А в усадьбе Фрисби шла деятельная подготовка к отъезду рыцаря Рауля де Гранвиля в свои новые владения.

Первое, что сделал Рауль, получив, наконец, собственные земли, – попросил у леди Маргарет руки Эдит. Леди с радостью дала своё согласие, тем более что глаза малышки сияли как звёзды, и она сразу преобразилась до неузнаваемости. Бедная мать и не надеялась уже вернуть счастье своей младшей дочери, а тут такая удача. Молодой рыцарь очень нравился пожилой даме. Он был так же благороден, порядочен и великодушен, как и его старший брат. А Мориса леди Маргарет боготворила. Ведь он спас их всех от ужасной участи, грозящей одиноким женщинам в покорённой стране. И он сделал счастливой Эльгиту, позволив неразумной матери не так остро чувствовать свою вину перед старшей дочерью.

В начале весны молодые торжественно обвенчались в Кембридже, в той же церкви, где четыре года назад соединили свои судьбы Морис де Гранвиль и Эльгита Эбенгард, наследница усадьбы Фрисби. Как много воды утекло с тех пор, какие изменения произошли в стране и в их семье! Маленькому Филиппу, будущему владельцу усадьбы исполнилось уже три года. Это был крепкий, умненький и очень шустрый паренёк. Он обожал своего отца и крепко дружил с сэром Фроном Бефом. Вот уж чего никто не ожидал от старого вояки, так это нежной привязанности к своему молодому хозяину. Ему он позволял всё, и нередко катал его на собственных плечах, бегая по усадьбе, неуклюже подпрыгивая и время от времени пытаясь подражать конскому ржанию. Леди Маргарет давно уже стала хозяйкой маленького коттеджа над прудом и никогда не пожалела о принятом решении – простой и бесхитростный Фрон дал ей куда больше любви и тепла, чем в прежние годы тан Эбенгард. А в хозяйском доме подрастала малышка Матильда, очень похожая на свою мать, но хитренькая, как лисичка. Отец обожал её и баловал, как только мог, когда бывал дома. К сожалению, это случалось не так часто, как хотелось бы Эльгите. Их с Морисом любовь часто подвергалась проверке на прочность долгими разлуками. Проверку их чувства проходили, но годы-то шли, жизнь утекала. И обоим хотелось проводить вместе гораздо больше времени, чем получалось.

Свадьба молодых была значительно более весёлой и радостной, чем событие четырёхлетней давности. Тогда ведь никто не знал, что ждёт их впереди, они искали свою дорогу на ощупь. Теперь всё было иначе. На торжество собралось большое число гостей, даже король прислал своего представителя. Сам он был крайне занят свершением церковной реформы и подготовкой перемен в светской жизни. Но прислал своего доверенного человека и передал в подарок молодым красивую серебряную вазу, которой предстояло стать семейной реликвией.

Когда отшумели праздничные дни, началась подготовка к отъезду. На новом месте предстояло сделать очень много, и многое нужно было успеть по тёплому времени, чтобы подготовиться к грядущей зиме. Рауль знал, что эти места тоже пострадали в прошедшую военную кампанию. И если крепость гордо возвышалась над Трентом, внушая почтительный трепет всем, кто её видел, то поместье было наполовину разрушено. Нужно было приводить в порядок господский дом, поставить коттеджи для отправляющихся с Раулем арендаторов, построить заново хранилища для зерна и запасов продуктов, помещения для скота. А главное, нужно было возродить землю, пострадавшую от прокатившейся по ней волны сражений. Вряд ли удастся собрать много крестьян из местных, народ массово бежал из пострадавших земель. А нескольким молодым арендаторам, сыновьям давно обосновавшихся во Фрисби родителей, поднять новые владения будет нелегко. Однако всех вдохновляла надежда на обретение собственного дома и своей земли.

Подготовленный к отъезду обоз был внушительным. Приходилось везти с собой домашний скарб, запасы зерна и продуктов и даже скот – для начала должно хватить, а дальше всё будет зависеть от их упорства и трудолюбия.

В дорогу двинулись ранним утром тёплого апрельского дня. Осталось позади нелёгкое прощание, но глаза были устремлены вперёд. Эдит очень хотелось стать хозяйкой большого дома, родить Раулю детей, создать крепкую семью. Она знала, что заботы по дому и поместью лягут главным образом на её плечи, ведь Раулю придётся много времени проводить в замке. Но это не пугало её. С ней было несколько надёжных женщин, готовых помочь на первых порах. А потом всё встанет на свои места.

Обоз ехал под надёжной защитой большого отряда воинов, переданных в ведение Рауля королём Вильгельмом. Крепость в Ноттингеме имела свой гарнизон, но и поместье рыцаря требовало охраны. А в случае непорядков объединённые силы, находящиеся в ведении Рауля де Гранвиля смогут дать достойный отпор. Для этих воинов тоже придётся строить казарму в поместье, думал молодой рыцарь. Людям должно быть удобно и сытно под его рукой, тогда и служить они будут на совесть. Мысли Рауля были уже там, в тех местах, которые он видел, но ещё не знал. Хотелось лететь как на крыльях, а приходилось ползти ленивой улиткой – скот бежать не заставишь, это не лошади.

Шли дни. И чем дальше продвигался обоз, тем мрачнее становилась окружающая местность. Всё реже попадались цветущие усадьбы. Всё меньше было обработанных полей, на которых трудились крестьяне. То тут, то там виднелись остовы обгоревших строений. А потом на дороге стали попадаться оборванные, голодные, несчастные люди. Эдит не могла смотреть спокойно на шатающихся от усталости и недоедания женщин, за юбки которых цеплялись грязные худые дети. Они упорно продвигались туда, где, по их представлениям, шла нормальная жизнь. Надежда на обретение крыши над головой и куска хлеба толкала их вперёд.

И первая же трагедия на дороге заставила Эдит принять решение. Когда под вечер прохладного дождливого дня чуть ли не под копыта её легконогой кобылки бросилась крайне измождённая женщина, Эдит остановилась, всматриваясь в лишённое жизни лицо. А женщина, увидев, что сумела привлечь внимание, воззвала к ней хриплым слабым голосом:

– Будьте милосердны, госпожа, – почти прошептала несчастная, протягивая к всаднице худенькую и бледненькую, но очень хорошенькую девочку лет двух. – Спасите моё дитя. Мне уже не жить, но ребёнок не заслуживает смерти. Её зовут Гита. Ей два с половиной года. Она должна жить. Спасите её, возьмите с собой.

Эдит соскочила с лошади и приняла на руки легкого как пушинка ребёнка.

– Вы тоже должны жить, – преодолевая ком в горле, проговорила она. – Мы возьмём вас с собой, вас и девочку.

Женщина залилась слезами и пыталась поцеловать руку сердобольной госпожи. Эдит распорядилась взять мать с ребёнком в одну из повозок и накормить их. Обоз двинулся дальше. На сердце у молодой женщины было тяжело. Мысли возвращались к тем, кого она подобрала на дороге. Она надеялась, что спасла их. Но чуда не произошло. Тёмной ночью, перед самым рассветом измождённая женщина тихо угасла. Лицо её было спокойно. И только теперь, в смерти, стало видно, что женщина была красивой и довольно молодой. Утром сделали привал и умершую похоронили на краю вересковой пустоши, поставив на холмике простой деревянный крест из двух скреплённых между собой веток. На руках у Эдит осталась маленькая девчушка, которую она не могла оттолкнуть от себя и которой намеревалась заменить мать. Рауль поддержал жену.

– Вот мы и начали пополнять свою семью, дорогая, – тихо сказал он, ласково погладив Эдит по руке.

А потом подхватил на руки малышку, слегка подбросил вверх, вызвав счастливую улыбку на худеньком личике, и прижал к груди.

– Добро пожаловать в семью де Гранвилей, малютка, – прошептал он и, поспешно отдав ребёнка жене, ускакал вперёд, чтобы скрыть непрошенные слёзы.

Война приносит много горя людям. Но самое страшное, что она может сделать, – это искалеченные детские жизни.

С этого дня Эдит стала по-особому относиться к несчастным беженцам, попадавшимся на их пути. Она старалась хоть немного подкормить тех, кто шёл дальше. А обременённым детьми женщинам предлагала вернуться назад с их обозом и поселиться на их, пусть и не обжитых пока, землях.

– Даст Бог, мы справимся, – говорила она. – Вместе будет легче.

И когда обоз добрался, наконец, до места назначения, их отряд пополнился добрым десятком женщин и чуть не двумя дюжинами детей. В конечном итоге это пришлось по душе всем. Многие воины подумывали уже о том, чтобы построить свои маленькие домики и обзавестись семьями вместо того, чтобы прозябать в казарме. А звонкие детские голоса придавали какую-то удивительную свежесть заброшенному полуразрушенному поместью и вселяли надежду.

Когда пришла осень, поместье совершенно преобразилось. Весело смотрели многочисленные окна большого господского дома, одноэтажного, но вместительного и удобного. Как грибы после тёплого летнего дождя выросли вокруг него уютные маленькие коттеджи и хозяйственные постройки. Был приведен в порядок сад, не слишком пострадавший от войны и заброшенности. Ожили поля, обработанные трудолюбивыми руками арендаторов и немногочисленных крестьян. Пребывал в сохранности приведенный с собой скот, а на птичьем дворе стало и вовсе оживлённо.

Михайлов день встречали весело. Сыграли несколько свадеб. Было похоже, что число детей вскоре увеличится. Пример всем показывала сама хозяйка. Она была счастлива будущим материнством, хотя малышка Гита ходила за ней по пятам и называла её мамой. Эдит не возражала, она легко приняла девочку в свою семью, успела привыкнуть к ней и уже считала своей.

Рауль де Гранвиль с семьёй, домочадцами, вассалами и арендаторами прочно укрепился на своей земле.

Была поздняя прохладная ночь, ясная и звёздная. Матильда сладко спала в их супружеской опочивальне, утомлённая горячими ласками мужа. А королю не спалось.

Вильгельму очень хотелось покоя, простого человеческого покоя. Чтобы забыть хоть на время обо всех этих ужасах, что остались позади. О реках крови в жестоких битвах, о мятежах и предательствах, о разорённых селениях, выжженных садах и потоптанных полях. Перед его глазами часто вставал малыш, которого он видел где-то в Стаффордшире. Чудом уцелевший мальчуган лет двух в разорённой и сожжённой деревне сидел у трупа матери, держась за её подол, и горько рыдал, размазывая по маленькому личику грязь и слёзы. Помнится, он велел тогда взять этого мальчугана и доставить его в ближайший уцелевший монастырь. Возможно, он спас ребёнку жизнь, но что она даст ему, обездоленному в самом младенчестве? Обижать детей было не в привычках Вильгельма. Но война диктовала свои правила, и тут уж было не до собственных убеждений.

А сейчас ему до боли хотелось покоя и забвения хоть на время. Надолго не получится, он знал это. Воспитанное с детства чувство долга и ответственности за своих подданных не позволит ему всерьёз отвлечься от своих монарших обязанностей. Но хоть немного-то можно. Он устал, он действительно очень устал и нуждался в передышке. Конечно, мысль о паломничестве в Святую Землю, как сделал отец, никогда даже не приходила ему в голову. Для него отдыхом и омовением для души были воспоминания о любимом им городе. И мысли его снова ушли в прошлое.

Вильгельму было двадцать пять лет, когда он, посватавшись к дочери графа Фландрии, впервые явился добиваться её согласия для решения своих политических задач, а попал в сети любви. Кто бы мог подумать, что этот жёсткий, неулыбчивый и несговорчивый герцог может стать ласковым и нежным в объятиях женщины. Об этом знала одна лишь Матильда. Этим он, по-видимому, пошёл в своего предка Роллона. Говорили, что могучий и непобедимый викинг, перед которым трепетали монархи, становился мягче воска в руках женщины, которую полюбил.

Тогда граф Бодуэн не пожалел средств на роскошный пир по случаю бракосочетания своей дочери. Несмотря на угрозы Генриха 111 и строгие предписания Папы, которые он нарушил, властитель Фландрии был весьма доволен ходом событий. С одной стороны, его положение с таким зятем становилось более устойчивым. А с другой стороны, любимая дочь была откровенно счастлива, и это наполняло радостью сердце родителя. Пир удался на славу, столы ломились от изысканных яств, вино лилось рекой. Не было конца поздравлениям и добрым пожеланиям. Со всех сторон неслись острые словечки касательно быстрейшего заполнения замка Нормандского владыки детьми. Вильгельм довольно усмехался:

– За мной дело не станет, можете не сомневаться.

Матильда мило краснела и бросала на мужа озорные взгляды. Когда празднование закончилось, и порядком опьяневшие гости попытались, как было принято, с шумом и скабрезными наставлениями сопроводить новобрачных в их опочивальню, Вильгельм этого не позволил. Он встал во весь свой немалый рост, поблагодарил всех за праздник и добрые слова, а потом поднял жену на руки и удалился с ней в приготовленную для них комнату. Никто не посмел возражать.

Войдя в роскошно обставленную опочивальню, Вильгельм поставил жену на ноги, нежно поцеловал в розовые губки и сказал слова, от которых её красивые голубые глаза широко открылись в удивлении:

– Мне не терпится, дорогая, испробовать сладость вашего тела. Однако я хочу, чтобы наша брачная ночь состоялась в моём доме в Нормандии. В доме, где мы будем жить, я надеюсь, в любви и согласии. В доме, где родятся наши дети. Я вам свою любовь и верность обещаю, Матильда. Но сегодня между нами в постели будет меч. Я надеюсь, у вас нет возражений?

– Нет, супруг мой, – тихо ответила Матильда. – Возможно, это даже лучше, потому что мне немного страшно. Вы такой большой, Вильгельм.

Вильгельм тихонько рассмеялся и, раздев жену, уложил её на большую кровать под роскошным балдахином. Потом разделся сам и лёг рядом, привлёк к себе маленькое хрупкое тело и нежно обнял, устроив её светловолосую головку у себя на плече.

– Про меч я пошутил, милая. Но остальное в силе.

И он тихонько стал укачивать свою малышку-жену, нежно поглаживая её спину. Матильда прижалась к его большому сильному телу и удовлетворённо вздохнула – она была довольна.

Днём позже молодые отправились в обратную дорогу. Вильгельм стремился в свой любимый Кан, а Матильда была полна любопытства, гадая, как ей будет там, в чужой для неё Нормандии.

– У меня пока нет такого красивого замка, как у вашего отца в Брюгге, дорогая. Но я его обязательно построю. И сделаю его великолепным – для вас, душа моя, и для наших детей. – Вильгельм нежно взглянул на жену.

Потом, помолчав немного, вздохнул и добавил:

– И нам придётся как-то замолить грех, который нам приписал этот хитрый лис Папа Римский. Обвинение, конечно, высосано из пальца, милая, однако нам понадобится приложить усилия, чтобы его снять. Я готов построить в Кане большой мужской монастырь, это только на пользу будет и городу и всему герцогству.

Матильда взглянула на мужа с любопытством, немного подумала и тихо ответила:

– Я бы тоже хотела сделать что-то подобное, если вы позволите мне, Вильгельм. Было бы замечательно возвести ещё и женскую обитель, и пусть они стоят рядом, напоминая о нерушимости нашего союза.

Герцог с восхищением посмотрел на свою миниатюрную жену, потянулся достать её маленькую ручку и прижал её к губам.

– Всё будет так, как вы хотите, душа моя, – тихо сказал он, лаская взглядом прекрасное лицо.

Прибыв в Кан, Матильда обнаружила, что этот город ей по душе, и сразу же сказала об этом мужу, порадовав его сердце. Кану, конечно, далеко до роскошного Брюгге, однако город довольно уютен и красив. И здесь также чувствуется близость морского побережья, как и у неё дома. Вильгельм объяснил жене, что до побережья Ла-Манша всего несколько миль.

– А река у нас только одна, милая, – заметил он жене, – она называется Орн. Я надеюсь, вы не будете в претензии, что здесь не хватает каналов и мостов?

Герцог рассмеялся своей шутке. Но Матильда взглянула на него серьёзно:

– Я уверена, Вильгельм, что вы своим присутствием в моей жизни сможете возместить мне многое из того, чего я лишилась. Я верю в вас, супруг мой.

Он нежно посмотрел в глаза своей избраннице, поцеловал маленькую ручку и увлёк жену к дому, где им предстояло жить. Дом оказался большим, удобным, но это, и правда, был не замок, к какому она привыкла. Матильда постаралась не показать мужу своего разочарования, хотя Вильгельм со свойственной ему проницательностью уловил его в её глазах.

– Замок я вам обещаю, душа моя, – утешил он супругу, – большой, мощный, грозный, чтобы вы могли гордиться им, а я мог быть спокойным за вас, когда мне придётся отлучиться.

Однако герцогские покои в его доме были великолепны по удобству и убранству, и Матильду это успокоило. Всё же она привыкла к роскоши отцовского дворца в Брюгге, и Вильгельму хотелось хоть немного восполнить для неё потери.

Вечером того же дня был дан большой пир по случаю свершившегося бракосочетания герцога Вильгельма и прибытия в столицу Нормандии новой герцогини. Многие нормандские вельможи поспешили в Кан, чтобы приветствовать супругу герцога, ставшего уже для них грозной силой, с которой приходилось считаться. Поэтому в большом зале герцогского дома звучало множество красивых слов и тостов. Вильгельм, как всегда, был настроен скептично, он никогда не относился к числу слишком доверчивых и наивных людей. Однако маленькая очаровательная герцогиня вселила в сердца подданных надежду, что ей удастся смягчить суровый нрав супруга.

И вот остался позади шумный пир и супруги оказались одни в большой опочивальне. Ярко пылал камин, в комнате было тепло, однако Матильду била крупная дрожь. Герцог медленно, не спеша, освободил жену от одежды, быстро разделся сам и тут же оказался рядом с ней, под одеялом и притянул к себе Матильду.

– Пришло время осуществить наш брак, милая, – прошептал он, нежно заглядывая ей в глаза. – Я не хочу, чтобы вы боялись меня. Близость приносит радость только тогда, когда её хотят оба. Моё желание сильно. Я надеюсь на ваше.

Матильда мило смутилась от этих слов, но глаз не отвела, проявив решительность, которая, скорее всего, нелегко ей далась.

– Я не буду бояться, обещаю, Вильгельм, – ответила прямо в его мягкие губы, почти прикасающиеся к её рту в надежде поцелуя, – я хочу стать вашей. Возьмите же меня.

Вильгельм был больше не в силах сдерживать горевшую в нём страсть и стал осыпать жену поцелуями и ласками, обрушив на неё буквально шквал чувственных наслаждений. Он хотел по возможности облегчить для неё болезненность первого вторжения, и это, кажется, ему удалось.

Когда всё было кончено, счастливый и удовлетворённый герцог откинулся на спину и взглянул на женщину, только что доставившую ему несказанное удовольствие. Матильда плакала. По щекам её текли большие прозрачные слёзы, но глаза были открыты и смотрели на него. Сердце его замерло.

– Я сделал вам больно, дорогая? – тревожно спросил он чуть дрожащим голосом. – Я был недостаточно осторожен?

– Нет, мой милый супруг, вы подарили мне наслаждение, какого я даже не ожидала. И я хочу, чтобы вы дали мне слово, что отныне всегда, вы слышите, всегда только я одна буду принимать в себя вашу мужественность. Только я.

У Вильгельма отлегло от сердца. Он улыбнулся.

– Охотно обещаю вам это, любовь моя. Отныне ни одна женщина не получит меня. Только вы, моё сокровище, только вы. Вы неповторимы, моя дорогая. И я готов ещё раз доказать вам всю силу моей любви, если вы позволите.

Матильда улыбнулась сквозь слёзы и притянула мужа к себе.

Своё обещание жене Вильгельм сдержал, что было немалым удивлением для окружающих. Но и Матильда ответила мужу неизменной верностью. Редкий случай в мире, где распущенность возведена в ранг нормы.

Через год Матильда Нормандская родила мужу первого сына и наследника Роберта, ещё через год дочь и следом опять сына – Ричарда. За ними последовали две дочери, сын Вильгельм и ещё три дочери. Маленькая герцогиня старательно выполняла свой долг жены к великой радости мужа. Но и он не отставал от супруги – несмотря на обилие дел, требующих его внимания, начал обещанное строительство, и через семь лет после заключения их брака в Кане вырос огромный великолепный замок, окружённый внушительными и мощными кольцевыми валами. Вильгельм мог гордиться делом рук своих – не только во Франции, но и во всей Западной Европе трудно было найти замок, более мощный и более грозный, чем тот, что он воздвиг в своём любимом городе для своей любимой женщины. Теперь он мог быть спокоен, что в его отсутствие жена и дети будут надёжно спрятаны от врагов за толстыми мощными стенами неприступного замка-крепости. А впереди, как и позади, было немало сражений и среди них самое главное – за владение Англией.

За всеми своими делами и строительством замка Вильгельм не забыл и о принятом им обете. И вскоре в западной части города вырос мужской монастырь – аббатство Ом. Со свойственным ему размахом герцог построил огромную церковь в романском стиле – Сент-Этьен. Фасад церкви при её огромных размерах был строг и лаконичен, и это производило впечатление суровой чистоты. Он не забыл и о своём обещании помочь жене в выполнении её обета. За всеми своими женскими делами и частыми родами Матильда также сумела возвести женский монастырь. Аббатство Дам в восточной части города было более изящным и привлекало внимание красивой церковью Ла-Тринит, посвящённой Святой Троице.

И сейчас Вильгельму очень хотелось подняться на самую высокую башню своего могучего замка, встать во весь рост на её овеваемом всеми ветрами парапете и взглянуть с высоты птичьего полёта на свой утопающий в зелени город. Так бы и стоял там часами, любуясь на милый сердцу пейзаж. И два монастыря, свидетельство их с Матильдой любви и нерушимой верности друг другу, оставленное для потомков.

А в поместье Фрисби царили мир и покой. Все домочадцы наслаждались передышкой в военных действиях, когда мужчины дома, а женщины могут перевести дух от беспокойства за них. Хотя все понимали, что до долгого мира в их стране ещё далеко.

Морис де Гранвиль от души наслаждался общением с женой и детьми. Малышу Филиппу шёл четвёртый год, и он взрослел на глазах. Отец уже сделал ему первый деревянный меч, оказавшийся грозным оружием для крапивы на заднем дворе. И маленький пони, появившийся недавно в их поместье, очень радовал мальчика. Похоже, из него со временем получится отличный наездник. Хитрой лисичке Матильде, светловолосой и голубоглазой в мать, исполнилось уже полтора годика, и она отчаянно смело бегала по всему поместью, доводя до слёз свою няню. А Эльгита, всецело отдавалась любви к мужу, незаметно для неё ставшему главным человеком в её жизни. Морис был для неё образцом силы, мужества и благородства. Она, конечно, понимала, что там, на далёких полях сражений он совсем не такой, как здесь, дома, рядом с ней. Наверное, даже, скорее всего, он такой же неумолимый и жестокий убийца, как другие. Но в одном Эльгита была уверена абсолютно – он никогда не совершит насилия над женщиной. И непонятно почему, но это радовало её. Жизнь мужчины связана с битвами и убийствами себе подобных – это естественно, так происходит много веков в борьбе за чьи-то интересы и, наверное, будет происходить всегда. Но убийство женщин и детей, насилие над женщинами – это совсем другое. И Эльгиту радовало, что Морис не способен на такое. Тем более что сейчас она опять была очень чувствительна, поскольку ожидала уже третьего ребёнка. Да, жизнь шла вперёд. И хорошо бы, чтобы не слишком спешила. Чтобы можно было подольше насладиться этим периодом затишья, периодом мира и покоя вокруг.

Но долгого отдыха не получилось. Не все противодействующие норманнам силы признали своё поражение. На острове Или оставался оплот непокорной англосаксонской знати. Ещё недавно их активно поддерживали датчане, и совместными усилиями они совершали неожиданные набеги на земли вдоль побережья Восточной Англии, уничтожали нормандские формирования и разоряли владения норманнов. Но Вильгельм, откупившись от датчан, сильно ослабил их позиции. Однако саксы не желали складывать оружие. Нашёлся небогатый, но достаточно активный и влиятельный тан Херевард, который начал собирать вокруг себя новые силы. К нему примкнули многие крестьяне, в том числе и те, что лишились своих домов. Прибывали на остров и знатные люди. Мятежники воспрянули духом, когда к ним присоединился один из наиболее влиятельных англосаксонских аристократов – граф Моркар, бывший эрл Нортумбрии.

Теперь уже делать вид, что ничего страшного не происходит, Вильгельм не мог. Пришлось снова собирать войско и отправлять его на восток. Конечно, это была мелочь по сравнению с последним походом, но всё же опять война. Морис де Гранвиль отправился на побережье, Эльгита затаилась в тревоге за его жизнь.

Однако этот поход не был ни кровопролитным, ни трудным. Королевские войска просто окружили остров и заблокировали его снабжение. Мятежникам не оставалось ничего другого как капитулировать. На этот раз Вильгельм велел не проливать лишней крови. Наказать он желал только тех, кто стоял во главе мятежа. Особенно настаивал король на захвате графа Моркара. Ему он не собирался прощать измены – ведь граф принёс ему присягу на верность ещё четыре с половиной года назад, и всё это время деятельно интриговал против короля и мутил воду в стране. Это требовало наказания, по мнению Вильгельма, и наказания жёсткого.

Желание короля было выполнено – графа Моркара пленили и доставили в Лондон. Здесь его надёжно упрятали за толстыми стенами в ожидании решения его судьбы. Однако суда граф не дождался, он умер в заключении. Хереварду удалось бежать, но он не был такой значительной личностью, чтобы бросать силы на его поимку. Теперь он был не опасен. Взятые в плен знатные особы понесли наказание, многие из них потеряли свои земли. Но простых крестьян Вильгельм велел отпустить по домам – он не хотел повторения тяжёлым камнем лёгшего ему на душу избиения мятежников. Тем, кто потерял свои дома, Вильгельм разрешил селиться на юге, а желающим послужить короне на севере страны, укрепляя её границы, распорядился дать землю.

Морис де Гранвиль со своим отрядом вернулся во Фрисби к большой радости хозяйки поместья и всех домочадцев.

Однако не было полного порядка и на западной границе. Валлийцы всегда были неспокойными соседями. Но, тем не менее, завоевав Англию, Вильгельм не имел намерения захватывать Уэльс, хотя о безопасности своих границ позаботился. Вскоре после коронации он принялся за укрепление англо-валлийской границы. Большую территорию вдоль южной её части король передал в ленное владение своему ближайшему соратнику Вильгельму Фиц-Осберну, графу Херефорду. Следуя пожеланиям монарха, Фиц-Осберн взялся за возведение новых, хорошо укреплённых замков вдоль границы и расселение в них нормандских рыцарей. Так возникли замки Монмут, Карисбрук, Чепстоу, Вигмор, Клиффорд.

Центральную часть границы король передал Роджеру Монтгомери, получившему титул графа Шрусбери. Здесь тоже выросли замки. Самой могучей крепостью в этом регионе стал замок Монтгомери, у стен которого разросся город того же названия. Граф Шрусбери возвёл укреплённые сооружения в верховьях рек Северн и Ди. Шропширская марка стала одним из важнейших участков английской оборонительной системы на границах с валлийскими королевствами.

К северу от Шропшира располагалась Честерская марка Гуго д'Авранша, успешно обороняющая эту часть границы.

С самого начала правления Вильгельма здесь всегда было неспокойно, вспыхивали мятежи на границе, тревожили соседи. Но это мало волновало короля, у которого было бесчисленное множество иных, куда более сложных проблем. Он целиком и полностью полагался на своих соратников, и они его не подводили. Набеги из-за валлийской границы успешно отбивались, мятежи своевременно подавлялись. Построенные замки исправно выполняли возложенную на них задачу. Так что эта граница, можно сказать, не тревожила короля. Но того же нельзя было сказать о границе северной. Там дела обстояли намного сложнее. Неспокойно было всё время. Но к лету 1072 года тучи стали сгущаться, запахло серьёзными непорядками, и Вильгельм начал готовиться к новым военным действиям.