День для октября выдался на редкость теплым. Олег особо не задумывался, действительно ли это бабье лето вернулось или просто осень такая теплая. В людях настолько сильна тяга к хорошей погоде и желание подольше понежиться на солнышке, что детали не имеют значения. Долгожданному периоду осеннего тепла предшествовали занудные холодные дожди и первые заморозки по ночам. В этом лифтер успел убедиться на собственной шкуре во время ночного вызова. Термообогрев комбинезона «отказал». Пришлось согреваться, хлопая руками по бокам и подпрыгивая на месте. Сам виноват. А все из-за того, что не удосужился проверить термоэлемент. С лета не подключал и не подпитывал плоский аккумулятор. Вот он и разрядился полностью, ни капли энергии.

Люди, попадавшиеся у него на пути, были одеты в легкие куртки и распахнутые плащи. Пройдя дворами, Шаржуков вышел к памятнику Тельману у станции метро «Аэропорт». Борец за права трудового народа оставался верен себе и принципами не поступался. Отлитый в бронзе, трехметровый немец продолжал грозить кому-то двухпудовым металлическим кулаком.

Людской поток втягивался на станцию метро, словно колонна марширующих муравьев.

Осенние лужи на асфальте отражали почти летнее солнце. По Ленинградскому проспекту сновали машины, по тротуарам спешили по своим делам люди. Сквозь стекла троллейбусов хмурые лица пассажиров равнодушно наблюдали за проезжающими мимо автомобилями. Город жил своей обычной жизнью.

Олег подошел к троллейбусной остановке. В метро спускаться не хотелось. На сегодня у него это был последний вызов, можно и отдохнуть, снять стресс и усталость рабочего дня. Хотя его смена официально заканчивалась через два часа, он справедливо посчитал, что на сегодня его долг перед обществом выполнен. Случись аврал, вызовут по коммуникатору. Премиальные, выцыганенные у жэковца, во внутреннем кармане комбеза грели не хуже осеннего солнышка. Можно немного расслабиться, а заодно и подобрать команду для удачно подвернувшейся халтурки. Ресторан «Хоттабыч» – уютное местечко, исключительно для своих. Здесь всегда можно совместить два в одном: отдых и дела.

В ресторанчике ближе к вечеру постоянно отирался кто-нибудь из «жучков» с черного рынка. Официально было запрещено иметь частным лицам в собственности мутировавшие создания. Запрет распространялся на шкуры, панцири, чешуйки и вообще любые фрагменты тела. Но закон на то и существует, чтобы его нарушали. Везде есть лазейки и обходные дорожки. Если их нет, значит, надо найти. «Жучки» с подпольного рынка были посредниками между любителями экзотики и каэсэсовцами. Начальство закрывало глаза на мелкие шалости подчиненных. А те не толкали на сторону опасные для жизни и здоровья биоматериалы. Отступившего от негласных правил ждало немедленное исключение из рядов Службы и уголовное преследование.

Каэсэсовцы периодически подхалтуривали, водя экскурсии по подземным коммуникациям города. Было несколько безопасных маршрутов, проверенных и перепроверенных. Если попадается какая-то безобидная шушера, то даже хорошо. Какой же это поход без приключений и опасностей? Люди ж деньги платят. Экскурсоводу-нелегалу – левый приработок, а любителям драйва – ощутимый выброс адреналина в кровь. Будет что рассказать друзьям за кружкой пива. Вы тут сидите, а я бывал «там», куда не все каэсэсовцы рискуют заглядывать. Во как!

Столкновение с армейским патрулем огнеметчиков, зачищающих подходы к подземным военным спецобъектам, не сулило особых неприятностей. Вояки так же, как коммунальщики, старались повысить свое материальное благополучие. Все люди, только форма и нашивки разные. Обычно сначала звучали громкие грозные окрики: «Стой! Стрелять буду на поражение! Лечь на пол! Руки в сторону, голову не поднимать!» После рыка луженой армейской глотки, многократно отразившегося эхом от бетонных сводов, гражданские неуклюже валились на холодный мокрый пол – кому как повезет! – а потом начиналось самое интересное и… волнующее. Волнующее, потому что за несанкционированное проникновение в подземелье можно было схлопотать реальный срок на поселение или поражение в гражданских правах, со всеми вытекающими последствиями. Еще неизвестно, что хуже.

Старший армейского патруля и каэсэсовец, осторожно переступая тяжелыми ботинками через тушки экстремалов, распластавшихся на полу, чтобы ненароком не припечатать особо нежную часть тела, сходились навстречу друг другу. После обмена приветствиями и рукопожатиями начинался торг. Обычная такса за то, что попался, ровно половина гонорара. Но не дай бог, если тургруппа забрела на двадцать метров дальше, чем положено по договору о безопасных маршрутах. Нарушил правило – плати. Попросту говоря, выворачивай карманы. Отдашь всю наличку, или добро пожаловать в комендатуру. После дележки денежных средств стороны расходились по тоннелям, довольные друг другом. Такие встречи привносили особую пикантность в подземную экскурсию. К удовольствию военных и злобному бормотанию каэсэсовцев, но больше всех радовались первопроходцы, что так легко отделались, не подозревая подвоха и с новой силой радуясь вновь обретенной свободе.

Несмотря на всевозможные кары и страшилки, поток желающих посетить подземелья никогда не иссякал. Многим хотелось прикоснуться к тайнам подземного города. Но не все рисковали воплотить мечту в реальность. Самые глупые и жадные шли на собственный страх и риск. Таких отлавливали быстро. Умные предпочитали пользоваться услугами каэсэсовцев. Провожатый из коммунальной службы был гарантией безопасности, за определенную плату, разумеется. Для таких желающих был отведен столик в самом дальнем и темном углу, где можно пошептаться и обговорить условия, не опасаясь чужих глаз и ушей. Хозяин «Хоттабыча» Иван Петрович Савчинский смотрел сквозь пальцы, как его бывшие коллеги обтяпывали сомнительные делишки. Может, потому, что ему шли фиксированные комиссионные от каждой сделки?

– Кажется, мне пора открывать экскурсионное бюро? Так сказать, расширять бизнес? – как-то раз пошутил Савчинский в разговоре с бригадиром кабельщиков, отсчитывающим полагающиеся ему деньги.

– Точно! А назовешь ее «Харон», – заржал довольный своей шуткой коммунальщик, пряча оставшиеся деньги во внутренний карман комбинезона. – Лицензию на проход под землю тебе выпишут на выделанной человеческой коже, а сам ты распишешься кровью. Ха-ха!

На этом разговор угас сам собой.

Не все выдерживали испытание службой и деньгами. Зарплата у коммунальщиков была неплохая, но, на их взгляд, все равно оставляла желать лучшего. Государство старалось компенсировать опасности и издержки службы премиальными бонусами и щедрым социальным пакетом: путевки в санатории, досрочный выход на пенсию, бесплатная медицина, дополнительные дни к отпуску. Каэсэсовцы в санатории изнывали от непривычного безделья, на пенсию их можно было «вытолкнуть» лишь при помощи танкового тягача, а из долгого отпуска трудяги всегда возвращались раньше, чем он успевал закончиться. Работа стала для них наркотиком, без которого невозможно долго обходиться. Но это касалось лишь настоящих каэсэсовцев. Те, кто попал к ним случайно, обычно, как показывало время, отсеивались за первые полгода. Кто сам уходил, кого провожали в последний путь. Слабым духом и телом не было места в рядах Службы. Естественная убыль быстро восполнялась желающими. Клеточки освободившихся вакансий быстро заполнялись ветеранами КСС в отделе кадров. На заслуженный отдых их можно было отправить лишь вперед ногами или вынести из кабинета вместе с письменным столом…

…Рядом с остановкой стоял стеклянно-металлический стакан журнального киоска. Олег зевнул и от нечего делать начал рассматривать ассортимент стекляшки. Все как обычно: газеты, кроссворды в брошюрах, глянец журналов, отпечатанных на тонких полимерных листах, и всякая мелочовка в ярких упаковках. Неизвестный гений из отдела маркетинга посчитал, что всевозможная дребедень, залежавшаяся в супермаркетах, типа наклеек, брелоков и подвесок из мутного стекляруса, будет вмиг раскуплена людьми, пожелавшими купить легкое чтиво. На одном из пакетиков краснела яркая этикетка, гордо заявляющая: «Кракатук! Новое средство в борьбе с хвостатыми гадами. Крысиный король отдыхает!» Было не совсем ясно, то ли это был яд, то ли лакомство для крыс. И при чем здесь «отдых»? Новинка стоила подозрительно дешево, и лифтер решил прикупить пакетик. Ему без надобности, а вот хозяина «Хоттабыча» стоило одарить презентом. Скромно и со вкусом. До того как открыть пивной бар, Савчинский работал в КСС и, как все, уничтожал мутантов, но его личным пунктиком были крысы. Извести крыс в Москве никто не надеялся. Главная задача отдела дезинфекции была в обнаружении и уничтожении крысиных королей. На поголовье его подданных это никак не сказывалось, но, как считали аналитики Службы, крысиный король мог обладать коллективным разумом особей, из которых состоял. Разговор шел не об инстинктах и рефлексах, а о сознательном существе. Косвенным доказательством разумности повелителей серой массы с хвостами, усами и резцами стало то, что они могли планировать свои действия: наступление, обход, противодействие. Коммунальщики, засучив рукава, начали планомерный поиск и уничтожение крысиных королей. Прочую серую массу игнорировали, определившись с приоритетными целями. Главным энтузиастом этой идеи был Иван. На него же и возложили выполнение миссии по зачистке подземелий. Покончив с коронованными грызунами, он доложил об этом начальству. Был награжден грамотой и ценным подарком в виде дешевых часов с пафосной гравировкой на память. Посчитав, что он выполнил свой долг перед городом, Савчинский неожиданно для всех уволился из Службы и открыл пивной ресторанчик «Хоттабыч».

Но у Ивана остался маленький пунктик, который невропатолог назвал бы устойчивым неврозом. Он собирал все, что так или иначе связано с крысиным племенем. Особое предпочтение Савчинский отдавал коллекционированию средств уничтожения грызунов и предпочитал маскировать свою маниакальную страсть под безобидное хобби чудака, вышедшего в отставку. Но, если труба позовет, он всегда… и во всеоружии.

В первое время было модно ходить в «Хоттабыч». Москвичи вдруг повадились посещать ресторанчик, открытый «для своих», объясняя, что там собираются «все нормальные люди». Для каэсэсовцев, ради кого, собственно, все и затевалось, такое повышенное внимание оказалось достаточно утомительно.

К счастью, избалованные горожане и капризный бомонд предсказуемы, как погода. Открылись новые места, и любители тусоваться перекочевали туда. Модное поветрие прекратилось так же неожиданно, как началось. Единственным, кого огорчило такое развитие событий, был хозяин ресторанчика. Суперприбыль закончилась. Полноводная денежная река от заказов клиентов, текущая в кассу, превратилась в ручеек. Немного, но зато стабильно. Курочка по зернышку клюет.

Последнее воскресенье июля Олег всегда отмечал с размахом и только в «Хоттабыче», даже специально начинал заранее откладывать деньги. Дня за два-три. При всем его желании денежные купюры не хотели дольше пылиться в заначке. День Военно-морского флота был для Олега одним из самых любимых. В табеле о рангах его личного календаря этот праздник стоял сразу за Новым годом и Девятым мая.

Олег никого специально не приглашал. Но был рад каждому, кто приходил. Место за столом найдется для всех. А не хватит, поставим еще стол или потеснимся. В крайнем случае можно устроить фуршет. Какая разница, как пить: сидя или стоя? Шаржуков всегда боялся прослыть скопидомом. Поэтому за длинный стол усаживали всех каэсэсовцев, кто был в ресторанчике, а также народ, который все продолжал потихоньку подтягиваться.

В «Хоттабыче» этот праздник тоже любили. Олег угощал всех. Завсегдатаям – приятелям по Коммунальной Службе Спасения – прекрасный повод выпить на халяву, а владельцу – стабильная прибыль, за вычетом разбитой посуды. Сначала друзья лифтера дарили ему новую тельняшку двойной вязки под громогласное троекратное «Ура-а-а!», а дальше с Олега стаскивали комбез и, предварительно стянув прошлогодний «рябчик» для последующей утилизации, в несколько рук натягивали на мощный торс новый тельник, на котором белые и черные полоски еще не слились в один темный фон. Перед тем как торжественно усадить виновника торжества во главе длинного общего стола, составленного из сдвинутых вместе столиков, собранных со всех уголков общего зала, Шаржукова чуть ли не пинками загоняли в туалетную комнату: бриться и умываться. Роскошный бритвенный станок с пятью лезвиями и баллон с пеной в обязательном порядке входили в комплект подарка виновнику торжества. Олег для виду немного кочевряжился, но потом, под веселое помыкание друзей, всегда шел к умывальнику, покорившись неизбежному.

Парадокс: бывший старшина первой статьи, без пяти минут морской офицер, не любил воду. Тактильный контакт любой части Олежкиного тела с жидкостью вызывал у него, мягко говоря, отторжение. Нет, Шаржуков не был грязнулей, но и назвать его чистюлей язык не повернулся бы у самого близкого друга. Он старался использовать такие альтернативные методы гигиены, как гигиенические салфетки и самый забористый одеколон…

После водных процедур праздник развивался по неизменно отработанной схеме, как по колее, накатанной годами, пока пол под ногами не начинал ходить ходуном, словно палуба в шестибалльный шторм. Тут только держись: одной рукой за стол, другой за рюмку, наполненную с горочкой…

Помимо патологического неприятия водных процедур, у Олега была еще одна тайная слабость – боязнь глубины. У медиков имеется научное название этой нелюбви к воде – гидрофобия. Лифтер тщательно скрывал этот пунктик своей психики и медкомиссию прошел с легкостью. Род Шаржуковых по мужской линии всегда отличался богатырским здоровьем и физической силой. Если у предков Олега и были свои отклонения в голове, то они это не афишировали. Впрочем, так же, как их потомок. Шаржукова назвали Олегом в честь героического предка. Легендарный предок принял огненное крещение семнадцатилетним добровольцем в двадцать первой дивизии народного ополчения под Москвой зимой 1941 года. Угловатый подросток лихо начал воевать на последних рубежах столицы Советской России, а остановился лишь на сопках Маньчжурии уже матерым капитаном бронетанковых войск.

Военную карьеру закончил в Маньчжурии, среди бескрайних степей и редких сопок, где их застала весть о капитуляции Японии. Увешанный орденами, прадед Олега уволился в запас, так же, как и десятки тысяч его товарищей-офицеров, не оставив после себя следа ни в памяти послевоенной страны, ни особых отметин в генеалогическом древе Шаржуковых. В памяти рода осталось одно: несколько военных фотографий, выцветших после плохо промытого фиксажа, ордена в прямоугольной жестяной коробке из-под ленд-лизовского американского печенья, письма с фронта да самурайский меч, привезенный в качестве трофея. Желтые треугольники полевой почты были аккуратно сложены в две плотные стопочки и бережно перевязаны красной атласной лентой. Их давно никто не вынимал и не читал. Адресаты и отправитель давно уже умерли. А потомки не хотели ломать ветхую и хрупкую бумагу, вытертую на сгибах. Память и вечность в одном куске ломкой желтой бумаги…

Выбор Олега стать военным, а особенно моряком, удивил всех, кроме него и немногочисленной родни. Папа – потомственный геолог. Мама – учительница начальных классов в третьем поколении. Из всей родни к нему затесался лишь один военный – прадед.

Олег постоянно работал над собой, закаляя тело и укрепляя дух. От внутренних страхов надо избавляться, давить в самом зародыше. Поэтому еще на первом курсе военного училища, сразу же после присяги, он записался на дополнительные факультативные занятия. Любой гардемарин мог в свободное от занятий и самоподготовки время заниматься в военно-научных обществах, работающих при кафедрах. Дополнительную учебную дисциплину можно было выбрать на собственное усмотрение. К чему душа лежит. Но Олег был далек от науки, поэтому выбрал водолазную подготовку, которую их факультет должен был изучать лишь на предпоследнем, четвертом курсе. Шаржуков первым из своего потока получил квалификацию «мастер-водолаз». На правой стороне форменной тужурки ярко засверкал нагрудный знак военного водолаза. Предмет его тайной гордости представлял собой выпуклого золотого конька на фоне двух скрещенных серебряных якорей в обрамлении цепочки из красной меди. Цепочка была не декором к знаку, а указывала на особый статус водолаза. Обладание таким знаком говорило о том, что его владелец может действовать по приказу командования как водолаз-разведчик, в отрыве от основных сил. Не каждый офицер мог похвастаться тем, что имеет такую высокую квалификацию.

С детства Олег боялся глубины до появления мелкой дрожи в коленях и сосущего холодка в районе солнечного сплетения. Поэтому он и записался на факультатив по водолазной подготовке. Гардемарин Шаржуков посчитал, что шаг за шагом, метр за метром, и страх отступит, и дрожь пройдет. Главное, чтобы количество погружений равнялось количеству всплытий. Идеальное сочетание оптимизма и наивности – качества, присущие юности. Заработав классность по водолазному делу, Олег с грустью понял, что страх перед глубиной он так и не смог победить. Успокаивало другое – он научился контролировать это пакостное ощущение. Еще один рубеж взят.

Нагрудный знак ему вручил на плацу во время общего построения военного училища сам контр-адмирал Александр Васильевич Зобков. За спиной – ровные коробки батальонов, построенные поротно и повзводно. Начальник училища в черном мундире, обшитом золотыми галунами нашивок, и в белой фуражке вручил Олегу заветную красную коробочку с нагрудным знаком и пожал руку. Торжественная ситуация требовала напутственной речи. Но адмирал, по своему обыкновению, был краток: «Говорят: нет способностей, нет и возможностей. У тебя всего с избытком. Уверен, что, когда наденешь лейтенантские погоны, тебя ждет блестящее будущее в рядах нашего офицерского корпуса! Встать в строй!»

Если бы им кто-то в тот момент сказал, что корабельный старшина первой статьи, гардемарин Олег Шаржуков, краса и гордость курса, станет лифтером, они бы даже не улыбнулись глупой и неуклюжей шутке. Покривились бы, и только. На флоте ценят хороший юмор…

Уже осень на дворе, а Шаржуков еще ни разу не показывался в «Хоттабыче», в аккурат с последнего празднования дня ВМФ. Накладочка вышла. Можно даже сказать, досадное недоразумение, но хозяин ресторана смотрел по-другому на инцидент, в эпицентре которого оказался экс-гардемарин. Что ж, все люди разные, и точки зрения на одни и те же события у них могут сильно отличаться одна от другой. А все из-за поганца Плевка. Точнее сказать, из-за Саньки Шаломая. Плевком его называли исключительно за глаза. Шаломай был мужиком сквалыжным и вредным. Характер имел омерзительный, но одновременно всегда был готов прийти на помощь и выручку сослуживцам, без оглядки на «неожиданно возникшие обстоятельства». Все остальное время он занимался тем, что гадил ближним в меру своих сил и фантазий, не делая исключения между посторонними людьми и старыми знакомыми. Мирное сосуществование с окружающими никогда не было для Плевка жизненным кредо. Да и вряд ли когда-нибудь станет.

Вот и в то последнее воскресенье июля Санек остался верен себе. Не стоит поступаться принципами, даже если они идут вразрез с мнением других. «Плевать!» – было любимым словом Шаломая, а также его девизом на сегодняшний день, впрочем, как и в остальные 365 дней в году.

…В тот день в бесконечной череде тостов и здравиц в честь отличного коммунальщика и просто славного парня Олега Шаржукова наметился перерыв. Бесконечность длилась минут двадцать, пока приятели и сослуживцы ударными темпами достигли определенной степени опьянения: уже не трезвые, но и до выхода на крыльцо – подышать свежим воздухом – еще далеко. Большая шумная компания перестала быть единым целым, на глазах распадаясь на отдельные локальные очаги болтовни в два-три человека. Много говорили, мало слушали. Самый лучший собеседник человека – он сам. Не перебивает, молча со всем соглашается. Мечта!

Стол был заставлен разнокалиберными бутылками, пузатыми стаканами и рюмками с осиными талиями. Тарелки с холодными закусками уже показали дно, а горячее еще не принесли, и, чтобы скоротать паузу, гости закурили. Ресторан начали затягивать сизые клубы табачного дыма. Под пепельницы использовали чистые фужеры. Еще не все успели прийти на праздник. Не беда, вот когда придут, тогда высыпят окурки, ополоснут сосуды минералкой и нальют. Опоздавших никто не ждет: ни семеро, ни тем более когда на троих. За разоренным столом матерые каэсэсовцы чувствовали себя уютно и комфортно, как хищные рыбы в мутной воде. Благодать. Вокруг только друзья и приятели. Можно на время забыть о богомерзких тварях, которых приходится изводить день и ночь без выходных и проходных, как придется: есть вызов – вперед, нет тревожного сигнала – отдыхаем. Каэсэсовцы умели работать и умели отдыхать на полную катушку. Трудно сказать, что у них получалось лучше…

Недалеко от торца стола у стены громоздился великолепный стеклянно-хромированный ящик, подсвеченный изнутри разноцветными, игриво мигающими лампочками. Это был проигрыватель виниловых пластинок для ценителей ретростиля двадцатого века. Великолепная по своей красоте вещь. Современные технологии позволили наслаждаться песнями и музыкой давно ушедшей в прошлое эпохи. Старинную отреставрированную коробку напичкали электроникой и современным оборудованием, заменив виниловые пластинки CD-дисками. Настоящий шедевр мог украсить любой роскошный интерьер, не то что «Хоттабыча», рассчитанного на своих и на любопытных посетителей, стремящихся окунуться в атмосферу настоящих героев Службы и хоть одним глазком взглянуть на ее тружеников, о которых ходят всевозможные легенды и небылицы. Каэсэсовцы сами иногда не могли отличить, где кончается правда и начинаются побасенки, выдуманные их же коллегами.

В память проигрывателя были заложены раритетные записи, которые считались давно потерянными для мира Цифры. На все вопросы: «Как?», «Откуда?» – хозяин «Хоттабыча» отшучивался или просто усмехался, подкручивая усики, вытянутые в тонкую ниточку над верхней губой.

Шумно-веселую идиллию нарушила громкая музыка. До этого она тихо журчала из динамиков, создавая звуковой фон где-то на задворках сознания отдыхающих, никак не нарушая атмосферу праздника. А тут слова песни вырвались из динамика и акустическим ударом неприятно шлепнули по барабанным перепонкам:

– А-а-тставить ПВО! – рявкнул Олег. – Сегодня они не пляшут. Их праздник в апреле! Уже давно прошел!

Он встал со стула одним рывком и в два шага оказался рядом с музыкальным автоматом, благо тот стоял недалеко от него. Лифтер пробежался курсором по сенсорному экрану меню с названием песен, заложенных в электронные мозги, и ткнул пальцем в кнопку «play». Из динамиков мстительно донеслось торжествующее:

Шаржуков слушал песню, обмякая душой. На мгновение ему показалось, что в лицо повеяло соленым бризом. По спине пробежали ласковые мурашки и растворились в районе шеи.

Песня оборвалась. Певец не допел куплет. Приятное наваждение исчезло, будто утренний туман под жаркими лучами солнца, уступив место мутной злости. Ярость накатила на Олега, как приливная волна, и, похоже, откатывать не собиралась. Кто ж так беспардонно и нагло пакостит в этот святой для него день?

Кто бы сомневался! Над музыкальным меню колдовал Плевок собственной персоной, одним глазом косясь на Олега. Динамики выдали залихватское:

Никакого уважения к окружающим.

Плевок решил на собственный лад разрядить веселье, бросив вызов виновнику торжества. Шаржуков «поднял перчатку» и, рыкнув, как кожекрыл, пикирующий на жертву, рванул менять репертуар.

Олег все-таки успел включить песню по душе, прежде чем приступить к возмездию.

Несмотря на пакостный характер, у Плевка было широкое открытое лицо с аристократическим носом, и лифтер этим немедленно воспользовался. По такому было трудно промахнуться. Высокие договаривающиеся стороны «обсуждали» музыкальный репертуар, наиболее подходящий для праздника ВМФ, ударяя не только по рукам. Пословица «Бодливой корове бог рог не дает» плохо соотносилась со скандальным пэвэошником. Оскорбленная морская душа и вредный страж неба сцепились мертвой хваткой. Никто не хотел уступать. Новенькая тельняшка была разорвана до пупа. Аристократический нос теперь больше смахивал на гибрид сливы и картошки: по цвету и форме.

Потасовка происходила в сопровождении сочного баса певшего. «Северный флот, только вперед…» Кто-то из дерущихся локтем въехал в музыкальный автомат. Жалобно звякнуло стекло, рассыпавшееся веером осколков, лампочки напоследок мигнули и погасли. Баритон крякнул и замолчал на полуфразе, так и не допев песню про то, куда должен двигаться Северный флот.

Сначала гости смотрели за схваткой бойцовых петушков. Потом стали участвовать в наведении порядка и поддержании мира в «Хоттабыче». Под угрюмый хохоток и громкие возгласы «Хватит, парни!», «Отпусти его руку!» меломанов растащили в разные стороны. Куча-мала, готовая перерасти в бучу, распалась на две группы. Одни держали набычившегося Олега, другие спеленали в жестком захвате Плевка. Шаломай, слабо трепыхавшийся в объятиях товарищей, от бессильной злобы хотел плюнуть в Шаржукова, до которого при всем желании не мог дотянуться ни рукой, ни ногой. Но, встретившись с угрюмым взглядом из-под насупленных бровей, в последний момент передумал. Тягучая слюна, смешавшаяся с кровью из разбитой губы, так и осталась во рту.

В зале ресторанчика повисла угрожающая тишина.

Праздник Дня моряка был бесповоротно и окончательно испорчен.

Из служебного помещения выскочил владелец «Хоттабыча». Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: его гордость – музыкальный автомат испорчен. А вандалы-меломаны стоят и угрюмо сопят, стараясь не встречаться с ним глазами. К чести Савчинского, он сразу не стал устраивать скандала. Праздник как-никак. Он посмотрел на забияк, словно удав на кроликов, и зло прошипел:

– Честно говоря, вы меня разочаровали!

– Мы починим, – буркнул Олег.

– Будет как новенький, – прошамкал разбитыми губами Плевок. С каждой минутой губы все больше напоминали пышные оладьи с вишневым вареньем. – Не сомневайся.

– Замолчите! Надоели до невозможности! Глаза б мои вас не видели, ухари! – Иван Петрович скрылся в подсобке, громко хлопнув дверью, жалобно скрипнувшей массивными бронзовыми петлями, сделанными под старину.

Олега и Плевка рассадили подальше друг от друга. Чинно рассевшись за столом, каэсэсовцы еще немного посопереживали растерзанным товарищам. Совсем недолго, чуть-чуть, до очередной рюмки.

– Мальчишки, – укоризненно произнесла официантка. Она принесла очередную порцию горячительных напитков. Когда гуляют каэсэсовцы, только успевай убирать со стола пустые бутылки и выставлять на столы полные.

– Настоящие мужчины никогда не взрослеют, – внес уточнение один из электриков, услышавший замечание.

В подтверждение своих слов он указал глазами на трех молодых газовщиков, смешивающих изрядные дозы коньяка с шампанским в стаканах для сока. Молодежь дружно приступила к дегустации самодельного пойла, гордо именуемого «коктейль». При этом они умудрялись спорить о правильном названии: это «Северное сияние», или все же у них получился «Бурый медведь».

Уже перед самым уходом Плевок громко буркнул, вроде сам себе под нос, но так, чтобы Олег услышал:

– Мореман сухопутный… моряк с печки бряк, – ничего более умного он придумать не смог.

– Заткни пасть! – Шаржуков за словом в карман никогда не лез.

Лифтер начал приподниматься со стула, словно авианосец, выходящий из гавани, чтобы начать второй раунд. Плевок тоже был не против сделать новый заход. Но их попридержали за руки соседи по столу.

Плевок на глазах начал наливаться желчью, как присосавшийся к телу клоп – кровью. Он, похоже, так и не успокоился и уже открыл рот, чтобы объяснить Олегу его настоящее место в этом мире, но его опередили…

Хозяин ресторанчика неуловимым образом уловил угрожающую задумку шумливых каэсэсовцев. Он выглянул в полуоткрытую дверь и быстро оглядел свою вотчину – зал, заставленный столиками, и барную стойку. От его взгляда не ускользнули напряженные фигуры, готовые к новому броску навстречу друг другу. Служитель чревоугодия медленно сложил руки с пудовыми кулачищами на груди и первым делом громко проинформировал каэсэсовцев, что сам он лично в восторге от членовредительства и братоубийства, но убедительно просит дорогих гостей повременить с воплощением своих желаний в жизнь. Потому что из-за них ресторан теряет других посетителей, не привыкших к буйным выходкам героических тружеников КСС, на которых клейма уже ставить некуда.

– Какая же это свадьба без драки? – подслеповато щурясь, проронил бригадир сварщиков. Седой старичок, после нескольких рюмок без закуски, похоже, плохо понимал, где находится. Тем более что водку он залихватски наливал в фужеры для вина. Может быть, в годы его молодости рюмки имели другой объем?

– Тихон Матвеевич! – с досадой махнул рукой Савчинский. – Посмотрите на этих женихов! Кому ж они нужны такие?

Действительно, расхристанные каэсэсовцы представляли собой неприглядное зрелище. Растрепанные и взъерошенные, они угрюмо ковырялись в тарелках, делая вид, что более ничего интересного в жизни не видели.

– А что, они мужчины хоть куда! – вскинулась Инночка из строевого отдела. Она успела дважды побывать замужем и не теряла надежды сделать новый заход. В жизни, как в большом спорте, – должны быть три попытки. Минимум.

Разведенка не пропускала ни одного сборища каэсэсовцев. На неофициальных мероприятиях холостяки теряют контроль, и есть реальный шанс устроить личную жизнь.

– Зря вы так!

Тихон Матвеевич не по-отечески, слишком ласково потрепал Инночку по напудренной щечке с ямочкой. Он явно хотел пригласить ее на танец. Тряхнуть стариной. Но музыка была не та. А теперь, из-за двух башибузуков, музыкальный автомат приказал долго жить. Когда починят, неизвестно. Ветеран собирался с духом, чтобы предложить вертлявой болтушке руку и сердце. Уже прошел год со дня смерти жены. Пора. А лучшего момента сделать предложение, чем во время танца, не придумаешь. Облом, как говорит молодежь. Ничего, подождем до следующих посиделок. С годами приходит редкое качество – умение ждать. Инна сидела рядом и тяжело вздыхала, не догадываясь, что до воплощения ее тайных грез и явной мечты всего лишь расстояние вытянутой руки.

Инночка проигнорировала отеческое прикосновение – слишком была занята выковыриванием креветок из закисающего на глазах салата. Креветки молодящаяся женщина любила с детства, а салаты ненавидела чуть меньше своей незамужней жизни.

Атмосфера праздника была бесповоротно и окончательно испорчена. Неразбериху и возникшую из-за этого неловкость попытались разрядить парой веселых тостов. Но получилось как-то коряво и не смешно. Концовка празднования Дня Военно-морского флота явно была скомкана. Гости потихоньку засобирались и потянулись на выход. У всех дела.

Провожать посетителей вышел Савчинский. Он с ходу вызверился на двух забияк, окоротив обоих, заранее отметая возможные отговорки.

– Молчать оба! Слушать сюда! Надоели до невозможности…

Задиры молчали, не смея открыть рта. С хозяином ресторана спорить, потом себе дороже будет.

– Вы меня в гроб вгоните! По миру голым пустите. – Иван Петрович костерил их почем зря. – Чтобы духу вашего до Дня танкиста у меня не было. Заявитесь раньше, вообще отлучу от «Хоттабыча». Навсегда! Свободное время будете коротать в «Макдоналдсе». Ясно!

– У меня нервы расшатаны службой, – вяло попробовал оправдаться Шаржуков.

– Щас, службой! – упер руки в бока ресторатор. Он быстро наливался холодным бешенством, играя желваками на скулах. – Скорее водкой?! Закусывать надо.

– А может?.. – робко попытался оправдаться Плевок, перспектива питаться в фастфуде ему не улыбалась. Одним махом обрубались контакты и возможность подлевачить.

– Нет, не может! Салаги, брысь отсюда! – отрубил хозяин «Хоттабыча». С этими словами Савчинский скрылся за дверью в подсобку, бормоча под нос ругательства.

Всего пара фраз, и двери «Хоттабыча» надолго захлопнулись перед каэсэсовцами. Лучше перетерпеть несколько месяцев, чем стать персоной нон грата в этом месте, давно ставшем для них вторым домом.

Первым на крыльцо вывалился Плевок и, вдохнув полной грудью свежий воздух, вытащил пачку сигарет. Получить дозу никотина не удалось. Разбитые в кровь губы-оладьи отказывались нормально держать сигарету.

Следом за ним из дверей вышли Шаржуков и Бормотов. Олег издевательски щелкнул зажигалкой под носом горе-курильщика и подчеркнуто доброжелательно осведомился:

– Огоньку?!

Плевок сплюнул сигарету вместе с тягучей розовой слюной. Спускаясь по ступенькам, он, не оборачиваясь, бросил через плечо Олегу вместо вежливого «благодарю»:

– Не зря я тебя раньше недолюбливал, а теперь так и вовсе ненавижу!

Подсохшая корочка на губах лопнула, слова получились тихими и полушипящими. Левая припухшая скула внятному произношению никак не способствовала. Как вся подавляющая часть человечества, Олег был правшой, и удар справа у него был поставлен лучше, чем слева.

– Хоть что-то в твоей жизни, Олежик, проходит «не зря»! – хохотнул Бормотов.

– Почему у меня родители интеллигентные люди?! – громко вопросил лифтер в удаляющуюся спину скандалиста. – Почему у меня бабушка преподает в консерватории? Почему я не могу пакостному человеку свернуть шею просто так?

– Точно, «почему»? – поддакнул Бормотов. – Когда спор решала шпага, хамья столько не было. Если бы не свидетели, убил бы на фиг, да? – сказанное было адресовано Олегу, но так, чтобы услышал поспешно прибавивший шагу Плевок.

После обмена взаимными оскорблениями и угрозами разговор угас, как спичка на ветру. Шаржуков мысленно поставил жирный крестик напротив фамилии Шаломая.