Наиболее наблюдательные из сотрудников, к числу которых относилась, конечно же, и Евгения Илларионовна, не могли не заметить, что с их шефом что-то произошло. Прошедшие выходные изменили его до неузнаваемости. «Гадайте, гадайте, дорогие сотруднички, – подумал он, заметив направленные на него испытующие взгляды, – всё равно правду не отгадаете. Куда вам!».

На работе, к счастью, никаких эксцессов не было. Это радовало, потому что разрываться на два фронта ему было уж слишком утомительно. А хотелось как можно больше сил и времени отдавать обретённому блаженству полного и безраздельного обладания замечательной женщиной по имени Агата. Она была теперь мягкой, как воск, в его руках, но в ответ на его страсть загоралась не менее сильным огнём и щедро дарила ему радости и удовольствия, без всяких колебаний и ненужного смущения. Она любила его, это было очевидно. Оставалось лишь дождаться, когда эта упрямица скажет ему об этом сама, скажет прямо и открыто.

Потом пришёл сентябрь. У Агаты начался учебный процесс, и её время было регламентировано расписанием. Вадиму Алексеевичу очень не нравилось, что помимо непосредственных занятий со студентами и обязанностей доцента кафедры, её время и силы поглощает ещё и работа в деканате. Вот это было уже совершенно лишним. Тем более что мощным конкурентом ему в смысле её внимания и уделяемого времени была ещё и докторская диссертация. С ней он как-то мог смириться, понимая, что дело здесь идёт к завершению. Но деканат? Зачем он ей? Потом сообразил, зачем – деньги, наверное, на первом месте именно они, потому что без денег диссертацию не сделаешь, это понятно даже ежу. Ну и, наверное, для самоутверждения тоже. У неё ведь ничего в жизни кроме работы и близких родственников не было – до него. Как же его грело осознание этого факта. Но видеть, как Агата включилась в весь этот водоворот, было огорчительно, поскольку для него у неё теперь оставалось времени всё меньше. Совсем мало, по его мнению. А он хотел её целиком. Чтобы максимум своего времени и внимания она отдавала ему, а не работе. Ну ладно, пусть вколачивает в головы студентов химические формулы, это всё же только полдня. Ладно, пусть завершает поскорее свою диссертацию – это ей для морального удовлетворения. Но деканат? Нет, с ним он смириться не мог. У него ведь денег вполне достаточно, а значит, она получит всё, что хочет, и даже сверх этого. Так он это понимал, сильный и уверенный в себе мужчина-победитель. А как же иначе? Они теперь единое целое, и по-другому быть не может.

Но, как оказалось, Агата имеет на этот счёт другое мнение. Во всяком случае, когда он попытался ей втолковать свои претензии к деканату, забирающему её силы и время, она озвучила свою позицию совершенно отчётливо.

– Как ты не понимаешь, Вадим, что это мне не просто нужно, это необходимо, – рассудительно говорила она. – Не скажу, что мне нравится эта работа, но она даёт мне дополнительные деньги. А в них я очень нуждаюсь. Во-первых, диссертация. В неё вложено уже столько, что не довести дело до конца просто глупо. И потом, это мой престиж и повышение дохода в будущем. А во-вторых, тётя Нюша. Я ведь регулярно помогаю ей. Деньги посылаю каждый месяц, а время от времени езжу к ней и отвожу ей то, в чём она особенно нуждается, или на месте покупаю. Она уже не так молода, и здоровье её стало пошаливать. Давление подскакивает время от времени, а это опасно. Я уговорила её работать не так много, как раньше. Не по силам ей тянуть этот тяжеленный воз, как она привыкла. Ну и лекарства нужные, конечно, покупаю. Некоторые из них настолько дороги, что сама она их не осилит.

Агата отвернулась и, кажется, смахнула слезу. Потом продолжила:

– Она для меня столько сделала, Вадим. И я очень её люблю. Я хочу, чтобы она жила долго. И я должна ей помочь.

Аргументы были убедительны, но при этом она совсем не принимала в расчёт его, Вадима Алексеевича.

– Но у тебя же теперь есть я, Агата, – гордо заявил он, – и я в состоянии решить все твои проблемы. Денег у меня вполне достаточно.

– А причём тут твои деньги, Вадим? – искренне удивилась она. – Наши отношения действительно очень хороши, они меня радуют и придают мне сил. Но на твои деньги я не претендую. Больше того, я их не возьму. Я ведь не за деньги тебя люблю.

Ну вот, приехали! Хотя неожиданно прозвучавшее слово «люблю» понравилось необыкновенно.

– Наши отношения идут к тому, что нужно оформлять брак и жить, наконец, вместе, – уверенно высказал он свою точку зрения. – Я думал, ты это понимаешь, Агата. Я тебя люблю, ты любишь меня, почему же мы должны жить порознь, скажи?

– Мне кажется, ты очень спешишь, Вадим, – Агата посмотрела на него недовольным взглядом. – Во-первых, ты не делал мне предложения.

Вадим Алексеевич дёрнулся было исправить положение, но она остановила его движением руки.

– И, во-вторых, даже если ты его сделаешь, я его не приму. Я не готова к повторному браку. И потом я ведь всё ещё замужем, не забыл?

– Ну, с этим вопросом я разберусь очень быстро, – Вадим Алексеевич начинал сердиться. – И время для этого как раз пришло. Но в остальном всё должно быть гладко. Чем я не устраиваю тебя в качестве мужа, скажи?

– Я просто не готова, Вадим, – упрямо повторила она, – и не уговаривай меня. Я не готова.

Это был удар ниже пояса. Он так замечательно представлял себе их совместное будущее, такие радужные планы строил, собирался сделать предложение по всем правилам и очень красиво. А тут такой афронт! Агата, видите ли, не готова к семейной жизни. Упрямица! Ох, как же с ней тяжело! Он готов был рассердиться всерьёз, но потом сообразил, что с ней всё иначе, чем с нормальными, обычными женщинами. И, видимо, именно поэтому он любит её так, как не любил никого и никогда в жизни. И не позволит себе потерять её просто по глупости. С ней общаться, так нужно дипломатом стать. Что ж, надо, значит, станет.

– Ладно, Агата, – примирительно сказал он, – не будем сейчас говорить об этом. У нас и так дел невпроворот. Я думаю, Матрёну Евграфовну забирать уже пора из больницы. Нужно к этому готовиться. Я завтра с утра заеду к главному врачу, поговорю.

Агата спорить не стала. А поскольку дело было вечером, и были они в её квартире (идти к нему она отказывалась наотрез), он просто увлёк её в постель и там заставил забыть обо всём. Агата извивалась и стонала в его руках, доставляя ему несказанное удовольствие, а потом мирно уснула на его плече, прижавшись к нему всем телом. Он же обнимал её, прижимал ещё ближе и думал о том, что ради счастья быть с ней, он сделает всё, абсолютно всё, что только в его силах.

На другой день Вадим Алексеевич, и, правда, заехал в больницу. Повидал саму Матрёну Евграфовну, удостоверился, что женщина чувствует себя хорошо, оставил привезенные угощения – для поправки здоровья фрукты очень полезны, сказал. То, что фруктов этих хватило бы на целый этаж, так это мелочи. Потихоньку справится, тем более что такими экзотическими плодами женщина в своём лесничестве не избалована. Затем отправился к начальству. Главного врача и профессора застал вместе, что было очень удобно. Его, конечно, приняли сразу – такие щедрые родственники не так часто случаются у их пациентов. Главный врач оговорил сроки и условия выписки больной. Профессор же рассказал о режиме жизни в дальнейшем, чтобы никогда больше такое не повторилось.

– Удивительно даже, что женщина, считай, на природе живёт и образ жизни ведёт здоровый, а поди ж ты, не устояла против инсульта, – рассуждал многоопытный эскулап. – Видно всё же правду говорят те натуропаты, что утверждают, будто в природе уже не хватает кое-чего по экологическим причинам, и надо дополнять это из специальных источников. Я тут подумал и готов сделать определённые рекомендации.

Он присел к столу и стал быстро писать что-то на листе бумаги размашистым мужским почерком. Затем протянул лист Вадиму Алексеевичу.

– Тут кое-что обойдётся недёшево, конечно, – сказал не совсем уверенно, – но можно рассчитывать на хороший результат, мне кажется. Я хотел бы эту пациентку месяца через три снова видеть, провести через все исследования, чтобы убедиться. Если, разумеется, она будет это принимать.

– Конечно, будет, – уверенно откликнулся Вадим Алексеевич, – а как же иначе, если это сулит здоровье.

– Вот и славно, – профессор явно был доволен сговорчивостью посетителя, – тогда я вам и адрес дам, где всё это можно купить.

И он дописал ещё несколько строк к своим рекомендациям.

– Остальные назначения в выписке будут, – добавил он. – И помните, никакого вина. Особенно шампанского избегайте, ей нельзя категорически. А если уж будет необходимость выпить, так лучше хорошего коньяка самую малость.

Он удовлетворённо улыбнулся, когда Вадим Алексеевич понятливо покивал головой.

– Да, и ещё, чуть не забыл, – спохватился профессор, – тут же лекарство ваше осталось немного, две бутылочки. Заберёте?

– Бог с вами, профессор, – запротестовал Вадим Алексеевич, – зачем оно мне? Ей ведь уже не нужно, вы говорили. А здесь может понадобиться. Никто не знает, кому и когда оно может спасти жизнь.

Распростившись с медиками в самых любезных выражениях, Вадим Алексеевич отправился на работу. Там как раз назрела необходимость основательно намылить две шеи. Он этого не любил, признаться, но интересы дела требовали. По дороге позвонил Агате и, застав её как раз в перерыве между парами, доложил о состоянии дел. Она отвечала односложно и по-деловому, но в голосе её он уловил такое желанное «люблю, хочу», усмехнулся и бросил под конец «целую». И представив себе выражение её лица в эту минуту, рассмеялся вслух своим новым смехом первобытного неандертальца. Евгений Семёнович уже давно не удивлялся, он первым понял, что творится с шефом. Мужчина сдержанно улыбнулся, и машина продолжала скользить по людным улицам, как всегда, пугая пешеходов и несмелых водителей.

Матрёну Евграфовну забирали в пятницу во второй половине дня. Агата внесла какие-то изменения в свой график, чтобы побыть с тетушкой подольше, она даже на полдня понедельника себе время освободила. Вадим Алексеевич переложил все дела на своего первого зама, которому доверял безоговорочно. Всё же их с Юрием связывала проверенная годами и пережитыми невзгодами многолетняя дружба. Купили всё, что было необходимо для начала, в первую очередь, конечно, лекарства и те самые чудодейственные капсулки, которые порекомендовал профессор.

Вышедшая на свободу женщина – всё-таки больничная койка это вам не санаторий – была счастлива. Она внимательно посмотрела на деревья в примыкающем к зданию больницы скверике и с грустью отметила, что лето уже кончилось. Половину его провела в борьбе с навалившимся недугом. Что-то там дома?

Её устроили в машине со всем возможным комфортом на заднем сидении, Агата села рядом, готовая в любой момент поддержать и помочь. Вадиму Алексеевичу пришлось перебраться на переднее сидение, чего он не делал уже не счесть сколько лет. И от Агаты далеко, что, разумеется, очень ему не нравилось. Однако, оглядываясь назад, он встречал её взгляд, в котором читал всё, что хотел видеть, – она его по-прежнему любила и желала.

– Вот приедем в лесничество…, – тихо проговорил он и многозначительно посмотрел в голубые глаза.

Свою мысль он не окончил, но она его поняла. И в ответном взгляде он прочёл готовность принять все его интимные фантазии и ответить на них горячо и с удовольствием. Вадим Алексеевич удовлетворённо улыбнулся и устремил взгляд на стелющуюся под колёсами дорогу. Отсюда она воспринималась немного иначе, чем с привычного заднего сидения.

Егор Степанович ожидал их возле дома. Шлагбаум был открыт. Евгений Семёнович миновал проезд, потом вышел и опустил балку – для порядка. Он всегда и во всём любил порядок. Когда подъехали ближе к дому, первым отозвался Тимофеич. Он пару раз громко взлаял, но совсем беззлобно, видимо чувствовал состояние хозяина. Когда же машина остановилась, лесник шагнул к двери заднего сидения, как будто чувствовал, что жена там, открыл её, помог Матрене Евграфовне выбраться из машины и вдруг подхватил её на руки и понёс к дому.

– Голубушка моя, славная моя, уж не чаял тебя видеть, – в голосе и на глазах Егора Степановича были слёзы. Женщина же крепко прижалась к его груди и, уткнувшись лицом в заросшую бородой шею, заплакала навзрыд. Но поскольку это были лёгкие слёзы радости, никто не решился вмешаться, заявив, что плакать ей нельзя. Радость ещё никому не вредила, разве не так? А мужчина шагал к дому, забыв обо всём на свете, кроме своей драгоценной ноши, и Тимофеич крутился рядом, но под ноги не лез и идти не мешал, умница.

Через долгих десять минут Егор Степанович появился на пороге. Глаза его сияли звёздами.

– Простите, гости дорогие, – смущённо заговорил он, – забыл я всё на свете, когда Матрёну свою живой обратно получил. Вы проходите. А машину вон там под навесом специальным поставьте. Это, наверное, ваш водитель, Вадим Алексеевич?

– Да, – согласился босс, – это Евгений Семёнович, мой бессменный водитель уже много-много лет.

– Вы поставьте машину вон там, Евгений Семёнович, – обернулся к нему лесник. А потом к нам в дом пожалуйте. Если что надо из машины взять, давайте сразу это сделаем.

Мужчины дружно выгрузили привезенный багаж, занесли в дом, и Евгений Семёнович, уютно устроив огромный джип под защищающей его от непогоды крышей, настроился сходить запереть шлагбаум.

– Да я сам потом сделаю, вы не утруждайтесь, Евгений Семёнович, – заверил Егор Степанович, но, взглянув в глаза водителю, улыбнулся и добавил, – а коли есть желание, то на велосипеде вон подскочите, всё быстрей будет. И ключ вот возьмите.

Мужчины ещё раз посмотрели друг на друга, и оба улыбнулись – они как будто знакомы были много лет.

Агата принялась колдовать на кухне под присмотром хозяйки, а Вадим Алексеевич передал леснику все наставления докторов и профессора и выложил на стол всё, что следовало давать Матрёне Евграфовне, чтобы укрепить её здоровье.

– Всё сделаю в лучшем виде, Вадим Алексеевич, дорогой вы мой, – заверил Егор Степанович. – Я тут пока один был, понял, что без неё, голубушки моей, мне не жить. И теперь её беречь буду, как цветок какой редкостный. А вам я благодарен без меры. Всё отдам, до последней копейки, только скажите сколько.

– Давайте мы не будем о деньгах говорить, Егор Степанович, – предложил Вадим Алексеевич. – Я просто приезжать к вам стану и отдыхать здесь, когда время будет. И потом…

Он замялся, но взял себя в руки и, посмотрев мужчине прямо в глаза, закончил:

– Мы ведь с Агатой близкими людьми стали. И если мне удастся уговорить её, упрямицу, то и родственниками с вами будем.

Егор Степанович довольно рассмеялся:

– За вас с Агатой я сердечно рад. Мы с Матрёной сразу подметили, что из вас хорошая пара получилась бы. Она очень переживала из-за Агаткиного упрямства, теперь рада будет услышать новости. Ну а деньги я всё равно верну, хоть частично. Потому что понимаю, во что это всё вам обошлось. А приезжать сюда, так это всегда пожалуйста. В любое время. И водителя своего сюда берите. Он хороший мужик, я вижу.

День тихо катился своей привычной дорогой, солнце перевалило через зенит и начало спускаться к закату, когда основные дела были сделаны, и можно было немного перевести дух. Матрёну Евграфовну после обеда уложили отдохнуть. Все же у неё сегодня напряженный и волнительный день выдался, пусть поспит немного. Егор Степанович о чём-то тихо разговаривал с Евгением Семёновичем, что-то ему объяснял и даже, кажется, показывал. Воспользовавшись моментом, Вадим Алексеевич взял Агату за руку и увлёк её в лес, к озеру. Вода, конечно, уже холодная, период купания остался позади, но в остальном всё было почти как летом. И мужчине вспомнились все его переживания, связанные с обнажённой нимфой на берегу этого самого водоёма. Он тогда за ней самым бессовестным образом подсматривал. Сейчас же эта нимфа была рядом, и он мог воплотить в жизнь все свои фантазии, которые одолевали его тогда и потом снились ночами. Глаза его загорелись ярким золотистым огнём, и Агата поняла, что сейчас будет что-то необычное.

– Ты что, съесть меня собираешься, что ли, Вадим? – улыбнулась она. – Уж очень взгляд у тебя подозрительный, как у голодного хищника, увидевшего желанную добычу.

– Вот-вот, именно съесть, – улыбнуться у него уже не хватило сил, – всю целиком, без остатка. Я хочу тебя, Агата, так хочу, что мне даже дышать трудно. Отдайся мне сегодня полностью, до конца, откройся до самого донышка, ничего не прячь и не скрывай.

– Да я и так вся твоя, Вадим, – удивилась женщина.

Но он больше уже не мог разговаривать. Подхватив её на руки, унёс в уютное местечко возле густых зарослей дикой малины, присмотренное ещё летом, бережно уложил на мягкую траву и накрыл своим большим горячим телом. И показал ей, что такое полностью, что значит до самого донышка. Агата была потрясена и отдавалась, действительно, беззаветно, ничего не пряча и не скрывая. Когда отшумел этот неожиданный ураган, подхвативший её и надолго унёсший в неизмеримые высоты безграничного наслаждения, у Агаты сил не осталось даже на ноги подняться.

– Что ты со мной сделал, Вадим? – тихо и как-то жалобно спросила она. – Я и встать не могу, не то что идти.

Но в голубых глазах, вокруг которых сразу залегли лёгкие тени, было выражение такого полного счастья, что он не удержался, засмеялся тихонько и быстро поцеловал её в слегка вздёрнутый носик.

– Я просто позволил себе любить тебя так, как мне давно уже хотелось. Здесь, на природе, это лучше получается, чем в замкнутом пространстве твоей квартиры, согласись.

Она не стала спорить. Только спросила, сможет ли он повторить эту феерию потом ещё и дома.

– Конечно, и не один раз, радость моя, – откликнулся полностью удовлетворённый и очень уверенный в своих силах мужчина.

К домику лесника они шли не спеша, обнявшись. А, войдя в горницу, встретили понимающий взгляд Матрёны Евграфовны – муж уже ввёл её в курс дела, чем несказанно обрадовал.

Посидев ещё немного с людьми, такими теперь близкими не только Агате, но и ему, Вадиму Алексеевичу, они засобирались домой. Всё самое важное было сказано, обо всём договорено. Завтра сюда приедет Маша, так они определились. Она сможет остаться на целую неделю, на работе всё уже решено. И Матрёне Евграфовне помощь будет, и Маше небольшой отдых от дома и опостылого домофонного хозяйства на природе, пока погода ещё радует мягким теплом. А на вечер сегодняшний и на завтрак Агата всё приготовила. И список составила, что нужно передать из продуктов, чтобы семья была накормлена, а Маше не слишком много хлопот. Пусть она хоть немного отдохнёт, наконец. Агата хорошо знала, что отдыха её подруга не позволяла себе уже не счесть сколько лет. А разговоры про Венгрию и термальные воды – это просто для отвода глаз, чтобы хоть немного себя порадовать мечтами, пусть и несбыточными.

На обратном пути Агата сидела непривычно притихшая. Прижалась к плечу Вадима Алексеевича и о чём-то своём думала. Он ей не мешал. Понял, что удалось ему что-то сдвинуть в душе её сегодняшней сумасшедшей любовью. Только бы в нужную сторону мысли её пошли. А пока он тихо переговаривался с водителем.

– Вы нас сейчас подвезёте к Агате Витальевне, Евгений Семёнович, и на сегодняшний вечер можете быть свободны. Надо ведь и вам немного отдохнуть. – Босс был сегодня щедр без меры.

Евгений Семёнович покосился на него в зеркале заднего вида и решился возразить:

– Да не устал я, Вадим Алексеевич. Сегодня почитай весь день на свежем воздухе провёл, чем не отдых.

– Ну-ну, – хмыкнул босс. – А завтра утречком, часов в десять, заедете сюда же. Нужно будет Машу, подругу и соседку Агаты Витальевны, в лесничество завезти. Только продуктов прикупим в супермаркете, и поедете. А я здесь сам управлюсь. До понедельника дам вам передохнуть от меня.

Шеф довольно усмехнулся и взглянул на Агату. Она как раз к нему повернулась и как-то уж слишком внимательно его разглядывала.

– Что, радость моя, опять что-то я не так делаю?

– Нет-нет, Вадим, всё так.

Агата смущённо улыбнулась и опять прижалась к его плечу. В машине установилась тишина. Только тихонько наигрывал магнитофон что-то мягкое, лирическое – Евгений Семёнович любил такую спокойную оркестровую музыку, она его успокаивала.

Вечер в Агатиной квартире прошёл тихо, и они рано отправились спать – устали от бурного дня оба. Но, проснувшись поутру, Вадим Алексеевич почувствовал в себе мощный приток новых сил и тихонько, очень осторожно разбудил Агату. Она повернулась к нему, вся такая тёплая, мягкая, заспанная. И он продемонстрировал ей, что сумасшедшие любовные эскапады возможны и в домашних условиях. Она не просто стонала, а откровенно кричала под ним от непередаваемой силы сказочных ощущений, чем вводила его в ещё больший раж, и он усиливал натиск. Когда откатила волна страсти, оказалось, что Вадиму Алексеевичу самому нужно идти варить кофе, чтобы дать любимой женщине возможность прийти в себя. Он улыбался довольной плотоядной улыбкой сытого хищника и даже что-то мурлыкал там, на кухне, колдуя с туркой. Потом, после чашечки кофе, Агата всё же пришла в себя и отправилась готовить завтрак, а Вадим Алексеевич повалялся немного – так, для баловства, чтобы сильнее ощутить полноту своего счастья, и отправился в ванную.

Когда подошло назначенное время, Вадим Алексеевич прихватил Машину сумку и пошёл вниз, к машине. Агата же давала подруге последние наставления.

– И ты уж постарайся, Машуня, хоть немного дать себе отдых, – закончила она свою короткую речь, – там хорошо, как в сказке, сама знаешь. Погуляй по лесу, к озеру сходи, просто поваляйся под яблоней в саду. Работы домашней ведь не так и много будет, можно и себя побаловать.

Маша баловать себя не привыкла, но пообещала попробовать и, улыбнувшись, пошла к ожидавшей внизу машине. От её улыбки, казалось, в квартире как будто солнце выглянуло. «Какая всё-таки Машка красавица, – подумалось Агате, – и женщина чудесная, а счастья вот Бог не дал».

Маша вышла из подъезда как раз в тот момент, когда Евгений Семёнович закрывал багажник, всё там надлежащим образом разложив. Он поднял голову и, увидев стоящую на крыльце женщину, замер, не дыша. Такой красоты ему ещё видеть не приходилось. Разве что в давнем детстве в старом фильме про Василису Прекрасную. А в жизни – никогда.

– Что же вы, Маша, – окликнул её Вадим Алексеевич из глубины своего удобного заднего сидения, – проходите, усаживайтесь, поедем уже.

Она двинулась к указанному ей месту впереди, рядом с водителем. Евгений Семёнович, как сомнамбула пошёл следом, вежливо закрыл за ней дверь и устроился на своём водительском месте. И Вадиму Алексеевичу вдруг показалось, что вести машину он сейчас не сможет, просто не сможет, чего с ним никогда за долгие годы не случалось. «Вот это да, – подумал, – что делают с нами, сильными мужчинами, эти хлипкие на вид создания. Один только взгляд и всё, в нокаут». Он усмехнулся.

– Это и есть Маша, Евгений Семёнович, – решил он разрядить обстановку, чтобы дать водителю перевести дух. – А это, Машенька, наш водитель, Евгением Семёновичем его величают. Он вас в лесничество отвезёт, а потом, как договорено, домой доставит.

Маша кивнула и затихла на своём месте, глядя только вперёд, на дорогу. Усиленного мужского внимания к своей персоне она не любила, это всегда для неё плохо заканчивалось почему-то. И она стала думать о лесничестве, о Матрёне Евграфовне. Даже Тимофеича вспомнила и кошку Муську. Лишь бы не думать о сидящем рядом мужчине, который так странно прореагировал на её появление.

А Вадим Алексеевич, сделав нужные покупки, велел отвезти его домой, и оставил их одних. В этом огромном джипе Маша чувствовала себя ужасно неуютно. Мужчина не смотрел на неё больше, он делал свою работу, но она всем своим существом чувствовала его напряжение. Этого только не хватало!

Дорога до лесничества показалась ей бесконечной. И когда, наконец, перед глазами возник знакомый шлагбаум, Маша ужасно обрадовалась. Никогда прежде вид простой балки, перекрывающей проезд и запиравшейся на большой дебелый замок, не вызывал в ней столько эмоций, как сейчас. Водитель вышел, открыл и снова закрыл отпертый шлагбаум, а проходя мимо, метнул опять на Машу по-прежнему ошарашенный взгляд – он, похоже, всё ещё не пришёл в себя. А потом их встретил Егор Степанович, поприветствовал обоих, весело обнял Машу за плечи и увёл в дом. Уф, слава Богу. А то извелась ведь вся от этого напряжения.

Дальше пошла работа по дому, разговоры, снова работа. Маша сновала туда-сюда, а встревоженный взгляд мужчины всё следил за ней, не в силах оторваться.

– Красавица наша Машенька, правда, Евгений Семёнович? – улыбнулся Егор Степанович, заметив этот потрясённый взгляд.

– Да уж, – согласился мужчина, – такой красоты в жизни и не встретишь, разве что в сказке.

Уезжать из лесничества ему не хотелось никак. Он всё тянул время, помогал в чём-то хозяину, потом просто на лавочке посидел. Хотелось ещё хоть разок увидеть эту необыкновенно красивую женщину. Но Маша упорно пряталась в доме, и пришлось всё-таки Евгению Семёновичу отправиться в обратный путь. Темнело теперь раньше, а нужно было ещё много чего сделать, прежде чем удастся попасть домой. Маша вздохнула с облегчением.

А Евгений Семёнович, попав, наконец, в собственную квартиру, вдруг почувствовал себя ужасно неуютно. И отчаянно захотелось опять туда, в тихое лесничество, где деревья шелестят зелёными ещё, но начинающими подсыхать листьями, где поют птицы и где сейчас она, сказочная женщина Маша. Пришлось отругать себя самым безжалостным образом. «Что это ты позволяешь себе, мил человек? – заявил он своему разбушевавшемуся воображению, – эта женщина вовсе не для тебя. Ты видел, какая она красавица? А ты кто? Что ты можешь ей дать? Да она ведь и глядеть на тебя не желает, разве не заметил? Так что возьми себя в руки, успокойся и выбрось глупости из головы». Сказать, конечно, было куда легче, чем сделать. Но он всё-таки кое-как с собой справился. И когда приехал за Машей через неделю, вёл себя намного спокойнее и разумнее, был вежлив и услужлив, но на неё не пялился больше. Маша же, забралась на заднее сидение и молча просидела всю дорогу. А выбравшись из машины у своего дома, вежливо поблагодарила его и скрылась за дверью подъезда. Вот и всё. Конец сказки.