Теплым весенним вечером у Екатеринославской пристани дымил рейсовый грузопассажирский пароход «Александр Невский». По трапам сновали грузчики. На берегу гомонила толпа отъезжающих и провожающих.

За пять минут до объявления посадки к капитану «Александра Невского» явились несколько человек из портового отделения милиции. Они заявили, что, может быть, им придется ненадолго задержать отправление парохода: мол, надо произвести осмотр багажа пассажиров. Дело было по тем временам обычное и не удивило капитана. Милиционеры решили начать с кают первого класса, а двое из них прошли на пост проверки билетов у пассажирского трапа.

Посадка проходила как обычно. Палубные пассажиры без мест торопились пройти на пароход, чтобы устроиться поудобнее. Обладатели билетов в классные каюты не спешили. Ненадолго возникла заминка с пассажирами двух кают первого класса, в которые было продано по два билета. С ними вежливо и спокойно разбирались. Бритоголовый худощавый мужчина, с портфелем, одетый в кожаную куртку, синие галифе и мягкие, без каблуков сапоги, один поднялся на среднюю палубу и по узкому коридору приблизился к каюте № 3. Оглянулся, повернул ручку и шагнул в полутьму. Тотчас чьи-то сильные руки схватили его, и через мгновение атаман Зирка — а это был именно он — лежал на полу со связанными руками и с кляпом во рту. Вскоре с мостика через мегафон донеслась просьба капитана доставить к пароходу санитарную карету.

Врач подъехавшей через пять минут кареты шумно ругался с капитаном, обвиняя его в недосмотре за состоянием парохода. Тот раздосадованно обещал и починить поручень у трапа с нижней на среднюю палубу, и наказать матроса, не прибравшего трап.

А пока они объяснялись, к сходням медленно, отстраняя любопытных, двигались носилки, на которых лежал бритоголовый человек, до самого подбородка закрытый простынею. Повернув голову набок, он явно высматривал кого-то в толпе, но вокруг плотной массой теснились только поношенные пиджаки, не слишком свежие рубашки, ситцевые оборки женских кофт…

Ближе к трапу толпа наконец рассеялась, и тут человек на носилках увидел того, кого искал.

Лавочник стоял у самого борта. Этот неприметный, с белесыми редкими волосами и ленивыми сонными глазами человек здесь, на пароходе, казался незаметней, чем когда-либо.

Зирка до мельчайших подробностей помнил, когда и как Лавочник появился около него. Появился внезапно, без всякого предъявления мандатов, но уверенно и прочно.

Вошел и коротко бросил:

— Скрывайтесь, атаман. Бульба в ЧК, а эту явку он знает. Если надежна явка у фармацевта, немедленно отправляйтесь туда. Я буду там же через четверть часа.

Сказал и скрылся. А примерно через четверть часа действительно оказался на самой надежной явочной квартире. Не объявляя пароля, добился свидания с Зиркой и потом они оба долго разговаривали с глазу на глаз. С десяток людей из повстанкома знали о новичке лишь то, что он будто бы держал скобяную лавку, а ее у него отобрали. Под кличкой Лавочник и был он известен и считался подручным, «шестеркой» Зирки. Несколько человек, впрочем, подозревали, что роль Лавочника была более значительной, но ни сам он, ни властный председатель повстанкома не посвящали никого в тайну своих отношений.

А тайна была проста. На явке у фармацевта, убедившись, что Зирка не привел за собой хвоста, Лавочник предъявил прямой пароль от председателя Цупкома, известный только лицам с особыми полномочиями. Интересовался Лавочник более всего информацией о советских учреждениях, транспорте, воинских частях и лишь во вторую очередь самим повстанческим комитетом Екатеринославщины, Херсонщины и Таврии. Зирка вскоре понял, что Лавочник создает свою подпольную сеть. Умный и осторожный, он бывал лишь на самых узких совещаниях повстанкома, и то в основном помалкивал и слушал, никогда ничего не записывая.

…И вот сейчас, увидев молчаливого белопольского агента у борта «Александра Невского», атаман Зирка неожиданно для себя испугался и, вместо того чтобы дать предупредительный сигнал опасности, закрыл глаза, застонал и довольно громко выкрикнул:

— Да тише вы, бисовы диты!

Вот так же пристально и вместе с тем как бы равнодушно смотрел Лавочник на Петьку, когда тот рассказывал о допросе в милиции.

Петька Зачепа был лихим парнем, боевиком в организации и трижды уже за один только апрель добывал для повстанкома бланки советских учреждений и немалые суммы денег. Зирка его ценил и в грубые операции, вроде взрыва продовольственного склада, не втягивал.

Петьку прихватил уголовный розыск по подозрению в участии в ограблении квартиры зубного врача, имевшего золотишко. Однако через сутки Зачепа уже похвалялся Зирке, что вышел чистым. Разговор происходил в присутствии Лавочника. Тот слушал, поглядывал в окно и молча кивал головой, а когда Петька кончил, предложил тому закурить — он всегда носил при себе папиросы, хоть сам и не курил. Петька с удовольствием затянулся несколько раз, но вскоре, задыхаясь, со стоном упал на пол и умер на глазах пораженного Зирки.

— Не жалейте об этом балабоне, атаман. Надежный человек из угрозыска предупредил меня, что материалы о Зачепе переданы в ЧК по ее просьбе. Как бы нам не пожалеть о себе, если за вашим Петькой наблюдали чекисты. Оставьте лишь те явки, о которых Петька не знал, а отсюда скрывайтесь через задний ход.

Зирка слышал об отравленных папиросах, которыми пользовались белопольские разведчики. Он понимал, что Лавочник не остановится ни перед чем, чтобы обезопасить себя, и теперь, увидев сонные, ленивые глаза, постарался скрыть, что засыпался.

В больнице, в специально подготовленной палате, Зирку, сопровождаемого «врачом», то есть Ковальчуком, и его товарищами-«санитарами», уже ждал Трепалов.

— Товарищ председатель ЧК, ваше приказание выполнено. Председатель повстанческого комитета Зирка арестован. Правда, при аресте мы, кажется, действительно, что-то ему повредили, — атаману нужна медицинская помощь, — доложил Григорий, снимая темные очки и отклеивая усы.

— Вы меня с кем-то путаете, — пробурчал бритоголовый. — Кроме того, если у вас все врачи такие, то мне не нужна ваша помощь.

— Не только врачи, атаман, но и больные, например, ваш напарник по палате, — усмехнулся Трепалов. — Голубовский, — обратился он к лежавшему на второй койке, — не стесняйтесь, — покажитесь вашему главарю.

Увидев сообщника, потрясенный Зирка обхватил голову руками и так сидел с минуту. Его переживания прервал тот же Трепалов:

— И все-таки, атаман, если вам нужен врач, говорите.

— Не нужен мне врач.

— Бросьте, Зирка! Вы же на самом деле стонали, когда вас несли на носилках. Мы не белогвардейцы и не бандиты — раненый, кто бы он ни был, должен прежде всего получить медицинскую помощь.

— Я знаю, что говорю, и не хочу быть мучеником, — мрачно возразил Зирка. Помолчал и добавил: — И трупом тоже быть не хочу.

— Ну вот и отлично, — подхватил Трепалов. Он велел увести Голубовского и продолжил:

— Надеюсь, вы понимаете, чего мы от вас ждем.

— Вы услышите больше. Конечно, при определенных гарантиях, — ответил уже увереннее Зирка.

— Прекрасно, атаман. Однако этот разговор мы продолжим в другом месте, там, где вы будете лежать с переломом ноги.

— Да я же сказал…

— Спокойно, спокойно, атаман. Мы подробнее побеседуем через час-полтора. А сейчас давайте решим, на какой из двух намеченных нами квартир удобнее будет вам отлеживаться, не вызывая ничьих подозрений, особенно ваших сообщников и вашего киевского руководства.

Трепалов тотчас заметил, что последнее предложение явно обрадовало Зирку. Хотелось тут же узнать тайну такого его поведения, но председатель губчека сдержал любопытство, понимая, что чрезмерно долго задерживать Зирку в официальном учреждении не следует. Бандит был переведен к частному врачу А. А. Раскину.

У Раскина, еще несколько дней назад активно помогавшего повстанкому, и состоялась вскоре откровенная беседа с атаманом Зиркой, во время которой Трепалов и Ковальчук узнали не только то, на что рассчитывали, но услышали о Лавочнике. Выяснилось, что именно его и имел в виду Зирка, похваляясь во хмелю Маслюку о связях с польской разведкой: атаман, хоть и был пьян, но не раскрыл присутствия иностранного шпиона непосредственно в Екатеринославе. Это сообщение значило немало. Во-первых, оно подтверждало, что в городе еще оставалась часть подпольной сети белопольской разведки. Во-вторых, присутствие опытного разведчика во время ареста Зирки, якобы сломавшего ногу, могло раскрыть всю операцию и сделать невозможным проникновение через Екатеринославский повстанком нового человека в комитет Чепилко. Поэтому, запомнив описание внешности Лавочника и имея в запасе всего лишь час с небольшим до ближайшей остановки «Александра Невского», Ковальчук, получивший по этому случаю самый скорый автомобиль, помчался в погоню за неприметным агентом.

Привычный азарт охватил Григория, он чувствовал себя способным преодолеть любую трудность в соперничестве с опытным врагом и тайно сожалел, что все получилось крайне просто. Он без труда догнал «Александра Невского», быстро нашел на пароходе Лавочника, который, видно, не заподозрил ничего в неожиданном несчастье, случившемся с атаманом. В Херсоне вместе с толпой пассажиров Ковальчук и Лавочник сошли на берег. Лавочник тотчас пошел на телеграф и на имя Комара по адресу коопконторы направил шифровку для Чепилко и Коротюка. Поскольку, как удалось разобраться Ковальчуку с херсонскими чекистами, шифровка подтверждала версию с Зиркой, она была отправлена по назначению.

Передав наблюдение за Лавочником херсонским товарищам, Ковальчук тотчас возвратился в Екатеринослав.

— Ну, что же, Гриша, готовься к выполнению нелегкого задания, — так реагировал на короткий рапорт Ковальчука Трепалов, тотчас заметивший, как расцвел, услышав эти слова, его подчиненный.

— Удивляюсь, — улыбаясь, пошутил председатель губчека, — как это мы можем доверять серьезные дела таким простодушным парубкам? А у тебя же все твои чувства на лице написаны.

— Не сомневайтесь, Александр Максимович, — так же с улыбкой, понимая, что Трепалов шутит, отвечал Григорий.

— Не сомневаемся, не сомневаемся, Гриша. Учти, сам Манцев рекомендовал тебя для такого дела. Прибыв на место, постарайся возможно скорее связаться с Евдокимовым. Он координирует все действия — днюет и ночует в Киеве. А теперь слушай внимательно, запоминай все добрые советы Зирки.

Передав Ковальчуку сообщенные атаманом, теперь уже бывшим атаманом, явки и пароли, Трепалов сказал:

— На наше счастье, Зирка оказался действительно сильным и властным начальником в своей заговорщицкой банде. Без его приказов никто наверняка не предпримет серьезных шагов, а он — в наших руках. Поэтому нам вовсе нет необходимости ворошить весь муравейник и тем самым ставить под сомнение твои полномочия в Цупкоме. Мы, чтобы не вызывать подозрений, будем даже позволять ему встречаться с некоторыми сообщниками. Так что тылы у тебя, надеюсь, надежные. Паче чаяния, если у Чепилки и Коротюка — этот, видать, хитрая бестия — появится намерение послать кого-нибудь к атаману, не возражай — напротив, поддерживай такую идею. Что касается Лавочника, которого так боится наш нынешний подопечный, то он, наверное, последыш ликвидированных нами «пятерок» и пытается восстановить их. Его появления в Цупкоме тебе следует, конечно, остерегаться. Он тебе оказал услугу, подтвердив версию с переломом ноги, но он же тебя и провалит, если увидит, потому что все их ядра повстанкома ему, наверняка, известны. Если, — сделал ударение Трепалов. — Его, конечно, мы будем держать на коротком поводке и в крайнем случае арестуем. Но помни об этом типе. Он поопытней любого из нас, и у тебя может быть только одно преимущество перед ним.

Ковальчук вопросительно посмотрел на Трепалова.

— Самоотверженность, Гриша, самоотверженность. Вот о каком преимуществе я говорю. Но надо переиграть врага, не прибегая к такому средству. Дорогая цена.