотографии многих известных людей предреволюционной России, среди них снимки Льва Толстого, Чехова, Бунина… Но кто его передаст? В Гонконге нет советских представительств. В Канаду, где есть советское посольство, захватить архив Федоров не решился, боялся, пропадет по дороге. Решил, что зайдет в посольство и обо всем расскажет. В Канаду ехал на неделю — умер дальний родственник и завещал родным небольшое наследство. Федорову тоже перепал какой-то пустяк. Может быть, поддержит это небольшое наследство Федоровых хотя бы на закате лет?

За два дня до захода судна в Кавиенг старик умер и был похоронен в открытом море по морскому обычаю. Перед смертью просил капитана, к которому почувствовал симпатию и доверие, непременно зайти в Канаде в советское посольство и рассказать об этой истории. А если по пути встретит советских людей раньше, то обратиться к ним. Главное, нельзя терять ни дня. Слабеющей рукой умирающий написал письмо своей жене. В нем просил передать архив подателю этого письма. Предупредил, что при получении архива надо проявлять большую осторожность. О существовании редких снимков догадываются разные темные личности, которых в Гонконге немало, заполучить этот бесценный архив им выгодно. Заработать на нем можно хорошо, продав, например, в Америке. Словом, проводить эту операцию нужно быстро, каждый день дорог, потому что на квартиру Федоровых может быть нападение в любой момент.

Японский капитан, человек молодой и энергичный, обещал Федорову выполнить в точности его последнюю волю. Капитан бывал в советских портах, имеет немало приятелей среди наших моряков. Поэтому с охотой примет участие в добром деле.

По пути в Канаду японское судно зашло за грузом в Кавиенг. Там-то и произошла встреча нашего капитана с Абу.

Такова предыстория нашего рейса в Гонконг. Понятно, отказаться от этого рейса мы не имели права, речь шла об интересах родины, а они превыше всего.

Наш «военный совет» в номере гостиницы «Хилтон» был короток. Абу сказал, что мы сейчас поедем на квартиру Федорова, поездка у нас не увеселительная, выполняем мы очень важное государственное задание, и нам положено быть собранными и бдительными.

Вышли из отеля и внимательно оглянулись. Вроде бы никто за нами не наблюдал. Путь наш лежал по сверкающему чистотой, словно больничный кафель, асфальту улиц, вдоль подножий небоскребов с величественными, как триумфальные арки, подъездами, с водопадами стекла вместо стен, за которыми густел синевой холодный кондиционированный полумрак. Шурша шинами, неторопливо катились мимо нас сверкающие лаком лимузины. Зеленые лоскутки скверов с цветниками и пальмами вносили в этот строгий мир стекла и камня веселую пестроту.

— Этот район только для тех, у кого есть деньги, — объяснял Абу. — И немалые деньги!

На городской пристани мы вступили на борт быстроходного морского парома, и он помчался к другому берегу залива. Остров все дальше и дальше уходил от нас за широкой кормой парома. На берегу острова, как на выставке, разворачивалась панорама огромного города. Дома-небоскребы были похожи на нарядные коробки на прилавке магазина. Казалось, город выставили напоказ: смотрите, мол, какой красивый! Озаренный тропическим солнцем, подсвеченный зеркалом воды, оттененный зеленым бархатом лесистого горного склона, он издали казался сказочным городом улыбок и благополучия.

Паром прошел мимо выстроившихся на рейде торговых кораблей, мимо стоящего поодаль ото всех английского крейсера, тяжелой стальной громадины, напоминающей утюг, забытый в серых складках волн. Но вот увидели джонки. Издали они казались экзотическими сувенирами на шелковистой глади залива. А на фоне небоскребов напоминали толпу нищих возле богатого дома. Робко подражая городскому порядку, джонки выстроились длинными рядами, образуя на воде «улицы» и «переулки».

Джонка — это парусная лодка, пять метров в длину, два в ширину, тростниковый навес от солнца и дождя, коптящие железные печурки, на которых варится скудный обед обитателей лодки; на реях, как полинявшие флаги, сохнущее белье. На корме неподвижно сидят в задумчивых позах старики, словно дожидаются прихода своего последнего часа; на бортах виснут кривоногие, не привыкшие к ходьбе дети. На джонках люди уходят в море на рыбную ловлю, на них же живут. Здесь рождаются дети, здесь умирают старики. Тяжелый трущобный чад вытеснил из залитва свежее дыхание моря. Плавающие кварталы Гонконга, где нет мраморных подъездов! Этим кварталам не нашлось места в городе. Город их вымел в море, как мусор со своих чистых, будто больничных, коридоров-магистралей.

Мы снова столкнулись с миром, разделенным на богатых и бедных.

На берегу без труда достали такси, которое отвезло нас в один из многонаселенных кварталов Коулуна, материковой части колонии Гонконга. Возле трехэтажного каменного дома с узкими стрельчатыми окнами такси остановилось. Мы поднялись по темной каменной лестнице на второй этаж, нажали кнопку звонка. Дверь открыла молоденькая девушка-китаянка. Выслушав Абу, она вежливо поклонилась и попросила войти в прихожую. Удалилась за дверь, чтобы доложить о нас, долго отсутствовала, наконец вернулась и пригласила в гостиную. Это была небольшая темная комната, заставленная старой, полуразвалившейся мебелью. На многочисленных полочках и этажерках красовалось множество старых, потерявших вид безделушек. Но сразу же привлекли внимание фотографии, развешанные на стенах. Абу просто преобразился, рассматривая их, — такое они на него произвели впечатление. Здесь были фотографии людей, кораблей, паровозов, старинных автомашин, старинных самолетов…

— Вот это портрет писателя Бунина, — сказал Абу, указывая на красивого человека, изображенного на снимке. — А это… — Но договорить он не успел, потому что в гостиную вошла Инна Васильевна Федорова. Это была худенькая сгорбленная старушка; несмотря на жару, она зябко ку алась в старенький, вытертый шерстяной платок.

Мы представились, и Абу протянул женщине письмо от ее покойного мужа. При упоминании о письме, старуха вздрогнула, еще больше сгорбилась, протянула дрожащую руку за письмом, пощупала бумагу шишкастыми пальцами, словно хотела убедиться, что письмо действительно существует, потом вернула письмо обратно Абу и сказала:

— Прочитайте вы. Я почти не вижу.

Абу прочитал. Письмо было коротким, но пронзительно печальным. Старый человек, проживший с женой полвека, прощался с ней навсегда. Горевал, что оставляет ее на чужбине в трудном положении, без средств к существованию, без родных и близких. А в заключение послания просит выполнить его последнюю волю и передать архив вручившим это письмо советским людям, чтобы отвезти на родину.

Нина Васильевна долго сидела молча, съежившись в кресле. Даже показалось, что забыла о нас. Наверное, думала об умершем муже, о невесело прожитых годах, может быть, о далекой родине, которую они когда-то необдуманно покинули.

Наконец все так же еле слышно произнесла:

— Спасибо за это письмо, за этот последний привет моего Николая. Я буду счастлива выполнить его солю. Приходите завтра в это же время, я приготовлю все, что нужно. — Она указала рукой в сторону развешанных на стенах фотографий: — В его архиве есть много таких, которые для России будут очень дороги…

В это время в гостиную вдруг вошел небольшого роста коренастый китаец, бросил на нас цепкий взгляд, подошел к окну, прикрыл его, чтобы приглушить уличный шум, погасил в торшере, видимо, забытый с ночи свет, снова прошелся по нашим лицам быстрым, изучающим взглядом и, не сказав ни слова, удалился.

Мы сразу поняли, что приход этого человека был неприятен хозяйке дома, более того, она даже встревожилась, торопливо стала прощаться, прошептала, оглядываясь на дверь:

— Значит, завтра в это же время. Только не опаздывайте!

На другой день мы были у дверей Нины Васильевны. Долго жали кнопку звонка, но никто не отзывался. Тогда Абу стал стучать в дверь. Только после настойчивого стука дверь вдруг открылась, и на пороге мы увидели уже знакомого нам коренастого китайца. Он вежливо поклонился, и по его губам скользнула улыбка.

— Мадам Федоровой нет дома, — сказал китаец. — И сегодня ее не будет. И завтра тоже…

— Когда же ее можно увидеть? — спросил Абу.

— Не знаю…

На все наши вопросы он отвечал «не знаю» и все так же загадочно улыбался.

Мы стояли на лестничной площадке в полном недоумении. Что же делать дальше? Неужели наш рейс из Океании в Гонконг оказался напрасным и архив Федорова не вернется на родину?

— Надо все крепко обмозговать, — вслух размышлял Абу. — Попытаться как-то связаться с Федоровой. Не верю, что она так внезапно уехала. Что-то здесь подозрительное…

Когда мы вышли на улицу, то Лена, взглянув на второй этаж дома, где были окна квартиры Федоровой, вдруг тихонько вскрикнула:

— Я только что видела за занавеской лицо хозяйки, — зашептала Лена. — Она рукой делала какие-то знаки.

Мы посмотрели на те окна, но занавески на них были недвижимы, и квартира с наглухо занавешенными окнами казалась пустой. Может, Лене показалось?

На улицах было множество людей, грозно урчали гигантские двухэтажные автобусы, сигналили грузовики, сновали между машинами со своими хрупкими тележками рикши — за небольшую плату человек готов везти тебя на на себе хоть в другой конец города.

Вдруг в густой и яркой уличной толпе мелькнуло женское лицо, которое показалось мне знакомым. Я пригляделся. Так это же та молоденькая девушка-китаянка, которая вчера нас впускала в квартиру Федоровой! Девушка шла в потоке толпы впереди нас, временами оглядывалась, явно привлекая наше внимание. Шагнула с тротуара в подъезд большого многоэтажного дома и, когда мы поравнялись с подъездом, попросила подойти к ней.

Мы вошли в подъезд. В руке у девушки был туго набитый портфель. Она тут же протянула его Абу и, заговорщически оглянувшись на толпу прохожих, торопливо проговорила:

— Это от мадам Федоровой. Недобрые люди пытаются подчинить ее своей воле, держат взаперти в квартире. Хотят заполучить архив. Но мы их перехитрили. В этом портфеле все, что завещал родине покойный господин Федоров. Прощайте и будьте очень осторожны!

Выпалив эти слова, девушка мгновенно выбежала из подъезда и растворилась в толпе.

Ошарашенные, мы минуту стояли в подъезде в полной нерешительности. Первым пришел в себя Абу:

— Надо поскорее достать такси и ехать в гостиницу. Боюсь, что на нас в любое время могут напасть. В гостинице будем в какой-то степени защищены.

Нам без труда удалось поймать такси. Миновав пролив на пароме, оно доставило нас прямо к подъезду «Хилтона».

В своем номере мы с волнением открыли портфель. Ожидания оправдались. В портфеле были в конвертах стеклянные негативы и фотоотпечатки. Даже при мимолетном знакомстве поняли, что архив представляет собой огромную ценность. Здесь был портрет академика Павлова и завещание Федорова, оформленное у местных властей и скрепленное огромными гербовыми печатями.

Как же быть? Советских представительств в Гонконге нет, значит, на поддержку своих рассчитывать не приходится. Ясно одно: за архивом идет охота темных личностей и мы постоянно должны ждать нападения.

— Нужно немедленно из Гонконга отчаливать, — вздохнул Абу.

Было решено так: Абу и Лена останутся в номере сторожить архив, а я спущусь вниз и в магазине, расположенном недалеко от отеля, куплю продукты, чтобы мы могли прямо в номере перекусить перед дорогой. Все были очень голодны, идти в гостиничное кафе не решались — боялись оставить в номере портфель, а ходить с ним тоже было опасно.

Едва я вышел из гостиницы и направился по тротуару к магазину, рядом со мной резко затормозила большая автомашина «пикап», дверь ее открылась, какой-то европеец выглянул из машины и, показывая зажатый в руке конверт, крикнул:

— Письмо от мадам Федоровой! Для вас.

— Для меня? — удивился я и сделал шаг к машине.

Рука из машины цепко схватила меня за запястье и резким рывком втащила в автомашину. Кто-то залепил мое лицо мокрой тряпкой, стал душить, я с ужасом почувствовал, что задыхаюсь, хотел кричать, звать на помощь, но не мог. Потом все исчезло.

Очнулся в какой-то большой, как зал, полутемной комнате. Я лежал на короткой кушетке, мои ноги отекли и отяжелели. Голова казалась свинцовой, гудела и разваливалась на куски.

В комнате, кроме кушетки, большого непокрытого стола и трех старых стульев, ничего не было. Потом я заметил, что у дальней, плохо освещенной стены стоит стеллаж, который упирается в потолок. На полках стеллажа я увидел небольшие ящики с отверстиями. Мне показалось, что со стороны этой стены доносится какой-то шорох и шевеление — то ли в ящиках, то ли под стеллажом. «Должно быть, там крысы», — с ужасом подумал я. Всегда боялся крыс и мышей.

Я не успел еще оценить обстановку, как в комнату из соседнего помещения вошли трое китайцев. Один — старший, небольшого роста, с залысинами на голове и мягкими, по-кошачьи вкрадчивыми движениями. Его сопровождали два высоких молодых парня, которые почтительно держались позади.

— Привет! Очухался, значит! — сказал пожилой китаец, увидев меня. — Сиди спокойно и жди.

— Что ждать? — не понял я.

— За тобой приедут.

— Мои друзья?

Китаец расхохотался:

— Вряд ли их назовешь друзьями. Тебя похитили. Будут вести переговоры с твоим капитаном. Он им архив и яхту, а они ему — тебя. Скоро за тобой приедут и перевезут в другое место. Здесь ты временно.

Мне показалось, что этот китаец со мной говорил безо всякой враждебности, даже с некоторым сочувствием.

— А вы меня отпустить не можете? — спросил я.

Тот покачал головой.

— Ты не мой пленник. У тебя другие хозяева, и они попросили недолго покараулить тебя.

После этого разговора китайцы уже не обращали на меня никакого внимания. О чем-то беседовали за столом, уходили в соседнее помещение, приходили оттуда, снова уходили. Потом раздался звонок в дверь. По приказу старшего молодой открыл засов, и в комнату вошли еще трое. Я думал, что приехали за мной, но вошедшие лишь мельком взглянули в мою сторону. Они были толстые, в хороших дорогих костюмах, поблескивали кольцами и браслетами на руках, держались весело и шумно. Ясно было, что это богатые и знатные персоны, потому что хозяин относился к ним подобострастно. Они что-то сказали хозяину, и тот отдал приказ слугам. Один достал бутыль желтоватой жидкости, поставил на стол три граненых стакана. Другой снял с полки ящик с дырочками, натянул на руку длинную, по локоть, перчатку из толстой грубой кожи, сунул руку под крышку ящика и вытащил оттуда… кобру, страшную очкастую змею с расплющенной треугольником шеей. У меня похолодело сердце: что-то будет!

Китаец взял крохотный и острый как бритва нож и вонзил его кобре в горло. Чик! Из кровавой раны выдавился зеленоватый шарик и упал в подставленный стакан, куда налита жидкость из бутылки.

Таким же образом расправились еще с двумя кобрами. А потом выпили содержимое.

Один из гостей, указав на меня толстым пальцем, на котором поблескивал голубым камнем золотой перстень, что-то со смехом сказал хозяину. Хозяин покорно поклонился и тут же отдал слуге новое распоряжение. Слуга поставил на стол еще один стакан, а хозяин обернулся в мою сторону и с улыбкой заявил, что теперь яда кобры отведает и белый мальчик. За большие деньги угощает меня очень уважаемый гость хозяина, я обязан выпить эту целебную смесь. Слуга достал с полки новый ящик, запустил в него руку и вытащил еще одну кобру. У меня волосы встали дыбом.

И тут случилось неожиданное. Кобра вдруг выскользнула из руки слуги, сверкнув в воздухе серой лентой, шлепнулась на цементный пол. Кобра извивалась и готовилась к прыжку. Люди, которые окружали меня, обратились в бегство. Дверь на улицу оказалась открытой.

Я не раздумывал. Позабыв об извивающейся на полу кобре, ринулся к двери и выскочил из дома вслед за толстым китайцем.

Куда бежал — не помню. Мелькали какие-то темные дома, переулки, перекрестки. Знал, что нужно убежать подальше от того места. Видел, как на меня оглядывались люди, кто-то что-то кричал мне вдогонку. Вскоре я обнаружил, что меня преследуют — за спиной я слышал топот каблуков.

Выскочив на широкую улицу, бросился наперерез идущему по мостовой автобусу, пробежал перед самым его радиатором, слыша пронзительный скрип тормозов. Оглянувшись, увидел оставшихся на той стороне улицы двух парней, тех самых, что расправлялись со змеями. Они оказались отрезанными от меня стремительным потоком транспорта, внезапно хлынувшим на зеленый свет светофора. Я сообразил, что этим обстоятельством нужно немедленно воспользоваться. Куда бежать — не знал. Ясно, что надо скорее добраться до гостиницы.

Я поднял руку, сигналя идущему мимо небольшому зеленому автомобилю. Он неожиданно резко остановился. Снова оглянулся и увидел, что преследователи, рискованно лавируя в потоке автомашин, пытаются проскочить на мою сторону улицы. Я дернул дверцу автомобиля и ввалился в кабину.

— Скорее! Меня преследуют бандиты!

Машина стремительно набирала скорость. Мы вырвались из узких кварталов, и под колеса лег гладкий асфальт эстакады. Неужели удрали?

Только теперь я разглядел своего спасителя. Круглолицый лысоватый толстяк маленькими короткими и пухлыми руками вцепился в руль автомашины и держится за него так, будто под ним необъезженный, полудикий скакун.

— Ничего! Мы удерем от них! — уверенно бросил он и широко улыбнулся. Его узкие китайские глаза превратились в щелочки. — Как вас зовут, мальчик?

— Антон!

Китаец с удивлением повернул голову:

— Как?

— Антон!

— Прекрасное имя, — почему-то радостно кивнул китаец. — Мне очень нравится это имя. Вы русский?

— Да.

Так я познакомился с мистером Ли. Зовут его как-то длинно и сложно, но он мне весело разрешает короткое и доступное — Ли. Родился полвека назад в Маньчжурии, на самой границе с Советским Союзом. Помнит, как в детстве ходили на «ту сторону» за лекарствами для больных. Русские всегда охотно давали лекарства. Называли русских «люди с той стороны».

— Как же ты очутился здесь? — спросил мистер Ли.

Я коротко объяснил.

— С гонконгскими гангстерами, Антон, лучше не встречаться, — сказал мистер Ли, выслушав мой взволнованный рассказ. — Что ж, это хорошо, что ты остановил именно меня. Мы сейчас из первого же телефона-автомата позвоним в гостиницу твоим друзьям и предложим им немедленно выходить на улицу. У подъезда их подхватим и помчимся в порт к вашей яхте. Вам лучше всего немедленно покинуть Гонконг в целях вашей же безопасности.

Однако путь в гостиницу оказался для нас совсем не прямым. Вскоре заметили, что нас догнал и пристроился к хвосту нашей машины широкогрудый черный автомобиль. Преследование продолжается. Мы сворачиваем на боковую магистраль — он за нами, мы притормозим — он тоже. Обгонять не собирается. В автомобиле четверо.

— Я им покажу! — хохочет мистер Ли, который даже в этот момент не теряет веселого расположения духа. — Мы от них удерем!

Машина выезжает на широкую кольцевую магистраль, которая опоясывает остров. Маленький автомобильчик мистера Ли мчится с бешеной скоростью. Горная дорога шарахается из стороны в сторону — справа пропасть, слева пропасть. На поворотах визжат шины, и кажется, накренившаяся машина катится не на четырех, а уже на двух колесах. Черный автомобиль не отстает.

Вдруг мистер Ли резко сворачивает на неширокую боковую дорогу, и через минуту мы оказываемся на краю пропасти. Внизу искрится огнями Гонконг. Мы едем уже на самом малом ходу. Слева от машины горный склон, справа — ограда. Свободное расстояние с каждой стороны — в ладонь. Захотим выйти — двери не откроешь.

Странная дорога!

— Это не дорога, — весело поясняет мистер Ли. — Это пешеходная тропа. Для прогулок влюбленных парочек.

— А куда же она ведет?

Мистер Ли пожимает плечами.

— Понятия не имею, Антон, никогда здесь не был. — Он оборачивается назад и смотрит через заднее стекло. — Зато мы от них удрали. Смотри, Антон!

Действительно, нагнавший нас черный автомобиль замирает у въезда на тропу. Слишком широк — не проехать. Он похож на большого глупого барбоса, который в недоумении остановился около узкой щели в заборе.

— Обманули! — продолжает радоваться мистер Ли. — Оставили в дураках. Как тебе это нравится, Антон?

Он то и дело произносит мое имя. Наверное, оно пришлось ему по душе, хотя ничего в нем особенного вроде бы нет.

Мы медленно продвигаемся вперед. Парочки, которые встречаются на пути, чтобы пропустить нас, залезают в расщелины скал. Так едем над бездной километра два, иногда дорога, не найдя опоры в скалах, вдруг превращается в деревянный настил и повисает над пропастью на балках — у меня сжимается сердце. Вот пешеходная тропа выходит на асфальтовое шоссе, которое уводит нас в кварталы центральной части Гонконга. По пути мы останавливаемся, чтобы я мог по телефону-автомату предупредить Абу и Лену о нашем приезде. Услышав в трубке мой голос Абу чуть ли не кричит от радости.

— Жив! Жив! Где ты?

Мы подкатили к подъезду «Хилтона» через полчаса. Абу и Лена нас уже ждали. Абу так разнервничался, что не выпускал изо рта своей трубки. Новый бросок через город на бойком зеленом автомобиле — и мы в порту у причала, где стоит «Мечта».

Так закончилось наше трудное, полное приключений путешествие в Гонконг. Цели мы достигли — архив Федорова на борту яхты и будет доставлен на родину.

Абу горячо поблагодарил отважного и веселого толстяка мистера Ли. Тот в ответ по-китайски кланялся и говорил, что он в вечном долгу перед «той стороной» и всегда готов отплатить ей добром.

— Ведь однажды, когда я был совсем маленьким и тяжело заболел, мой отец бегал на «ту сторону» за врачом. И врач пришел и спас меня. Знаете, как звали того врача? Антон!