Мы помним: в 1904 году Инесса прочла только что вышедшую в свет ленинскую работу «Шаг вперед, два шага назад». И накрепко усвоила ленинскую мысль: «У пролетариата нет иного оружия в борьбе за власть, кроме организации».
Личное знакомство состоялось спустя пять лет в Париже.
С того дня и до последнего вздоха вся жизнь Инессы Арманд освещена дружбой Ленина.
Инессу по праву можно назвать верной ученицей Владимира Ильича. Помогая Ленину, являясь его переводчиком и секретарем, разъездным агентом и информатором, выполняя тысячи больших и малых его поручений, она стала одним из наиболее доверенных товарищей Ленина. Старая большевичка Т. Ф. Людвинская в недавно вышедших воспоминаниях формулирует это так: «Ленин не раз дает Инессе поручения, выполняя которые она проникается ленинским духом борьбы и становится виднейшим членом нашей партии» («Исторический архив», 1962, № 4, стр. 157).
Инесса постоянно и серьезно училась у Ленина.
Училась читать книги и разговаривать с людьми; полемизировать с идейными противниками и выслушивать друзей; выступать публично и оттачивать формулировки партийных документов.
Училась прямоте и честности во взаимоотношениях, непримиримости ко всякого рода приспособленчеству и приспособленцам, умению проникать в души людские и завоевывать эти души.
Училась ленинскому стилю работы и жизни, мышления и борьбы.
Но вот что характерно: индивидуальность Инессы не растворилась, не пропала. Она преклоняется перед гением революции, не теряя ни самостоятельности, ни прямоты. Она идет вслед за Лениным, всегда сохраняя достоинство борца, способность к самостоятельному анализу. Она не страшится спорить с Лениным, хотя признает его безусловное превосходство и в теоретических вопросах и в практических революционных делах. Его советы дают ей возможность разобраться в обстановке, увидеть перспективы движения, точно нацелить удар. Его доверие окрыляет. Тем не менее она готова отстаивать свои взгляды на тот или иной предмет, защищать их, дискутировать — и отступает, только убедившись в своей неправоте.
И еще. Изучая жизнь и деятельность Инессы Федоровны Арманд, вникая в ее письма, в различные документы, в воспоминания родных и друзей, автор этой книги никогда не мог обнаружить у своей героини ни зазнайства, ни лукавства, ни притворства. Быть может, лишь чрезмерную скромность да в иных случаях излишнюю прямолинейность.
Ленин очень ценил Инессу. Она была другом Надежды Константиновны, близким человеком в семье Ульяновых. Но прежде всего она была преданнейшим работником партии, до конца верным единомышленником, твердокаменным большевиком. Владимир Ильич гордится успехами Инессы, радуется ее удачам. Он всегда готов прийти на помощь, поддержать, подсказать.
Зимой 1917 года Инесса прочитала в городах романской (французской) Швейцарии несколько рефератов для местных социалистов. Темы — наиболее жгучие темы современности: о войне и революции, о защите отечества и пацифизме, о демократии, подлинной и мнимой… То было поручение Ленина. И Владимир Ильич внимательно следил за подготовкой рефератов, не жалея сил, помогал их автору.
«Вчера был Ваш реферат, и я нетерпеливо жду известий, как сошло», — пишет он Инессе в Кларан 22 января 1917 года. Чуть дальше в том же письме Ленин возвращается к вопросу о реферате:
«Я думаю, Ваш вчерашний реферат Вам бы следовало рассматривать, как репетицию, и подготовить его повторение в Женеве и Лашодефоне: над этой темой стоит поработать и реферировать о ней не раз. Польза будет швейцарцам громадная. Пишите детальнее, как Вы ставили вопрос, какие аргументы выдвигали, что Вам возражали и т. д.» (Соч., изд. 4, т. 35, стр. 221).
Спустя неделю Владимир Ильич шлет Инессе необходимые ей газетные вырезки, взятые «только до субботы», и просит: «верните (мне) тотчас после реферата» (там же, стр. 223). А еще через несколько дней считает необходимым похвалить Инессу: «Очень рад был Вашему письму. План Вашего реферата мне очень нравится. Непременно советую повторить его…» И дальше дает детальные рекомендации, как и чем следует дополнить план (см. там же, стр. 226).
Если же Инессе случалось сделать неверный шаг, Ленин — порой мягко, а порой и резко, но всегда без обиняков — указывает на ошибку, настойчиво добивается, чтобы она поняла, в чем именно заключается суть ошибки, каковы ее причины и следствия и как лучше ее изжить. Притом — ни менторских поучений, ни окриков. Деликатно, откровенно и свободно.
По образному выражению французского биографа И. Арманд Жана Фревиля, Ленин словно протягивает Инессе руку, помогая преодолеть трудный и опасный переход…
Из обильной переписки Ленина с Инессой Арманд (в одном лишь тридцать пятом томе Сочинений В. И. Ленина помещены двадцать три письма, адресованных Инессе) приведем здесь еще несколько выдержек. Для примера. Для показа того, как Ленин направлял деятельность Инессы, как помогал формировать ее мировоззрение.
Инесса давно вынашивала идею написать брошюру для работниц по вопросам брака и семьи, любви и взаимоотношения полов. Словом, по волнующим, «проклятым», извечным вопросам. Хотелось дать на них ответ с марксистских позиций, ответ современный, революционный.
Книжка должна быть популярной, но тема весьма сложна, так как вопрос совершенно не разработан и путаница в нем большая. Инесса составляет план будущей брошюры (он нам известен по письмам Владимира Ильича), пытается систематизировать материал, придать ему некую стройность, марксистски обосновать. И совершает ошибку, выдвинув требование «свободы любви». То ли недодумала, то ли отдала дань модной в те годы терминологии.
В двух письмах — от 17 и от 24 января 1915 года — Ленин из Берна рецензирует составленный Инессой план брошюры. Письма эти спокойны, немногословны, но вполне определенны.
Первым долгом Владимир Ильич советует составить план поподробнее, а то многое в нем неясно. «Одно мнение, — пишет Ленин, — должен высказать уже сейчас: § 3 — «требование (женское) свободы любви» советую вовсе выкинуть. Это выходит действительно не пролетарское, а буржуазное требование».
Далее Владимир Ильич перечисляет десять параграфов-«оттенков» того, что можно понимать под требованием «свободы любви», и доказывает, что лишь первые два из них — свобода от материальных расчетов и свобода от материальных забот — важны для пролетариата. Что же касается остальных восьми параграфов, то «сие есть не пролетарское, а буржуазное требование» (Соч., изд. 4, т. 35, стр. 137–138).
На первое ленинское письмо последовал ответ Инессы: она стремится отстоять свой взгляд. Ленин незамедлительно шлет второе, более обстоятельное письмо. Он камня на камне не оставляет от концепции «свободной любви», объясняя, почему именно отвечает она буржуазным «запросам».
«По поводу Вашего плана брошюры я находил, — пишет Ленин, — что «требование свободы любви» неясно и — независимо от Вашей воли и желания (я подчеркивал это, говоря: дело в объективных, классовых отношениях, а не в Ваших субъективных желаниях) — явится в современной общественной обстановке буржуазным, а не пролетарским требованием.
Вы не согласны.
Хорошо. Рассмотрим дело еще раз» (Соч., изд. 4, т. 35, стр. 139).
Далее идет терпеливое рассмотрение по пунктам, обоснованный разбор, решительное отвержение ошибочных положений. Эта ленинская аргументация стала основополагающей в вопросах коммунистической нравственности. А вывод в письме таков:
«Право же, мне вовсе не полемики хочется. Я бы охотно отбросил это свое письмо и отложил дело до беседы. Но мне хочется, чтобы брошюра была хороша, чтобы из нее никто не мог вырвать неприятных для Вас фраз (иногда одной фразы довольно, чтобы была ложка дегтю…), не мог Вас перетолковывать. Я уверен, что Вы и здесь «против воли» написали, и посылаю это письмо только потому, что может быть Вы обстоятельнее разберете план в связи с письмами, чем по поводу бесед, а ведь план вещь очень важная» (Соч., изд. 4, т. 35, стр. 141).
Инесса брошюры не написала. Сейчас трудно сказать, что послужило тому причиной. Ясно лишь одно: ленинская критика опровергла ее доводы, писать же, не считаясь с мнением Ленина, она не могла.
К ноябрю и декабрю 1916 года, к январю 1917 года относятся несколько ленинских писем, посланных им Инессе из Цюриха в Сёренберг и Кларан. В этих письмах Ленин с удивительным терпением разъясняет своему корреспонденту правильный взгляд на проблему защиты отечества. И решительно отвергает толкование этой актуальной проблемы, изложенное Инессой с нарушением принципа историзма.
Посмотрим, как Ленин объясняет:
«Вообще же говоря, мне сдается, что Вы рассуждаете как-то немного односторонне и формалистично. Взяли одну цитату из «Коммунистического манифеста» (рабочие не имеют отечества) и хотите как будто без оговорок применять ее, вплоть до отрицания национальных войн.
Весь дух марксизма, вся его система требует, чтобы каждое положение рассматривать лишь (α) исторически; (β) лишь в связи с другими; (γ) лишь в связи с конкретным опытом истории» (Соч., изд. 4, т. 35, стр. 200).
Оспаривая неправильное толкование высказываний Энгельса, взятых Инессой вне зависимости от исторических условий, Владимир Ильич объяснял: «Нет. Нет. Энгельс не непогрешим. Маркс не непогрешим. Но за указание их «погрешностей» надо браться иначе, ей-ей, совсем иначе. А то Вы 1000 раз неправы» (там же, стр. 214).
Через некоторое время в другом письме читаем: «Насчет защиты отечества. Мне было бы архинеприятно, если бы мы разошлись. Попробуем еще спеваться» (там же, стр. 215). И Ленин опять с величайшим терпением, без устали разъясняет, дает «материал для размышлений».
Он непримирим, когда речь идет о вещах принципиальных. Тут он бывает просто резок: «Ваши нападки на Энгельса, по моему убеждению, верх неосновательности. Извините за откровенность: надо много посерьезнее подготовиться, прежде чем так писать! Иначе осрамиться легко — предупреждаю entre nous, по-дружески, с глазу на глаз, на случай, что Вы когда-либо в печати или на собрании так заговорите» (там же, стр. 218).
Но в других письмах, после весьма решительных, а порой и сердитых слов, Владимир Ильич не забывает справиться о здоровье Инессы, крепко пожать руку своему оппоненту, узнать, не нужны ли ей книги, или снабжает письмо таким постскриптумом:
«А на лыжах катаетесь? Непременно катайтесь! Научитесь, заведите лыжи и по горам — обязательно. Хорошо на горах зимой! Прелесть и Россией пахнет» (там же, стр. 210).
Письма Ленина к Инессе неизменно носят дружеский характер. Дело не в том, разумеется, что каждое письмо Владимира Ильича начинается с неизменного «Дорогой друг!» (иной раз русское обращение заменяется английским: «Dear friend!»), — дело в существе писем. Не могу припомнить ни одного случая, когда бы Владимир Ильич отказался от стремления «спеваться»; он всегда готов найти общий язык, растолковать. Не могу также припомнить и такого случая, когда бы Инесса упорствовала в своих ошибках. Спорит, доказывает, мобилизует всю свою эрудицию, чтобы отстоять свои взгляды, — и принимает, может быть не сразу, но принимает, к руководству и исполнению ленинскую трактовку, ленинскую точку зрения, ленинские установки. И не потому, что Ленин подавлял ее, а потому, что Ленин убеждал ее.
Так было и в теоретическом вопросе об отношении Энгельса к войне. Объективности ради напомним, что учение о войне еще разрабатывалось Лениным в то время, когда он вел с Инессой переписку на эту тему. Вскоре Инесса, убежденная Владимиром Ильичем, признала правоту его взглядов.
Так случилось — один раз — и в годы Советской власти. По вопросу о Брестском мире Инесса заняла неправильную позицию. В марте 1918 года на IV Чрезвычайном Всероссийском съезде Советов она оказалась в числе тех делегатов, кто воздержался при голосовании о ратификации мирного договора. Не поняла тогда гениальной ленинской тактики компромисса. Вернее, уразумела не сразу. Но ошибки своей не углубила и скоро, как это явствует из писем к дочери, признала полную правоту Ленина.
Письма Ленина всегда проникнуты теплой заботой об Инессе. В этой связи здесь уместно остановиться на нескольких записках Владимира Ильича, посланных Инессе Арманд в феврале 1920 года.
То была трудная зима.
Завьюженная, застуженная, заметенная снегом Москва. Голодная, погруженная в темноту. Но живая. Напряженная, ощетинившаяся, трудовая. Устремленная вперед.
Инесса хворает. Об этом узнал Владимир Ильич — и вот из Кремля на Неглинную (ныне Манежную) улицу, в квартиру Арманд, одна за другой приходят торопливые записки.
В первой Ленин просит Инессу черкнуть два слова о здоровье: телефон не работает, поэтому приходится писать. А телефон «я велю починить». Вторая записка более подробна. Ленин сообщает о болезни Надежды Константиновны, у нее высокая температура; нездоров и сам Владимир Ильич: «Только что встал и не выхожу». Потому не может он выполнить поручение жены и навестить Инессу. И Ленин просит сообщить, не надо ли ей чего для лечения. Просит сообщить откровенно. В следующей, третьей по порядку, записке Ленин осведомляется, был ли у Инессы доктор и что тот сказал. Дважды подчеркивается, что следует точно выполнить все предписанное врачом. И вот четвертая записка:
«16–17 февраля 1920.
Выходить с t 38° (и до 39°) это прямо сумасшествие. Настоятельно прошу Вас не выходить и дочерям сказать от меня, что я прошу их следить и не выпускать Вас
1) до полного восстановления нормальной температуры и 2) до разрешения доктора.
Ответьте мне на это непременно точно.
(У Надежды Константиновны было сегодня, 16 февраля, утром 39,7, теперь вечером 38,2. Доктора были: жаба. Будут лечить. Я совсем здоров).
Ваш Ленин.
Сегодня, 17-го, у Надежды Константиновны уже 37,3».
Едва ли требуются какие-либо комментарии к этим запискам (они опубликованы в XXXV Ленинском сборнике, стр. 108–109). Прибавим к ним относящуюся к тому же периоду еще одну записку Владимира Ильича.
«Дорогой друг!
Итак, доктор говорит, воспаление легких.
Надо архиосторожной быть.
Непременно заставьте дочерей звонить мне (12—4) ежедневно.
Напишите откровенно, чего не хватает?
Есть ли дрова? Кто топит?
Есть ли пища? Кто готовит?
Компрессы кто ставит?
Вы уклоняетесь от ответов — это не хорошо. Ответьте хоть здесь же, на этом листке, ПО ВСЕМ ПУНКТАМ.
Выздоравливайте!
Ваш Ленин.
Починен ли телефон?» (См. «Известия», 21 апреля 1962 г.).
Четырехкратные подчеркивания и дотошное стремление узнать мельчайшие обстоятельства быта заболевшего товарища обусловлены не только обычной для Владимира Ильича внимательностью и заботливостью, но и тем, я думаю, что он слишком хорошо знал, с кем имеет дело. Знал Инессу, ее способность к самозабвению.
В последние годы, в Советской России, эти свойства ее характера проявились особенно широко. Ярый враг каких бы то ни было привилегий, она не допускала — ни для близких своих, ни тем паче для себя — ни малейших поблажек, ни мельчайших послаблений. Мне кажется, что в чем-то Инесса даже перебарщивала: уж слишком пренебрегала своим здоровьем, своими удобствами. Всю себя, без остатка, отдавала работе.
Девиз ее был четким и ясным: «Звание коммуниста налагает много обязанностей, но дает лишь одну привилегию — первым сражаться за революцию».
Как же отвечала Инесса на теплую заботу своего Великого Друга?
Вот отрывок из письма Инессы, посланного ею дочери Инне в Астрахань, где осенью 1918 года молодая коммунистка вела работу в Красной Армии. Листики, вырванные из блокнота и торопливо исписанные карандашом.
«Мы все здесь были очень потрясены, — пишет Инесса, — покушением на Ленина. Теперь он уже совсем поправился и уже работает. Хотя кость, конечно, еще не заросла. На массы, да и даже на нас всех это событие имело громадное влияние — оно как-то еще крепче и теплее сплотило нас, а что касается Ленина, то мне кажется, что и мы все и сами массы еще лучше поняли, как он нам дорог и как он необходим для дела революции — мы все, лучше, чем когда-либо, поняли, какое великое значение он имеет для нас» (ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, ед. хр. 29).
Так злодейское покушение на Ленина, ранение Владимира Ильича, несчастье, пережитое народом, побудило Инессу сформулировать свое отношение к Вождю, Человеку, Другу.