В этом году в городе Глазго, что находится на территории старой Британии, весна выдалась не самая лучшая. Да и как этот период можно было назвать весной, если учесть тот факт, что по календарю на улице стоял месяц апрель, а на обочинах тротуаров все еще лежали серые снежные сугробы? Благо, они уже начинали таять, разливаясь маленькими ручейками и лужами на тротуарах дорог. По асфальту сновали десятки людей, каждый из которых торопился по своим делам: кто-то опаздывал на работу, кто-то вел полусонных детишек в школу или в детский сад, кто-то со всех ног бежал к остановке, от которой уже отходил, а точнее, отлетал аэроавтобус — огромная белая машина на антигравитационной подушке, формой корпуса напоминающая четырехугольную призму. С каждой минутой Глазго оживал. Проспекты и улицы наполнялись светом витрин магазинов, звуками клаксонов и ревом двигателей аэромашин, на огромных скоростях носящихся по аэротрассам в нескольких метрах над уровнем земли, а также звуками голосов граждан, общающихся друг с другом на самые различные темы — от обсуждения уровня своей зарплаты до результатов вчерашнего спортивного матча. Город потихоньку просыпался.

Из потока машин в воздухе вырвалась неуклюжая громада аэроавтобуса, которая медленно направилась к стальному каркасу остановки, что находилась на земле. Машина, управляемая виртуальным интеллектом, или сокращенно ВИ, затормозила, выровняла свой полет, и, зависнув напротив остановки в воздухе, распахнула створчатые двери.

— Транспорт прибыл на Площадь Единства, — сообщил приятный женский голос виртуального интеллекта машины, тем самым приглашая пассажиров сойти на землю.

Из нескольких десятков пассажиров аэроавтобуса на данной остановке сошел только один мужчина средних лет в черной куртке и кепке, из-под которой были видны черные волосы, в рядах которых местами виднелись редкие белые волоски. Этого мужчину звали Хоэнхаймом Джарвисом. Мужчина-терран ступил на землю, и быстро растворился в толпе обыкновенных людей, движущихся по улице. Почему обыкновенных? Потому что сам господин Хоэнхайм был далеко необыкновенным человеком. Дело в том, что под его черной курткой был одет белый китель генерала ВКС Земли, в котором Джарвис никогда не появлялся в общественных местах. Ну не любил этот человек излишнего внимания к своей персоне, не любил, когда на него смотрели как на какое-то божество и тыкали пальцами, едва завидев его фигуру. Другой вояка был бы только рад подобной реакции гражданских по отношению к себе, но только не Джарвис. Кстати, будет не лишним сказать, что благодаря этой особенности своего характера господина Хоэнхайма глубоко уважали как совсем «зеленая» солдатня, так и верхушка армии, включая главнокомандующего ВКС Земли Михаила Волкова, прочащего генералу блестящую военную карьеру, и, возможно, становление главой армии в будущем.

Джарвис вырвался из людского потока и пошел в сторону центра площади, в котором был установлен памятник Единства, и пускай две исполинские статуи были видны еще из окна аэроавтобуса, генералу хотелось увидеть их поближе. Подойдя к ним почти вплотную, Джарвис стал их внимательно рассматривать: каменная фигура террана, облаченная в боевую броню восьмилетней давности и на гранитном лице которой играла улыбка, пожимала трехпалую руку арктоса, представителя внеземной цивилизации, лицом и строением тела чем-то отдаленно напоминающего помесь собаки и ящерицы; голову пришельца венчали пять тонких загнутых назад рогов, один из которых рос на макушке, два других торчали из висков и еще два из затылка.

Рука стареющего генерала скользнула в карман куртки и спустя пару секунд извлекла оттуда маленький медальон в виде щита, внутри которого была фотография женщины лет тридцати пяти с темными волосами и глазами орехового цвета. Джарвис легко улыбнулся, глядя на маленькую фотографию. Будь сейчас рядом с ним Алана, его жена, умершая пять лет назад, то она ни за какие коврижки не ушла бы от этого памятника и разглядывала каменные изваяния воинов до позднего вечера. Уж очень любила его покойная супруга статуи, которыми был заставлен весь их дом, и картины, занимающие все свободное пространство на стенах их семейного гнездышка, и эта самая странная любовь к искусству появилась и у Джарвиса, но немного другая. Своим любимым жанром стареющий генерал, в отличии от своей жены, обожавшей пейзажи, избрал батальный жанр, посему в его хендкоме — миниатюрном компьютере, закрепленном на его руке и одевающемся подобно наручи — пестрели картинки с изображениями боевых сцен. Подержав медальон в руке еще пару минут, Джарвис убрал его обратно в карман.

Что-то необычное привлекло внимание Хоэнхайма, и, оторвав взгляд светло-голубых глаз от двух исполинских изваяний человека и арктоса, он взглянул на предмет своего интереса — это были двое арктосов, мужчина и женщина. Джарвис решил понаблюдать за ними: мужчина-арктос, сильно смахивающий на своего каменного собрата за исключением количества рогов (их у него было только три), нежно обнимал за талию женщину, имевшую плавные черты тела и лица, нежели ее кавалер — оба неотрывно смотрели на статуи.

Внезапно Хоэнхайм заметил, как по щеке женщины-арктоса покатилась слеза, а ее плечи мелко задрожали.

— Что с тобой? — спросил ее супруг.

— Восемь лет, Арфеус, — женщина вытерла слезинку изящной трехпалой ручкой, — моего отца нет уже восемь лет… А все из-за ошибки Консулата. — Она снова всхлипнула, и Арфеус прижал ее к себе, стараясь успокоить супругу.

Хоэнхайм отследил направление взгляда женщины — она смотрела на небольшую табличку, установленную напротив статуй. Надпись, выполненная на ней позолотой, гласила: «Посвящается солдатам Терранской Федерации и легионерам Арктосской Милитократии, погибшим в годы Первой Космической Войны».

— Война, начавшаяся с ничего, — произнесла женщина, поднимая взгляд с таблички на каменную фигуру собрата.

Джарвис, стоявший сзади и слышавший ее слова, печально вздохнул. Секунду спустя в его памяти начали всплывать образы восьмилетней давности.

Террано-арктосская, или просто Первая Космическая, началась с основания «Теневыми клинками», преступным синдикатом людей, своей базы в системе Менкент в созвездии Кентавра в 2341 году. Спустя пару месяцев на радарах «Клинков» появились сигнатуры неопознанных кораблей. Посчитав, что силы Совета вычислили их, флот синдиката открыл огонь по неопознанным кораблям, которыми оказалась разведывательная флотилия арктосов. В результате битвы флот «Клинков» был уничтожен, а база разрушена. Через неделю флотилия ВКС, узнавшая о месте нахождения базы синдиката, прибыла в Менкент и тоже была атакована неизвестными кораблями. Понеся большие потери, человеческая флотилия отступила. После этой самой битвы арктосы, посчитавшие людей потенциальной угрозой для себя, начали массовое продвижение своих войск на территорию Совета, в основном атакуя только военизированные планеты, не обращая внимания на планеты-колонии. Военные флотилии Совета всеми возможными силами старались остановить продвижение вражеских кораблей вглубь своего сектора, но флоты арктосов, большую часть которых составляли крейсеры класса «Центурион», с легкостью сминали строи человеческих кораблей и продвигались дальше. Не прошло и пяти месяцев как флотилии Милитократии достигли окраин Солнечной системы, где завязалась самая жестокая битва, участие в которой принял и Джарвис, в то время командующий фрегатом «Король Артур». Тогда его фрегат был в составе флотилии «Алых Рыцарей», которой командовал старый друг Джарвиса Гордон Персифаль со своего дредноута «Сокрушитель». Во время атаки арктосского крейсера «Король Артур» был сильно поврежден выстрелом вражеского корабля, в результате чего стал представлять легкую мишень для истребителей противника. Гордон, не желающий видеть гибель друга, прикрыл фрегат корпусом дредноута и продолжал руководить войсками своей флотилии до тех пор, пока ультра-рельсотроны арктосских крейсеров не пробили броню корабля Гордона в области реактора, после чего дредноут прекратил свое существование, исчезнув в пламени взрыва. И именно в этот момент случилось то, что изменило ход всей битвы. Как только корабли арктосов достигли орбиты Марса, гиперпространство разорвалось десятками вспышек, на местах которых стали появляться корабли, кардинально отличающиеся формами корпусов и вооружением от кораблей Милитократии. К удивлению сражающихся друг с другом людей и арктосов, новые корабли стали закрывать собой корабли Совета и всячески препятствовать ведению огня по ним. Когда стрельба полностью прекратилась, по голографической связи с людьми и арктосами связались представители еще двух разумных рас, входящих в состав так называемых Единых Рас — сайлокианцы и плойтарийцы, приказавшие войскам Милитократии немедленно капитулировать с территорий человеческого сектора. Испугавшись битвы сразу с тремя флотами, арктосы немедленно побросали свои позиции в человеческом секторе и вернулись в свою часть изученного космоса. Спустя месяц люди подписали мирный договор со своими бывшими врагами и под покровительством сайлокианцев вошли в состав Единых Рас. Арктосы, признавшие свою неправоту и неправильность начатой ими войны, предоставили терранам часть своих разработок, в числе которых были чертежи кораблей и оружия, а также формула создания тетрасплава — сверхпрочного сплава, в основном применяемого для создания корабельной брони, но немного позже тетрасплав стали применять и в других отраслях. Так и закончилась «война, начавшаяся с ничего».

Выйдя из омута воспоминаний, Хоэнхайм обнаружил, что парочка арктосов уже давно растворилась в толпе, и что он остался в одиночестве. Поняв, что уже ничего интересного не произойдет, Джарвис неторопливым шагом направился к выходу с площади. Двигаясь по дорожке, вымощенной кирпичом, господин Хоэнхайм украдкой поглядывал на людей, шедших либо на него, либо рядом с ним.

— Такие безмятежные, спокойные. Будто и не было никакой войны с арктосами. И этого печального праздника, что был вчера, тоже не было, — думал про себя генерал, обходя пару с коляской, в которой спал ребенок. — Наверно так и должно быть, ведь думать о прошлом и о том, что мы сделали тогда — это часть работы необыкновенных людей, таких людей, как я.

Вдруг чья-то маленькая ручонка влезла ему в карман, и, нащупав там медальон в форме щита, рванулась назад вместе со своей добычей. Как жаль, что карманник не знал, с кем связался. Несмотря на солидный возраст, Джарвис с ловкостью двадцатилетнего парня выбросил свою руку назад, и его кисть стальным захватом сомкнулась на запястье вора. Не желая выворачивать руку карманнику сразу, по крайней мере не до того момента, когда генерал заглянет неудачливому воришке в глаза, Хоэнхайм с силой рванул свою руку вперед и удивленно уставился на того кто покусился на самое дорогое, что у него осталось от супруги.

Вором-неудачником оказался совсем еще сопливый парнишка. Навскидку мальчонке было около восьми лет, одет незадачливый преступник был в старые рваные джинсы и серую изношенную курточку с капюшоном, из-под которого были видны не стриженные черные, как у Джарвиса в молодости, волосы и серые глаза, лицо пацана было испачкано в грязи. Переведя взгляд с лица парнишки на его руку, генерал обнаружил свой медальон в его кулачке.

— Поганец сопливый! — услышал Джарвис позади себя гневный возглас мужчины-террана, шедшего за ним. — Вчера такой же оборванец стащил у меня кошелек, хорошо, он был пустой. Господин, вам помочь отвести его в участок?

При слове «участок» Хоэнхайм заметил, как на лице парнишки мелькнула тень страха.

— Благодарю за помощь, но я сам с ним разберусь, — спокойно произнес генерал, незаметно подмигнув перепуганному парнишке.

Мужчина пожал плечами и двинулся дальше по своим делам. Проводив его взглядом, Хоэнхайм перевел свой взгляд обратно на парнишку, тот в свою очередь непонимающе глядел на генерала серыми глазами.

— Зачем он тебе понадобился? — спросил его Джарвис, кивком головы указав на медальон.

— Хотел отдать в ломбард, очень есть хочется, — спокойно ответил парнишка, хотя сам Джарвис рассчитывал увидеть слезы на его лице.

— Ты, как я понял, бездомный, да?

— Нет, я детдомовский.

— Тебя воспитатели заставляют воровать?

— Нет, я убежал оттуда и теперь живу на улице.

— И сколько ты живешь на улице? — поинтересовался Джарвис.

— Второй месяц.

Джарвис вопросительно посмотрел на ребенка — ему просто было сложно поверить в то, что этот парнишка прожил на улице целых два месяца, промышляя мелким воровством, но какое-то странное чувство внутри заставляло его верить словам мальца.

— А почему ты оказался в детдоме? — спросил его генерал.

— Меня подбросили на его порог, когда я был совсем маленьким, — ответил паренек, опустив взгляд — казалось, что сейчас он точно заплачет.

Джарвис горько вздохнул. Этот мальчишка стал еще одной жертвой войны, которых на улицах было полно. Родители некоторых детей так и не вернулись с поля битвы, оставив своих чад на попечение родственников, которые тем абсолютно были безразличны, в результате чего детишек сплавляли в детские дома, из которых детвора сбегала в поисках лучшей жизни, и этот сероглазый серьезный парнишка не был исключением. Еще одна несчастная жертва несправедливой войны, абсолютно никому не нужная.

Внезапно в голове Джарвиса появилась довольно-таки странная мысль — а почему бы не взять этого мальчишку к себе в качестве приемного сына? Зачем оставлять его на улице на произвол судьбы, пусть даже генерал отдаст ему все содержимое своего кошелька, когда можно его усыновить и воспитать из беспризорника образцового члена общества, а, может быть, если он того захочет, и солдата ВКС.

— Слушай, парень, ты говорил, что хочешь есть. — Паренек согласно кивнул. — А как ты смотришь на то чтобы прийти ко мне домой и поесть чего-нибудь?

— Я не против. Идем.

Они неторопливо пошли в сторону остановки для аэроавтобусов, находящейся совсем рядом с выходом с Площади Единства. Когда летающая машина приземлилась для поднятия пассажиров на борт, Джарвис пропустил паренька вперед, и, расплатившись с пилотом за них обоих, сел рядом с ним у окна.

— Как тебя зовут, малец? — спросил парнишку Хоэнхайм, на что тот тут же дал ответ.

— Винсент Зейн.

Ничего себе совпадение, подумал про себя генерал. Парнишку звали точь-в-точь как главного героя фильма «Последний выстрел», который, кстати, был командиром спецподразделения ВКС, воевавшего на Аэне в годы Первой Космической, где весь отряд и погиб. Может, прототипом героя кино был родственник Винсента? А что, все вполне возможно.

— А как вас зовут, господин? — голосок мальчика вырвал генерала из раздумий.

— Зови меня Хоэнхаймом, если хочешь, просто Джарвисом, — с легкой улыбкой на лице сказал Хоэнхайм.

— Джарвис, я знаю эту дорогу, — заговорил мальчик и настороженно посмотрел на мужчину, — мы ведь не в участок едем, правда?

Хоэнхайм негромко хохотнул, прикрыв рот ладонью, и, глядя парнишке в глаза, почти по-отцовски произнес:

— Я никогда никому не врал, и тебе я тоже не собираюсь врать. Просто запомни это, Винсент, просто запомни.