Лето 1912 года застает Инессу… виноват, крестьянку Франциску Казимировну Янкевич в Петербурге. Наконец-то сбылось: партия направила ее на подпольную работу в Россию.
По дороге, прежде чем перейти границу, заехала на денек-другой в Краков. Туда только что перебрались, для того чтобы быть ближе к родине, Владимир Ильич и Надежда Константиновна. — В краковском предместье Звежинце Инесса получила от Ленина последние напутствия, ее снабдили явками и связями, вместе обсудили план предстоящей работы.
Из Кракова Инесса завернула в Люблин: там обосновался Николай Васильевич Крыленко, к которому у нее было поручение от Ленина. Речь шла о налаживании перехода через границу для тех товарищей, которые поедут из России в Краков.
Но вот наконец и Питер.
Пусть об этом расскажет большевик В. Л. Малаховский (см. сб. «Памяти Инессы Арманд», стр. 94):
«Летом 1912 г. она появилась в Питере на горизонте передовых слоев пролетариата в качестве представительницы ЦК партии». Автор сообщает, что Инесса начинает оживленную работу «по завязыванию связей с кружками, сплачиванию, объединению их, направлению их деятельности, внедрению боевого духа в эти молодые, свежие силы…
Как живую, сейчас вспоминаю ее в плохоньких ботинках со стоптанными каблуками, и одетой далеко не по парижской моде».
В результате, как бы подводит итог Малаховский, «задвигались, зашевелились подпольные кружки, пополняемые новыми рабочими…».
Но это свидетельство, так сказать, общего плана. Некоторые, довольно яркие детали мы почерпнули в том же старом сборнике.
Мы узнаем о дискуссиях со впередовцами на болоте, за огородами Путиловского завода, о рабочих массовках — их устраивали по воскресеньям под видом грибных походов. О тайных собраниях, созываемых на подъездных путях, между заставами — Московской и Нарвской. О налетах конных жандармов. О жизни подпольщиков, полной лишений и тревог.
Но все невзгоды и опасности, выпавшие на их долю, померкли, когда они увидели, как оживают нелегальные организации.
Посланцы Ленина попали в Петербург в сложный период. Охранка после майских массовых стачек жестоко расправилась с петербургскими большевиками. Организация, конечно, жила, но надо было ее восстановить; требовалось претворить в жизнь решения Пражской конференции; следовало готовить избирательную кампанию — предстояли выборы в IV Государственную думу.
Нарвский пролетарский район стал базой большевиков. Удалось восстановить Петербургский комитет партии, а потом образовать и Северное областное бюро РСДРП. Инесса вошла в его состав.
Была у Инессы еще одна задача, поставленная Лениным, — он был недоволен тем, как на первых порах велась «Правда». Слишком уж неопределенна позиция газеты по отношению к ликвидаторам, ощущается примиренческий дух. Нет, для большевиков это не подходит; газета, которая отстает, погибла. Не бояться полемики, задирать, смело все договаривать до конца!
Вместе с членами Петербургского комитета и Северного областного бюро Инесса проводит специальное заседание редакции «Правды». Позиция газеты по отношению к ликвидаторам стала постепенно исправляться.
Труды Инессы не пропали даром. А. Сольц свидетельствует, что ее работа, хотя и велась всего несколько месяцев, оставила значительный след. А. Сольц пишет:
«Я попал в районы после нее, я нашел уже распаханное поле…» (сб. «Памяти Инессы Арманд», стр. 92). Разумеется, распахивала Инесса это поле не в одиночку.
Франциске Янкевич (Инессе Арманд) удалось продержаться недолго. Всего два месяца с небольшим. Напряжение было дьявольское, но это ее не смущало, а, наоборот, радовало: дорвалась до настоящего дела. Угнетало другое — жить в относительной близости от Москвы, от детей, от близких и не иметь возможности не то что их повидать, а даже узнать про них, сообщить о себе и получить от них весточку. Жизнь подпольщика трудна для каждого, но ей, матери, было трудно вдвойне.
Подъем партийной работы не ускользнул, понятно, от охранки. Провокаторы доносили о появлении новых людей, об их деятельности. Круг сжимался. Слежка за Франциской Янкевич усиливалась, и 14 сентября 1912 года она попала за тюремную решетку.
Обстоятельства, предшествующие аресту, достаточно подробно изложены в…жандармском документе. Это — «Постановление» отдельного корпуса жандармов генерал-майора Иванова. Написано оно «1912 г. Октября 3 дня, в гор. С.-Петербурге».
Так вот, сей жандармский генерал, рассмотрев «сообщение Начальника С.-Петербургского Охранного Отделения от 27 сентября с. г. за № 16084, нашел, что из такового сообщения видно, что затихшая с весны 1912 г. партийная работа местных организаций фракции большевиков Р.С.Д.Р.П., в связи с событиями на Ленских приисках, забастовочным движением, охватившим почти все промышленные предприятия, и ввиду предстоящей предвыборной кампании в Государственную Думу 4-го созыва, заметно усилилась и выразилась в том, что в различных районах Петербурга стали возникать партийные группы…».
В одном из документов упоминается «известный охранному отделению, как энергичный партийный работник и организатор социал-демократических кружков среди рабочих Нарвского, Московского и Городского районов, бывший студент СПБ Университета Анатолий Михайлов Корелков».
Нас он сейчас интересует в связи с тем, что «при введении Охранным отделением наблюдения за Анатолием Корелковым были установлены сношения его с женщиной, проживавшею по паспортной книжке на имя крестьянки Франциски Казимировны Янкевич и оказавшейся женою потомственного почетного гражданина Елизаветой Федоровой Арманд, которая, по сведениям Охранного Отделения, принадлежала к фракции большевиков-ленинцев и, имея партийные связи с центром означенной фракции, взялась организовать во всех районах С.-Петербурга большевистские группы и комитеты при всех, а также объединить все эти группы с помощью межрайонной большевистской комиссии. С этой целью она посещала разных лиц, принадлежащих к фракции большевиков, так и к другим фракционным течениям, убеждая их принять участие в подпольной работе и объединиться с другими районами» (ЦПА НМЛ, ф. 127, оп. 1, ед. хр. 4, л. 1, 2, 3).
Не обошлось, видать, без осведомленного провокатора; едва ли с помощью одного «наружного наблюдения» охранке удалось бы все это узнать. Тем более, что ни при аресте, ни в первую неделю заключения Инесса Федоровна не открывала своего настоящего имени.
В руки полицейских, совершавших обыск на квартире Франциски Янкевич, попало тоже совсем не так уж много: две прокламации да часть печатной брошюры с материалами Пражской конференции.
Миновала промозглая петербургская осень, за ней пришла и ушла слякотная петербургская зима, а Инесса все томится в одиночной камере «предварилки». Режим здесь суров, здоровье ее расшатано: начинается легочный процесс, изнуряет кашель, а в перспективе — суд и, что того хуже, отправка по этапу в Мезень: за Инессой числится «должок» — почти год неотбытой ссылки.
На выручку приходит Александр Евгеньевич Арманд. Он начал хлопоты тотчас же, как только Инесса, простившись с именем Франциски Янкевич и открыв тюремщикам настоящее свое имя, смогла написать в Москву. Александр Евгеньевич навещает ее в тюрьме, обивает пороги жандармских канцелярий, пускает в ход свои связи — и добивается успеха. Тот же «отдельного корпуса жандармов генерал-майор Иванов» согласен отпустить Инессу до суда под залог.
Сумму залога жандармы заломили изрядную: пять тысяч рублей. По тем временам целое состояние. Александра Евгеньевича это не останавливает. Но Инесса в раздумье. Вправе ли она принять такую жертву? И представляет ли себе милый Саша, что деньги пропадут безвозвратно — ведь при первой же возможности она удерет за границу.
Все это, оказывается, Александру Евгеньевичу вполне ясно: характер Инессы ему достаточно знаком.
Деньги внесены. 20 марта подписано постановление: Арманд из-под стражи освободить.
Весну и лето 1913 года Инесса проводит с семьей; Для поправки здоровья едет с ребятами на кумыс в Ставрополь на Волге.
…Через несколько лет, уже во время войны, в письме к дочери из Швейцарии Инесса с умилением и грустью вспоминала те дни:
«Как Волга хороша!.. В Ставрополе самое сильное впечатление на меня произвело раннее утро. Я помню, когда мы с Сашей ходили встречать Федю. Вышли — было еще темно, а потом постепенно рассветало, и когда мы явились на пристань, уже совсем стало рассветать — и река, и небо были совсем розовые, такого необычайно нежного цвета. Ужасно люблю время, проведенное в Ставрополе!» (ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, ед. хр. 25, л. 16).
Но вот подходит к концу недолговременная передышка, которую получила Инесса. Пора в путь.
Остается досказать финал истории с залогом. Он, разумеется, пропал. Об этом существует «определение Петербургской судебной палаты от 21 сентября 1913 года». В документе говорится, что дело Арманд было назначено к слушанию в особом присутствии на 27 августа, но обвиняемая «не явилась и объяснений о причинах, препятствовавших ее явке, не представила». Вывод: залог «обратить в доход казны».
К моменту суда Инесса Федоровна либо находилась уже по ту сторону русской границы, либо завершала последние приготовления перед ее переходом.