Весна 1502 года

А потом дела пошли совсем плохо.

Не успел наследник престола отбыть с юной женой в Ладлоу, как в Гринвич, где пребывала королевская семья, пришло страшное, убийственное сообщение. Сэр Ричард Поул, камергер двора принца Уэльского прислал гонца с письмом, прочитав которое король без сил рухнул в кресло. На Пасху, 27 марта, принц Артур тяжело заболел. Его лихорадило, он обливался потом и сильно кашлял. А через неделю скончался. В это невозможно было поверить. Только четыре месяца назад он радостный и счастливый стоял в соборе перед алтарём, а сегодня его уже нет. Пришлось сообщить жене, чтобы срочно пришла в его покои. Она явилась, и, увидев мужа бледным и растерянным, приготовилась, видимо, услышать нечто страшное. Но не то, что услышала. Королева смотрела на него непонимающими глазами, однако постепенно смысл сказанного начал доходить до неё. И тут впервые Генрих увидел, как его жена, его королева, громко рыдает и рвёт на себе волосы. Это было непривычное и пугающее зрелище. Элизабет готова была, как раненая тигрица, кататься по полу и рвать всё, что попадётся в зубы. Генриху стало не по себе. Он подошёл к жене, обнял, впервые, наверное, искренне, и они вместе излили в слезах своё страшное горе. Потом взяли себя в руки. Нужно было давать распоряжения, решать тысячи вопросов, требующих их участия. Принца нужно было похоронить, и сделать это достойно.

Для организации траурной церемонии в Ладлоу незамедлительно отправился Томас Говард, граф Суррей, который был назначен распорядителем похорон. В соответствии с правилами этикета, ни король, ни королева, ни даже юная вдова принцесса Уэльская не могли присутствовать на церемонии прощания и погребения. Генриху это казалось диким. Но с другой стороны, как смог бы он смотреть в лицо мертвого сына? Смерть так меняет человека, и это страшно, больно, непереносимо. Однако как всё происходило, им, конечно же, доложили во всех подробностях.

Тело Артура забальзамировали и выставили для прощания в его замковых покоях в течение трёх недель. А спустя этот срок, 23 апреля, в день памяти Святого Георгия, покровителя Англии, в Ладлоу была отслужена заупокойная месса, и траурный кортеж двинулся к Вустеру. Здесь, в Вустерском соборе, принадлежащем бенедиктинскому монастырю, Артур, принц Уэльский, нашёл место своего вечного упокоения, разделив его с давно почившим королём династии Плантагенетов Иоанном Безземельным.

Юный принц Уэльский умер, не дожив до шестнадцати лет, и так и не осуществив, как оказалось, в полной мере своих супружеских обязанностей. Так, во всяком случае, клятвенно утверждала дуэнья Екатерины донья Эльвира Мануэль.

Несчастная Екатерина, вдовствующая принцесса Уэльская, пребывала в большом горе, просто в отчаянии, как ему донесли. Как хорошо, что в его штате есть верные люди, владеющие испанским языком, и он, надо отдать должное собственной предусмотрительности, во время пристроил их в замке Ладлоу, имеющем, как и всякая старая цитадель, множество укромных местечек, исключительно удобных для тех, кто проявляет похвальную любознательность на пользу своему королю.

Разговаривая со своей дуэньей, глупенькая девочка не учитывала того, что и у стен есть уши. А разве у них, в Испании не так? И разве мать не научила её осторожности? Но нет, не всегда, по-видимому, родительская наука идёт впрок детям. А донья Эльвира в своём испанском высокомерии даже представить себе не могла, что эти «северные варвары», как она величала англичан, могут понимать их благородный язык. Ну, да и хорошо. И пусть остаётся в своём заблуждению. Ему же легче.

А вдовствующая принцесса, проливая горькие слёзы, сетовала на свою несчастную судьбу. Но горевала она вовсе не за тем восторженным мальчишкой, который так и не сделал её женщиной, а за несбывшейся мечтой стать со временем, как желали родители – да продлит Господь жизнь Фердинанда Арагонского и Изабеллы Кастильской! – королевой Англии и верно служить любимой Испании.

Смерть принца Артура была тяжёлым ударом для Генриха. И он не знал, что и думать. Лекари говорили, что причиной гибели послужила потница, осложнившаяся давней слабостью лёгких, но он не верил. Намекали даже, что у принца, возможно, была чахотка. Глупости! Не может быть! Ему всё же казалось, что мальчика отравили. И за этим виделась мрачная фигура Фрэнсиса Ловелла – Ф.Л. Тот уже не мог собрать силы для полноценного мятежа. Да и кого теперь можно было бы посадить на трон? Всех выбили, кого в сражениях, кого на плахе, а кого и вообще без лишнего шума убрали. Но мстить злопамятный виконт мог вполне. Мог мстить, дьявол его забери, за друга Ричарда, убитого и опороченного, которому остался верен, несмотря ни на что.

И отчётливо всплыл в памяти тот летний день на Тауэр-Хилл, закончившийся проливным дождём, когда слетела с плеч голова мальчишки Бэкхема, посмевшего оскорбить своего монарха. Тогда вслед за приговорённым на эшафот добровольно поднялся старый рыцарь без одной руки, прокричав ему, королю, слова проклятия, и предрекая гибель первенца. И всё вышло, как он говорил. Артур не успел достичь возраста погубленного на плахе графа Бэкхема – тому, кажется, было семнадцать. Неужели проклятие этого сумасшедшего, добровольно расставшегося с жизнью после гибели воспитанника, сработало? Как всякий валлиец, Генрих был суеверен. И ему стало страшно.

И уж совсем нехорошо на душе стало, когда подумалось, что, возможно, он замахнулся слишком смело, стремясь соединить невидимой нитью свой род с прославленным королём, владевшим волшебным мечом Эскалибуром. Может и впрямь могучий король Артур вовсе не умер, а мирно спит на острове Авалон, как говорят в народе. И ждёт своего часа. И он не позволил ему, Генриху, возвести на трон Англии другого короля Артура.

Мысли, мысли… И некуда от них уйти, негде спрятаться от боли, что впилась в сердце и не отпускает.

Всё-таки эта клуша Элизабет, как называла его супругу матушка, навсегда оставшаяся Йорк, родила ему мало сыновей. Всего два сына совершенно недостаточно для построения династии. Вон первый Плантагенет, тоже Генрих, как и он, вырастил четверых. Два погибли, но другие два побывали на троне. А его предок по материнской линии Эдуард III Плантагенет и вовсе пятерых сыновей на ноги поставил. Правда, мира между их потомками не было, но это уже другой вопрос. Главное – династия.

Дочери, конечно, тоже хороши. С их помощью, если разумно распорядиться, можно добиться немалых выгод. И всё же сын есть сын. А у него остался теперь только один наследник – Генрих, герцог Йоркский, ставший в одночасье принцем Уэльским. Но он совсем не такой, как Артур, прими его душу, Господи, в царствие небесное. Этот громогласный, шумный, ему бы всё охотиться да за красивыми женщинами ухлёстывать. Вот уж кто никак не похож на него, Генриха. И в кого уродился? Никак в своего деда Эдуарда Йорка. Тот был волокита из волокит, но и с мечом управлялся исправно, пока был молод и не заплыл жиром. Но за него потом ещё успешнее махал мечом младший брат, Ричард Глостер. И как только сумел, родившись хилым и болезненным, стать первым рыцарем королевства? А у нынешнего наследника короны и братьев нет, чтобы помочь в трудную минуту. Всё придётся делать самому. Справится ли?

Но, может быть, ещё не поздно? Ещё можно исправить положение? Он сам пока что в силе, а Элизабет достаточно молода, чтобы рожать детей. Шестеро слишком мало. Нужны ещё наследники. Ведь просто необходимо создать династию. Вон Плантагенеты, у последнего из которых он перехватил корону, сидели на троне более трёх столетий. Если быть точным, триста тридцать один год. Тюдоры должны править не меньше, а желательно больше, гораздо больше. Это славный род. И что бы там ни говорила матушка, от Бофоров в нём куда меньше, чем от Тюдоров.

Однако и затея обзавестись ещё одним сыном не удалась. Через год после смерти Артура ушла из жизни и сама Элизабет, сгорела, как свеча, от родильной горячки прямо в день своего рождения, не успев вступить в тридцать восьмой год жизни. А родившаяся девочка, маленькая и слабенькая, которую поспешили окрестить Екатериной, ушла из жизни почти что вместе с ней. Это было страшно видеть, но Элизабет умирала в полном сознании. Она знала, понимала, что конец её близок, и не сетовала на судьбу. Видно не слишком счастливой была рядом с ним, Генрихом. Только просила не спешить отдавать трон новому наследнику и позаботиться о малышке Мэри.

Однако Элизабет всегда была хрупкой, хотя и не производила впечатления болезненной. Но Маргарет! Такая сильная, здоровая женщина и при таком активном муже – почему же не ладится с детьми? Четырёх сыновей родила, а выжил только один. Остальные протянули не более года-полутора. Что это? Кара Господня? За что? И больше всего пугает мысль, что кара пришла за слишком высокие амбиции его, Генриха. Он мечтал поднять свою династию, соединив её с именем легендарного короля древних бриттов Артура, его Камелотом, его славой. Но величайший из королей британской земли не позволил ему этого. Теперь понятно, что не позволил. Артур, принц Уэльский, дожил только до пятнадцати лет. Но другой Артур, внук, который мог бы стать наследником Джеймса IV и надеть корону Шотландии, не прожил и года. Почему, Господи? Почему? Хотя он, Генрих, ведь достаточно хорошо образован и должен был помнить, чем закончилась эпопея с попыткой посадить на трон Англии после смерти Ричарда Львиное Сердце его племянника Артура Бретонского. Тогда родной дядя, король Иоанн Безземельный, захватив корону, велел умертвить своего племянника, и получил желаемое. Тот тоже не оставлял в живых никого из тех, кто мог бы быть ему опасен. Даже бастарда прославленного Ричарда, Филиппа де Фальконбриджа, и не думавшего претендовать на корону, говорят, убрал именно он. Не слишком ли много совпадений? Они оба, и он, Генрих, и не очень-то достойный след в памяти людей оставивший после себя король Иоанн, наследовали предшественникам по имени Ричард. Оба настойчиво расправлялись с теми, кто мог хотя бы взглянуть алчущими глазами на так трудно доставшуюся им корону. Оба убрали со своего пути даже бастардов своих предшественников. И оба держались за корону руками и зубами. А теперь вот Артур покоится под плитами Вустерского собора, недалеко от почившего два века назад короля Иоанна. Но думать об этом надо было раньше. Теперь уже поздно. Теперь невозможно ни изменить прошлое, ни исправить ошибки. А их было так много, если быть честным с собой.