Группа патрульных и каэсэсовцев ходко шла по тоннелю. Через пятиминутные интервалы пол под ногами начинал мелко вибрировать. Они двигались параллельно ветке метро. Люди были отделены от метрополитена сплошной глухой стеной, которая надежно отгораживала подземку от городских катакомб. Но, видимо, не так надежно, как хотелось бы в это верить. Бетонщики и каменщики из солнечного Таджикистана поклялись на Коране, что ни одна тварь не просочится из подземелий на станцию. Гореть им в аду! Клятвопреступники. Строительное начальство тоже при делах, на всем экономят. Не могли нормальных работяг нанять. Хотя кто из городских по доброй воле согласится корячиться в подземельях? Их на галеры к веслам прикуй, все равно грести не будут.

За прошедшие сутки в Службу одновременно поступили сразу три жалобы. На «Тверской» в час пик по перрону, распугивая пассажиров, с задорным визгом промчался крупный самец панцирохвоста. Доблестных полицейских, пытавшихся его отловить и нейтрализовать электрошоковыми дубинками, тварь загнала в стеклянную будку в центре перрона. После этого мутант в гордом одиночестве нарезал круги вокруг стекляшки стражей порядка, будто акула вокруг жертвы.

Тварь охаживала себя по бокам трескучим хвостом в предвкушении схватки с двуногими. В желтых узких глазах панцирохвоста – острота и вызов. В широко распахнутых глазах полицейских бился тихий животный ужас.

Стражи порядка тихо сидели, затаившись за толстым бронестеклом. Один из них, прижавшись лицом к стеклу и расплющив нос наподобие свиного пятачка, пытался загипнотизировать мутанта. И кажется, у него это почти получилось. Панцирохвост ушел, спрыгнув на рельсы, когда ему надоело ждать достойного противника. Мутант гордой трусцой пробежал между рельсами и скрылся в исполинской глотке тоннеля.

На станции «Маяковская» обошлось без публичного унижения полицейских. С потолка на пути шмякнулся электроскат. Он точно угодил на контактный рельс. Сотрудники метро попытались обесточить проводку, но не успели. Плоская туша ската вызвала короткое замыкание. Поезда, оставшись без энергии, встали намертво. На перронах монотонно забубнили: «Граждане пассажиры, пользуйтесь наземным транспортом. Приносим извинения за причиненные неудобства. Всем спасибо за понимание». И все в таком духе.

Понятно, что где-то на перегоне между станциями метро «Маяковская» и «Тверская» твари нашли лазейку в бетонном периметре. И теперь каэсэсовец под прикрытием почетного армейского эскорта искал место прорыва. Чем быстрее, тем лучше. Необходимо было найти и поставить охрану до подхода ремонтной бригады. Те придут и быстро залатают проход. Щель между двумя мирами: человеческим и мутировавших созданий.

Движение поездов на этих станциях удалось восстановить через пятьдесят минут, но на этом происшествия не закончились. Во время уборки перрона на мраморный пол спикировал еще один скат. Аккурат перед поломоечной машиной. Тварь шмякнулась на отполированный камень с чавкающим звуком, напоминающим шлепок куска сырого мяса о колоду для рубки.

Пока оператор соображал, что к чему, круглообразную тварь, по спине которой пробегали искорки электрических разрядов, намотало на вал роликовых щеток. Издыхая, скат разрядился в машину. К счастью, экземпляр был не из больших. Уборщика ощутимо тряхнуло, а оборудование сгорело. Оператора отправили в ближайшую Боткинскую больницу, машину – в утиль.

Примчавшиеся на вызов каэсэсовцы дежурной группы быстрого реагирования были неприятно удивлены. На потолке станции в куполах-кессонах практически все красочные мозаичные панно облепили скаты. Уцепившись за шероховатости, твари негромко потрескивали, сбрасывая лишнюю энергию зарядов. Непонятно, что понравилось живым батареям: яркая смальта или эскизы художника Дейнеки, зовущие в светлое коммунистическое будущее. Дежурные быстро «упаковали» скатов в прорезиненные контейнеры-изоляторы, предварительно разрядив мутантов. Использовали старый способ, апробированный еще римскими легионерами в африканских походах. Перебираясь вброд через реки Черного континента, они пускали вперед овец, которых гнали с собой, как живые консервы, которые не надо нести. На прогретом солнцем мелководье любили понежиться ленивые электрические сомы, достигающие двухметровой длины. Рыбы разряжали природные батареи о ноги отчаянно блеющего авангарда. На перезарядку своего «оружия» сомам требовалось время. Поэтому люди, бряцая доспехами, успевали форсировать реку целыми и невредимыми.

Электрический скат получил такое название за сходство с морским родичем. Это довольно крупный мутант, с телом блинообразной формы и тремя парами маленьких глаз, светящихся в темноте. Диаметр тварей обычно не превышал тридцати сантиметров. Но, по неподтвержденным данным, на нижних уровнях встречались особи до полутора метров. Окраска мутанта была довольно пестрая: светло-коричневая спина переходила в желтые крапчатые бока и белесое брюхо с несколькими десятками ножек-присосок. По всему телу были разбросаны многочисленные зеленые и фиолетовые пятна. Отличительной особенностью мутанта являлось наличие электрических органов, расположенных непосредственно под тонкой шкурой. Скат мог генерировать напряжение до 750 вольт. Оглушив или убив жертву, хищник наползал на ее тушу, затем выворачивал наружу свой желудок. Переваривание пищи происходило за пределами тела. Насытившись, скат сокращал мышцы пищевода, втягивая желудок обратно внутрь.

На животе у него находятся десятки трубчатых ножек с присосками на конце. Перебирая ими, тварь быстро ползает и может легко взбираться по вертикальным поверхностям. Потолок тоже не преграда, когда есть присоски.

Нелегальные любители содержать скатов дома в террариуме утверждают, что со временем электрическая тварь становится ручной. Если до мутанта дотронется посторонний, то он немедленно получит удар тока, если же ската погладит хозяин, к которому тот привык, то человеку ничего не будет.

Справиться с ползающими электрическими аккумуляторами профессионалу не так уж и сложно. В ската втыкали «скобу» – полоску металла с заостренными концами, загнутыми буквой «г» и с закрепленным в центре проволочным медным хвостиком. «Скоба» отстреливалась в ската или при должной сноровке вручную втыкалась в тварь. Попав на тело мутанта, нехитрое устройство приводило к разрядке ската на самого себя. Собственное оружие вызывало паралич мутанта…

Смешанная поисковая группа ходко шла по тоннелю. На полу, покрытом вездесущей пылью, были хорошо видны узоры следов. Каэсэсовец и патрульные без труда читали их. Вот панцирохвост точил когти о бетонную стену, а потом побежал к вентиляционной шахте. Непрерывную пропаханную борозду оставило за собой семейство скатов. Почти у самой стены отчетливо отпечатались протяжки от задних ног прыгуна. Еще был помет. Пахучий. Желтые катышки по форме напоминали перепелиные яйца.

Каэсэсовец поднял один катышек и, помяв в руке, сказал:

– Совсем мягкий, не успел затвердеть. Где-то здесь ошивается иглобрюх. Надо быть наготове.

– Всегда наготове, – глухо буркнул из-под нашлемного забрала патрульный. – Не задерживаемся. Вперед.

Обманчивая тишина, царившая вокруг, не расслабляла. Трое людей были, как сжатые пружины, готовы в любой миг отразить внезапное нападение. Отразить, контратаковать и победить.

Здесь, под землей, нет ни дня, ни ночи. Смену времени суток можно определить лишь по часам. В отличие от хищников верхнего мира, у которых самый жор происходит по определенному суточному расписанию, а значит, есть определенное время относительной безопасности, здесь двадцать четыре часа в сутки надо быть начеку.

По дороге нашли гнездо полосатого трескуна. Оболочка коконов съежилась и сочилась темно-зеленой слизью. Это означало, что личинки скоро должны проклюнуться на свет. Ментальные паразиты избегали физического контакта с человеком, но от этого не становились менее опасными для его, в первую очередь, психического здоровья.

Чашеобразное жилище, сооруженное из кусочков бетона и вездесущего мусора, проклеенных слюной, было плотно прикреплено под сводом тоннеля рядом с отдушиной, забранной частой решеткой.

До вылупления личинок коконы охранял самец. Задерживаться в поисках взрослого трескуна не стали. Гнездо походя выжгли из огнемета и двинулись дальше.

Наконец проход на территорию метрополитена был найден. Не заметить лаз и пройти мимо него троица поисковиков не смогла бы при всем желании. Они наткнулись на голый труп мужчины с изуродованным лицом. Тело лежало поперек тоннеля руками вперед. Словно человек перед смертью силился указать направление, куда ушел убийца. В стене, на высоте в полметра, между двумя силовыми кабелями в пластиковой оплетке, была вырублена узкая дыра. В такой проем не то что панцирохвост или скат проберется, в него легко протиснется взрослый человек. Вместе с ремонтной бригадой каэссэсовцы вызвали и следственную группу. Как всегда, ремонтники сработали оперативнее, намного опередив полицейских.

Покойника быстро опознали по жетону смертника. Александр Шаломай, он же Плевок собственной персоной.

Судмедэксперт во время осмотра тела удивленно крутил головой и восхищенно цокал языком. Полицейский медик произнес: «Кожа от основания шеи вместе с мышцами лица и скальпом содрана одним куском. Будто носок с ноги сняли. Практически это невозможно, но факт налицо. Такого я за свою богатую практику никогда не видел. А вы уж мне поверьте, за свою жизнь успел всякого повидать. Здесь побывал мастер… Гм-м, профессионал». Старший оперативный группы осторожно уточнил без особой надежды в голосе: «Может, животное какое-нибудь лицо отгрызло?»

– Ну, конечно, животное! – возмущенно всплеснул руками медик. – Неизвестное науке животное сняло с человека комбинезон, сняло кожу с лица, как снимают обычную маску, вместе с волосами, аккуратно разложило снаряжение и ускакало дальше по своим животным делам. Кстати, следов крови вокруг нет. Значит, оно, то есть животное, свою добычу аккуратно упаковало во что-то герметичное. Значит, у этого, с вашего позволения, животного ай-кью выше, чем у некоторых присутствующих.

В голосе судебного медика было столько сарказма, что им можно было порезаться.

– На руках глубокие раны. Скорее всего, погибший перед смертью пытался схватить что-то режущее и очень острое. Например, скальпель, только очень длинный. Как вам такая версия? Подходит, а?

Содержимое многочисленных карманов и кармашков было аккуратно разложено в один длинный ряд вдоль стены. Вместе с комбинезоном и обувью пропала сумка-рюкзак.

Если бы с каэсэсовцем разделалась одна из подземных тварей, то можно было смело закрывать дело. Подписано – и с плеч долой. Только вот медик, похоже, не поставит свой автограф под таким заключением. Жаль! Хорошая была версия. Старший следственной бригады огорченно почесал затылок и приказал выбираться на поверхность. Дважды повторять команду не пришлось. Никому не хотелось задерживаться в неуютном подземелье. Тем более что за очередным поворотом бетонного коридора мог притаиться профессиональный убийца. Никому не хотелось пополнить чужую коллекцию скальпов. Под охраной армейского патруля криминалисты выбрались на поверхность и погрузились в микроавтобус. Труп в прочном пластиковом мешке положили в проходе между сидений. В отдельном пакете лежали разгрузочный жилет и снаряжение.

На свежем воздухе полицейские не скрывали испытываемого облегчения. По их лицам было видно, что они рады оставить сырость и темноту подземелья за спиной. Хотя в следственной группе подобрались мужики бывалые, успевшие на всякое насмотреться.

Микроавтобус заурчал мотором и резко стартовал с места. Водитель сидел в машине в то время, когда его коллеги спускались под землю на место происшествия, но, видимо, и ему передалось общее настроение.

Старший армейского патруля проводил взглядом синюю машину с белой надписью «Полиция» на боку. Сержант презрительно сплюнул вслед оперативникам.

«Слабаки!»

Поднатужившись, он с усилием закрыл тяжелую бронедверь шлюза, разделявшего два мира: поверхность и подземелье. До окончания дежурства его команды оставалось еще два дня. Не стоит расслабляться на солнышке. Бдительность, помноженная на собранность, – вот лозунг армейской патрульной группы на сегодняшний день, да и на все остальные, пока товарищи не сменят их в зоне ответственности, заступив в пятидневный караул.

* * *

В понедельник, на еженедельном утреннем совещании, проводимом во всех отделах Службы, официально сообщили о гибели Плевка. Горестных оханий и аханий не последовало. Не он первый, не он последний. Пробежал угрюмый шепоток среди каэсэсовцев и все. Лишь Бормотов не удержался и громко буркнул себе под нос:

– Царствие ему подземное!

– Он умер, как жил… будто скотину освежевали, – недипломатично прокомментировал услышанную новость Шаржуков.

На них зашикали. Олег в ответ махнул рукой: «Пустое. Сами знаете, каким он парнем был».

На беседу к дознавателю, больше смахивающую на допрос, его вызвали первым. По службе, да и не только, Шаржукову нередко, чаще, чем ему хотелось бы, приходилось общаться с представителями надзирающих органов. Ну, выдернули к следователю, и что?

В организационно-штатную структуру Коммунальной Службы Спасения входил спецотдел – служба внутренней безопасности. Это был орган, надзирающий за каэсэсовцами. Формально спецотдел входил в структуру КСС и стоял на всех видах довольствия, в том числе и финансовом, но фактически являлся самостоятельной организацией, напрямую подчиняющейся Министерству внутренних дел. Бюрократический парадокс заключался в том, что сотрудники спецотдела выполняли свои прямые служебные обязанности без оглядки на начальство КСС, не ожидая, что им дадут по рукам. Деятельность службы внутренней безопасности была направлена на пресечение и профилактику противоправных действий каэсэсовцев и преследование тех, кто совершил проступки. Незримое око пыталось подглядывать за Службой и вербовать агентуру внутри нее. Каэсэсовцы втихаря показывали спецотделу мозолистый кукиш и на контакт, начинающийся с доверительной беседы по душам, не шли. Узнают, что стучишь, солнышка больше не увидишь. Мало ли что может случиться под землей во время обычнейшего обхода?

Спецотдел был инородным телом в КСС, а коллеги из центрального аппарата воротили нос от «сослуживцев», за глаза называя их «наши ассенизаторы». Так и болталась служба внутренней безопасности, как дерьмо в проруби. Чужие для всех: и для своих, и для каэсэсовцев. Но все признавали – спецотдел нужен. Без него Служба могла пойти вразнос и пуститься во все тяжкие.

Стукнув один раз в дверь, Олег вошел в кабинет. За столом громоздилась широкая бесформенная туша. Уставная отутюженная синяя форма повторяла все складки оплывшего тела старшего инспектора Федотова.

Следователь проигнорировал вежливое «здравствуйте» и сразу же попытался взять быка за рога. Он решил огорошить каэсэсовца нестандартным вопросом. Сбить подозреваемого с толку. Федотов считал это своим личным ноу-хау. Оставалось грамотно разыграть пьесу, ноту за нотой.

– Представьте на мгновение такую ситуацию, чисто гипотетически, – дознаватель выдержал паузу почти по Станиславскому. – Перед вами стоит живой и невредимый Плев… э-э, Шаломай. Ваши действия?

– На мгновение, – Олег потер небритый подбородок. – Невредимый, говорите, – глаза каэсэсовца мечтательно блеснули, и он без запинки и ложного стеснения выдал ответ: – Дал бы ему в рожу!

Какой вопрос, такой ответ.

Шаржуков спокойно смотрел, как лицо у следователя краснеет и глаза наливаются кровью.

– Что вы себе позволяете? – прошипел Федотов. – Не понимаете, о чем вас спрашивают?

– Да понимаю, – пожал плечами Олег. Его даже немного удивил новый вопрос, он же четко ответил.

Еще больше его удивила реакция дознавателя. На глазах красное одутловатое лицо побелело и пошло малиновыми пятнами. Каэсэсовец с досадой подумал: «Был младшим инспектором, носился за нами, как сорвавшийся с цепи пес, а как попал на должность старшего, так сразу же раскабанел. Что с ним будет, когда станет главным инспектором?»

Неожиданно дознаватель спросил:

– Вы верите в жизнь после смерти? – Вопрос был задан таким тоном, словно в нем и заключалась суть допроса. Федотов старательно убаюкивал внимание лифтера.

– Зачем забивать себе голову чушью? – пожал плечами Шаржуков и в свою очередь поинтересовался: – Почему такой интерес к метафизике?

– На то я и следователь, чтобы сбивать с толку таких… как вы. Зачем?! Почему? Не надо из меня дурака делать. Здесь вопросы задаю я.

Федотов с хрустом сломал зажатую в руках дешевую одноразовую ручку. Не такого ответа он ожидал. Все они тут одним миром мазаны. Какого каэсэсовца ни возьми, гонору и дури на троих обычных людей хватит с гаком и еще останется. Кажется, вот взял голубчика за жабры, ан нет. Разжал руку, а в ней только воздух.

Старший инспектор откашлялся, прочищая горло, и злобно выдавил из себя:

– Свободны!.. Пока свободны! – следователь попытался сохранить хорошую мину на лице. – И больше мне на глаза не попадайся.

Федотов огорченно покачал головой. Кавалерийским наскоком выбить допрашиваемого из колеи не получилось. Ноу-хау в общении с лифтером не сработало в очередной раз. Следователь не терял надежды найти хоть какую-нибудь зацепку. Пусть косвенную, но указывающую на причастность Олега к преступлению. Потом вспомнил про алиби. Оно оказалось у Шаржукова железным и стопроцентным. В журналах спуска под землю фамилия лифтера отсутствовала. Нелегальные посещения городских катакомб просто так к делу не пришьешь.

На прощание следователь почти по-дружески посоветовал лифтеру:

– Иди, только смотри не наломай дров. Это я тебе как опытный лесоруб говорю.

– Ага, лес рубят, аж кора летит, – неинтеллигентно попрощался Шаржуков, поднимаясь со стула, и вышел из комнаты. Олегу не ответили на его приветствие в начале беседы, а к таким вещам он всегда относился трепетно и спуску давать не собирался. – Плавали, знаем.

– Лес рубят, щепки летят, – Федотов сказал это уже закрывшейся двери, – а мы стоим на страже… бдим, так сказать.

Судьба сводила старшего инспектора из отдела дознания с лифтером лицом к лицу не в первый раз. Следователю особенно не хотелось вспоминать об их первой встрече.

Это было несколько лет назад, он пытался прищучить Шаржукова и его приятеля Бормотова за нелегальную торговлю раковинами, но ничего, кроме зря потраченного времени и полного разочарования, не вышло. Сначала все шло как по маслу. Каэсэсовцы пришли на встречу с подставным покупателем. Партитура, любовно написанная следователем, начала разыгрываться акт за актом. Тогда Олег и Алексей были еще зелеными салагами, в самом начале своей карьеры. Это сейчас они так заматерели. Но, что ни говори, а уже тогда чутье у каэсэсовцев было звериное. В тот раз, почуяв неладное, приятели избежали ловушки, скрывшись в вентиляционной шахте. Искать беглецов под землей было бессмысленно и небезопасно. Городские катакомбы – это их вотчина. Здесь они чувствовали себя как рыбы в воде. Видеосъемка зафиксировала две фигуры в форменных комбинезонах с накинутыми на голову капюшонами. Лица закрывали темные защитные щитки. При увеличении поставленная на стоп-кадр запись показала, что идентифицированные нашивки на груди заклеены обычным медицинским пластырем для мозолей. Пришли из уличного подземного перехода и канули под землю. Кстати сказать, место встречи с покупателем они определили сами. Не нравятся условия, сделки не будет. Тогда на это полицейские не обратили внимания, а зря. Аванс, гаденыши, взяли немаленький. Заметьте, казенных денег. Стоя у распахнутой настежь решетчатой дверцы шахты, за которой темнела многометровая глубина вертикального провала, следователь, а тогда еще младший инспектор, до боли сжал кулаки. В голове пульсировала одна мысль: «Развели, как неопытного стажера. Поди попробуй найди их в запутанном лабиринте тоннелей. Затаились в темноте и хихикают над ними, втихаря потешаясь. Чтоб им провалиться!»

Профессиональная гордость была уязвлена. Младшего инспектора Федотова душила детская обида. Горечь поражения выплеснулась громким ругательством. Эхо, живущее в широкой трубе шахты, весело отозвалось, и из черной овальной дыры донеслось: «Ля! Ля-а!.. Ля-а-а!..» Плюнув от избытка чувств в темноту, горе-сыщик отправился в отдел писать отчет и готовиться к ежемесячным вычетам из зарплаты. О летнем отпуске на берегу ласкового моря можно было забыть…

В наказание за бездарный провал операции младшего инспектора перевели с оперативной работы в спецотдел. Не хватает сноровки ловить каэсэсовцев, займись профилактикой в среде потенциальных правонарушителей.

На следующий день десяток свидетелей обеспечили Олегу и Алексею непоколебимое алиби. Каэсэсовцы в один голос подтвердили, что они в этот день и как раз в это время обедали в служебной столовой. Сотрудники Службы были из разных отделов, но круговую поруку никто не собирался нарушать. Каэсэсовское братство стояло выше закона и, тем более, – службы собственной безопасности. Сделать подлянку синим мундирам считалось хорошим тоном в среде каэсэсовцев…

Вторым в кабинет следователя вошел Бормотов. Алеша справедливо опасался, что его попытаются использовать не по назначению, а в качестве громоотвода или козла отпущения за то, что тоже был не в ладах с Плевком и хуже того – дружил с Олегом.

Но ни тем, ни другим лифтер становиться категорически не желал. Он привычно сделал оловянные глаза и начал играть роль услужливого болвана, готового во всем сотрудничать со следствием. Любой вопрос он переспрашивал одной и той же фразой: «В смысле?» В лучшем случае отвечал невпопад: «да» или «нет». Посторонний человек справедливо решил бы, что ай-кью у Бормотова ниже железного табурета, привинченного к полу, на котором тот сидел. Но бывший младший, а теперь старший инспектор справедливо не считал себя посторонним. Он уже имел печальный опыт общения с каэсэсовцем.

– Что за чушь вы несете? – тоскливо вопрошал старший инспектор.

– В смысле? – пучил глаза Алексей. Для разнообразия он периодически сводил их к переносице.

– Отвечайте на конкретно поставленный вопрос.

– Да, да, нет, да, – четко отбарабанил Бормотов с мудрой улыбкой имбецила на лице.

Иногда он замолкал, закатывая глаза к потолку, чтобы потом разродиться очередным: «В смысле?» Менялась лишь интонация и тембр голоса, но никакой ясности это не прибавляло.

Старшему инспектору по службе было положено хранить спокойствие. Но уже через полчаса хваленая выдержка профессионала дала трещину. Федотов жахнул рукой по столешнице. С сухим треском сломалась ручка, зажатая в кулаке. Вторая за сегодняшний день.

Следователь больше не шипел, он сорвался, заорав на Бормотова, который преданно улыбался ему в лицо: «Хватит тупить! Пошел вон отсюда!» – и повелительным жестом указал на дверь.

Лицо Алексея приобрело нормальное выражение. Он на глазах превращался в дееспособного человека. Лифтер ужом выскользнул в коридор, не забыв мстительно хлопнуть дверью. Последнее слово осталось за ним.

Следователь достал из стола очередную ручку и пробурчал вслед Алексею: «Надо бы с вами пожестче разбираться. Пожестче!» В последнее время у него стало входить в привычку разговаривать с закрытой дверью.

Как будто специально, но события в жизни Олега, выпавшие на его долю в октябре, явно не радовали. Загадочная и непонятная смерть Плевка, последующие беседы в спецотделе. К чести следователя, вешать на Шаржукова всех собак он не собирался, а круг недоброжелателей у Плевка был слишком широк. При жизни тот мало с кем ладил и даже после своей кончины сумел многим испортить настроение. Безопасники долго и нудно мотали нервы не только двум лифтерам, но и другим каэсэсовцам похожими вопросами: «Что делали?», «Где были в тот день?», «Как относились к безвременно почившему?» Шаржуков в разговорах лишь пожимал плечами и отвечал односложно, стараясь не ляпнуть чего-нибудь лишнего. Загвоздка у дознавателей заключалась еще в одном. Точное время кончины Плевка установить было трудно. На труп наткнулись, когда он пролежал в одном из многочисленных закоулков много дней. Требовать поминутного алиби в течение недели у каэсэсовцев, бывших с покойным в плохих отношениях, было делом бессмысленным и муторным. Обе стороны, следователи и допрашиваемые, это прекрасно понимали.

В журнале записи нарядов у Плевка не числилась разнарядка в тот район города, где нашли его обезображенное тело. Вывод лежал на поверхности: каэсэсовец был на халтуре. Что или кого он искал, осталось невыясненным. На трупе отсутствовал форменный комбинезон, а стандартный набор амуниции был аккуратно сложен у стены. Больше ничего. Кто это сделал, зачем сняли форму с тела? Зачем? Почему? Вопросов больше, чем ответов. Дело о смерти сотрудника Службы еще не было закрыто, но мало кто сомневался, что тоненькая пластиковая папка уголовного дела по факту насильственной смерти с несколькими фотографиями трупа, листами протоколов допросов подозреваемых и осмотра места преступления рано или поздно окажется в архиве. Скорее раньше, чем позже.

* * *

Невозмутимый Шаржуков и взъерошенный Бормотов шли по коридору главного здания Службы. Лешина личина идиотика быстро спала с лица, с таким трудом сдерживаемые на допросе эмоции требовали выхода. Он яростно жестикулировал и, как заводной, повторял одно и то же:

– Чудом ушли! Чудом! Слышь, Олежек, чего молчишь. Ведь чудом ушли! А? Чудом.

Похоже, его слегка подзаклинило. За друзьями числилось немало грешков, мелких и не очень.

– Из тебя в прошлом вышел бы хороший семафорщик. Цены тебе на корабле не было, – непрошибаемый Олег к посещению следователя отнесся философски. – Хватит махать, уже перед глазами рябит. В этот раз мы не при делах. Ничего следователь на нас не повесит. Мы ему не по зубам… руки коротки.

– Это ты его грохнул? – неожиданно спросил Алексей. – Только честно. Я – могила! – Бормотов сложил большой и указательный пальцы вместе и сделал жест, будто застегивает рот на «молнию». – Ну ты крут! Но, по-моему, это перебор даже для тебя.

– Я тебе сейчас по башке грохну! – Олег на всякий случай оглянулся. Никто не слышит Алешкин треп. Второй раз общаться с дознавателем не хотелось. – Клянусь, не я!

– Чем клянешься? Ну-ка, ну-ка!

– Самым дорогим на свете, клянусь… – Шаржуков выдержал паузу и мстительно добавил: – Твоим здоровьем, трепло!

Леша замолк на полуслове. Было видно, что такая клятва ему не по душе. Он хотел что-то сказать, но вдруг схватился за сердце обеими руками.

– Ну ты и зараза, – только и успел произнести Бормотов. Он закатил глаза, захрипел… Алексей прислонился к стене и уже собрался картинно сползти на пол. Надо наглядно показать другу, что есть вещи, которыми шутить не стоит.

Но тут его агонию прервали на пике кульминации. Сердечко у лифтера «прихватило» неподалеку от зала Славы. Из-за неплотно закрытой двери донесся слаженный гром мужских голосов, вещавший от первого лица:

– Я клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным и бдительным сотрудником Коммунальной Службы Спасения, выказывать вышестоящим начальникам беспрекословное повиновение, исполнять приказы со всей решительностью и всегда строго хранить служебные тайны, которые мне доверены.

Я клянусь сознательно осваивать новые знания, всегда поддерживать честь нашей Службы. Если потребуется, я клянусь не пощадить ни своей крови, ни своей жизни ради общего блага и во имя долга. Настоящим клянусь своей честью, что в мире и в час испытаний, на земле, под землей, на море и в небе, всегда и везде я буду честно служить. Я буду подчиняться установленным правилам и своим начальникам. Я буду дорожить честью Службы больше, чем собственным существованием. Я буду повсюду и в любых условиях. Я до последних сил буду выполнять то задание, которое поручено. Я обещаю вести себя честно и открыто. Я буду держаться ровно с моими товарищами и всегда и во всем им помогать. Я никогда не преступлю свой служебный долг, будь то из-за родственных связей, по дружбе, зависти, из-за вражды или по любой другой причине. Если же меня поставят на руководящую должность, я обязуюсь быть справедливым по отношению к подчиненным, заботиться об их благополучии, быть их советчиком и руководителем, а также буду стремиться к тому, чтобы быть для них вдохновляющим примером. Я буду исполнять все это, следуя своей чести и совести. И да обрушится на меня самое ужасное наказание Службы и презрение товарищей, если я нарушу свою торжественную клятву! Я принимаю на себя эти обязательства свободно, понимаю их буквально и не имею цели их нарушить. Я хорошо и добросовестно буду исполнять обязанности, налагаемые на меня. Клянусь предавать своих мертвых земле. Смерть не властна надо мной. Мое тело – тлен. Душа моя вечна. Да поможет мне Бог! Я приношу эту священную клятву перед лицом товарищей. Я готов как настоящий каэсэсовец в любое время положить свою жизнь за принесенную клятву. Клянусь!

Слова присяги доносились в коридор то тише, то громче. Гром голосов накатывал волнами, становясь все мощнее. Последнее слово присяги-клятвы кандидаты в каэсэсовцы, а теперь уже полноправные сотрудники Службы дружно произнесли на выдохе. После этого слаженный грохот мощных голосов смолк. Порхающее эхо отразило последнее слово от высоких стен конференц-зала и рикошетом ворвалось в коридор из-за неплотно прикрытой двери: «Клянусь! Кля-я-нусь!..»

Шаржуков уперся взглядом в проем и громким шепотом продолжил за эхом:

– Клянусь!

– Ты веришь в совпадение? – Алексей облизнул враз пересохшие губы. Слова текста присяги вызывали ощущение колоссальной мощи, всколыхнув в душах прожженных циников давно позабытые чувства. Он передумал сползать на пол с закрытыми глазами, вопросительно глядя на друга. – Так веришь или нет?

– А сам-то как думаешь? – Олег никогда не любил людей, отвечающих вопросом на вопрос, но сейчас ничего более умного в голову не приходило.

Внезапно занедужившему каэсэсовцу стремительно полегчало. Из-за дверей донесся монотонный визгливый фальцет, многократно усиленный динамиками. Разительный контраст голосов неприятно резанул по ушам.

Из зала продолжало доноситься раздражающее «бу-бу-бу». Лифтеры переглянулись. Ошибиться было невозможно. На приведение к присяге молодого пополнения каэсэсовцев всегда должен присутствовать кто-то из руководства Службы. Нормальные люди всеми правдами и неправдами старались отвертеться от участия в торжественном мероприятии, давно превратившемся для ветеранов в занудную рутину. В таких делах был незаменим один человек – заместитель начальника КСС по воспитательной работе с личным составом старший инспектор Шишканов. Он расцветал на таких торжествах, чувствуя свою значимость и незаменимость. Всегда приятно сознавать, что ты нужен, особенно когда ничего не умеешь делать, а только громко и складно талдычить одно и то же, взгромоздившись на трибуну. Шишканов не пропускал ни одного приведения к присяге. Когда еще можно поучить уму-разуму молодежь, которая быстро заматереет, и тогда уже появится шанс нарваться на грубость.

Не сговариваясь, лифтеры подошли к дверям. Если среди молодежи есть пополнение, то сегодня они будут по старому обычаю проставляться в отделах, куда их распределят кадровики. В воздухе на глазах стал материализовываться призрак дармовых посиделок в «Хоттабыче». Приятели были атеистами, но любую халяву считали даром богов, от которого не смели отказываться.

Друзья заглянули в щелочку между створок. Прямо напротив входа красовался в полстены официальный герб Коммунальной Службы Спасения, вышитый золотом щит со скрещенными стрелами на фиолетовом полотнище штандарта. По старой традиции на стенах зала Славы висели портреты в полный рост всех начальников, начиная с основателя и первого патрона Службы. Картины были заключены в рамы с резным орнаментом в виде дубовых листьев. Традиция неукоснительно соблюдалась. Пока висели всего три холста, но места на стене предусмотрительно оставили на несколько десятилетий вперед. В стеклянных витринах разложены трофеи и чучела мутантов, которых каэсэсовцы прикончили во время несения дежурств, зачастую с немалым риском для жизни. Под всеми экспонатами прикреплены металлические пластинки с выгравированной информацией о том, где и как были добыты трофеи. Каждый прозрачный пенал-гробик повествовал о суровых буднях коммунальщиков.

Ничего лишнего в интерьере зала не было. Все подчеркнуто по-спартански аскетично и функционально. Слева и справа от сцены на стенах висели пластины из темно-серого мрамора с выбитыми на них фамилиями каэсэсовцев, погибших во время выполнения задания. Людям всегда нужны герои, на которых они будут равняться.

Когда первый раз попадаешь в зал Славы, то окунаешься в атмосферу гордости за Коммунальную Службу Спасения.

Главный воспитатель ораторствовал с трибуны, где неподвижными изваяниями застыли две шеренги новоиспеченных каэсэсовцев, внимающих каждому его слову.

С затуманившимся взглядом Шишканов вещал:

– Мощь Коммунальной Службы Спасения и безопасность горожан являются личным вкладом каждого каэсэсовца и свидетельством нашей общей готовности взаимодействовать ради решения тех специфических задач, которые на нас возложены. Значимость вашего будущего вклада в поддержание спокойствия сограждан всеми знаниями и навыками, которые вы приобрели в период пребывания в учебном центре, и ваша воля достичь поставленных перед собой целей неоценимы. Мы должны сознательно и не щадя своих сил решать стоящие перед нами задачи и соблюдать установленный порядок, помноженный…

Что еще хотел знаток человеческих душ умножить или сложить, осталось за кадром.

– Фальшивит, – покривился Олег. Он обладал тонким музыкальным слухом, над развитием которого в босоногом детстве славно потрудилась его бабушка.

– Я бы даже сказал, немного пришептывает, – поддержал друга Бормотов. У него слух напрочь отсутствовал. Но несостоявшийся лингвист интуитивно чувствовал малейшее искажение произношения, незаметное для других людей. – И не обрыдло Шишку клекотать каждый раз одно и то же, – Леша жарко зашептал другу в затылок.

Он неосторожно надавил на створку двери, не рассчитав сил. Дверь распахнулась настежь, оглушительно хлопнув о стену, и друзья ввалились в зал. Атмосфера торжественной обстановки мгновенно смазалась и исчезла.

Воспитатель, ответственный за высокий моральный дух, запнулся и сбился с мысли. Он обвел тяжелым взглядом зал.

– Дорогие коллеги! Друзья… – спохватившись, Шишканов глянул в сторону друзей, замерших в дверном проеме. – А вас, мои тупоголовые подчиненные, я попрошу закрыть дверь с той стороны.

– Вместо оскорблений лучше бы поощрили как-нибудь или чем-нибудь, – оскорбился Бормотов, пятясь в коридор. – У нас, между прочим, лучшие показатели в отделе за прошлый месяц.

– Как-нибудь, чем-нибудь, – передразнил лифтера главный воспитатель, сорвавшись с официального тона. – А смысл? По итогам года вас обоих… – он обличающе ткнул в их сторону коротким указательным пальцем с обгрызенным ногтем, чтобы ни у кого из присутствующих не возникло сомнений, о ком он говорит, – наградили нарукавными щитами, как особо отличившихся. И где они, я вас спрашиваю?

Особым видом наград в КСС были почетные нарукавные щиты. Они представляли из себя металлопластиковые знаки в форме щита, носившиеся на правом предплечье. Щитами награждались каэсэсовцы, принимавшие участие в операциях, сопряженных с повышенным риском для жизни.

По слухам, эскизы щитов разработал лично начальник Службы Николай Трофимович Колесник. Верхняя поверхность нарукавного наградного знака украшалась гербом города: Георгием Победоносцем, насаживающим на копье извивающегося исполинского змея. Под гербом красовался полуобнаженный мужчина с гипертрофированно раздутыми мышцами и мощным торсом, символизирующий каэсэсовца. На воине был защитный шлем с прибором ночного видения. В одной руке он сжимал меч, в другой – погнутый, искореженный щит, которым защитник прикрывал растрепанную женщину, прижимающую к груди младенца, от пикирующего на них кожекрыла размером с птеродактиля-переростка. Пропорции были искажены для придания большей экспрессии. По краю щита проходила выступающая кромка из тисненых лавровых листьев. Наградной щит крепился на рукав с помощью четырех плоских отгибающихся штырьков и полимерной пластины с отверстиями.

Вопрос старшего инспектора: «Где ваши наградные щиты?» остался без ответа. Правые рукава комбинезонов нашей парочки были девственно чисты, если не считать промасленного пятна на предплечье Алексея. После вручения наград на торжественном построении друзья, как и положено, обмыли нарукавные щиты в «Хоттабыче» в кругу коллег. Возвращаясь домой, лифтеры поняли, что надо добавить. Они заскочили в ближайшую кафешку и продолжили честно заслуженный праздник. Расплатиться по счету не хватило денег. Официант милостиво согласился взять в залог наградные щиты, с тем условием, что они завтра донесут оставшуюся сумму. И не прогадал.

Ни на следующий, ни на какой другой день каэсэсовцы так и не смогли вспомнить, в каком гадюшнике они заложили свои награды. Вчерашний день был покрыт непроглядным туманом, перемежаемым яркими отрывочными вспышками воспоминаний, впрочем, не дающими никакой помощи в поисках…

– Так уж и «тупоголовые», – огрызнулся уже из коридора Бормотов. – Это ни в какие ворота не лезет.

– Я сейчас вам так влезу! А потом еще добавлю, – слух у Шишканова оказался отменным, а в злопамятности он мог потягаться с панцирохвостом. – И никто вам слезы не утрет!

Лифтеры поспешно захлопнули двери в конференц-зал, отгородившись этой деревянной перегородкой от бесновавшегося главного воспитателя.

– Влезу – вылезу, – обозлился Бормотов. – Ты не находишь, что у Шишка странные наклонности?

– Ему все можно, он же воспитатель, а мы трудновоспитуемые, – флегматично заметил Шаржуков. В отличие от бывшего студента, для него годы, проведенные в военном училище, не прошли бесследно. К концу второго курса любой начальник мог орать гардемарину в лицо, брызгая слюной, и тот бы бровью не повел. Привычка, выработанная постоянным общением с самодурами, со временем никуда не исчезла. – Это уже не воспитание, а откровенный джихад, – озлился Шаржуков.

– Откуда знаешь, что у него мусульманские корни? – ненатурально удивился Алексей.

– Нет у него никаких корней, он обыкновенный пустобрех, – отрезал Олег.

На лестнице они столкнулись с Тамарой из финансового отдела. Цокая каблучками, она поднималась им навстречу, прижимая к груди электронный планшет.

– Привет, Томочка! – первым поздоровался Алексей, спускавшийся впереди. – Как там наша ведомость на премиальные? Шеф подписал?

Олег не успел открыть рта, как младший бухгалтер накинулась на них, будто плоскоголов после линьки:

– Я вам устрою премию. Держи карман шире! Из трех лифтов всего один работает. Не втолкнешься. Ношусь, будто угорелая, по этажам.

– На таких каблуках далеко не убежишь, – невозмутимо заметил Шаржуков, разглядывая красные туфли-лодочки.

– Вы бы лучше за своей обувью следили, – не осталась в долгу финансовая язва. – Забыли, как ботинки чистить. Попробуйте, может быть, понравится!

Бормотов пожал плечами. Под землей все равно не видно, есть пыль на ботинках или нет. Рано или поздно обувь испачкается. Настоящему каэсэсовцу чистота категорически противопоказана. Спускаться под залитые асфальтом улицы в начищенных ботинка? Чушь!

На всякий случай Алексей потер носки ботинок сзади о штанины. Сначала один, потом второй.

– Бр-р-р, – финансистка зацокала дальше наверх. – Представляю, как ты чистишь зубы!

– Фантазерка! – выкрикнул вслед Бормотов и уже тише добавил: – Ты не представляешь, что могут вытворять девушки с богатым воображением. О-о-о!

– Я все слышу, мечтатель! – донесся голос сверху. – Сегодня оформлю вашу ведомость и подпишу у шефа. Подходите завтра после обеда в кассу за деньгами.

Друзья уже спустились на первый этаж и направлялись к выходу из здания, когда неожиданно заложило уши и резко заломило затылок. Следом, не давая опомниться, на лифтеров навалилось головокружение и дикий ужас. Каэсэсовцы, не сговариваясь, рванули на улицу. В дверях образовалась толчея. Все, кто был в вестибюле, старались быстрее вырваться наружу.

– Уроды! Молокососы необученные! – простонал Шаржуков. Вместе с Алексеем они дружно надавили, и живая людская пробка вылетела из дверей.

Ему вторил громкий бас со второго этажа. Он громкими матюгами костерил молодое пополнение и толстомордых тыловиков.

Банальнейшая ситуация. Похоже, кто-то из новобранцев, получая в арсенале экипировку, по неосторожности включил «пугало». Нормальный каэсэсовец эту дрянь даже в руки не возьмет. К чему таскать с собой лишний груз? В просторечье «пугало», а официально «Защитник-212» представлял собой генератор ультразвуковых колебаний, излучающий импульс, мощности которого якобы достаточно для отпугивания исключительно мутантов в радиусе шестидесяти метров. Но на практике оказалось, что акустическое оружие, размером с теннисный мяч, действовало лишь на людей, обезьян и… бегемотов. Это неофициально было проверено каэсэсовцами в Московском зоопарке. После подобного эксперимента дирекция зоопарка пошла на беспрецедентные меры, официально запретив коммунальщикам вход на территорию в форменной одежде. Животные впадали в буйство и неистовство, едва завидев фигуры в красных комбинезонах. Больше всех ярились обезьяны. Приматы кидались на прутья клеток, бросались экскрементами, естественно попадая и в других посетителей. Сказывалось отсутствие тренировок в метании на дальность и точность. Самым трусливым оказался бегемот. Он проворно нырял в свой искусственный прудик с мутно-зеленой водой и безвылазно сидел в нем, лишь изредка всплывая на поверхность, чтобы глотнуть воздуха. Психотерапевт сказал бы, что у живности, населяющей клетки и вольеры, развился классический невроз. Человек с дипломом физиолога возразил бы, что у животных с растрепанной психикой появился стойкий условный рефлекс на каэсэсовцев.

Мутанты излучение упорно игнорировали и «отпугиваться» не желали. Ученые с пеной у рта клялись, что, изменив частоту, можно получить «впечатляющие результаты». Каэсэсовцы в ответ плевались и требовали обратно деньги за недоработанное изделие, в отличие от военных, которые более благосклонно отнеслись к некондиционным генераторам биошума…