Молодожены поселились в Ельдигине, подмосковном имении Армандов, и часто наезжали в Пушкино.
Ельдигинские годы навсегда запомнились Инессе. Была молодость, свежесть первых впечатлений, пора накопления жизненных сил и радужных надежд. С мужем они друзья-единомышленники. Вместе обдумывают всевозможные хозяйственные преобразования, организуют школу для крестьянских ребятишек — Инесса преподает в этой школе. Вместе совершают ближние и дальние прогулки.
Милые сердцу ельдигинские, «левитановские» места — рощицы и перелески, простор полей и разнотравье лугов, тенистые лесные тропинки и заросшие, глухие овраги… Как часто потом, в вынужденных скитаниях по чужим странам, в грозном великолепии Альп или ослепительном блеске Адриатики чудилась Инессе полюбившаяся ей скромная краса среднерусской природы. И сердце сжималось от безотчетной тоски.
В фондах Государственного Исторического музея хранятся записи рассказов старых рабочих армандовской фабрики. Читаем: «Арманд всегда шел на уступки», «…Они близко соприкасались с рабочими», «Их уважали» (ГИМ, ф. 433, ед. хр. 34). Относятся эти отзывы к старому хозяину, Евгению Евгеньевичу, и его сыну, Александру.
Так-то так. Но и в Пушкине рабочий жил нищенски-беспросветно, полуголодно. Известно, что к началу века зарабатывал московский текстильщик вдвое меньше, чем рабочий-металлист, чье житье — мы знаем — вовсе не являлось сладким. В спальнях армандовских фабричных воочию увидела Инесса и безысходную нужду, и горькое горе, и бесшабашный разгул. Потрясла ее тяжкая участь женщины-пролетарки.
Контраст между барским домом Армандов в Пушкине и рабочими каморами — спальнями был поистине потрясающим. И это не могло не запасть во впечатлительную душу Инессы.
Живется Инессе легко. В атмосфере любви и поклонения, в интересном обществе, в условиях, при которых не приходится заботиться о хлебе насущном. Говорят, что к богатству привыкнуть нетрудно… Но… «мне случалось… чувствовать себя очень одиноко среди пушкинцев — так признавалась И. Ф. Арманд много лет позже, в письме из Швейцарии, адресованном дочери. — Я все-таки была чужая, которая со стороны вошла в семью, да еще со своим уставом…» (ЦПА ИМЛ, ф. 127, оп. 1, ед. хр. 25, л. 34, 35).
Ценное признание, оно дает некоторое освещение пушкинско-ельдигинскому периоду жизни моей героини — периоду, о котором крайне мало документов и достоверных свидетельств. Не так уж, значит, были безмятежны те ее годы.
А про то, каким был ее «устав», мы вскоре узнаем.
Теперь приведу еще выдержку из другого письма Инессы — одного из многих, тоже посланных старшей дочери Инне из-за границы в Россию в дни первой мировой войны. Письма эти очень значительны, и мы обязательно будем не раз еще обращаться к ним. Сейчас, однако, меня заинтересовало одно местечко, имеющее автобиографический характер. Оно связано с оценкой Льва Толстого — мыслителя и писателя.
Отвергая реакционную философию Толстого: «от нее плесенью пахнет», Инесса превозносит его как художника, который «удивительно верно видел жизнь и умел изобличать все ее дурные и безобразные стороны». И дальше:
«Некоторые его фразы или характеристики как-то запечатлеваются на всю жизнь, иногда даже дают ей направление. Например, в „Войне и мире“ есть одна фраза, которую я впервые прочитала, когда мне было 15 лет, и которая имела громадное влияние на меня. Он там говорит, что Наташа, выйдя замуж, стала самкой. Я помню, эта фраза показалась мне ужасно обидной, она била по мне, как хлыстом, и она выковала во мне твердое решение никогда не стать самкой — а остаться человеком (а сколько вокруг нас самок!)» (ЦПА НМЛ, ф. 127, оп. 1, ед. хр. 25, л. 40).
Вот, оказывается, какие мысли теснились в очаровательной головке молодой ельдигинской хозяйки, какие чувства ее обуревали.
В 1894 году родился сын, Александр. Еще троих — сына Федора и двух дочек, Инну и Варвару, Инесса Федоровна родила в период между 1896 и 1901 годами. Пятый ребенок, сын Андрей, появился на свет в конце 1903 года.
С появлением детей возникли, естественно, и новые заботы. С рождением первенца связан и первый серьезный душевный кризис, пережитый Инессой. О нем, со слов самой И. Ф. Арманд, рассказала впоследствии Надежда Константиновна Крупская.
Дело в том, что в юные годы Инесса была очень религиозна. Но когда родился сын Саша, молодая мать столкнулась с тем, что православная вера запрещает роженице в течение шести недель посещать церковь. Почему? Задумавшись об этом неоправданном запрете, волнуясь и возмущаясь, Инесса начинает пересматривать свое мировоззрение. Нелепых религиозных догматов и обрядов, стоило лишь вдуматься, оказалось превеликое множество. И прежняя наивная вера ушла безвозвратно. Так рвется еще одна нить, связывающая Инессу с прошлым.
При этом надо заметить, что столь же беззаветно и сильно, как исповедовала она религию, столь же убежденно и решительно молодая женщина отвернулась от нее. Такова уж ее глубокая, страстная натура: и любит и ненавидит со всем душевным напряжением.
Много энергии и времени Инесса Арманд отдает в ту пору благотворительности. Вступив в московское «Общество улучшения участи женщин», она становится одной из наиболее активных его деятельниц.
Цели общества широковещательны. По сути же, все оборачивается крохоборчеством.
Чистая душа Инессы возмущена и угнетена проституцией, куплей-продажей женщин, узаконенной буржуазным строем. Как же бороться с этим позорным явлением?.. Сбором «доброхотной копейки»?! Но вот результат: за 1898 год, согласно отчету совета благотворительного общества при Мясницкой городской заразной больнице, 77 больных проституток получили платье, а троих отправили на родину… Что ж, стараться ложкой вычерпать море?
Инесса жаждет настоящей работы, хочет приносить не показную, а действенную помощь. И все больше убеждается, что благотворительностью лечить социальные недуги невозможно.
Значит, сложить руки? Нет, это не в характере Инессы. Наоборот, она стремится значительно расширить масштабы деятельности. Отсюда — мысль об издании печатного органа общества, листков или газеты — словом, публичной трибуны.
В Центральном государственном историческом архиве Ленинграда А. Маргарян (см. «Вопросы истории», 1962, № 3) обнаружила переписку по поводу издания «Известий Московского общества улучшения участи женщины». В главное управление по делам печати было подано прошение, подписанное Инессой Арманд, — она уже стала к тому времени (1900 год) председательницей общества.
Зачем нужен печатный орган? Чтобы публиковать руководящие статьи и рефераты, обзоры текущей прессы о деятельности других обществ (русских и заграничных) по улучшению участи женщин, корреспонденции и хронику о жизни женщин в России и за ее пределами, хронику о работе комитета и комиссий общества. Широкая программа, не правда ли? Поистине поразительно, как совсем молодая женщина, не имея ни ясной политической платформы, ни организаторского опыта, ни твердой поддержки друзей, как это пришла она к идее об организаторско-пропагандистской роли газеты! Пришла совершенно самостоятельно! На выпуск «Известий», как и следовало предполагать, не было дано разрешения, хотя главное управление по делам печати затребовало — и получило — ряд документов, в том числе от департамента полиции сведения о самой Инессе Арманд. Стоит привести эту полицейскую справку:
«Председательница Московского общества улучшения участи женщины, жена потомственного почетного гражданина Инесса (Елизавета) Федоровна Арманд, как оказалось по собранным о ней сведениям, 26 лет от роду, вероисповедания православного, в материальном отношении совершенно обеспечена и нравственности одобрительной» (ЦГИАЛ, ф. 776, оп. 8, ед. хр. 1434, д. 19, л. 8).
Бумажка датирована 30 апреля 1901 года. Мне думается, что, давая эту положительную характеристику Инессе, полицейские власти пользовались устарелыми данными. Ко времени, к которому относится документ, Инесса Федоровна, по-видимому, была уже во власти иных идей, и едва ли идеи эти заслуживали полицейского одобрения… А филантропической деятельностью она продолжала заниматься, так сказать, по инерции.
Если подытожить то, что сделано «Обществом улучшения участи женщины», результат, конечно, окажется мизерным. Дамы-благотворительницы, разумеется, никак не облегчили участь несчастных женщин. Но для Инессы Арманд — я уверен — время и энергия, отданные этой организации, не пропали даром. Во-первых, это была для нее, как мы бы теперь сказали, некоторая школа общественной работы. Во-вторых, что гораздо важнее, она воочию увидела изнанку жизни, подноготную капиталистического строя, его зияющие и смердящие язвы.
Море пенится у прибрежных камней. Кипарисы свечами уходят в небо. Яркое солнце озаряет купальщиков. Это Южный берег Крыма. Летом 1898 года госпожа Арманд приехала сюда с детьми.
Мы видим элегантную молодую даму в укромном тенистом уголке. Она всецело погружена в толстенную книгу. Увлекательный роман?
Взглянем на титульный лист. На нем значится: С. С. Арнольди. Задачи понимания истории. Проект введения в изучение эволюции человеческой мысли.
Вот, оказывается, какого рода книги увлекают Инессу! И не только увлекают. Она пишет из Крыма мужу:
«Я читаю теперь „Задачи понимания истории“ Арнольди, очень интересно. Некоторые его взгляды мне прямо ужасно по душе. Вообще, я давно не читала книги, которая бы так вполне соответствовала моим взглядам» (письмо из семейного архива).
Арнольди — псевдоним Петра Лаврова, идеолога народничества. Значит ли, что Инесса стояла тогда на ошибочных позициях народничества? Сомнительно. Во всяком случае, мы не располагаем никакими на то подтверждениями (помимо цитированного выше письма). Скорее всего, молодую читательницу трудов Лаврова впервые захватила революционная идея, до нее дошла дерзновенная мысль о необходимости перестройки мира.