Два человека в пестром тропическом камуфляже лежали под деревом в густых зарослях папоротников. Неразлучные Первый и Второй. Утренний туман осел на землю крошечными капельками мороси. Трава была мокрая и неприятно холодила тело сквозь отсыревшую ткань формы. Лес был полон утренних звуков — странных, ни на что не похожих, таких, что и понять невозможно, кто их производит и зачем. Хотя нет, все просто. Вот трехрогий хамелеон шевельнулся, отходя от ночного сна. Ветка под ним дрогнула, прогнулась, листья зашуршали, и вниз упал сучок. А показалось, словно мир рухнул.
— Второй, — сказал широкоплечий человек своему напарнику, — я тебе еще раз повторяю, сюда кто-то идет.
— Ничего не слышу, — отозвался Второй, — это у тебя после контузии слух обострился? Советую поменьше болтать.
Среди деревьев показались полуголые фигуры с копьями в руках. Парашютисты переглянулись. Они давно понимали друг друга без слов. Гархи разошлись в противоположные стороны. Они выбрали старую тактику лесного боя: начать вырезать противника с флангов, чтобы встретиться в центре, двигаясь навстречу друг другу.
…На поляне валялись четыре бронзовокожих тела. Индейцы неловко лежали там, где их застала смерть. Смерть явилась в образе бледнолицего человека с двумя обоюдоострыми ножами в руках, одетого в диковинную одежду, в которой он практически сливался с зеленью леса…
В стороне от молниеносно зарезанных даялов два человека, сцепившись, как бешеные ягуары, душили, кусали, ломали и коверкали друг друга. Пятнистый одолевал последнего индейца, оставшегося в живых из пятерки. Дело пошло бы быстрее, но один из кинжалов Второго намертво застрял в позвоночнике, а другой торчал из глазницы одного из убитых. Десантник не успевал до него дотянуться, пришлось нож метнуть. Стрелять нельзя. Все в угоду скрытности и незаметности.
Пытаясь отбиться, жилистый индеец бил то локтем, то плечом, стараясь попасть немцу в лицо. Он делал это нарочно, отвлекая яростное внимание врага. Немец, уворачиваясь, дергал светловолосой головой. Из полу откушенного уха лилась кровь ручьем, заливая левый глаз. Вдруг его широкая спина, обтянутая пятнистой курткой, выгнулась дугой. Похоже, жилистому пришла подмога. Между лопаток фашиста задрожала стрела с красным оперением, воткнувшаяся в спину.
На поляну выскочил индеец, за ним из-за стволов деревьев безмолвно появились еще четверо. В воздухе мелькнул острый клинок. Удар был так силен, что голова немца отделилась от тела и покатилась по земле в траву. Мертвое тело осело на индейце, окатывая его пульсирующим потоком крови из перерубленной шеи.
— Вот так надо, — сказал индеец, срубивший голову врагу.
Это был верховный жрец племени даялов. Он ухватился за руку соплеменника и помог ему выбраться из-под тела поверженного врага. Бронзовый индеец был с головы до пояса в крови.
— Хороший знак — искупаться в крови врага, — одобрительно прогудел жрец и махнул рукой.
Шесть безмолвных воинов растворились среди зелени леса…
Сердце гарха в обезглавленном теле еще работало, упрямо продолжая гнать остатки крови по венам и артериям. Промежутки между ударами становились все длиннее. Вокруг тела в камуфляже сгустилась призрачная дымка. Сердце стукнуло последний раз и остановилось. Второй умер первым. Жизненная сила дракона оставила холодеющее тело. Невесомая дымка высосала все без остатка и стала плотнее. Она колебалась, на глазах приобретая силуэт человека. Сквозь прозрачную фигуру можно было разглядеть даже самый маленький листик на ветке. Повисев над убитым гархом, призрачный силуэт потек в ту сторону, где раздавался шум схватки. Зеркальник получил очередную порцию энергии за счет убитого. Грохот автоматных очередей перемежался легким свистом летящих стрел. Громкая немецкая ругань сливалась с воинственным кличем индейцев…
* * *
Покончив с индейцами, командир отряда решил дать морякам передышку. Привал устроили там же, где приняли бой. Кок мигом организовал походный обед. А может, поздний завтрак? Рюкзак, который пригибал его к земле, оказался под завязку набит хлебом, шпиком, герметично запакованным в целлофан, и консервами. Густав вытащил устрашающих размеров кухонный тесак, который нес на пиратский манер, засунув за поясной ремень. Повелитель камбуза, ловко орудуя длинным лезвием, нарезал гору бутербродов. Но все равно полевые сэндвичи моряки разбирали быстрее, чем он успевал пластать сало широкими шматами. Бой никак не сказался на аппетите подводников. Кок, вошедший в привычный кулинарный раж, попытался развести небольшой костерок, чтобы подогреть мясные консервы, но один из офицеров успел его остановить. Время, отведенное на привал, заканчивалось быстрее, чем хотелось бы измотанным переходом по лесу людям. Вскрытые банки пустили по кругу. Одна на четверых. Про ложки предусмотрительный кок тоже не забыл. Окунувшись с головой в привычную стихию готовки, он чувствовал себя в своей тарелке.
Съев свою порцию, старпом поднялся с земли и обошел место привала. Оружие лежало как попало, охраны почти не было. Часовые ели вместе с остальными подводниками, сгрудившимися возле импровизированного пункта раздачи пищи.
Экипаж был одним слаженным боевым механизмом. Но этот механизм действовал без сучка и задоринки, когда был единым целым с подлодкой. На суше моряки выглядели чужаками.
«Конечно, так не воюют, но, с другой стороны, правда и то, что уцелевшие индейцы вряд ли сейчас нападут. Скорее всего, они разбежались по лесу. Сидят где-нибудь в укрытии и ждут, пока мы не подойдем к ним сами или не выйдем на открытое пространство».
Перед тем как шагать дальше, похоронили убитых. Первый бой принес и первые потери у десантников. Наскоро перекусив, немцы двинулись дальше. Маршрут «субмарина — берег — скала Палец Дракона» остался без изменений. Кок, который раньше плелся в конце колонны, еле-еле переставляя ноги, сейчас бодро вышагивал чуть ли не впереди. Легко идти, когда все продукты из рюкзака переместились в желудки товарищей.
* * *
Вахтенный рассматривал в бинокль джунгли. Мощная оптика послушно приблизила лес. Ничего нового. Все одно и то же, разные оттенки зеленого цвета, изредка разбавленные яркими мазками разноцветных попугаев. Вдруг у офицера появилось гадостное и неприятное ощущение, словно рядом с ним кто-то есть. Ощущение близкой беды нахлынуло и не отпускало. Это чувство так быстро нарастало, что он начал крутиться на мостике, ощупывая окрестности в бинокль. Внутренний голос кричал: «Опасность рядом!» Достаточно было посмотреть себе под ноги, и моряк бы смог увидеть то, что вызвало его тревогу. Неясное беспокойство приобретало вполне материальные очертания. Сквозь толщу воды можно было разглядеть существо из галлюцинаций душевнобольного. Бред стал явью. Длинное вытянутое тело с десятью щупальцами, покрытое наростами, медленно покачивалось в такт течению. Щупальца находились в непрерывном движении, подергиваясь и закручиваясь, как змеи. Они были усеяны сотнями присосок размером с тарелку. Челюсти по форме напоминали гигантский клюв попугая. Над ними огромные, не меньше полуметра в поперечнике, выпученные глаза, смотрящие с пренебрежительной ленцой. Гигантский кальмар собственной персоной. Рассказами о таких монстрах, поднимающихся в полнолуние из океанских пучин, бывалые моряки пугали салаг в кубрике после отбоя.
Чудовище обвило щупальцем проплывающий мимо притопленный ствол дерева и одним движением всунуло его между рулем и медленно вращающимся винтом. Раздался глухой стук, и корпус субмарины задрожал. Топляк намертво заклинило между рулем и гребным винтом. Матрос, стоящий на корме, взялся за леерное ограждение, нагнулся над водой, стараясь рассмотреть, что произошло.
Глядя в мутную воду, матрос увидел огромные извивающиеся щупальца, неестественно длинные и толстые, сужающиеся к концу до толщины человеческой лодыжки. Крик застрял в горле. Из воды вылетело щупальце. Стремительной лентой оно обвило человека поперек туловища и одним рывком, оторвав его от палубы, утянуло в глубину. Никто не успел сообразить, что случилось, как гигантский спрут пришел за новой жертвой. Один из комендоров кормового орудия почувствовал осторожное липкое прикосновение к шее и затем острую боль.
Острые присоски с коготками впились в тело. Хруст шейных позвонков — вот и все, что успело отметить потухающее сознание. Тело подводника, с неестественно вывернутой головой, полетело за борт.
С кормы раздался заполошный треск автоматных очередей. Кто-то из матросов решил помочь и полосовал фонтанчиками пуль воду. Напрасно. Пуля из обычного оружия в воде почти сразу теряет скорость и пробивную силу.
Комендор, сидевший на снарядных ящиках к орудию, дико заголосил и, обмотанный змеевидным отростком, оказался за бортом. Стоявший рядом командир артиллерийского расчета попытался схватить его за руку и удержать, но поскользнулся на комке слизи, отвратительно пахнущей аммиаком, и упал за станину. На палубе начался переполох.
Старший вахтенной смены многое повидал, но такое не могло привидеться и в кошмарном сне.
Раздался ни на что не похожий звук. Нечто среднее между стоном и всплеском. Кальмар решил атаковать субмарину в открытую, дальше таиться не имело смысла. Его заметили. От партизанской тактики он перешел к активным действиям. С правого борта вынырнуло на поверхность веретенообразное тело гигантского кальмара, длиной больше двадцати метров. Через миг щупальца вцепились в обшивку и, дотянувшись до палубы, начали ловить разбегающихся в разные стороны людей. Спрут приподнялся над водой. По палубе пробежала волна, поднятая исполинской тушей. Кого-то смыло за борт. Казалось, что подлодка попала в клубок из змей. Куда ни глянь, везде шевелятся бесконечные щупальца. Накатила удушающе омерзительная волна аммиака. Тошнотворный запах перехватывал дыхание, вызывая рвотные спазмы. Плоть и сталь слились в одно целое. Казалось, порождения цивилизации и природы стремятся уничтожить друг друга в смертельном объятии.
Вахтенный офицер вцепился руками в ограждение рубки и никак не мог заставить себя разжать пальцы. Над мостиком поднялись огромные, удивительные, почти человеческие глаза, внимательно глядящие на него в упор. И мощный клюв, который быстро открывался и закрывался, будто что-то пережевывал. «Огонь!» — завизжал офицер. Это были его последние слова. Щупальце настигло его у самого люка. Глухо выстрелило орудие. Снаряд улетел в сторону джунглей, стараясь дотянуться до горизонта. Оставшиеся в живых открыли беспорядочный огонь из «шмайссеров». Промахнуться было невозможно. Но, похоже, кальмару было наплевать на крошечные кусочки стали, впивавшиеся в его тело. Одна автоматная очередь нащупала уязвимое место у монстра. Пули попали в глаз. Брызги отвратительного месива разлетелись вокруг. Из пустой глазницы потекла синяя кровь. Окраска его тела стремительно поменялась с бледно-белой, как у утопленника, на ярко-красную. Остававшийся в реке хвост кальмара судорожно замолотил в воде, поднимая фонтаны брызг. На палубу обрушился водопад.
Автоматы захлебывались длинными очередями. Моряки не успевали сменять расстрелянные магазины. Окривевшее на один глаз чудовище на ощупь находило моряков. Боль только добавила монстру ярости и сил, а заодно и ускорила кровавую развязку. Вода вокруг подлодки порозовела от крови. Все вокруг было опутано щупальцами. Пока щупальца охотились за людьми, кальмар пробовал клювом обшивку на прочность. Челюсти со скрежетом скользили по стали, оставляя глубокие борозды.
Смолк последний автомат. Над рекой повисла тишина. Лишь небольшие волны с тихим плеском толкались в борт.
Вся палуба была покрыта отвратительно пахнущей слизью и синими потеками, как будто разлили ведро краски. Никого из моряков не осталось. О присутствии людей — дежурной вахты и артиллерийских расчетов — осталось лишь одно напоминание: оторванная голова рядом с орудийной станиной.
Разобравшись с подводниками, чудовище нехотя сползло с палубы и ушло под воду. Прогрызть стальную обшивку или открыть люк ему оказалось не по зубам.
Кальмар затаился под днищем. Субмарина обездвижена. Остальные никуда от него не денутся. Рано или поздно все равно вылезут из-под стальной брони. Вечно отсиживаться не получится.
…Привычный шум работающих механизмов перекрыл скрежет, донесшийся со стороны кормовых отсеков. Субмарину ощутимо тряхнуло.
«Е-мое, неужели топляк корпусом поймали?» — обеспокоенно подумал капитан.
Не успел он поднести ко рту микрофон внутренней связи, как из динамика донесся заполошный голос старшины электриков, отвечающих за аккумуляторы:
— Господин капитан-лейтенант, в отсеке течь!
— Отсек задраить! Устранить…
Что устранить, командир не успел скомандовать. Подлодку тряхнуло так, словно по ней нанес удар исполинским молотом великан. С ударом совпало еще одно событие. На палубе началась форменная канонада. Выстрелило носовое орудие. Длинными очередями захлебывалась зенитная установка. В коротких перерывах между крупным калибром встревала сухая трескотня «шмайссеров». Похоже, все, кто был на палубе, одновременно открыли огонь.
— Малый ход вперед! — рявкнул офицер.
Подлодка дернулась, как привязанная лошадь, но не продвинулась вперед ни на метр.
— Винты заклинило, герр капитан, — доложил рулевой.
— Стоп машина! — Офицер не хотел рисковать понапрасну. Остаться без винтов — кошмар наяву для любого моряка.
Беспорядочная стрельба на палубе стихла как по команде, так же внезапно, как и началась. С мостика никто не соизволил доложить о причине шумного переполоха.
«Свиньи! — зло подумал о подчиненных капитан. — Совсем распоясались на свежем воздухе. Сначала стреляют без команды, а теперь затаились, как крысы. Думают, что пронесет! Не надейтесь, голубчики!»
— Боцма-а-ан! — заорал офицер. — Глянь, что там у них приключилось. Старшего вахтенной смены! Больше без приказа огонь не открывать!
…Боцман по пояс высунулся из люка. Это его и спасло. Кальмар был слишком занят, чтобы его заметить. Он обвил щупальцами носовое орудие, стараясь свернуть его со станины. Прицел и поворотные маховики он уже успел раскурочить. Боцман поспешно захлопнул крышку люка. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы оценить обстановку. Слетев вниз по скобам трапа, моряк ломанулся в командный отсек. По дороге он потерял пилотку и пару раз крепко приложился лбом о переборки.
Домчавшись до капитана, он невнятно начал выкрикивать, показывая рукой за спину:
— Там… Там такое!
— Хватит жевать сопли! — Командирский рык мгновенно привел боцмана в чувство, как если бы на него вылили ведро холодной воды.
На смену первобытному ужасу пришло чувство реальности. Осознав, что он еще жив, подводник доложил об увиденной сюрреалистической картине:
— Лодка атакована гигантским осьминогом или кальмаром. Точно не определить… Крушит навесное оборудование и орудия… Людей на палубе нет. В живых никого не осталось.
— Головоногие не водятся в пресной воде, — вот и все, что смог еле выдавить из себя командир.
— Заплыл, — мрачно предположил боцман. Ничего более дельного сейчас ему в голову не пришло. Руки у него уже перестали ходить ходуном и лишь мелко тряслись. Если специально не приглядываться, то и не заметишь.
Новый рывок сотряс подлодку. Всех ощутимо тряхнуло. Раздался громкий скрежет, словно по внешней стороне обшивки провели чем-то большим и острым. Неопровержимые аргументы подтвердили невероятный рапорт.
Капитан вовремя вспомнил, как у них в гавани команды противодиверсионной обороны порта боролись с английскими боевыми пловцами. Людей-лягушек глушили с катеров чем попало. Они легкоуязвимы для гидроудара. Их можно достать взрывом на любой глубине, и тогда либо всплывет, либо идет ко дну. Боевой пловец — просто здоровая рыба, впрочем, как и гигантский кальмар. Капитан смахнул на пол ворох лоций с гранатного ящика. Одним рывком открыл — сорвал крышку и начал выгребать гранаты на стол. Он отрезал кусок автоматного ремня. Обрезком связал три гранаты вместе.
— Пойдет! — одобрительно заметил немецкий офицер, взвешивая в руке смертоносную связку.
Первое оцепенение и растерянность прошли. Несколько офицеров и матросов, находившихся в центральном отсеке, следуя примеру командира, начали связывать гранаты. В ход пошли ремни, веревка и бинт из медицинской аптечки. Раненых нет, одни погибшие.
Боцман невнятно ругался сквозь зубы, затягивая узел потуже. Смысл бормотания сводился к тому, что в следующий раз старый служака не то что шага на палубу не сделает, а на километр к воде не подойдет без гранат.
Проверив узел, боцман вместе с капитаном рванули к трубочной шахте. У каждого в руке по связке гранат. Узкий проход вел к выходу из субмарины. По бокам на цепях висели койки матросов. Под ними в специальных креплениях размещались ящики с провиантом и боеприпасами.
На палубу из стального чрева субмарины шел вертикальный трап. Тусклая лампочка освещала рубочную шахту. Вскоре они уже стояли в тесном отсеке. Дальше — по трапу вверх.
Боцман осторожно разогнул предохранительные усики. Теперь можно было выдергивать кольцо у гранат моментально. Он тихо пробормотал себе под нос: «Посмотрим, какого цвета у него кровь. Легенды говорят — синяя». Капитан одобрительно хмыкнул.
Подводники переглянулись. Первым, нащупывая ногой стальные перекладины, стал подниматься боцман. За ним последовал капитан. Внизу толпились матросы с автоматами на изготовку. В приоткрытую щелочку люка боцман в течение нескольких секунд, полных ледяного ужаса, осматривал палубу. Никого не было. Ни подводников, ни монстра, пришедшего за ними из глубины. Низко над водой пролетела белая цапля, тоскливо курлыкая, как неупокоенная душа.
Моряк до упора откинул крышку и по пояс высунулся из люка. На палубе и рядом с лодкой все было спокойно. Он выдернул кольцо чеки и метнул в воду связку гранат. Глухо ухнул взрыв. Капитан-лейтенант все рассчитал правильно.
Ба-ам — почти одновременно поднялись два огромных фонтана воды. Самодельные глубинные бомбы сработали.
Фу-у, получилось! Моллюск всплыл на поверхность.
После первого взрыва над водой показалась стена щупалец. Оглушенный исполин попытался вскарабкаться на корпус подводной лодки.
Следом полетели остальные связки гранат — по цепочке живой конвейер из рук сработал как хорошо отлаженный механизм. Водяные фонтаны, поднятые взрывами, вздыбились выше лодки, а затем обрушились на палубу водопадом брызг.
Взрывная волна сорвала кальмара с обшивки лодки обратно в реку. Следующие взорвавшиеся связки гранат заставили монстра ретироваться. Выпустив в воду чернильное пятно, гигантский кальмар ушел на глубину. Прочь. Быстрее от опасного места…
* * *
Черная колонна моряков двигалась через лес. За спиной остались перепаханные артиллерийскими разрывами джунгли. Древесные стволы были разбиты снарядами. После артобстрела вокруг было тихо.
Очень тихо. Тропический лес казался зверем, затаившимся перед прыжком. Командиру немецкого отряда обстановка не нравилась. В голове неотвязно крутилась крамольная мысль: «Не пора ли прекратить операцию? Просто повернуть обратно и дело с концом». Он вспомнил холодные глаза эсэсовца, приказавшего им двигаться к скале. Сам капитан робел в присутствии штурмбаннфюрера, как матрос-первогодок перед придирой-боцманом. Хотя тот ни разу не повысил голос в редких разговорах с подводниками. Нет, этот не простит. Моряков снова отправят к проклятой скале, но командовать ими будет уже другой офицер. Придется им топать дальше, как овцам на убой.
Старпом оглянулся на моряков: они шли ходко, как и было приказано. Против обыкновения он был ими почти доволен. Матросы казались чересчур серьезными и собранными. Почти не растягивали строй. Может быть, они не меньше его думают о смерти. Может быть, им не хочется умирать, как и ему. Офицер шел в середине колонны, ближе к хвосту. Вскоре отряд вышел на открытое место, перед ним открылась широкая и вытянутая пустошь в обрамлении неохватных деревьев.
Головной дозор шел впереди колонны главного отряда. Подводники не привыкли бесшумно ходить по джунглям. Их стихия — океан. Под ногами хрустел валежник. Настоящий диверсант-лесовик даже невесомую паутину, растянутую между кустов, не порвет. Обойдет, чтобы ненароком не выдать своего присутствия.
Моряки прошли широкую пустошь и снова углубились в лес, чтобы выйти на небольшую поляну — один, другой и, наконец, все шестеро. Они шли через поляну, переговариваясь на ходу, и уже почти достигли края, когда диверсанты Канунникова, терпеливо ожидавшие остальных, открыли огонь. Били практически в упор. По разведчикам-дозорным стреляли из нескольких автоматов. Засада предназначалась для уничтожения всей колонны, все сразу же были скошены кинжальным огнем наповал.
Первая очередь по колонне ударила позади командира и скосила восемь человек. Первой мыслью старпома было: «Это случилось», а потом он осознал, что все еще жив. Мгновением позже он услышал позади себя крики, стоны и новую очередь, на этот раз очень длинную, точно палец стрелка прилип к спуску и никак не мог от него оторваться.
Со стороны леса раздалась частая дробь выстрелов. Били одной безостановочной очередью. Русские разведчики для создания большей плотности и точности огня применили пулеметный способ стрельбы из автомата. Чтобы оружие при стрельбе длинной очередью не трясло и не разбрасывало пули, «ППШ» ремнем прихватили за ствол дерева. Просто, эффективно и кучно.
Обычно в одну очередь расстреливают один магазин, не больше. Первый огневой налет на колонну длился секунд двадцать. Растянувшийся строй подводников на открытой местности представлял собой идеальную мишень. Трудно промахнуться.
Старпом, не стреляя, просто лежал на земле, пытаясь перевести дух и разобраться в том, что произошло. Все случилось слишком быстро, хотя он почти ждал этого. Офицер нутром почувствовал неладное, когда подводники вышли из леса на широкую прогалину; впереди и справа росли густые заросли кустарника с частоколом деревьев. Русло реки было где-то слева на расстоянии нескольких километров. Он оглянулся и по застывшим в неестественных позах телам моряков понял, что убитых очень много. Уцелевшие подводники, казалось, совсем растерялись. Старпом не мог понять, почему никто не командует. Должен же кто-то командовать. По тому, как лежат тела, стало понятно, что удар нанесли в голову и хвост колонны. Враг рассчитывал уничтожить офицеров, идущих впереди отряда. Вот почему он остался жив.
Главная огневая точка снова ожила, пройдясь свинцовой метлой пуль по залегшим подводникам. Она находилась впереди. Ответного огня все не было. Старпом немного приподнялся, дальше лежала еще одна груда мертвых тел.
Похоже, по ним «работал» пулемет. Он прислушался, стараясь определить на слух, какое оружие использует против них противник, и пришел к выводу, что по ним стреляют еще несколько автоматчиков. Сколько? В разноголосице боя необстрелянному моряку было трудно определить количество вражеских стволов.
Пулеметчик стрелял по залегшим морякам длинными очередями. Офицер огорченно подумал, что враг слишком уверен в себе, раз так неэкономно расходует боеприпасы. В джунглях не стоит зря бросаться патронами. Боекомплект здесь пополнить негде, если только не собрать с убитых.
Рядом лежали подводники. Живые и мертвые. Живые смотрели на офицера, ожидая, что он скомандует им, где и когда они умрут: там, где лежат, или на несколько метров дальше, сейчас или через несколько минут. Старпом вытащил из подсумка гранату и, выдернув чеку, метнул ее в сторону пулеметчика. Она взорвалась в высокой траве, далеко не долетев до кустов. Но все же это был хоть какой-то ответный огонь.
— Чего раскорячились, как полудохлые крабы, — рявкнул офицер, снимая «шмайссер» с предохранителя. — Огонь!
Он прицелился из автомата примерно туда, где находился враг, и, дав короткую очередь, отполз в сторону. Незамедлительно огрызнулся пулеметчик, ответ был гораздо длиннее и уверенней, чем его.
Залегшие подводники пришли в себя. Они начали стрелять, полосуя лес беспорядочными и неприцельными очередями. Падали ветки, срезанные пулями. Джунгли огрызались более точным огнем. Все посторонние звуки растворились в грохоте боя. Невидимый враг продолжал вести наступление. Его интенсивность не снижалась, но теперь отвечали и подводники.
Враг невидим, непонятно, куда стрелять. Но голос командира приказывает: «Огонь! Огонь!» Подводники строчат изо всех сил, но это все равно что пытаться убить океан. Нельзя сразить джунгли.
Старпом пополз к голове залегшей колонны, все больше забираясь в простреливаемую зону и двигаясь все медленней. Он уже хорошо различал очереди из пулемета и автоматов. У чужого оружия был другой звук. Более глухой и частый, нежели у немецких «шмайссеров». Подводник с нарастающим беспокойством гадал: когда же враг ударит в полную силу?
Офицер полз вперед метр за метром, каждую секунду ожидая пулю. Теперь он видел, что авангард колонны пострадал так же сильно, как и замыкающие. Перед ним вповалку лежали трупы. К горлу неожиданно подступила тошнота.
Моряки, те, кто пережил огневой налет, пытались укрыться за еле заметными неровностями почвы. Немцы вели ответный огонь, паля в каждое подозрительное, по их разумению, место.
Старпом дополз до клубка из тел четырех убитых матросов. Среди них лежал моряк, у которого он утром брал дымовые шашки, чтобы скорректировать огонь артиллерии с подлодки. Вот и прорезиненная брезентовая сумка валяется рядом.
Скоро сигнальные лиловые дымы потянулись к небу. Вот только долгожданного горячего «привета» от комендоров подводники так и не дождались. Может, они слишком далеко забрались в джунгли? Комендоры не оставили бы их без артиллерийского прикрытия.
Кок лежал, уткнувшись лицом в землю, закрыв голову руками. «Шмайссер» с полным магазином валялся рядом. Про оружие кашевар забыл, стараясь как можно плотнее вжаться в землю. Он не переставая громко причитал: «Все убиты, все убиты!»
Убитых действительно много. Намного больше, чем в первый раз, когда они столкнулись с индейцами. История с нападением повторилась снова. В этот раз сразу же уложили половину десантников. Перекрестный огонь. Засекут одну огневую точку, тут же начинает стрелять другая. Враг все рассчитал заранее. Заместитель командира отряда Ральке убит. Он шел во главе колонны и, когда началась стрельба, не растерялся, рванув с группой матросов в обход, чтобы оказаться снова впереди. Противник этот обходной маневр предусмотрел: встретили их шквальным огнем. Уложили всех сразу, буквально изрешетили. Атаковали колонну одновременно с нескольких сторон.
Противник продолжал вести непрерывный огонь. Залегшие подводники огрызались очередями из автоматов. К старпому подполз унтер-офицер из трюмной команды и сообщил, что гранатометный расчет убит первой же очередью.
Офицер пополз, разыскивая оружие. Наткнувшись на новенький, без единой царапины гранатомет, он без раздумий схватил его. Старпом ненавидел всякие новинки, не относящиеся к флоту, но «панцершрек» взял в руки с удовольствием, прикинув, что эта штука сейчас сможет сделать. Он прихватил еще три компактных контейнера с ракетами, сколько смог утащить, и пополз вперед, пока не наткнулся на штурмана. Офицер срывающимся голосом отдавал команды. Некоторые моряки пытались атаковать. Но стена пулеметного огня быстро остановила наступающих бойцов. Фигурки матросов, поднявшихся в самоубийственную атаку, нелепо взмахивали руками и, роняя оружие, валились на землю.
Еще несколько раз подводники пытались прорваться вперед. Но каждый раз их останавливал, опрокидывая на землю смертельно-точный огонь «Дегтярева».
В живых осталось два офицера: старпом и штурман. Они пытались объединить вокруг себя разрозненные группы уцелевших моряков.
Старпом отдал лейтенанту «панцершрек», укладки с ракетами и приказал подобрать хорошего матроса. Слово «хороший» он произнес с ударением.
Штурман махнул рукой коренастому обер-фельдфебелю из палубной команды. Когда тот подполз, старпом объяснил свой план. Надо уничтожить главную огневую точку противника — пульсирующий огонек пулемета рядом с огромным поваленным деревом. Он с моряками будет вести интенсивный огонь, прикрывая. А лейтенант с матросом подберутся поближе и уничтожат пулеметное гнездо.
Указав рукой направление обер-фельдфебелю, штурман медленно, очень медленно пополз. Когда они продвинулись примерно на половину пути, снова ударил пулемет — так близко, что лейтенант решил: конец. Но пули легли сзади. Он оглянулся в тот момент, когда ранило его помощника. Второй номер новоиспеченного гранатометного расчета дернулся всем телом и замер, а потом снова пополз, не выпуская контейнеры с боеприпасами из рук. «Отличный моряк, — подумал штурман. — Когда вернемся, буду ходатайствовать о представлении его к награде… Если вернемся». Оба продолжали ползти, по дуге забирая вправо. Когда они наконец добрались до места, откуда можно было произвести прицельный пуск, лейтенант понял, что стрельба подводников практически сошла на нет. Редкие автоматные очереди — плохое огневое прикрытие.
Штурман замер, разом растеряв боевой задор. Гримаса боли на лице помощника сменилась растерянностью. Это заставило офицера собраться: обер-фельдфебель во всем полагался на него. Офицер вспомнил, что его дело не замирать от страха, а командовать. Он стянул с плеча «панцершрек».
Но тут прогремела новая пулеметная очередь. Лейтенант снова остался цел, и к нему вернулось обычное спокойствие. Где-то сзади стреляли их товарищи. Штурмана опять неприятно поразило, насколько редок огонь из «шмайссеров».
Он поднял в вертикальное положение прицельную планку на гранатомете и пожалел, что слушал вполуха инструктаж одного из пассажиров, когда тот объяснял, как правильно пользоваться «панцершреком». Теперь придется разбираться самому.
Он до щелчка вложил ракету в пусковую трубу. Высокая непримятая трава скрывала подводников от чужих глаз. На инструктаже по использованию нового оружия он хорошо запомнил один совет: «Не стреляйте прямо в цель — лучше стрелять с небольшим недолетом, тогда осколки делают свое дело наиболее убойно и эффективно». Фридрих разложил перед собой оставшиеся восемь гранат, похожие на боеприпасы к миномету. Такое же оперение стабилизаторов, только более короткие. Он решил, что в обстановке боя фактор неожиданности может сыграть решающую роль. Значит, надо постараться создать у противника впечатление, будто огонь ведут сразу несколько расчетов. Хотелось верить, что враг не знает об их гранатомете. Тогда можно было смело рассчитывать как на психологический, так и на поражающий эффект.
Он сделал правильный вывод: врагов мало, иначе из подводников уже давно никого не осталось бы в живых. Штурман не видел, как деморализованные остатки десанта, кто поодиночке, кто группами по два-три человека, отступают в джунгли. Подводники были хороши на океанских просторах, но никак не в сухопутном бою, где смерть подстерегает за каждым деревом. Если бы не артиллеристы, они еле-еле смогли бы отбиться от индейцев, вооруженных примитивным оружием. Чего уж тут говорить о моральном духе и стойкости, когда моряки столкнулись с диверсантами Главного разведывательного управления Красной армии, бойцами, обкатанными и закаленными в кровавой круговерти спецзаданий.
Но в любом правиле всегда есть свои исключения.
Фридрих взвалил «панцершрек» на правое плечо и навел ствол на разлапистый куст немного сбоку и впереди от поваленного дерева, где, по его расчетам, засел пулеметчик. Он мысленно представил себе цель, встал на одно колено, крепко сжимая рукоятки ствола, и, задержав дыхание, выстрелил чуть ближе объекта.
Граната, оставляя за собой дымный след, устремилась к пулеметчику. В плечо толкнуло отдачей.
Лицо опалило жаром ракетного выхлопа. Несколько томительных секунд, пока второй номер расчета загнал в жерло ствола новый заряд. Щелчок. Ракета встала на боевой взвод. Пальцами, непослушными от страха, штурман плавно нажал на спуск и вскоре услышал новый разрыв. Почувствовав себя уверенней, он опять выстрелил, на этот раз прицелившись чуть правее. Из зарослей раздался короткий вскрик. Методом тыка он уничтожил выставленных для охраны огневой точки и затаившихся на случай, если моряки решатся на обходной маневр, автоматчиков.
Страх лейтенанта стал спадать, руки задвигались уверенней, и он выпустил в сторону поваленного дерева еще две ракеты. Обер-фельдфебель только успевал заряжать гранатомет. Бушлат на его боку пропитался кровью. Наложить повязку не было времени. Темп скорострельности снижать нельзя. Все потом, когда выпустят по врагу последнюю гранату и можно будет заняться раной.
Страх почти совсем прошел. Офицер мысленно сказал спасибо «панцершреку» и министру вооружений Шпееру. Штурман знал, что ему повезло: он первый раз в жизни стрелял из гранатомета, но ракеты взорвались примерно там, где он хотел. Лейтенант был уверен, что противник понес потери, но не сомневался, что в живых еще остались враги, способные стрелять. Фридрих выпустил новую гранату на случай, если кто-то попробует переползти, меняя позицию. Он был уверен, что враг не собирается вести открытый бой. Время рыцарских турниров давно кануло в Лету. Они устроили засаду, чтобы убивать. И убивать безнаказанно. Хотелось верить, что, столкнувшись с новым оружием, враги станут осторожнее, а еще лучше отступят. Уйдут обратно в лес, откуда пришли. Навсегда затеряются в джунглях.
Последний разрыв ракеты заставил пулемет замолчать. На левом фланге еще стреляли из леса автоматчики по залегшим подводникам, однако Фридрих был уверен: товарищи поймут, что пулемет прекратил огонь, и изменят тактику.
Лейтенант точно не знал, уничтожил он пулеметчика или нет. Двое подводников поползли дальше, стараясь определить, в каком месте могли засесть враги. Примерно в двадцати метрах за поваленным деревом виднелись густые кусты. Место мало подходило для новой засады. Но молодой офицер решил подстраховаться. Он выпустил по ракете в левый и правый край кустов и прислушался к разрывам. Ему показалось, что второй взрыв прозвучал глуше, чем первый. До него как будто донесся сдавленный стон. Чей-то словно проглоченный вопль, только чуть-чуть вырвавшийся наружу. Штурман выпустил в правый край кустов еще одну, последнюю ракету. Потом, положив «панцершрек» на землю, взял в руку автомат, до этого перекинутый на ремне через спину. Обер-фельдфебель от потери крови ползти уже не мог. Он остался лежать, сказав, что будет прикрывать лейтенанта огнем из «шмайссера».
Осторожно хлопнув на прощание моряка по плечу, Фридрих пополз к кустам.
— Порядок, герр офицер. К бою готов!
Второй номер расчета тут же начал стрелять по каждому подозрительному, на его взгляд, месту. Моряк методично всаживал очередь за очередью по кустарнику, расстреливая магазин за магазином.
«Надолго патронов у него не хватит».
Лейтенант упрямо полз вперед по-пластунски. Он двигался, стараясь как можно плотнее вжиматься в землю. Левая рука вперед, оттолкнулся правой ногой. Левая-правая, левая-правая… Зеленые кусты, со срезанными осколками верхушками, стали на несколько метров ближе. Переползание в густой траве отнимало последние силы.
Штурман устал от невероятного напряжения. Во рту пересохло. Но не так, как прежде, — не от жажды, о жаре он давно забыл, а от страха и смертельной усталости. Офицер продолжал ползти. Из кустов больше не стреляли. Когда до них оставалось метров пятнадцать, подводник замер и, выдернув чеку, бросил ручную гранату. Немного выждал, а затем бросил еще одну. Последнюю. Дождавшись взрыва, он вскочил и, пригибаясь, добежал до кустов.
Ни убитых, ни оружия он там не нашел, только большое кровавое пятно, россыпь стреляных гильз да примятая трава. Желтые латунные цилиндрики весело поблескивали среди стеблей. Фридрих сделал несколько осторожных шагов, пробираясь сквозь колючую зелень. Раздвинув ветви, он увидел прямо перед собой лежащего на боку врага — белого мужчину с коротким ежиком пшеничного цвета волос. Он был одет в пятнистые штаны и куртку-балахон, почти такие же, как у их «пассажиров», которых они высадили ночью на берег. Похожие, но все-таки другие. В раскраске маскхалата у лежащего на земле солдата преобладали более темные цвета. В первый миг лейтенанту показалось, что он видит одного из их «пятерки»: у мужчины были точно такие же глаза, как у десантника, проводившего инструктаж о правилах пользования гранатометом. Цепкие равнодушные глаза, как у акулы, только более тусклые.
Они уставились друг на друга в немом изумлении. Их разделяло не более трех метров. Фридрих увидел русский пулемет с круглым диском и расщепленным прикладом. Увидел огромную рану на ноге, алеющую рваными краями сквозь разрезанную штанину… Увидел широкую улыбку, появившуюся на лице мужчины.
Эта подкупающая улыбка и удержала палец на спусковом крючке «шмайссера». Штурман уже нацелил автомат, чтобы расстрелять вражеского пулеметчика одной длинной очередью.
— Хайль Гитлер! — рявкнул раненый, не переставая тянуть губы в широкой подкупающей улыбке.
— Хайль! — автоматически отозвался немецкий офицер.
Улыбка плюс обмен приветствиями. В итоге молодой лейтенант потерял почти целых три секунды.
Младшему лейтенанту Василию Фатигарову этих секунд хватило за глаза. Немец с красным, словно ошпаренным, лицом еще шевелил губами, произнося ответное «хайль», а финка, которой советский диверсант распорол штанину на раненой ноге, уже летела ему точно в кадык. С такого расстояния Василий мог попасть во фрица с закрытыми глазами, ориентируясь лишь по звуку.
Штурман захрипел, пуская ртом кровавые пузыри. Инстинктивно он выпустил автомат и схватился за шею, пытаясь вытащить стальную занозу. Немец так и завалился на спину, не отпуская рук от горла.
Фатигаров на боку пополз дальше от места схватки. Жаль, нет времени вытащить из убитого финку. Может, фашист был не один? Досадно, знатный был «ухорез». Диверсант в свое время «одолжил» его у белофиннов, да так и не сподобился вернуть. Он так сроднился с трофейным клинком на боевых выходах, что начал считать его своим личным оберегом. Вот и на этот раз не подвел.
Если разобраться по совести, предыдущему владельцу клинок давно был без надобности. Финн вместе со всеми остальными лыжниками истребительного отряда остался лежать ничком в глубоком снегу, заметаемый поземкой. Небольшие по численности, но очень мобильные в условиях суровой зимы тридцать девятого года отряды шючкора, отрядов самообороны Финляндии, вовсю хозяйничали на тыловых коммуникациях частей Рабоче-Крестьянской Красной армии, забуксовавшей на Карельском перешейке. Хотя почему хозяйничали? Это была их земля, а большевикам стоило напомнить, что они здесь непрошеные гости. Такие летучие отряды рвали тыловые колонны, как тузик грелку. Одиночными машинами тоже не брезговали. Сделав дело, финны растворялись без следа в зимнем лесу среди заснеженных деревьев.
Передовые части, завязшие на линии Маннергейма, не могли нормально сражаться без регулярного подвоза боеприпасов и продовольствия. Порядок в тылу смогли навести, только когда на уничтожение лыжников-диверсантов бросили поисково-истребительные группы, сформированные в авральном порядке из офицеров и сержантов тактической разведки особого Ленинградского военного округа. В вышестоящих штабах мудро решили, что клин завсегда легче выбить таким же клином. Поставленную задачу можно было сравнить с тем, как если бы гвозди начали заколачивать телескопом, прибором дорогим и предназначенным совсем для других целей. Разведчики «заточены» для выполнения совсем других задач. Но они не подвели, войсковые истребители зачистили тылы от финских диверсантов. Тогда Фатигаров и обзавелся идеально сбалансированным ножом с рукояткой из оленьего рога…
Младший лейтенант решил, что на сегодня для него война закончена. Сердце бешено колотилось.
Надо поскорее уползти, затаиться на тот случай, если немцы решат прочесать местность. Потом надо перевязать рану и добраться до запасной точки сбора группы. Василий знал, что доберется до «лежки». Как здорово он притормозил немчуру. Всего одна фраза, а цена ей человеческая жизнь. Заметьте, не его жизнь.
Распечатан бинт из индивидуального медицинского пакета. Поверх язвы-раны наложен на бедро жгут, сделанный из ремня, отстегнутого от «дегтяря».
«Ничего, от карателей с овчарками, специально натасканными на людей, уходил и от морячков уйду. Не впервой. Еще те охотнички за головами. Прут по лесу, как стадо бегемотов. За километр слышно…»
…То, что произошло с головной походной заставой, действующей в разведдозоре, рассеяло последние сомнения командира. Слишком уж хорошо, слишком профессионально все было организовано. У старпома возникло жуткое ощущение, что враги играют с ними, как кошка с мышкой. Он увидел себя одиноким пятнышком на экране чужого радиолокатора. Враги наблюдали за каждым передвижением его отряда. Поджидали их в удобном для себя месте, в удобное для себя время. Все рассчитали. Даже солнце сегодня было у них в союзниках. Светило немцам в глаза, выжимая слезу и мешая целиться. Офицер твердо знал, что впереди их ждет смерть. Возможно, враги как раз теперь выбирают, стрелять ему в голову или живот, и советуются, что будет лучше.
Старпом увидел, что моряк, лежащий перед ним, в несколько длинных очередей расстрелял магазин по ближайшим кустам. Ответная стрельба по подводникам не снижала темпа, но офицер не мог определить, откуда ведется огонь. Он старался угадать расположение огневых точек противника по вспышкам, но как ни вглядывался в непроницаемую стену леса, ничего обнаружить там не смог. Из-за такой неопределенности офицер пришел в уныние, граничащее с отчаянием. Это напомнило старпому внезапную грозу, случающуюся в тропических широтах, когда кажется, что грохот никогда не прекратится, а будет возрастать и усиливаться, пока не смоет все на своем пути. Но дождь когда-нибудь заканчивается. Неожиданно стало заметно тише, а потом, прежде чем старпом осознал, что произошло, наступила тишина.
Старший помощник капитана четко знал цель задания подводников, включенных в состав десанта: добраться и закрепиться у высокой скалы, одиноко взметнувшейся ввысь над джунглями, словно палец исполина, грозящий небу. Еще он точно знал, что если жалкие остатки десанта не вернутся на лодку, то сил и возможностей моряков, оставшихся на субмарине, не хватит, чтобы не то что вернуться домой, а просто убраться отсюда восвояси. Им не добраться до океана. Громадному судну будет суждено встать у берега на вечную стоянку.
Поэтому офицер не стал препятствовать тотальному отступлению. Тем более уже свершившемуся. Собирать моряков, разбежавшихся по лесу, — задача из области невозможного. Инстинкт самосохранения еще никто не смог отменить. Он погонит моряков в самое безопасное место… на подлодку, ставшую им за последние годы вторым домом.
Убравшись с открытого места, под защиту деревьев, старпом наткнулся на тело в черной форме. Убитым оказался унтер-офицер, старший рулевой на лодке. Пуля попала ему точно в затылок. Вражеский пулемет молчал, но вместо него по остаткам десанта начали «работать» несколько автоматов. Противник деловито отстреливал подводников, как зайцев, беспорядочно отступающих назад, под прикрытие джунглей.
«Пора уносить отсюда ноги, убираться восвояси. Все. Капут!»
Немногим счастливцам удалось добраться до леса.
Старпом снял с убитого рулевого флягу и отхлебнул большой глоток воды. Потом достал его документы из внутреннего кармана. Оказывается, ему было всего двадцать четыре года, хотя всем говорил, что ему уже двадцать шесть. Членский билет какого-то яхт-клуба. Фотография молодой миловидной женщины — жены или невесты. Стопка писем, перетянутых широкой резинкой от комплекта запасных батарей. Не зная, зачем он это делает, офицер начал читать верхнее письмо из стопки. В глаза бросились последние строки: «…Целую тебя крепко-крепко. Я так счастлива, что я твоя жена, хотя ты и не со мной. Я чувствую себя счастливей всех остальных женщин…» Старпом торопливо, но аккуратно сложил письмо и сунул в карман вместе с остальными документами. Ему стало неловко, потому что он неожиданно для себя позавидовал покойнику. В отличие от убитого, старпома никто не ждал дома. Вся его семья погибла во время американской «площадной» бомбардировки Штутгарта. Он прислонился к дереву. Нестерпимо захотелось покурить. Кора под его лопатками была изжевана пулями.
Подбирать мертвых не было возможности. Моряков, уцелевших под кинжальным огнем, было намного меньше, чем убитых. Путь отступавших с поляны к лесу можно было проследить по черным бушлатам менее удачливых товарищей. Следы попаданий красными пятнами выделялись на черной форме. О том, что среди лежавших на поляне тел могут находиться раненые подводники, никому не хотелось думать. Редких смельчаков, высовывавшихся из-за деревьев, вражеские автоматчики выбивали точными, короткими очередями в два-три патрона. Хорошо замаскировавшийся противник не оставлял морякам никакого шанса на победу. Сейчас стоял вопрос: как уцелеть выжившим морякам, угодившим в «огневой мешок»?
Сбоку раздался шум. Повернув голову, старпом увидел, что к нему подбегают двое моряков — акустик и дизелист.
— Ранены? — спросил широкоплечий здоровяк акустик. — Дайте-ка я погляжу.
— Нет, — ответил офицер. — Со мной все в порядке. Сейчас дух переведу и двинем.
Они были без оружия. «Шмайссеры» с пустыми магазинами остались где-то на поляне, среди убитых, забытые во время панического отступления. Но командир ничего не сказал. Может, попросту не обратил внимания?
— Уходим?! — осторожно спросил дизелист. Его голос предательски дрожал.
— За мной. — Вместо ответа скомандовал старпом и быстро зашагал в ту сторону, откуда пришел отряд. Путь, знакомый до места высадки. Скала Палец Дракона, постоянно маячившая перед глазами, сейчас была за спиной.
Подводники дружно двинулись следом.
Джунгли не хотели отпускать немцев, заявившихся без приглашения.
«Надеюсь, что всем уцелевшим в лесной бойне удастся добраться целыми и невредимыми до лодки, — подумал старпом. — Конечно, капитан устроит ему страшную выволочку. Так ведь не привыкать».
Человек охотно верит в то, во что ему хочется верить.
«Все обойдется».
Жизнь есть жизнь. Не прошло и получаса, как старпом, чудом оставшийся живым под перекрестным огнем, уже строил планы на будущее. Пробираясь сквозь чащу с двумя спутниками, офицер заранее начал перебирать в уме подходящие аргументы для оправдания…
…Солнце потихоньку заходило за горизонт. На джунгли скоро начнут накатываться багровые сумерки. Моряк в черной робе продирался сквозь колючий кустарник, выискивая проход к реке. Он один остался в живых из всей группы матросов-мотористов. Остальных перебили, когда угодили в засаду. Моряк пробирался к берегу. Где-то в той стороне не так давно грохотало орудие подводной лодки. Главное — добраться до своих. Призрачный шанс на спасение вливал новые силы в уставшее тело. Его ноги утопали в мягком ковре темно-зеленой травы. Пробираясь к берегу, он забрел в заболоченную низину. Камни, на которые он наступал, шатались и скользили под ногами. Подводник все кружил да кружил, стараясь обойти болотце. И так докружился, что его накрыло снарядом. Гигантский фонтан грязи взвился над человеком. Раскаленный осколок врезался в бок. От боли заныло сердце. Матрос упал, заерзал по мокрой траве, судорожно подтягивая колени к подбородку, и потерял сознание…
Душа моряка не хотела уходить из раненого тела. Подводник пролежал рядом с болотцем до вечера. Почти в темноте на него наткнулась, выходя к реке, группа отступающих. Своими оказались старший помощник капитана, дизелист и акустик — трое.
Подводники из разгромленного десанта просачивались к реке группами по нескольку человек, а кто и поодиночке. Как кому повезло. Моряков всегда тянет к воде. Где-то там должна быть их субмарина с горсточкой товарищей. Все, что осталось от полнокровного экипажа… Одна из таких групп и обнаружила свернувшегося калачиком раненого матроса.
Акустик взвалил товарища на спину и потащил. Пробираться сквозь заболоченные джунгли — тяжелое занятие. Особенно для новичков, привыкших иметь дело с точными приборами и механизмами, органично встроенными в корпус субмарины. Подводник не обращал внимания на то, что его бушлат покрылся пятнами от крови раненого товарища. Через сотню метров вес раненого тела почти пригнул акустика к земле.
— Стой! — приказал старпом, снимая с себя и дизелиста ремни. Их пропустили раненому под мышками. — Понесем в четыре руки.
— Господин офицер, — тихо просипел моторист, будто пробитый футбольный мячик стравливал воздух. — Мне умирать, а вам зачем погибать вместе со мной?!
— А-атставить разговорчики! — забывшись, рявкнул офицер и тут же перешел на шепот, вспомнив, где они находятся. Враг мог затаиться за соседним деревом. От привычки отдавать приказы командным голосом в одночасье трудно избавиться. — Я всегда знал, что у нас в команде самые болтливые — это мотористы. Умирать без приказа запрещаю. Спорить ни о чем не будем. Вперед.
То ли морякам скомандовал, то ли себе.
Старпом и дизелист подхватили раненого под руки и, намотав ремни на кулаки, чтоб сподручнее тащить, поплелись в сторону реки. Через каждые пятьдесят метров подводники останавливались, переводя дух. Время от времени они встряхивали головами, чтобы сбросить со лба набегавшие капли пота. Руки были заняты раненым товарищем. Шаг за шагом, метр за метром они приближались к берегу.
* * *
Над лесом снова поднимались лиловые столбы дыма. Второй раз за сегодняшний день. Двое десантников-парашютистов из команды штурмбаннфюрера подстраховывали моряков от самого берега. Ряды индейцев они существенно и качественно проредили, смягчив первое боестолкновение моряков. А вот диверсантов Канунникова последний из оставшихся в живых гарх-парашютист проглядел. Пришла пора исправлять допущенный промах. Первый проверил направление ветра старым дедовским способом. Послюнявил палец и поднял руку вверх. Ветер сегодня был у него в союзниках.
Десантник выпустил из огнемета длинную струю пламени вдоль деревьев, почти над самой землей. Сухие ветки и трава мгновенно занялись. Огонь с ревом начал пожирать и тонкие ветки, и толстые стволы деревьев. Первый вошел в раж и выпустил еще несколько огненных змеек, весело и быстро расползшихся по лесу. За двадцать секунд он опорожнил бак огнемета, водя соплом по широкой дуге.
Все! Парашютист снял с плеч лямки опустевшего огнемета. В баллонах не осталось ни капельки огнесмеси. Признаться, ему надоело таскаться по джунглям с неудобным грузом…
Ветер раздувал лесной пожар, гоня огненный вал перед собой. Вот и славно. Огонь спутает карты врагу, а если повезет, то и зажарит живьем.
…Не повезло. У русских диверсантов была запасная, вторая линия обороны. Канунников приказал ее оборудовать на случай, если появятся Хранители, привлеченные шумом боя. Немца, нагло нарушающего правила пожарной безопасности в лесу, решили взять живьем. План был хорош, но что-то пошло не так. Фашист сразу засек подбирающихся к нему разведчиков. Вместо того чтобы отступить, наглец контратаковал и с ходу уничтожил одну из двух двоек, посланных на его захват. Оставшаяся в живых пара бойцов еле-еле смогла сдержать его натиск до подхода товарищей. Огнеметчик ловко и уверенно маневрировал в горящем лесу, уклоняясь от ближнего огневого контакта и огрызаясь жалящими очередями. О том, чтобы захватить «языка», уже никто не вспоминал. Свиридову прострелили плечо. Николаев навсегда уткнулся лицом в траву, широко раскинув руки в стороны. Надо было как можно быстрее ставить точку в затянувшейся автоматной дуэли.
Взять врага в клещи не получилось, слишком увертлив, как змея, смазанная маслом. Немец играл в смертельные прятки с русскими в пылающем лесу, ловко используя дымовую завесу. Его выцеливали несколько стволов «ППШ», но стрелять разведчики не спешили. Дым пожара укрывал десантника, застилая прицел. В ход пошло проверенное средство — карманная артиллерия. Одна за другой в дым, скрывавший немца, полетели гранаты…
Двоих или троих Первый скосил из «штурмгевера». Точнее определить мешала высокая трава и дым от горящих деревьев. Ветер сыграл с ним злую шутку. Он сместил клубы дыма на парашютиста, мешая целиться. Вновь появившиеся враги решили действовать наверняка и лишний раз не подставляться под пули. Вокруг немца начали рваться гранаты, разбрызгивая вокруг ошметки дерна. Расчет был прост и верен. Надо забросать гранатами возможную позицию десантника. Немец вскочил, чтобы уйти от приближающихся разрывов. Но только он успел сделать один шаг, как его обдало гарью, дымом и комьями рваной земли. Первый упал, ему показалось, что он споткнулся. Когда же десантник поднялся, что-то заставило его оглянуться. Сквозь разрывы в дыму он отчетливо увидел зеленую фигуру. За ней появилась еще одна. Вид новых врагов сам по себе был ничто. Но из него родилась неожиданная мысль: индейцев перебили, сейчас эти, и так до бесконечности. От мысли о бесконечной гонке, чтобы добраться до перекрестка, в душе гарха закипала злоба. Она становилась необъятной для тела и нестерпимой по остроте.
Он поднял руку, чтобы сменить магазин в автомате. Что такое?! Пальцы не слушались. Черный антибликовый циферблат наручных часов со стрелками почему-то поменял форму, сжался и ушел в запястье, превратился в неопрятный комочек из эмали, осколков стекла и металла. Под комочком заныла рука. Что произошло? Золотисто блеснула в глаза начинка часов. Кисть бессильно повисла на бахроме из розовых жил и мелких, раздробленных белых костей. Да что же это? Ослепительная боль перебралась с перебитой руки на грудь и живот, куда еще попали осколки. Бывший парашютист люфтваффе попытался одной рукой перезарядить автомат. Он только успел отсоединить от «штурмгевера» пустой магазин. Из дыма вылетел ребристый металлический шар прямо ему под ноги. Граната, брошенная умелой рукой, нашла свою цель. Враг нащупал его позицию. Первый не успел ни отбить ее ногой, ни отскочить. Израненное тело не повиновалось хозяину. «Вот, — подумал обер-лейтенант, глядя на свою смерть, — вот и все!» Немец бессильно скрипнул зубами. В последний миг его лица коснулось легкое дуновение свежего ветерка. Он бы еще мог уйти, уползти, затаиться в чаще, где бы раны скоро затянулись.
«Откуда взялись эти уроды? И откуда такая знакомая тактика скоротечного боя в лесу? Ах да, Восточный фронт — белорусские леса, кишащие партизанами…»
Перекресток был рядом. Рукой подать. Яркая вспышка взорвавшейся «лимонки» — последнее, что отпечаталось в сознании гарха и человека. У искореженного тела целым осталось только лицо с приставшими ко лбу прядями слипшихся волос. Сердце дракона в человеческом теле было разорвано на мелкие части.
Первый умер вторым.
Зеленые фигуры, убедившись, что немец мертв, двинулись дальше, выискивая новую цель. Никто из них жалостью к врагам не страдал.
Плотный клочок тумана на миг приник к развороченной осколками грудной клетке и медленно заскользил дальше в лес. Он стал плотнее, растерял свою зыбкую прозрачность. Сквозь него уже нельзя было ничего разглядеть.
* * *
Окрестности Пальца Дракона особо не выделялись из привычного для Амазонки пейзажа. Ровное плато, крутое с одной стороны и пологое с другой, джунгли и болотистая низина. Бой стремительно разгорался и вместе с пожаром приближался к вытянутой серпом роще. Как раз там жил местный Хранитель, дракон по имени Ска.
Ледяной амфиптер не был бесцветным или прозрачным. Его чешуйчатая шкура была зеркальной. Из-за того что зеркальные поверхности чешуек были кривыми, сторонний наблюдатель видел не собственное отражение, а отражение деревьев, неба, лиан — обычный смазанный фон. Еще одной особенностью ледяного амфиптера была способность изрыгать холод, мгновенно понижая температуру окружающей среды.
В горячке боя солдаты, увлеченные азартом взаимоуничтожения, не видели, что за ними внимательно следят огромные печальные глаза. Печаль в них постепенно исчезала, сменяясь растущей лютой злобой.
Через некоторое время зеркальный дракон Ска пришел в бешенство. Почему эти люди никак не оставят его в покое? Не могли выбрать другое место для своих мелочных разборок? Зря вы сюда пришли. Зря…
Терпение дракона лопнуло, когда двуногие запалили лес на его исконной территории. Человеческие страдания Ска не волновали, а вот к своей роще он относился трепетно.
Полупрозрачный силуэт Хранителя появился в тылу русской разведывательно-диверсионной группы. Ледяной дракон выдохнул белесый конус холода. Зеленый кусок джунглей превратился в криогенное царство. Амфиптер, в одно мгновение израсходовав заряд холода, который долго накапливал в организме, превратил разведчиков Канунникова в ледяные глыбы.
Ска призрачной тенью отступил назад, растворившись среди деревьев.
Среди белых лиан застыл ледяной капитан, сжимая в руках автомат. Рядом с ним замерли в нелепых позах разведчики, промороженные космическим холодом. Из-за дерева торчал посеребренный инеем генерал Канунников с гранатой, зажатой в руке. Советские офицеры мертвой хваткой сжимали оружие, застыв в последнем движении.
Белая скульптурная группа людей застыла в тех позах, в которых их накрыл ледяной выдох дракона. Зимнее царство длилось недолго. Жаркое лето быстро отвоевывало свои позиции. В лесу началась капель. С остроносых сосулек быстро срывалась капля за каплей, звонко барабаня по ледяным панцирям, сковавшим разведчиков. В центре промороженного цветка застыла крошечная колибри. Холод превратил птицу и цветок в ювелирное украшение, поблескивающее сотнями переливающихся крошечных граней, истончающихся на глазах под тропическим солнцем.
* * *
— Молодцы! — одобрительно заметил Кемпке, оглядывая замаскированную позицию гранатометчиков. Ничего не скажешь, грамотно выбрали место. Ничто не загораживает сектор обстрела. Не мешает точно прицелиться и сделать пуск ракеты. С флангов позиция прикрыта широкими стволами деревьев. Высоких лесных исполинов можно свалить лишь из орудия, да и то не с одного попадания. С фронта расчет «панцершрека» прикрывает от чужих глаз густой куст папоротника. Штурмбаннфюрер добавил, невольно отдаваясь привычному для себя течению командирской мысли: — Заметьте, парни: лучше лежать хорошо замаскированными зеленью, чем сидеть в самом крепком, но незамаскированном доте. Да еще с таким оружием.
— С ним не пропадем! — Генрих ласково провел рукой по корпусу «панцершрека». Было видно, что он гордится своей смертоносной игрушкой.
— А пропадать никто и не должен, — усмехнулся Кемпке. — Вы солдаты, я — тоже. Будем вместе — не пропадем. Значит так, слушайте боевой приказ. — Штурмбаннфюрер поправил капюшон маскхалата на голове. — Ваша задача — уничтожить любое незнакомое живое существо размером больше слона. Не удивляйтесь, мои боевые товарищи. Русские проводят здесь секретные эксперименты по созданию нового биологического оружия. Думали, мы до них не доберемся. Спрятались на краю света. Слушайте ориентировку на тварь, с которой, возможно, придется столкнуться. Размерами с двухэтажный дом. Легко сливается с окружающей местностью, как хамелеон. Обладает зачатками разума, может заранее планировать нападение. При обнаружении уничтожить. — Отто скрипнул зубами. — Стереть с лица земли тупую тварь. Биополигон могут охранять русские танки. Маршрут бронепатруля неизвестен. Членов экипажа, танкистов, в плен не брать. Лишняя обуза нам не нужна. Постоянно быть начеку, в боевой готовности. Все ясно? Вопросы?!
Близнецы-эсэсовцы хором подтвердили, что все ясно и вопросов нет.
Штурмбаннфюрер коротко кивнул и крадущейся волчьей походкой скрылся в лесу.
* * *
Кок продирался сквозь джунгли, не разбирая дороги. Он ловко орудовал кухонным ножом, как мачете, прорубая себе путь сквозь густые заросли.
Одиночный марш-бросок по лесу с препятствиями, попадающимися на каждом шагу, измотал бравого труженика камбуза. Силы были на исходе.
Отдуваясь, как загнанный кабан, он поднял руку, чтобы перерубить очередной ствол бамбука высотой в два человеческих роста. Последние полчаса кок продвигался, а точнее, прорубался сквозь бамбуковую рощу. Зеленые побеги стояли сплошной стеной. Удирая с поляны, Густав проложил в зарослях настоящую просеку, словно здесь прошли заготовители удилищ для рыбной ловли. Подзатупившееся лезвие не успело коснуться нежно-зеленых стволов, как они сами упали ему под ноги. Оказывается, ему навстречу прорубался еще один блуждающий в джунглях. Разница была в том, что у них были прямо противоположные направления движения. У судьбы военного свое, особенное чувство юмора. Маршруты двух одиночек пересеклись в бескрайнем зеленом море леса.
Перед коком стоял мужчина, с ног до головы облепленный засохшим илом и тиной. Из-под воротника свисала мочалка подсохших водорослей. Один глаз был наспех замотан грязной повязкой с кружевной оборкой. На импровизированный бинт пошел рукав рубашки. Сквозь шелковую ткань проступило неопрятное бурое пятно.
Враг! Сейчас для кока все были враги.
— И-и-и-и! — визгливо заголосил моряк и, широко замахнувшись, рубанул наотмашь кухонным ножом.
Это ему хотелось верить, что рубанул.
Незнакомец, с которым его столкнула судьба нос к носу, с брезгливой ленцой поймал лезвие кухонного тесака одним из пропилов своего проверенного шпаголома. Клинок в очередной раз не подвел хозяина. Полоска стали, предназначенная для нарезки продуктов, сломалась, жалобно тренькнув на прощание. Кок обиженно заморгал, глядя на потертую рукоять, зажатую в кулаке. Автомат остался на поляне. Никакого оружия у моряка с собой больше не было.
Обезоружив противника, фехтовальщик не собирался останавливаться на достигнутом. Следовало закрепить успех и закончить поединок. Неуловимо переместившись в сторону, он подставил коку подножку и ударом предплечья в грудь сбил подводника с ног.
Моряк лежал на земле и боялся глубоко вдохнуть. Осторожно скосив глаза, кок увидел зазубренное лезвие у своего горла. Можно было и не смотреть. Острый кончик клинка больно колол в шею. Из-под него потекла тоненькая, теплая струйка крови, заливаясь за воротник.
— Кто ты? Назовись! — потребовал незнакомец. От него остро пахло тухлой рыбой, соляркой и… морем.
— Режь, давай! Не тяни! — просипел подводник. — И так все обрыдло. Когда ж закончится этот ад на земле?!
— Кто ты? — настаивал любознательный незнакомец. Он надавил клинком чуть сильнее. Струйка крови побежала веселее.
— Кок! — Подводник не придумал ничего лучше, чем назвать свою флотскую должность. Он закрыл глаза, и, похоже, открывать их больше не собирался. Слишком много впечатлений выпало на его долю за сегодняшний день.
— Кок — это хорошо, — раздался голос сверху.
Густав почувствовал, что шею перестало колоть.
Незнакомец убрал шпаголом в ножны и сказал, глядя сверху вниз на поверженного соперника:
— Ты, никак, помирать собрался? Разлегся тут, как на пляже! Думаешь, сегодня у смерти нет дел поважнее? Запомни на будущее: среди коков много долгожителей, клянусь святой устрицей. Пойдешь по моему следу, как раз к реке и выйдешь.
Моряк благоразумно отмалчивался. Вступать в диалог и открывать глаза не собирался.
— Сдох, что ли?! Какой-то ты хлипкий для кока!
Удар ногой по ребрам заставил труженика камбуза открыть глаза. Над ним нависал незнакомец, брезгливо отряхивающий с себя речную флору. Он оторвал второй рукав от своей рубашки, выдрав его из-под отворота одежды. В нескольких местах подсохшая грязь отваливалась пластами с ткани камзола, обнажая затейливый узор золотого позумента. Когда-то белый лоскут ткани упал коку на грудь.
— На, перевяжи шею.
Подводник не верил своему счастью. Жив. Все еще жив.
Незнакомец не собирался его убивать. Похоже, он собрался уходить. Перед тем как уйти, он обронил на прощание:
— Команду получше корми. Не жалей солонины, кок! А то морячки у тебя все какие-то заморенные. — Неожиданный совет, учитывая место встречи.
«Не джунгли, а проходной двор, — грустно подумал кок, зажимая рану на шее обрывком чужой одежды. — Сам бы попробовал что-нибудь изысканное приготовить из консервов, а рецепт записал бы».
Налетевший порыв ветра донес до кока обрывок песни: «…я не старый баркас, а фрегат с парусами йо-хо-й!»
«Голос хороший, а вот со слухом беда», — мельком отметил кок, с кряхтением поднимаясь с земли…
* * *
Танк, покачиваясь на земляных буграх, выполз из-под полога джунглей, на опушке немного замедлил ход, принял влево и помчался по открытой местности, поднимая короткий хвост пыли. Опушка леса осталась позади. Показалась и начала уплывать назад густая пальмовая роща. И вот из-за нее-то и раздался первый выстрел. Перелет! Оставляя за собой дымный инверсионный след, противотанковая ракета пролетела над башней и надсадно ухнула, разорвавшись среди деревьев. Второй выстрел не заставил себя долго ждать. Невидимый враг, скрытый густой зеленью, по-видимому, внес поправку в прицел. Неизвестные противотанкисты из засады целили «тридцатьчетверке» в уязвимые места: в борт или в корму.
Удар! Есть попадание! Сноп огня блеснул сбоку башни, пахнуло перекаленным железом. Танк содрогнулся и остановился. Башня развернулась в ту сторону, откуда велся огонь. Орудие выстрелило осколочным снарядом. Танк быстро развернулся, словно человек, пожелавший увидеть, кто это его ударил в спину.
«Тридцатьчетверка» быстро пошла задним ходом и очень скоро кормой вломилась в лес, под надежную защиту джунглей. Враг затаился и больше не стрелял, чтобы не засветить свою огневую позицию.
Скоротечный бой не испугал близнецов. Испугала наступившая тишина. Затаился русский танк или ушел? Отчего ему убраться, зачем? Русские, наверное, спрятались и ждут. Поэтому все и затихло — только легкий звон в ушах. Снаряд разорвался в опасной близости от расчета «панцершрека». Нет, эти просто так не уйдут.
Братья почти интуитивно знали, а не только чувствовали, что это тишина перед атакой. Их сердца бились так часто, как и сердца тех танкистов, которые тоже готовились идти в бой.
Из джунглей на просеку снова выехал русский танк. Большая приземистая машина с цифрой «сто» на башне замерла на миг. Длинное жерло орудия, будто хобот исполинского чудовища, поворачивалось из стороны в сторону, вынюхивая врага. В этот момент по «тридцатьчетверке» точно вдарили из гранатомета. Ракета, выпущенная из «панцершрека», попала в танк.
Машину сильно тряхнуло. Ракета броню не пробила, но перебитая гусеница, простучав траками по ведущему катку, сползла на землю.
В шлемофонах, подключенных к внутренней связи, раздался голос Суворина:
— Подбили, су-уки! Похоже, правую гусеницу сорвало! Что делать, командир?
— Разберемся, — процедил Степаныч. Он вертел перископом командирской башенки, стараясь засечь огневую позицию противотанкистов. Обездвиженный танк — легкая добыча.
Непоседа Чаликов в этот момент открыл люк и ужом вылез из башни. Надо разобраться, что произошло. Оценить повреждения и доложить. Раздался страшный грохот, будто по «тридцатьчетверке» жахнули паровым молотом. Виктора ударило и, словно пушинку, смело с брони.
— Есть! — Степаныч засек яркую вспышку между двух исполинских деревьев. Враг обнаружен. — Осколочным заряжай!
Танк еще раз ощутимо тряхнуло. Попали! Руки на поворотном механизме безостановочно двигались. Капитан приник к прицелу, навел орудие и нажал спуск. Выстрел! Александр увидел, как между деревьями расцвел исполинский цветок разрыва. Для верности «сотка» плюнула еще несколькими осколочными. Последний разрыв был особенно мощным по сравнению с предыдущими. Похоже, сдетонировал вражеский боекомплект.
На месте позиции братьев-гранатометчиков ничего не осталось. Там, где еще недавно затаился расчет «панцершрека», курилась легким дымком воронка. С громким шумом подломилось и рухнуло огромное дерево. Его ствол расщепило одним из снарядов. Лесной великан ненадолго пережил немцев. Густая листва укрыла воронку зеленым саваном.
…Когда Чаликов вылез из люка, его резко толкнуло в бок и дернуло за руку. Неведомая сила сбросила Витьку с брони. Боль ослепительной молнией проскочила от затылка до пяток. Он упал на землю, вскочил, пробежал несколько метров, потом ноги подломились, а в нос шибанул запах крови. Танкист снова упал. Падая, он успел увидеть рукав комбинезона и на его черном фоне — белые кости руки.
Он не застонал и не вскрикнул.
Земля властно притягивала его к себе. Чаликов чувствовал ее затылком и спиной. Было такое ощущение, будто левый бок растворяется в ней. Он попытался приподняться на локтях, но земля не отпускала, она вцепилась мертвой хваткой в человека.
— Живой? — услышал он голос Ковалева.
— Живее всех живых, — это ответил за него Марис.
Чаликов все прекрасно слышал, он находился в полном сознании, когда его перевязывали. Настоящая боль еще не заявила о себе. Нервы, пришибленные эндоморфинами, бешено поступавшими в кровь по команде мозга, еще не оклемались, не обрели полной чувствительности. Организм позаботился о себе, чтобы человек не умер от болевого шока. Наконец, туманная пелена беспамятства мягко обволокла сознание, даря отдых израненному телу.
Постепенно в голове стало проясняться. Чаликов заново увидел мир, услышал его запахи.
Запахи — раньше всего. Сперва едва уловимый прелый аромат листьев, на которых он лежал. Потом запах солярки и пота, которым насквозь пропитан комбинезон танкиста, даже тогда, когда рядом нет его стального друга.
Потом эти запахи смыло, и аромат вечнозеленых джунглей, бодрящий и пряный, захлестнул его, как волной. От всего этого буйства закружилась голова.
Он широко открыл глаза и увидел над собой, чуть ли не перед самым лицом, проглядывающие в просвет среди верхушек деревьев бело-серые пушистые облака. Почему-то синее небо отделилось от них и висит где-то в недосягаемой дали. Почему облака так низко? Раньше он ничего такого не замечал… Словно все разом раскрылось, ожило, враз расцвело.
Все вокруг белым-бело. Белым-бело…
Глаза закрывались. Веки, словно стальные бронезаслонки на амбразурах, с трудом повиновались его воле. В его сознании все сразу стало на свои места. Он понял, что произошло нечто непоправимое, плохое… Конец. Отвоевался. Никаких желаний. Никакой мечты о будущей победе не осталось… Куда его несут? Не все ли равно куда. Не в том главное.
А в чем?
Лежал, думал и искал, в чем суть того, что случилось, и что главное в прожитом. Искал и не мог найти ответа, но в конце концов его осенило. Главное в том, что он сделал. А сделал он все, что мог. Совесть чиста. Может, сделал не так хорошо, как хотелось и как старался, только сейчас уже не переиграть… Он не просил у судьбы поблажек и снисхождения. Не перекладывал на других то, что выпадало на его долю. Не уклонялся ни от чего.
Мысленным взором он окинул весь путь, что прошел на войне. Вспомнил каждый свой шаг. Ему было важно убедиться, что он сделал все, что требовалось. Решительно все.
А убедившись, что ему не за что судить себя, Виктор облегченно вздохнул и попытался вытянуться, устроиться поудобнее.
Он лежал, прикрыв глаза. Ему казалось, что весь окружающий мир отдельно от него, а он сам по себе.
Душа отделилась от тела и поплыла сквозь серо-белые душистые облака. Куда плывет? Она, душа, не знала…
Витю Чаликова похоронили недалеко от берега реки. На холме, но не рядом с водой, чтобы, когда Амазонка разливается в сезон дождей, могилку не подмыло. Вместо памятника холмик обложили запасными танковыми траками. Сразу видно, здесь покоится с миром танкист, да и хищное зверье косточки по лесу не растащит…
* * *
Штурмбаннфюрер Кемпке пробирался сквозь джунгли, пока не вышел к месту гибели советских диверсантов. Удовлетворенно разглядывая вымороженных русских, штурмбаннфюрер прозевал появление главного противника. Мерзкий холодок прошелся по спине. В паре десятков метров из-за поваленного дерева на него глядели большие, размером с блюдце, светло-стальные глаза, полуприкрытые прозрачными веками. Глядели с лютой ненавистью.
Времени целиться не было. Отто выстрелил навскидку, от бедра. Уловив его движение, глаза за мгновение до выстрела исчезли. Приклад беззвучно толкнул в плечо.
— Не уйдешь! Я уже здесь. — Эсэсовец передернул затвор и уже собрался выстрелить вслед стремительно проламывающейся сквозь заросли блестящей туше. — Путь к перекрестку забыл? Так я помогу! Забыл? Я напомню! — азартно бормотал немец.
Тут ему помешали. Один из неучтенных факторов проявил себя во всей красе. С противным «з-з-з» короткая стрелка впилась в кожаный ремень плечевой лямки амуниции. В левое плечо больно кольнуло. Кемпке обернулся. Из высокой травы высунулся индеец и целился в него из длинной духовой трубки. Немец плавно, как на стрельбище, спустил курок винтовки. 7,92-миллиметровая пуля с чавкающим звуком попала в обнаженную грудь. С такого расстояния промахнуться было невозможно.
Пуля отбросила индейца назад. Тело дернулось и, ударившись о ствол полуупавшего сухого дерева, сползло вниз на землю. Даял пытался встать, опираясь на духовое ружье, как на костыль. Живучий! Кемпке опустил ствол и выстрелил еще раз, целясь посереди головного убора из перьев, в макушку. В разные стороны разлетелись куски черепа вперемешку с мозгами и разноцветными перьями.
Ледяному дракону хватило этих мгновений, чтобы скрыться в джунглях. Но он вернется. Обязательно вернется. Отто был в этом уверен, поэтому следовало подготовиться. У врага мог остаться запас замораживающего дыхания. Старые и опытные воины всегда имеют неприкосновенный запас. Этот, судя по повадкам, был из такой когорты.
Штурмбаннфюрер выдернул из ремня амуниции застрявшую стрелку. Это оказалась обыкновенная длинная колючка с красным пером на конце. Она смогла только немного пробить ремень, чуть оцарапав кожу. И этим примитивным охотничьим оружием они хотят его остановить?!
Кемпке не был любителем смотреть, как кровь хлещет во все стороны, но сейчас пришло время измазаться в ней по локти. Инстинкт ледяного дракона погонит его прочь, но одновременно этот же инстинкт подскажет, что надо вернуться и уничтожить врага. На это и рассчитывал Отто, занимаясь переодеванием убитого в свою маскировочную накидку. На то, что осталось от головы, он натянул капюшон. Тело убитого он пристроил у развилки дерева, замаскировав листьями папоротника. Он сильно не старался, но и не выставлял приманку на показ.
Теперь пора и самому подыскать надежное укрытие. Он быстро нашел заболоченную низину, из которой открывался прекрасный обзор на приманку. Несколько далековато от трупа индейца, но ничего, надежная оптика не подведет. Главное, не замазать линзы грязью. Игра пойдет по правилам, которые он навяжет хозяину здешних мест. Пусть знает, что в джунгли пришел новый властелин!
Отто пристроил винтовку на разлапистую корягу. Сам неподвижно замер, превратившись в одну из пятнистых лесных кочек. Звуки леса исчезли.
Влажная земля потихоньку вытягивала из тела тепло и силы. Кемпке с удивлением отметил, что его начинает познабливать. Раньше такого за собой он не замечал. Улучшенное человеческое тело всегда служило ему верой и правдой.
Где этот анахронизм, пережиток давно исчезнувшего ледяного мира?! Время неожиданно понеслось в ускоренном темпе.
Засохшее дерево заискрилось в лучах солнца, будто отлитое из металла. Ствол, скрюченные ветви, труп индейца, одетый в камуфляж, трава вокруг в радиусе нескольких метров превратилась в ледяной пятачок посреди буйства зелени. Заросли бамбука дрогнули. Из них показалась блестящая морда ледяного дракона. Вот сейчас мощная оптика прицела пришлась кстати. Кемпке смог различить отдельные изящные крошечные чешуйки вокруг вывернутых ноздрей. Из них выбивались небольшие белые клубы, опадавшие на землю в виде снежинок. Бронированное тело плавно перетекало из зарослей, грозно возвышаясь над землей. Когда дракон сражался с другим драконом, то рост имел значение. Сейчас шансы у Отто победить Хранителя перекрестка были один к тысяче. Честь в подразделении «беовульф» никогда не была в почете. «Предусмотрительный, — отметил эсэсовец, думая о враге, — минимум один замораживающий выброс оставил про запас. Вот только любопытство сгубило не только кошку». Он совместил перекрестье прицела и глаз с голубыми искорками. Промахнуться было невозможно. Он затаил дыхание и плавно выбрал ход спускового крючка. Винтовка послушно отозвалась отдачей в плечо.
Ветер донес рев раненого чудовища. Дракон рычал, прижав лапу к морде. Он заковылял обратно в гущу леса, оставляя за собой приметный след из вывороченных деревьев.
Драконоборец медленно поднялся с лежки. Каждый шаг давался с трудом. Ноги предательски дрожали, отсыревшая камуфлированная форма неприятно липла к телу. Немца начинало знобить все сильнее. Ничего, он все равно справится.
Скрадывающим неслышным шагом он направился к месту, где нанес смертельную рану ледяному дракону. Сейчас кровь гарха уже начала отравлять Хранителя, смешиваясь с его кровью. Долго ему не протянуть. За спиной чадно горел лес.
Немец прислушался, но ничего не услышал, кроме треска горящих деревьев. Огненный вал, подгоняемый ветром, двигался в противоположную от него сторону. Сочная зелень горела плохо. Так хорошо разгоревшийся лесной пожар начал затухать, разбиваясь на отдельные локальные кострища, где огонь наткнулся на залежи сушняка.
Отто еле добрел до места, где оставил мертвого индейца, замаскированного под себя. Снег и лед успели растаять под палящими лучами солнца. Об атаке дракона напоминал лишь темный круг от воды. Не останавливаясь, Кемпке побрел по приметному следу. Каждый шаг давался с трудом. Сердце с натугой билось в груди в сбивающемся ритме, гоня по организму стремительно густеющую кровь.
Яд все глубже проникал и в его тело. Холод лизал ноги, поднимаясь выше. Медленно действующая отрава, попавшая через царапину от колючки, выпущенной индейцем из духовой трубки, сковывала конечности. Штурмбаннфюрер остановился. Последнее, на что у него хватило сил, — рассмеяться, увидев, как на онемевших руках выступают капли пота, срываются и летят вниз на землю. «Не смог, не успел выполнить задание. Не смог, не успел. Не…» Земля и небо поменялись местами. «Беовульф» в полный рост рухнул навзничь, потеряв сознание.
Он нырял и выныривал усилием воли из бездны темного беспамятства. Упрямо пробиваясь к свету.
Любопытные обезьяны, скользнув вниз по лианам, подбирались, осмелев, все ближе к человеку, лежащему на земле. Одна стала хватать обойму к винтовке с блестящими патронами из расстегнувшегося подсумка; другая потянула за пуговицу куртки; третья стащила с головы кепи с засыхающими маскировочными веточками папоротника; еще одна теребила в лапках ремень винтовки. Отто потянулся безвольной рукой к кинжалу, закрепленному на поясе. Слабый намек на движение, но обезьяны испуганно заверещали и, запрыгнув на деревья, скрылись в чаще. Опять одно только небо да верхушки деревьев.
Задача не выполнена. Неужели все зря?! Сквозь сомкнутые веки угадывалось солнце. Время остановилось для него. Эсэсовец лежал неподвижно, как статуя, свергнутая с пьедестала. Он всегда был бесчувственным воином, бездушным солдатом и здесь, на земле, и там, за звездами в родном гнезде среди гархов. В нем боролись человеческие чувства и эмоции с холодной расчетливостью коричневого дракона, никогда не боявшегося смерти. Внутри пронеслась ослепительно-белая волна боли, спазмы перехватили дыхание. Он почувствовал, как что-то невидимое покидает его. Пропали злоба и ненависть, сменившись умиротворением и легкой тоской. Он так и не успел выполнить свой долг перед родным гнездом у Синей звезды. Мелькнула и погасла мысль: «Наверное, это люди и называют душой…»
* * *
Ледяной дракон чувствовал, что умирает. Силы уходили из бронированного тела. Надо было выбрать место, где испустить дух. Маленький человечек из Большого мира оказался подлее и сильнее, чем он думал. Хотя нет, это не был обычный человечек, подобный многим, приходившим до него. Извечный враг замаскировался, приняв людской облик. Ска ведь сразу почувствовал неладное. Как жаль, что он не успел дотянуться до его сознания. Старый враг оказался хитрее и изворотливее. Что творится с мирозданием? Все меняется слишком быстро. Драконы-гархи становятся людьми, а люди, наоборот, покрываются непробиваемой броней чешуи и отращивают когти.
Проклятые гархи и здесь достали его. Нигде нет от них покоя. Лично он никогда не любил насилие и избегал боя, кроме случаев, когда надо было оберегать перекресток миров и Святую рощу. Сегодняшний противник оказался сильнее. Что станет с перекрестком, ледяного дракона уже мало волновало. Последние силы уходили. Вокруг было слишком грязно в изломанных и обгоревших джунглях. Неподобающее место для последнего пристанища Хранителя. Ска медленно брел к берегу, оставляя за собой широкую просеку. Наконец он добрел до реки. Быстрая вода струилась у подножия скалы, названной в его честь.
Амфиптер, натужно сопя, рухнул в полосу прибоя, подняв тучу брызг. Зеркальная броня чешуйчатой шкуры с серебряным отливом быстро тускнела, теряя свой ослепительный блеск. Блестящий глянец на глазах темнел. Он медленно вползал в реку. В воде его чешуя напоследок заискрилась светом горных ледников под лучами солнца. Цвета в последней вспышке блеснули и затем окончательно померкли. Течение медленно затягивало Ледяного дракона на глубину. Там тихо, очень тихо и удобно лежать на мягкой почве. Лучи солнца уже не могли пробиться сквозь толщу воды и дотянуться до дна. Оно не слепило единственный глаз. Голова ледяного дракона опустилась на подушку зеленого ила, шелковистого, как пух…
Плотное облако, уже даже отдаленно не напоминающее клок тумана, робко коснулось поверхности воды. Оно зависло точно над тем местом, где покоился на дне реки амфиптер. В этом было невозможно ошибиться. Небольшие льдинки поднимались со дна, указывая место последнего приюта дракона лучше любого маяка. Облачко еще больше уплотнилось, уменьшившись в размерах. Оно немного помедлило, совсем как человек на краю проруби, собирающийся с духом, и в один миг ушло под воду, исчезнув с поверхности.
Через минуту вода вспенилась, и вместо очередного куска льда на поверхность всплыл человек в одежде старинного покроя. Голову венчал рогатый конический шлем, за спиной пристроилась двуручная секира. Путник явил свой материальный облик окружающему миру. Не обращая внимания на вес намокшей одежды и оружие, тянувшие ко дну, он короткими саженками поплыл к берегу. Несмотря на примитивный стиль плавания, зеркальник вскоре почувствовал дно под ногами. Прочно встав на ноги, Путник уже не обращал внимания на быстрое течение и сапоги, увязавшие в илистом дне. Он, как линкор, неумолимо двигался к берегу, гоня перед собой небольшую волну.
Выбравшись на твердую землю, Путник радостно улыбнулся и завопил во всю глотку: «Мои смертные дети, я вернулся!» Ответом был сердитый стрекот стайки птиц, испуганно вспорхнувших с верхушки пальмы.
Путника, в очередной раз появившегося на белый свет во плоти, ничуть не огорчило отсутствие благодарной и внимательной аудитории. Не привыкать. Всему свое время. По лицу со следом ожога блуждала озорная улыбка. Разноцветные глаза искрились безудержной радостью и весельем. От избытка чувств он сорвал пудовую секиру с перевязи и высоко подбросил вверх. Поймал за рукоять и снова подбросил. Натешившись вволю, он широким походным шагом двинулся в лес, громко разговаривая сам с собой.
Не зря он столько охотился за последними выдохами драконов. Путник шел, сам задавая себе вопросы, и сам же на них отвечал: «Нужен еще один, последний драконий выдох, для подстраховочки. А лучше парочку. Тогда посмотрим, кто кого! Потягаемся! Кого хочешь: гарха или амфиптера? Да мне без разницы. Все равно! Хочешь вернуть должок? Конечно, я привык возвращать долги, даже если прошла без года вечность. Верну с процентами!»
Широкоплечая фигура, оставляя за собой мокрые следы на земле, поднырнула под толстую, низко висящую лиану и скрылась в лесу…
* * *
Элегантного Шкипера было трудно узнать в осунувшемся бородаче, покрытом с головы до ног коростой грязи, а тем более с бурой повязкой-тряпкой, закрывающей один глаз.
— Как ты нас нашел? — от удивления Ковалев забыл поздороваться.
— Хранитель издалека чует других Хранителей, — хмыкнул старый моряк и демонстративно шумно вдохнул, будто принюхивался. Он тоже не стал здороваться. Сегодня было не до церемоний.
— Из нас такие же Хранители, как из Ивана… — Марис не успел закончить фразу.
Суворин его опередил, одновременно показывая кулак:
— Э-эй, не вздумай меня использовать для сравнения. Знаю я тебя: все равно ничего путного не сможешь придумать!
— А кто же вы такие, как не Хранители? — неискренне поинтересовался Шкипер. И тут же сам ответил на свой вопрос: — Перекресток защитили. Амфиптер Ска погиб, как вы любите говорить: «Пал на боевом посту». Жезл у вас. Все сходится. Теперь вам это место и оберегать. Перекрестков без Хранителей не бывает. Сразу же начнется бардак и… мор по всей округе. — Между прочим, в работе, службе… — Шкипер замялся, подбирая нужное слово. — М-м, назовем это службой. Так вот, в звании Хранителя есть и положительные моменты. Они не стареют, не дряхлеют, не толстеют…
— Это плюс, — отметил Марис.
— Они смертны, — продолжил моряк.
— Это минус, — капризно сказал Иван. — Не знают страха, ага. Бесстрашные хлопцы!
— Все зависит от личных качеств каждого персонально, — пожал плечами Хранитель. — Это можете быть вы… Это будете вы.
— А ты? А вы?! — опешил Эмсис от такой беспардонной нахрапистости.
— А мы-ы-ы! — передразнил прибалта Иван. — А нам пора. У нас свой перекресток без пригляда остался!
— У нас потери в экипаже! — с болью произнес капитан.
— На войне без жертв не бывает, — скорбно вздохнул Шкипер. — Кто-то должен погибнуть, чтобы другие жили…
— Товарищ! Гм-м, сеньор Шкипер, — встрепенулся Ковалев. — Вы, наверное, хотите сказать, что нам ненадолго придется принять на себя обязанности Хранителей? Временно, да?
— Конечно, временно, — с издевкой подтвердил моряк и ядовито добавил: — Сеньор капитан, неужели вы еще не усвоили таких прописных истин: у служивого человека временно — это значит навсегда.
— Шалишь! — вскинулся невозмутимый Эмсис. — Мы так не договаривались!
— А я-то тут при чем, молодой человек? — скривился Шкипер и осторожно потрогал пальцем повязку, заскорузлую от засохшей крови.
— Нам здесь задерживаться надолго нельзя, — серьезным тоном предупредил Иван. — У нас есть неотложные дела. Там! — Он неопределенно махнул рукой в сторону.
— Э-э, вы чего удумали? — заволновался Марис. — Он правду говорит. Нам здесь долго находиться не положено.
— Удачи. В де-лах! — с чувством произнес Шкипер. Последнее слово он произнес по слогам.
— Да пошел ты… — процедил сквозь зубы Степаныч.
— Ну, я и пошел! — легко согласился Шкипер вместо того, чтобы выхватить шпаголом из ножен и вызвать обидчика на дуэль. Он даже не оскорбился для приличия. — Линду привет! Хотя не факт, что скоро с ним свидитесь. У всех дел невпроворот.
Битый морской волк развернулся на каблуках и зашагал в сторону реки. Танкисты ошарашенно следили за фигурой, удаляющейся фирменной матросской походкой вразвалочку.
— Ну и ну, — выдавил прибалт. Он ссутулился, на глазах став меньше ростом.
— Я так и знал! — заорал Суворин. Он сорвал с головы черный танкошлем и со всей силы шваркнул его об землю. — Так и знал!
Иван с надеждой посмотрел на капитана и с надрывом спросил:
— Что будем делать, командир? Ты это учти, я на Хранителя не учился. Я механик-водитель и гвардии сержант. У меня это в первый раз, ага.
— С почином, — отрешенно поздравил подчиненного Ковалев. — Все когда-то бывает в первый раз. Первая сигарета. Первая рюмка.
— Первый наряд вне очереди, ага, — продолжил за командиром механик. Он поднял танкошлем с земли и отряхнул его, хлопая по ноге.
Александр думал, играя желваками на скулах. От криков Ивана и угрюмого молчания Мариса в нем зрела глухая злость. Но сейчас не время давать волю чувствам. Командир, он и на Амазонке командир.
С верхушки дерева на башню танка спланировал здоровенный попугай. Разноцветный пернатый красавец переступил когтистыми лапами по крышке люка и начал чистить мощный клюв о перископ командирской башенки. При этом птица внимательно следила одним глазом за танкистами, готовая в любой момент взлететь.
Гвардии капитан бронетанковых войск задумчиво смотрел, как тоскливо-красный шар солнца медленно опускался, прячась за непроницаемой стеной джунглей. Заканчивался еще один день на Земле.
«Скоро сумерки, пора обустраиваться на ночлег, — равнодушно подумал Степаныч. — На Амазонке быстро темнеет. Не то что у нас на Кубани».
Не пройдет и получаса, как взойдет луна, меняя солнце в небесном карауле…