Наступивший 1069 год начался тревожно. На севере снова вспыхнул мятеж. В середине февраля сквозь метели и снежные заносы в Лондон прорвался полуживой от усталости и всего пережитого Рауль де Гранвиль. То, что он рассказал, ужаснуло всех. Король был вне себя от гнева, королева – в отчаянии.

После отбытия с севера королевской армии обстановка там была не слишком спокойной. Королевский наместник правил краем жёстко, но справедливо. Казалось бы, пора успокоиться всем недовольным. Но нет. Нашлись люди, которые снова стали подбивать беспокойных подданных короля на очередной мятеж. Не обошлось без участия Коспатрика, который из-за шотландской границы разжигал страсти и подстрекал людей на признание королём юного Эдгара Этелинга. Робер де Коммин не успевал обезвреживать очаги мятежных настроений. И, наконец, случилось самое страшное. Крепость в Дареме была защищена хорошо. Но любые стены преодолевает предательство. Нашлись предатели и здесь. Глухой ночью мятежники, собрав большую силу, окружили крепость. Солдат внешней охраны подпоили с вечера отравленным вином. И враг без сопротивления проник на территорию крепости. Когда была поднята тревога, защитить от вторжения внутренний двор было уже поздно. Оставалось отбиваться от намного превышающего по численности врага, что оставляло мало надежд на сохранение крепости. Оценив обстановку, Робер де Коммин призвал к себе Рауля.

– Слушай меня, мальчик, – сказал быстро и решительно, – и запоминай всё, что скажу. Немедленно ступай с моим верным Годриком к конюшням. Возьмите самых лучших лошадей и постарайтесь выйти наружу. Годрик знает здесь все тайные ходы, он тебя выведет. Скачи во весь опор в Лондон и доведи до сведения короля, что здесь снова бунт. Я сделаю всё, что смогу, чтобы забрать с собой на тот свет как можно больше мятежников. Но победить у нас шансов нет. Мы обречены.

Он перевёл дух и вложил в руку Рауля кошель с монетами:

– Возьми на дорогу. Больше ничего сделать не могу. И передай королю, Рауль, что я без колебаний умру за него. И ещё… Поцелуй за меня руку королевы. Я желаю им много лет счастливого царствования. Ну, ступай, мальчик. Прощай.

Доблестный рыцарь обнял Рауля и подтолкнул его к выходу. Потом положил руку на плечо Годрика:

– Береги его, друг, как берёг бы меня. Помоги ему добраться до Лондона. Да хранит вас Бог!

После этого де Коммин ринулся туда, где уже кипело сражение.

Выбравшись из атакуемой неприятелем крепости, два всадника на большой скорости понеслись на юг. Уже далеко отъехав от гибнущей цитадели, Рауль обернулся и увидел зарево пожара на холме над рекой. Он сглотнул слёзы и устремился вперёд. Теперь оставалось только добраться как можно быстрее до короля и предупредить его о новой опасности. Как ему удалось пройти этот зимний путь, Рауль помнил плохо. Годрика он потерял где-то на полпути. Тот прикрыл его от нападения мародёров, дав время уйти от погони.

Вильгельм бушевал и грозился обрушить на головы злосчастных северян все возможные кары. Королева, сама в слезах, успокаивала его, как могла. Да, они потеряли прекрасного, достойного, преданного человека, и с ним погибло много сильных и смелых нормандских рыцарей. Но горе не должно затмевать разум. Король не имеет права на чувства, он должен действовать по закону. Наказать следует виновных. Но нельзя допустить излишней жестокости.

Попав в поместье брата, Рауль снова пережил все недавние события, рассказывая о них Морису. Семья приложила все усилия, чтобы помочь молодому рыцарю восстановить силы и успокоиться. За упокой души Робера де Коммина и его рыцарей было заказано несколько поминальных служб в Кембридже. Эдит всё время была рядом с Раулем, поддерживая его. Однако молодой рыцарь был непоколебим в своём решении снова пойти с королём на север. Морис отправлялся с ним.

В начале марта Вильгельм с большой армией двинулся на север и осадил Йорк, где засели мятежники. Город он взял довольно быстро. Жестокой расправы учинять не стал, с большим трудом смирившись с горечью понесённой им утраты. Однако дал слово, что если ещё хоть раз здесь вспыхнет мятеж, он не пощадит никого. К Пасхе король отбыл в Винчестер, оставив на севере Вильгельма Фиц-Осберна. Оба брата де Гранвиля вернулись с королём на юг.

В начале лета поступили тревожные сведения, что у восточных берегов Англии появился датский флот. Реальность оказалась жестокой. К побережью подошло около 300 кораблей датского короля Свена 11 Эстридсена, наследника дома Кнуда Великого. Датчанам не терпелось восстановить своё былое владычество в Англии. Экспедицию возглавляли брат короля эрл Осбьорн, и два принца – Гарольд и Кнуд. Корабли неприятеля достигли Хамбера и вошли в залив.

А в это время в Шотландии молодой Эдгар Этелинг загорелся воинским духом и передумал отправляться на континент. Его манила корона Англии, о правах на которую ему столько рассказывал Коспатрик. К тому же шотландский король, побуждаемый супругой, признал права Этелинга на английский трон и готов был его поддержать. Тогда Эдгар решился и вступил в сговор с датчанами. Объединёнными силами они снова захватили Йорк, несмотря на усиленную охрану его двумя нормандскими гарнизонами. Пламя восстания охватило огромную территорию. Архиепископ Йоркский выразил поддержку восставшим и готовность короновать Эдгара в Йорке. А это уже реально угрожало власти Вильгельма в Англии.

Одновременно вспыхнуло восстание в континентальных владениях Вильгельма – в графстве Мэн, поднялись недовольные подданные, поддерживаемые графом Анжу и королём Франции Филиппом 1. Против Вильгельма была уже коалиция врагов. Справиться с такой ситуацией мог только чрезвычайно сильный и очень решительный монарх.

Вильгельм с большой армией двинулся на Йорк, заставив мятежников отступить. От датчан он просто откупился, передав эрлу Осбьорну большую сумму денег. Оценив все «за» и «против» в сложившейся ситуации, датчане предпочли принять предложение короля. Они погрузились на свои корабли и отбыли на родину.

А Вильгельм вынужден был отвлечься от Йорка, чтобы подавить очаги мятежа в западной Мерсии, Сомерсете и Дорсете. Неспокойно было в южном Чешире и Стаффордшире. Но это могло подождать.

Только справившись с этим, король собрал все свои силы и всерьёз двинулся на север. Прошлый раз он дал слово, что больше не простит мятежей, а королевское слово – это закон. Надо сказать, что даже церковь поддержала его в этом вопросе, поскольку бесконечные сражения уже обескровили страну. Это было крайне опасно.

Поздней осенью армия короля вступила в северную Англию. На этот раз Вильгельм был беспощаден. Он прошёл по краю в полном смысле слова огнём и мечом. В массовом порядке сжигались деревни, а их жители были частично убиты, частично разбежались – кто на юг, кто в Шотландию. Был разорён весь Йоркшир, дома и хозяйственные постройки разрушены, имущество уничтожено. Графство Дарем обезлюдело. Только чёрные пепелища остались на месте цветущих поселений. Вильгельм дошёл до самого Тиса, где восставшие саксы вынуждены были сложить оружие и покориться королю. Затем нормандская армия быстрым маршем пересекла Пеннины и обрушилась на Чешир, где продолжалось разорение земель. Следующим был Стаффордшир. Король не желал оставлять в живых никого, кто мог бы бунтовать. Его возмездие было действительно жестоким. А завершили его голод и чума. Все эти места ещё долгие десятилетия стояли безлюдными, только природа постепенно залечивала раны, нанесённые земле, покрывая развалины бывших поселений густыми зарослями боярышника.

Эта карательная кампания короля завершилась только весной 1070 года.

Уставшие, измученные трудностями долгого пути, угнетённые всем свершившимся воины вернулись на юг. Вильгельм был хмур, но непреклонен в сознании справедливости своего возмездия. Сколько можно бунтовать? И как можно построить сильное государство в такой стране? Ещё немного, и Англия станет лёгкой добычей для скалящих зубы хищников, готовых разорвать её на части.

Свои тревоги он мог высказать только жене. Припав к её груди, он тихо прошептал:

– Только не говорите мне, что вы тоже считаете меня лютым зверем, как некоторые, любовь моя. Этого я не перенесу. То, что мне пришлось сделать, камнем лежит у меня на душе. Но другого пути привести страну к повиновению я не нашёл.

– Никогда, Вильгельм, никогда не скажу я вам таких злых слов, – ответила Матильда, гладя поседевшие и порядком поредевшие волосы мужа. – Я знаю, как вам тяжело. Вы ведь не жестокий человек. Только такой как вы и сможет превратить Англию в сильное государство. Только вам по силам прекратить здесь бесконечные сражения и повернуть страну к миру. Пусть и таким жестоким путём. Я на вашей стороне, господин мой, и всегда буду с вами.

Вильгельм облегчённо вздохнул, а потом долго ласкал жену, пытаясь в её объятиях забыть все ужасы завершившегося похода.

От прошедших военных действий пострадала и центральная Англия. Здесь тоже нужно было возрождать земли. И оказалось много владений, оставшихся без хозяев. Преданные Вильгельму норманны, прошедшие с ним весь этот крестный путь, могли рассчитывать на новые земельные владения.

Одним из сподвижников Вильгельма, заслуживших его благодарность, был Рауль де Гранвиль. За последний год, проведённый в тяжёлых сражениях, он превратился в сильного мужчину. Король пожаловал ему отличное поместье под Ноттингемом. Здесь предстояло много работы. Нужно было возродить само поместье, долго стоявшее без хозяина, и заняться крепостью в Ноттингеме. Именно его, Рауля, видел Вильгельм комендантом этой мощной, огромной крепости с замком, достойным встречать королей. Молодой де Гранвиль – это будущее, думалось королю. Это – новое поколение. Он будет служить его сыну, который придёт на смену отцу на английском троне.

Не раз и не два задумывался Вильгельм о том, кому из сыновей сможет передать корону завоёванной им страны. Выбор не так и велик. Генрих ещё младенец, он не в счёт. Ричарда уже нет с ними. Погиб на охоте. Глупая, бес-смысленная смерть, и неизбывная боль для сердца родителей. Остаются двое. Роберт хороший человек. Он добродушен, приветлив, весел. Но задатков настоящего правителя у него нет. Англию он не удержит. Ему с Нормандией сладить бы. Значит, Вильгельм, любимец отца. Он, конечно, ещё мал. Но мальчик силён физически, храбр, любит охоту и воинские забавы. Он может справиться. Правда, тревожат некоторые странности в его характере. Но, даст Господь, сын сможет стать сильным монархом, достойным преемником отца.

Вновь и вновь переживая всё, совершённое им для восстановления мира в стране, Вильгельм старался уйти мыслями от этих страшных событий. Он готов был думать о чём угодно, только бы не видеть перед собой этой полностью разорённой и обожжённой огнём земли, картины которой не давали ему спать по ночам.

Сейчас перед глазами короля встало его детство, такое далёкое, но навсегда сохранившееся в памяти. Он как будто воочию увидел перед собой гордо поднимающий на холме высокие стены Фалезский замок, одну из резиденций герцогов Нормандии. В те годы он казался ему, малышу, сказочной несокрушимой твердыней, уходящей башнями в самое небо. Ох! Сколько таких замков он повидал за последующие годы, сколько разрушил, снёс до основания и сколько построил! Но тот величественный замок над широкой рекой с высоким могучим донжоном навсегда занял в его памяти особое место, как что-то глубоко личное, родное.

Он хорошо помнил мать. Красивая статная женщина с большими серыми глазами, которые становились подобны грозовой туче, когда она гневалась. Мать всегда была ласкова с ним. Он и сейчас ощущал, закрыв глаза, тепло её руки на своей голове и нежные губы, когда она целовала детский лобик, отправляя сына спать. Герлева, дочь зажиточного горожанина из Фалеза, не была законной женой своего господина, но он любил её. И любил своего единственного сына, которого подарила ему желанная женщина. Пусть незаконнорожденный, но это был его сын, его наследник.

Отца Вильгельм помнил плохо. Но много слышал о нём от матери и родственников. Роберт 11 Великолепный, прозванный Дьяволом за неукротимый нрав и беспримерную смелость, вёл свой род от самого могучего викинга Роллона, завоевавшего своим огромным мечом землю Нормандии и герцогский титул. Как всякий отпрыск дворянского рода, мальчик хорошо знал свою родословную и гордился ею. А как было не гордиться такими предками!

Могучий Роллон, которого редкая лошадь могла выдержать на своей спине, прибыл на французское побережье во главе огромного сборища отчаянно смелых и рвущихся к победе любой ценой викингов, приплывших из северных морей на своих устрашающих драккарах. Он умел воевать и умел держать в руках как своих людей, так и то, что считал своим по праву силы. Французский король Карл Простоватый, не имея возможности справиться с таким сильным противником, пошёл на заключение мира с ним. Он отдал ему в жёны свою дочь Гизелу и передал в ленное владение провинции Руан, Кан и Эр. От Роллона же потребовал принятия христианства и принесения ему, как сюзерену, ленной присяги. Роллон был не только силён, но и умён. Он оценил все преимущества этого договора и пошёл на соглашение с Карлом. Но гордость свою сломить не сумел. И когда, принося вассальную присягу, он должен был припасть к ногам Карла, то вместо этого схватил ногу короля и поднёс её к своим губам, опрокинув несчастного монарха на спину. Но договор был заключён, и дикий викинг стал герцогом Робертом 1 и полновластным хозяином Нормандии, на гербе которой красовались на насыщенном красном фоне два устрашающих, когтистых золотисто-жёлтых льва. Свою столицу он устроил в Руане, где в великолепном соборе Вильгельм видел гробницу своего прославленного предка.

После герцога-викинга Нормандией правили Вильгельм 1 Длинный Меч, потом Ричард 1 Бесстрашный, за ним Ричард 11 Добрый, а потом совсем недолго Ричард 111, у которого перехватил власть его брат Роберт 11 Великолепный.

Правление Роберта 11 не было продолжительным – всего восемь лет. И все эти годы он воевал, отчаянно сражался за своё герцогство, то усмиряя хищную нормандскую знать, то сопротивляясь воинственным притязаниям герцога Бретонского, и очень устал от всего этого. Герцог пожелал отправиться паломником в Святую Землю, чтобы смыть с себя всю пролитую кровь и снять с души тяжкий груз многочисленных убийств. Став на путь очищения и примирения с Богом, Роберт добросовестно позаботился о своей семье. Любимую женщину он отдал замуж за верного вассала, обещавшего защищать Герлеву и оберегать её от всех бед. А своего незаконнорожденного сына признал законным наследником и велел посадить на герцогский трон в случае его гибели.

Из своего паломничества Роберт 11 Великолепный не вернулся, а герцогская корона увенчала голову семилетнего мальчика. И началось… От нескольких последующих лет в памяти Вильгельма сохранился калейдоскоп сражений и убийств вокруг него, какие-то ночные побеги, когда преданный дядя Готье, брат Герлевы прятал мальчика в самых неожиданных местах от охотящихся за ним убийц. Слишком многие представители нормандской знати не желали признать над собой бастарда воинственного Роберта. Однако руку помощи протянул архиепископ Руана Роберт, бывший родственником и надёжным советником погибшего в далёких землях отца мальчика. Именно он, имея хорошие связи с королём Франции, добился того, что Вильгельм был признан королём Генрихом 1 законным наследником герцога Роберта. Но архиепископ вскоре умер, и вокруг наследника разгорелась яростная борьба за влияние на него между родственниками, которые, согласно завещанию Роберта, стали опекунами его наследника. Один за другим они гибли в этой борьбе. Вильгельму никогда не забыть, как прямо в его опочивальне завязалась кровавая драка, в которой пал его третий опекун, сенешаль Нормандии Осборн де Крепон. Погиб последний человек, которому он мог доверять. Вокруг остались одни враги. А на полу возле кровати лежал в луже крови, раскинув руки, его защитник. Грудь мужчины пронзил кинжал, вошедший по самую рукоятку. Изо рта Осборна струилась пузырящаяся алая кровь, глаза стекленели, а руки всё ещё пытались защитить вверенного его заботам наследника. Эта картина не раз приходила Вильгельму в снах, и он в ужасе вскакивал с постели, ища убежища от врагов. Это счастье, что рядом всегда был верный и надёжный дядюшка Готье. Он не обладал реальной властью, но был готов на всё ради юного герцога, поклявшись положить жизнь, чтобы довести племянника до победы. Приходилось быстро учиться справляться самому и находить правильные решения.

А вокруг бурлила яростная борьба за власть. Набрали силу младшие братья герцога Роберта Великолепного Можер и Вильгельм де Талу. Усилилось влияние Рауля Гассийского, который не так давно собственной рукой убил опекуна Вильгельма Жильбера де Бриона, одного из самых могущественных представителей нормандской знати. По всей территории множились бесконечные распри и кровавые побоища. Распоясавшиеся феодалы не останавливались перед захватом герцогских замков и нагло возводили новые крепости по собственной воле. А в это время хозяйство страны приходило в упадок. Центральная власть слабела, с трудом удавалось собирать феодальную ренту. Хорошо, что лояльность юному герцогу сохранили епископы, выплачивая ему причитающиеся доходы с церковных земель. Было очень трудно удержать в руках все нити верховной власти, но рано повзрослевший Вильгельм умудрился всё же это сделать.

Вильгельму было пятнадцать лет, когда его сюзерен король Франции Генрих 1 возвёл его в рыцари. Но герцог к этому времени был уже далеко не мальчик. Жизнь заставила его стать сильным, чтобы железной рукой управлять своим владением и жестоко карать непокорных. Трудное детство оставило ему в наследие подозрительность, скрытность и некоторую склонность к деспотизму. Он ненавидел раздоры. А долгие годы отравлявшее его жизнь клеймо незаконнорожденности привило отвращение к личной распущенности. Суровый, непреклонный, уверенный в себе он шёл вперёд, забирая себе всё больше власти. Побеждённые феодалы склонили перед ним головы. Непокорных он изгнал за пределы своих владений или попросту уничтожил. И теперь всем стало ясно, что Нормандия обретает силу под рукой молодого, но уже могучего правителя. Это не радовало соседей, и даже Папа Римский опасливо косился в его сторону, видя, как растёт его мощь.

А потом случилось непредвиденное – в жизнь Вильгельма вошла любовь. Всё начиналось как хорошо рассчитанная политическая акция – герцог Нормандии решил жениться на дочери графа Фландрии Бодуэна У и принцессы французского двора Аделы Капет. Это был выгодный во всех отношениях брак, и герцог к тому же получал возможность хорошо защитить свои восточные границы землями тестя. Однако капризная красавица заупрямилась и не желала даже слышать о том, чтобы стать женой бастарда. Пришлось ехать в Брюгге самому, чтобы сломить её сопротивление, и даже применить силу. Но когда малышка Матильда впервые взглянула ему в глаза, Вильгельм сходу сдал свои позиции – попал в плен на всю жизнь. И сколько раз он благодарил потом судьбу за этот щедрый подарок, за эту женщину, которая давала умиротворение и свет его душе, умела поддержать и вдохновить, рядом с которой ему всегда было тепло, спокойно и уютно! Ради неё, этой миниатюрной женщины, он был готов на многое, очень многое. Никто из окружающих Вильгельма людей, даже самых близких, не знал и не догадывался об истинной причине многих его деяний и поступков. Тот огромный мощный замок в Кане – для неё. Для неё – великолепные монастыри в его городе. Да что там замки и монастыри! Для неё он сделал бы куда больше. А сколько радости и удовольствия доставила ему её коронация! Сердце его трепетало от любви и гордости, когда на её маленькую изящную головку была надета золотая корона Англии. Она стала первой в истории страны коронованной королевой. И это тоже – его подарок своей избраннице, его дар любви.

От мыслей о прошлом Вильгельм снова вернулся в день сегодняшний. Да, он совершил деяние, не заслуживающее одобрения Господа, и был готов ответить за это. Но надо ведь сделать эту страну, наконец, единой и сильной. Иначе всё, что уже совершено, будет напрасным. С этим согласиться Вильгельм не мог. Нет, надо брать себя в руки и идти дальше.

Первое, что нужно предпринять сейчас, как мыслил Вильгельм, это реформировать английскую церковь. Когда-то давно, в молодости умение ладить со священниками помогло ему удержать герцогскую корону. Он надеялся, что и теперь церковь поможет ему.

Когда Вильгельм прибыл в Англию и получил власть над страной, он имел и право, и возможность совершить решительные перемены в английской церкви, если бы пожелал. Но он не стал спешить с этим, тем более что имел огромное число других неотложных дел. Сейчас же, после всех этих грандиозных потрясений, он просто не мог оставить у власти дискредитировавшего себя архиепископа Стиганда. Во главе английской церкви должен был стать человек, которому король доверял бы безоговорочно.

Таким человеком стал достойный прелат Ланфранк, который на континенте был много лет одним из ближайших советников герцога Вильгельма и его главным помощником в вопросах церковной политики. Умный, образованный, авторитетный в богословских кругах Ланфранк, как это ни удивительно, не рвался к верховной власти. Ещё до сближения с Вильгельмом он стал одним из основателей аббатства Бек в юго-восточной Нормандии, а потом и приором этого монастыря. В школе при аббатстве обучались многие выдающиеся деятели католической церкви, в том числе и будущий Папа Александр 11. Когда в 1063 году герцог Вильгельм основал монастырь Святого Стефана в Кане, Ланфранк стал его аббатом. Он отказался от многих почётных предложений о назначении на высокие должности в папской курии и даже от места архиепископа Руанского и пребывал в Кане, пока король Вильгельм не призвал его к себе в Англию.

Откликнувшись на призыв Вильгельма, Ланфранк стал архиепископом Кентерберийским, и очень скоро ему удалось добиться признания Папой Римским примата Кентербери над всей церковью Англии, включая и могущественное Йоркское архиепископство. Это было на руку королю, и он мог быть теперь спокоен, получив возможность в своей власти над страной опираться на полную поддержку церкви. Тем более что требующих его внимания вопросов накопилось великое множество.

К чести Ланфранка надо сказать, что свою верховную власть он употребил на очищение духовной жизни в стране и укрепление церквей и монастырей по всему королевству. Следом за ним с материка прибыло много священнослужителей, стоящих на передовых позициях, и они возглавили духовные учреждения страны. Надо было коренным образом менять ситуацию – в Англии к тому времени с духовной властью стало худо, церковные законы повсеместно попирались, а духовенство было слишком зависимо от могущественных мирян.

А Вильгельм, приблизив Английскую церковь к континентальным стандартам, увеличил одновременно власть короля над духовенством, установив, что никому не позволительно общаться с Папой без королевского дозволения. Это было идеальное решение вопроса для страны, находящейся в состоянии упадка и разорения.

Теперь монарх мог посвятить себя реформам светским. Тут было непочатое поле работы. И хотелось верить, что ничто больше не помешает ему заняться, наконец, укреплением своей страны.