Герцогиня Матильда прибыла в Англию в середине апреля. Увидев её после непродолжительной разлуки, Вильгельм удивлённо округлил глаза, а потом заулыбался довольной, гордой и счастливой, чисто мужской улыбкой – талия жены раздалась, и у них, как оказалось, ожидается очередное пополнение семейства. Видно, горячие ночи в Нормандии, когда он, истосковавшийся по ней и изголодавшийся до последней степени, не мог заставить себя оторваться от её тела, не прошли даром. Ни ему, ни ей прожитые годы совсем не мешали любить друг друга горячо и страстно, как в молодости. Тем более что Вильгельм, женившись на женщине, которую возжелал, никогда не изменял ей. Об этом было хорошо известно. Герцогиня, конечно, тоже хранила себя для любимого мужчины, которого к тому же считала самым сильным и достойным из всех европейских правителей.

Матильда привезла с собой их самого младшего сына, Вильгельма Руфуса, который должен был продемонстрировать англичанам, как она мыслила, человеческие и мужские достоинства короля. Да и прятать от глаз людей своё новое предстоящее материнство она не собиралась. Пусть все знают, что новый король имеет и любит детей, а это значит, что он привержен мирной жизни. И если подданные будут вести себя лояльно, никакой угрозы со стороны монарха для них не будет.

Матильда была очаровательной женщиной – маленького роста, изящная, миловидная, голубоглазая. Особенно хрупкой она смотрелась рядом с крупным и суровым мужем, настоящим воином. Однако всем, кто видел их вместе, было заметно, что рядом с женой Вильгельм становится мягче, его серо-стальные глаза теплеют, лицо утрачивает жёсткость черт. Мало кому приходило в голову, что за очаровательной внешностью маленькой герцогини скрываются ум и железная воля. Но об этом хорошо знал сам Вильгельм, и за это любил жену ещё больше.

День коронации Матильды был определён давно и приходился на Пятидесятницу, одиннадцатое мая. Этот день с самого утра засиял над Лондоном сверкающими солнечными лучами. Небо было чистым и голубым, без единого облачка. Было тепло. Пахло молодой зеленью. Лондонцы посчитали это хорошим предзнаменованием – значит, небу угодно, чтобы страна обрела свою королеву.

Почти семнадцать месяцев прошло со дня коронации Вильгельма, и многое изменилось теперь в столице. Ушла напряжённость, исчезло недоверие. Лондон признал и принял нового монарха. И теперь готов был принять его королеву.

Тем не менее, коронационная процессия была непродолжительной, даже короткой. Вильгельм не желал рисковать жизнью жены. Лондонцам он уже доверял, но слишком много было в городе людей из самых разных уголков страны, а им доверия не было. Поэтому процессия прошествовала от королевского замка вдоль реки к городу, а затем обратно, в Вестминстерское аббатство, где Матильду ожидала корона. Но зато эта процессия поражала воображение своей роскошью.

Парад возглавляли музыканты, одетые в королевские цвета – двенадцать трубачей и двенадцать барабанщиков. Следом за ними ехал отряд конных рыцарей в полном боевом облачении. Они смотрелись очень внушительно и демонстрировали собой мощь нового королевского дома. Кони их были покрыты красными с золотом попонами, а наконечники копий украшены лентами королевских цветов. За рыцарями выступал хор из сотни мальчиков в красных одеяниях с белыми стихарями. Их чистые и звонкие голоса возносили к небу церковные гимны и благодарственные слова всемогущему Господу, дарующему Англии королеву Матильду. И уже следом за хором торжественно выступали избранные дворяне, которым было доверено нести королевские регалии.

Младший единоутробный брат короля Роберт, граф Мортейн, нёс корону для королевы на подушечке из пурпурного бархата. Вильгельм Фиц-Осберн нёс на такой же подушечке специально сделанное для коронации кольцо с великолепным рубином. Далее гордо шествовал шестилетний принц Вильгельм Руфус, в руках которого была подушечка с изящным золотым скипетром королевы. К торжественному шествию были привлечены и англосаксонские вельможи. Граф Мерсии Эдвин нёс королевскую державу, а его брату, графу Моркару были доверены коронационные золотые браслеты с рубинами. Эти вельможи уже присягнули новому королю, хотя Вильгельм и не мог себя заставить поверить им – что-то в их глазах очень смущало его.

Сама Матильда ехала на белоснежной кобыле. Её роскошные юбки из золотой парчи красиво облегали круп лошади и спадали вниз изящными волнами. Тёмно-синяя туника сверкала большими золотыми звёздами. Расчёсанные на прямой пробор светлые волосы были заплетены в две косы, их покрывала лёгкая вуаль и венок из белых цветов. Герцогиня была великолепна, и люди смотрели на неё с восхищением. Когда же она улыбалась и махала им маленькой ручкой, многие сердца умилялись, и раздавались приветственные возгласы. Англичане, присутствующие на церемонии, были очень довольны приездом герцогини и её предстоящей коронацией, и даже отношение к самому Вильгельму изменилось в лучшую сторону – очаровательная жена была веским аргументом в его пользу.

Вильгельм же в шествии не участвовал, чтобы не отвлекать внимания от Матильды и позволить ей сполна насладиться собственным праздником. Он ожидал жену в аббатстве, чтобы присоединиться к ней уже после церемонии.

Когда герцогиня торжественно вошла в церковь Вестминстерского аббатства, Вильгельм понял, что она волнуется. Она держалась гордо и высоко несла изящную головку, но её волнение он почувствовал как своё. И он отлично её понимал. Яркое весеннее солнце щедро заливало огромное пространство собора разноцветными лучами – витражи больших окон славились своей красотой. Чистые голоса хора особенно трогательно звучали под высоким куполом. А у алтаря женщину ожидал архиепископ Йоркский Олдред, который и сам был взволнован не меньше герцогини – то, что ему предстояло совершить, не имело прецедента в истории страны. Вильгельм пристально смотрел на жену, стараясь передать ей часть своей силы и уверенности. И Матильда, почувствовав его взгляд, безошибочно нашла глаза мужа, на миг погрузилась в их глубину и двинулась дальше. Но он знал, что волнение отпустило её.

Церемония включала те же действа, через которые прошёл сам король – помазание, облачение и коронация. Но кое-что в ритуале, принятом у англо-саксов, пришлось изменить, чтобы он соответствовал коронации женщины. И церемонию расширили за счёт включения некоторых нормандских деталей. Здесь впервые прозвучал гимн «Laudes Regiae», традиционный ещё со времён коронации французского короля Карла Великого.

В огромном зале было тихо. И когда голос архиепископа прозвучал от алтаря, его услышали все. Архиепископ Олдред вопросил присутствующих, желают ли они иметь своей законной королевой Матильду, герцогиню Нормандскую, супругу короля Вильгельма. В ответ прозвучало дружное «Да!!!», присутствующие заулыбались. Затем раздался голос Матильды. Чистый и звонкий, он особенно молодо и красиво звучал в этом огромном сооружении, под высокими сводами собора. Матильда поклялась быть доброй королевой своему народу и всеми силами способствовать процветанию Англии.

Наступил торжественный момент самой коронации. Матильда опустилась на колени, с неё сняли венок и вуаль, и архиепископ пролил ей на голову немного священной мирры. Затем на плечи ей набросили сверкающую золотой парчой мантию, отороченную мехом горностая, и его преосвященство поднял над её головой корону – изящный венец из золотых колосьев, виноградных гроздьев и лилий, украшенный ярко сверкающими аметистами и бриллиантами. Зал замер, не дыша, и снова прозвучал негромкий, но отчётливый голос Олдреда:

– Матильда Нормандская! Я возлагаю на тебя корону Англии – во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!!!

Изящное изделие опытнейших ювелиров страны легло на голову новоявленной королевы и пришлось ей как раз впору. Зал перевёл дыхание, вздох пронёсся по рядам присутствующих. Матильда поднялась на ноги и в сопровождении священников спустилась от алтаря к стоящему неподалёку двойному трону – один из них принадлежал её мужу, другой отныне был предназначен для неё. У трона её встретил сияющий Вильгельм. Он протянул жене руку и слегка сжал маленькую ладошку, когда помогал ей взойти на трон. Глаза его светились радостью и любовью к жене. Матильда благодарно взглянула на мужа, который возвёл её на такую недосягаемую высоту. Подумать только, она – королева этой большой, непонятной ей пока островной страны. Но страшно ей не было. Рядом с Вильгельмом она не боялась ничего и, свято веря в его любовь, готова была идти с ним куда угодно. Она улыбнулась мужу, поймав его взгляд, и торжественно воссела на трон.

Удостоверившись, что королевская чета заняла свои законные места, архиепископ Олдред ещё раз подал голос, сказав по-английски, а потом по-французски:

– Милорды и миледи! Я вручаю вам Матильду, королеву Англии!

Зал взорвался приветственными радостными возгласами, и началась церемония принесения присяги от подданных Вильгельма, а теперь и её подданных. Желающих приложиться к ручке королевы было очень много, но Вильгельм не пожелал растягивать этот процесс, и к Матильде были допущены только самые влиятельные и знатные дворяне. А Вильгельм, сидя рядом с женой, думал о том, как правильно он сделал, уступив её желанию короноваться. Этим были довольны все – и дворяне, и народ. Его советники уже успели донести ему, как радостно встретил Лондон свою королеву. Может быть, теперь его будут не только бояться, но и почитать?

За торжественной церемонией коронации последовал большой пир. Все присутствующие проследовали за королевской четой к замку, где праздничные шатры были раскинуты прямо на огромной зелёной лужайке, под ярким голубым небом. Сновали слуги, подкатывали бочки с вином и пивом, поворачивали на огромных вертелах туши поджаривающихся на кострах быков, свиней, овец и оленей, разносили другие блюда. Стоял упоительный запах жареного мяса, на столах уже громоздились горы свежеиспеченного хлеба, сыра и овощей. А слуги разносили жареную птицу и рыбу. Проголодавшиеся гости с удовольствием расселись за длинными столами, над которыми возвышался высокий королевский стол. Зазвучали здравицы в честь королевы, громкие хвалебные слова в адрес короля и пожелание им обоим долгого и счастливого правления в этой стране. Обстановка была куда сердечней, чем полтора года назад. Сегодня Вильгельм не был напряжён, он от души отдавался радостному празднеству, хотя его многочисленная охрана была, конечно же, начеку.

Морис де Гранвиль прибыл на церемонию коронации Матильды с двумя дамами – женой и её сестрой. Таково было пожелание королевы, переданное рыцарю специально посланным гонцом. Эльгита и Эдит были потрясены роскошью того, что увидели – они не привыкли к созерцанию такого богатства. А то, что было на столах, удивило их, привыкших к простой, но сытной пище. Здесь же были такие восхитительно вкусные блюда, что, казалось, насытиться ими невозможно. Но это только казалось, и обе женщины с удивлением заметили вскоре, что не в силах съесть больше ни кусочка. Только когда на столах появились незнакомые им деликатесы десерта – апельсины из Испании, красные и сочные вишни из Нормандии и удивительные нежные засахаренные фиалки из Прованса, они не удержались от соблазна попробовать всё это великолепие, им доныне недоступное. Морис с удовольствием поглядывал на обеих своих спутниц. Они были веселы и довольны. А он был очень рад, что взял их с собой. И радовался предстоящей встрече с Раулем – брат должен был появиться завтра, на другом празднике, который давала Матильда для своих, близких подданных. Ныне же юный де Гранвиль выполнял задание своего рыцаря и даже не смог принять участие в сегодняшнем грандиозном празднике.

А пока немного утолившую первый голод публику развлекали актёры самого разного жанра – акробаты, жонглёры, музыканты, певцы. Менестрели распевали свои баллады о героях, прославивших своё имя в старые добрые времена. Только один, самый сообразительный, приблизился к высокому столу и запел о благородном короле, прославившемся любовью к красавице жене и сделавшем её своей королевой. И ещё он прославлял светлый лик женщины, надевшей корону Англии и осчастливившей страну своим присутствием. Растроганный Вильгельм снял со своего пальца кольцо и бросил его угодившему ему и жене певцу. Тот на лету поймал королевский подарок, низко склонился перед монаршей четой и исчез.

Праздник получился на славу. Небо по-прежнему было чистым и безоблачным, а когда ночь опустилась на землю, на нём зажглись большие яркие звёзды. Насытившиеся и захмелевшие гости стали расходиться, и тогда всё, что осталось на праздничных столах, было щедро отдано людям, собравшимся за воротами замка. Пусть сегодняшний день будет праздником для всех, велел король. И, правда, во многих бедных хижинах в этот вечер тоже был праздник, когда люди вкушали неведомые им прежде лакомства и славили доброго короля и красавицу королеву.

А на другой день состоялось более камерное торжество в большом зале дворца, где королеву приветствовали самые близкие из её подданных. Здесь же были и прибывшие с ней из Нормандии дамы, ставшие отныне королевскими фрейлинами. Праздник только начался, когда в зал вошёл покрытый пылью и грязью Рауль де Гранвиль. Он низко склонился перед королевской четой и двинулся прямо к Роберу де Коммину, стоявшему недалеко от трона королевы. Поклонившись своему рыцарю, он тихо и взволновано сказал ему несколько слов, от которых лицо кузена королевы слегка побледнело и утратило благодушное выражение. Коммин знаком отпустил молодого воина, поблагодарив его взглядом и рукой, и стал искать в толпе Мориса де Гранвиля, а, найдя его, сделал знак глазами подойти к нему. Слегка взволнованный Морис двинулся через зал к вельможе, которого уважал и считал одним из благороднейших рыцарей в окружении Вильгельма. Между тем, его брат пробрался к оставленным им женщинам, где был встречен приветливой улыбкой леди Эльгиты и сияющими глазами Эдит.

Дойдя почти до середины зала, Морис был внезапно остановлен кинувшейся ему наперерез женщиной. Неожиданно для всех присутствующих, и самого рыцаря в том числе, женщина бросилась ему на шею, крепко обняла и поцеловала в губы. И в напряжённой тишине всем были слышны слова, произнесенные низким, чуть хрипловатым женским голосом:

– Как я рада, что встретила тебя, Морис! Наконец-то позади остались годы разлуки, дорогой, и теперь мы сможем соединиться навеки, как и собирались.

Морис на мгновенье оцепенел. Позади него раздался шёпот удивления. У всех на глазах разыгрывалась непонятная и пахнущая скандалом сцена. Королева Матильда вскинула голову и раздула изящные ноздри. Женщина была ей знакома, более того, она была из её свиты. Это была Иоланта де Брели, вдова доблестного рыцаря Алана де Фалеза, погибшего в сражении при Гастингсе. Она слёзно просила герцогиню взять её с собой в Англию, якобы для того, чтобы найти родственника, от которого во многом зависело её будущее. Так вот какого родственника она искала, лживая негодяйка! Королева была вне себя.

А перед зрителями тем временем разворачивалось драматическое действие, и участвующая в нём женщина хорошо продумала свою роль и отлично её играла. Грудь её вздымалась от волнения. Роскошные тёмные волосы рассыпались по плечам. Яркий румянец делал ещё привлекательнее её смуглое лицо. Чёрные глаза смотрели на рыцаря нежно и страстно, взгляд обещал неземное блаженство. Но Морис не откликнулся на призыв прекрасных глаз. Он с силой расцепил обнимавшие его руки и отстранил льнувшую к нему женщину.

– Опомнитесь, мадам, – негромко сказал он, – здесь особы королевской крови и моя жена. Вы ведёте себя недопустимо.

Прекрасная Иоланта проигнорировала его слова о королевской чете, но не упустила упоминания о сопернице.

– Это та бесцветная саксонская шлюха, с которой ты пришёл сюда? – громко спросила она, бросив быстрый взгляд в сторону окаменевшей от неожиданности Эльгиты. – Так она не может быть женой благородного нормандского дворянина. Я твоя суженая, Морис. Это мне ты обещал защиту и поддержку, если с Аланом что-нибудь случится. И теперь, как честный человек, обязан сдержать своё слово и жениться на мне.

Взбешённый Морис де Гранвиль отшвырнул от себя наглую женщину, прошипев ей в лицо что-то злое и угрожающее. Она упала бы, не поддержи её услужливые мужские руки – кто-то из нормандских дворян кинулся ей на помощь в надежде на сладкую благодарность прелестной негодницы. А в тишине зала прозвучал звенящий от негодования голос королевы Матильды:

– С этой минуты вы больше не моя фрейлина, мадам Иоланта, и я не хочу вас больше видеть. Немедленно покиньте мой праздник и никогда больше не попадайтесь мне на глаза. И с ближайшим кораблём отправляйтесь на континент.

Иоланта, казалось, не слышала слов королевы и ничего не видела вокруг. Она горящими глазами смотрела вслед уходящему от неё мужчине, которого много лет желала увидеть в своей постели. Желала настолько сильно, что иногда теряла силы ждать и рвала своё тело в попытке утолить сжигающий его огонь. И этот огонь не мог погасить никакой другой мужчина. «Ничего, милый, ты всё равно станешь моим», – прошептала она в сердитую спину рыцаря.

Замерший зал ожил. Послышались голоса, удивлённые, возмущённые, ехидные. Некоторые из нормандских дворян злорадно улыбались – оказывается этот любимчик короля не такой уж святой Себастьян, как он изображал из себя. Интересно, очень интересно! Сам Вильгельм с сочувствием смотрел на своего друга, который подошёл к Роберу, но всё ещё не смог взять себя в руки. Он был бледен, пальцы сжимались в кулаки, глаза метали молнии. «Бедняга, – подумал король, – как ему теперь объяснить всё это Эльгите?».

Но эту трудную миссию взяла на себя королева. Она подозвала к себе свою любимую фрейлину и подругу Маргариту д'Обри и велела её подвести к ней Эльгиту, жену рыцаря де Гранвиля. Маргарита изящно заскользила по залу, взяла за руку всё ещё ничего не понимающую Эльгиту и увлекла за собой. Молодой де Гранвиль и Эдит остались на месте. Эдит смотрела вокруг огромными испуганными глазами и, не осознавая того, что делает, ухватила Рауля за руку.

– Что же это происходит, Рауль? И что с нами теперь будет? – трагическим шёпотом спросила она.

– Всё будет хорошо, Эдит, – ответил молодой человек, чувствуя себя рядом с этой малышкой взрослым и сильным, – наш Морис порядочный и честный человек. Он справится с этой ведьмой. Она ещё в Нормандии не давала ему прохода. Но он даже не смотрел на неё.

Эдит взглянула в лицо Раулю, почувствовала, что держит его за руку, и залилась краской смущения. Но даже в такой острый момент она не могла не отметить, как изменился этот так привлекающий её мужчина за те пару месяцев, что провёл возле короля. Он как будто на несколько лет повзрослел, стал увереннее и даже, кажется, раздался в плечах. Видеть его рядом с собой ей было очень приятно. Но она перевела тревожный взгляд на сестру, которая уже приближалась к королевскому трону.

Эльгита присела в глубоком реверансе, а Матильда улыбнулась ей и жестом подозвала ещё ближе:

– Подойдите ко мне, милая, и сядьте вот здесь, возле меня, чтобы я могла с вами поговорить.

Она показала на маленькую скамеечку у своих ног, на которую и уселась Эльгита, несколько смущённая вниманием к себе царственной персоны.

– Вы не должны придавать большого значения тому, что видели только что, леди. Морис де Гранвиль глубоко порядочный человек. Я знаю его много лет. Он не мог пообещать жениться на одной женщине и вступить в брак с другой. Скорее всего, эта взбалмошная особа придумала это обещание. Её муж был другом Мориса и погиб здесь в Англии, в первом большом сражении. А вас он любит всей душой – мой муж мне рассказывал. Скажите мне лучше, как вы нашли Мориса, когда его похитил тот ужасный человек и как уговорили короля двинуться на выручку.

– Мне не пришлось уговаривать вашего мужа, миледи королева, он сам рванулся спасать Мориса и наотрез отказался взять меня с собой. Думаю, это к лучшему, потому что у меня бы не хватило сил смотреть на все эти ужасы. Мне никто так и не рассказал, что именно намеревался сделать с Морисом барон, но, зная этого человека, я могу предположить самое страшное, самое жуткое.

– Расскажите мне об этом человеке, леди. Как он мог требовать власти над вами? Почему так возненавидел Мориса?

Эльгита взглянула в глаза маленькой женщине с золотой короной на голове и почувствовала к ней доверие. Королева не из любопытства спрашивает, поняла она, а хочет знать. Чтобы лучше понять людей, которые теперь ей подвластны, и лучше управлять ими. И Эльгита рассказала ей всё, от самого первого момента вторжения барона Конингбургского в их жизнь. Не забыла поведать и об участи сестёр, попавших в беду там, на севере. Королева смотрела на неё с неподдельным участием, содрогаясь от ужаса в самых острых моментах повествования. Потом положила ей на плечо маленькую ручку.

– Всё это в прошлом, леди. Теперь у вас другая жизнь. Теперь у вас есть муж и защитник, и даже есть сын, насколько я знаю.

– Маленькому Филиппу уже три месяца, и он очень похож на своего отца, – заулыбалась Эльгита, и глаза её потеплели.

Матильда знала, что делала, когда напомнила женщине о ребёнке. Теперь её мысли примут другое направление.

А Морис, подойдя к Роберу де Коммину, всё никак не мог успокоиться. Вельможа положил ему руку на плечо и сказал тихо, чтобы не слышали окружающие:

– Успокойтесь, друг мой. Всё будет хорошо. Ваша жена всё правильно поймёт. Рауль говорил мне, что она на удивление спокойная и разумная женщина.

– Это так, Робер, – откликнулся Морис, – но мне не хочется ничем огорчать её. Ей и так досталось в жизни, бедняжке. Сейчас же она только недавно оправилась от родов, и ещё слаба. Такой удар ей совсем ни к чему.

– Понимаю вас, Морис, – вельможа сжал его руку. – Но сейчас нам надо поговорить о другом. Просочились сведения, что не всё спокойно на западной границе. Я ещё не знаю, что именно там происходит, но Рауль привёз неутешительные новости, и нам надо быть начеку. Так что, когда уладите свои семейные дела, друг мой, будьте готовы выступить в поход. Скорее всего, он вскоре потребуется.

Они ещё немного поговорили о своих мужских делах и разошлись. Робер снова присоединился к окружению кузины, а Морис направился к семье. Его встретили тревожные глаза жены. Тревожные, но не злые. Морис перевёл дух – слава Всевышнему, Эльгита на него не сердится. Но она взволнована и огорчена. И Морис ринулся успокаивать жену:

– Эта женщина просто не в себе, дорогая. С самой молодости она не давала мне прохода, всё предлагала свою любовь, даже когда стала женой моего друга Алана де Фалеза. Он был отличный человек и верный друг. Я просто не мог сказать ему, что он женился на шлюхе. А он верил этой женщине и обожал её. И действительно просил меня позаботиться о ней, если с ним что-либо случится. Я пообещал. Пообещал позаботиться, но не жениться. Об этом никогда и речи не было. Ты должна верить мне, Эльгита. Я люблю тебя, и ты хорошо это знаешь.

– Знаю, Морис, – жена улыбнулась ему печальной улыбкой и вложила руку ему в ладонь, – знаю и верю тебе. Но мне было больно смотреть, когда эта черноволосая красавица кинулась к тебе и принялась тебя целовать. Я, наверное, ещё не совсем окрепла после рождения Филиппа, и меня легко расстроить.

Морис нежно обнял жену за плечи и повёл её к выходу. Дальнейшее пребывание на празднике было бы ей не под силу. За ними ушли и Эдит с Раулем.

А всё ещё не пришедшую в себя после сокрушительного поражения Иоланту спешно вывел из зала оказавший ей помощь дворянин. И здесь же в коридоре, в укромном уголке получил свою награду. Он просто прижал к стене роскошное тело, приподнял его и насадил на своё вздыбившееся орудие. И наслаждался столько, сколько смог выдержать. Он сдернул с плеч женщины роскошную тунику, разорвав её, и оголил великолепные груди, от вида которых силы его удесятирились. Свободной рукой он ласкал и мял эти округлые полушария, другой поддерживал лёгкое тело. А его мужское орудие без устали врывалось в податливое тело, исторгая из груди мужчины сладкие стоны наслаждения. Когда держаться больше не было сил, он излился в горячие женские недра, и c сожалением опустил свою добычу на пол.

– Вы великолепны, мадам, и подарили мне несказанное блаженство, – прошептал он, глядя в её чёрные глаза, – и я готов на всё, чтобы вы дарили мне свои милости.

Осознав то, что только что услышала, Иоланта улыбнулась мужчине и нежно проворковала в ответ:

– Я подарю вам такие удовольствия, мессир, о которых вы даже не смели мечтать. Но только если вы поможете мне.

– Да, мадам, я сделаю всё, абсолютно всё, что вы хотите, – глаза мужчины жадно горели.

Тогда Иоланта опустилась на колени и взяла в руки опавшее, но ещё не убранное в гульфик мужское достоинство. Она нежно погладила и приласкала его руками. Потом поцеловала в самый кончик, отчего он увлажнился и слегка порозовел. Женщина улыбнулась и взяла нежную плоть в рот, лаская её горячим языком и возвращая упругость и силу. Мужчина стоял, затаившись. Эта колдунья делала с ним нечто неимоверное, непередаваемо чувственное, волшебное. Ощутив новый прилив мужских сил, он мягко освободил своё орудие из прекрасного плена, поднял женщину и вновь ворвался в её тело, стеная и рыча от удовольствия. На этот раз она помогала ему, делала ответные движения и сжимала его жезл сильными внутренними мышцами. От этого удовольствия мужчина чуть ли не терял сознание и рвался, рвался к пику наслаждения. Когда всё закончилось, он почувствовал себя слабым, как новорожденный ягнёнок, но безмерно счастливым. Эта женщина выпила его до дна, но это была сладкая мука, и он готов был повторять её вновь и вновь. Он почувствовал себя рабом этой женщины, отныне и навсегда. Готовым на всё, лишь бы она давала ему эти непередаваемо сладкие наслаждения так часто, как он пожелает.

Иоланта почувствовала это его состояние – ей не впервой было превращать мужчину в своего верного раба, готового ради неё на всё. Она виртуозно использовала таких мужчин – до тех пор, пока они ей были нужны.

– А теперь, мессир, отведите меня в такое место, где я могла бы отдохнуть, привести себя в порядок и подумать над тем, как быть дальше, – сказала тоном, каким говорит королева со своим слугой.

Мужчина не возражал, он уже признал её своей владычицей. Они ушли из королевского дворца вместе.

Вормунд де Селоне был всего лишь третьим сыном не отличающегося особой знатностью дворянина. За герцогом Вильгельмом он пошёл в надежде своим мечом пробить себе дорогу в жизни и получить то, о чём мечтает каждый молодой дворянин, которому не повезло родиться наследником своего отца – земли и богатство. Пока что ему везло. Вормунду удалось уцелеть в том страшном побоище, что произошло полтора года назад под Гастингсом. События эти врезались ему в память настолько, что, кажется, и на смертном одре он не сможет их забыть. Что ни говори, а столкновение двух армий, численностью более семи тысяч воинов каждая, на относительном небольшом пространстве, когда противники готовы истребить друг друга – это незабываемое зрелище. Вормунд не был новичком в сражениях. Он был рядом с герцогом Вильгельмом в нескольких битвах, состоявшихся с армиями короля Франции и графа Анжу. Но разве можно было сравнить эти сражения? То, что происходило теперь, было грандиозно и неповторимо.

Рыцарь де Селоне был храбр, как и многие норманны – потомки дерзких и неустрашимых викингов. Сражение горячило его кровь, но никогда не затмевало разума. И он хорошо помнил всё, что происходило на поле боя. Англичане заняли удобную позицию на возвышении к северо-западу от Гастингса и хорошо укрепились там. Норманны же находились у подножия холма. Расстояние между ними было совсем небольшим. Герцог Вильгельм разделил свою армию на три части. Правое крыло, которое располагалось на северо-востоке, составляли французские и фламандские воины под командованием Гийома Фиц-Осберна, Эсташа Булонского и Роберта де Бомона, самого молодого из военачальников. В центре армии расположились норманны, которыми командовал сам Вильгельм, и рядом были оба его сводных брата – Роберт де Мортен и Одо, епископ Байё. Левое крыло, расположившееся на юго-западе, составляли бретонцы под командованием Алена Рыжего. Каждая из армий имела в первом ряду лучников и арбалетчиков, во втором хорошо вооружённых и защищённых кольчугой пехотинцев и в третьем – рыцарей. Общее число рыцарей достигало двух с половиной тысяч, и это была мощная сила.

Армия короля Гарольда была по численности даже несколько больше нормандской, но заметно отличалась своим составом. Рыцарской конницы у англичан не было. Их основную силу составляли хускарлы короля и эрлов, хорошо вооружённые, обученные и умелые воины. Они имели двуручные мечи, боевые топоры викингов, копья и кольчуги. Их было в распоряжении Гарольда около трёх тысяч. Остальная армия – это ополчение, вооружёние которого было намного слабее. Совсем мало было лучников.

Вормунд де Селоне находился в рядах нормандских воинов, в центральной части армии Вильгельма. Он имел хорошего боевого коня, который не раз выручал его в сражениях. Сидя на спине своего верного боевого друга, который нетерпеливо бил копытом, он отлично видел всё, что происходило на поле. Битву начал нормандский рыцарь Тайефер. Он вызвал на поединок рыцаря из рядов англичан и кинулся на него с боевым кличем. Победил легко и тут же устремился на строй противника. Успел убить ещё нескольких рыцарей, прежде чем геройски пал, опрокинутый и подмятый накинувшимися на него врагами. И началось… Нормандские лучники и арбалетчики активно обстреливали вражеские позиции, но большого эффекта это не принесло – у англичан была хорошая позиция и надёжная защита за сплошной стеной больших щитов. Потом в атаку пошла тяжёлая пехота. Но получила мощный отпор. Левое крыло армии Вильгельма, состоявшее из бретонцев, первым достигло линии неприятеля. Но так как подниматься по склону было нелегко, нормандцы несколько отстали от них, фланг бретонцев оголился, и возникла угроза окружения. Бретонцы были вынуждены отступить под яростным напором англичан. Сначала отступление было медленным и неохотным, но потом превратилось в бегство. Следом пришлось отступать нормандцам и затем французам с фламандцами.

Видя отступление своей армии, герцог Вильгельм вместе с братом Одо и Эсташем Булонским оставил свою ставку на возвышении и ринулся в гущу сражения. Вормунд был недалеко от него и с ужасом увидел, как Вильгельм упал – под ним убили лошадь. Поднялся крик, что герцог убит, и это грозило дезорганизацией и поражением нормандской армии. Однако Вильгельм быстро поднялся на ноги, умудрился изловить другую лошадь, и вскочил на неё. Он снял с головы шлем, чтобы его могли узнать, и, издав боевой клич, вновь кинулся вперёд. За ним устремились мощной волной рыцари. Однако сопротивление англичан было очень сильным. Град дротиков и стрел обрушился на конницу. Для тех, кто прорвался вперёд, страшным испытанием оказалась встреча с так называемыми «датскими топорами» – длинные рукояти, до полутора метров, и тяжёлые острые топорища на конце. При удачном попадании англосаксы одним ударом разрубали пополам и рыцаря, и его коня. Пришлось отступать.

И тут англичане допустили роковую ошибку. Они бросились вслед за отступающей нормандской конницей, покинув свои неприступные позиции. Вильгельм мгновенно воспользовался этим, быстро развернул своих рыцарей и взял врага в окружение. Значительная часть англосаксов была выведена из боя. Однако сопротивление не ослабело. Сражение продолжалось почти весь день, и было исключительно жестоким. Многие сотни воинов и с одной, и с другой стороны остались лежать на поле боя. Почти все королевские хускарлы полегли в этом сражении – они бились до последнего. Исход сражения решила гибель Гарольда. Случайная стрела угодила ему в глаз и смертельно ранила короля. Воодушевлённые норманны усилили натиск, а лишившиеся командования англосаксы нарушили строй. Ополчение ударилось в постыдное бегство, и вскоре на холме остались уже одни хускарлы, сомкнувшие ряды вокруг тела своего погибшего короля. Но их положение было безнадёжным. Их окружили и смяли. Перед герцогом Вильгельмом была открыта дорога к английскому трону. Сразу же после этой тяжелейшей битвы Вильгельм захватил Дувр и двинулся на Лондон. Город отверг его требования о сдаче. Тогда герцог принялся разорять близлежащую сельскую местность, и Лондон быстро капитулировал.

Всё это вспомнилось Вормунду де Селоне, когда он, проводив мадам Ионанту на корабль, отбывающий в Нормандию, несколько остыл и пришёл в себя. Конечно, дни и особенно ночи, проведённые с этой женщиной, были похожи на сказку. От своего отца рыцарь унаследовал воинскую доблесть, отвагу и сластолюбие – мессир Роальд де Селоне имел в округе столько бастардов, что затруднялся сам с точностью определить их число. Однако от своей достойной матери Элен де Сен-Сан, мадам де Селоне сын перенял здравомыслие и практичность. А то, что предложила ему Иоланта, выходило далеко за пределы и того, и другого. И не просто предложила, а потребовала исполнить. Но как только корабль с прекрасной соблазнительницей скрылся на горизонте, в голове у рыцаря просветлело, и он понял, что просто не сможет выполнить миссию, которую возложила на него негаданно обретённая любовница.

Дело касалось ни много, ни мало как рыцаря Мориса де Гранвиля. О нём Вормунду было известно достаточно много. Его знали как сильного воина, порядочного человека и, что важнее всего, близкого друга короля Вильгельма. Рыцарю было доподлинно известно, что сэр Морис находился рядом с Вильгельмом уже более пятнадцати лет, успешно выполнял многие его поручения и был предан сюзерену безоговорочно. Да что говорить, он сам, своими глазами видел, как тогда в Гастингсе рыцарь де Гранвиль стрелой метнулся к герцогу и успел отвести удар, нацеленный в бок Вильгельма. Правда, сам упал и едва не погиб под копытами лошадей, но герцог прикрыл его и дал возможность подняться и сесть на коня. И это в разгаре сражения, когда была дорога каждая минута. Вот и сейчас рыцарь де Гранвиль владел уже отличным поместьем здесь, в центре страны, и был удачно женат на саксонке. А ему, Вормунду де Селоне, ещё предстоит завоевать себе и владения, и жену.