Альберт проснулся от очередного приступа дикой головной боли, которая уже больше суток была его верным и преданным спутником. Посмотрел на часы — шесть тридцать семь утра. Рано, чёрт побери, но снова уснуть вряд ли удастся. Уж лучше встать, принять очередную таблетку обезболивающего и постараться впихнуть в себя хоть немного пищи. Силы ему сегодня ещё ох как понадобятся!
Весь вчерашний день Ростоцкий провалялся в кровати, настолько его выбил из колеи ночной марш-бросок по зимнему лесу после столкновения со снегоходом. Организм просто отказывался повиноваться своему хозяину, и Итальянец решил дать ему один день реабилитации, несмотря на то, что время поджимало и до «его» человека могла добраться милиция.
Той ночью убийцу спасла договорённость с хозяйкой дома не запирать на ночь дверь — Альберт на цыпочках, чтобы не разбудить старуху, прошмыгнул в свою комнатку, задвинул «шшеколду» и только после этого зажёг свет. В небольшом зеркале он увидел не собственное лицо, а какой-то чёрно-багровый блин из замёрзшей крови, на котором безумно светились белки глаз. Боли, как ни странно, не было, лицо как будто онемело.
«От холода, — подумал убийца. — Временно. А вот когда отогреется, тогда хоть кричи».
Осторожно выглянув из комнаты, Альберт тихо сходил в сени, нашёл ведро, и, набрав в него воды, стараясь не плескать на пол, пронёс импровизированный умывальник к себе.
Впрочем, потратив полчаса на удаление с лица кровяной корки, Ростоцкий немного повеселел — без крови лицо выглядело вполне прилично, всего несколько порезов и ссадин. Промыв раны дезинфицирующим раствором из своей походной аптечки, Итальянец вымученно подмигнул своему отражению и даже попробовал слегка улыбнуться. Улыбка не порадовала убийцу — одного верхнего зуба не доставало.
«Чёрт! — ругнулся про себя Альберт, приподнимая двумя пальцами верхнюю губу. — Надо же, зуб вышибли, а я и не заметил. Куда же он делся? Я его что, выплюнул в бессознательном состоянии? Ну, сволочь, ты мне завтра за всё ответишь!»
С этими невесёлыми мыслями Ростоцкий разделся, лёг на кровать и моментально провалился в тревожный, не приносящий облегчения, сон.
Уже через шесть часов Итальянец понял, что никуда он сегодня не пойдёт. Солнечный луч, бивший сквозь неплотно задёрнутые занавески в закрытые глаза Альберта, казался тому раскалённой спицей, входящей в его мозг прямо сквозь веки и глазные яблоки. Застонав, убийца попробовал переместить голову на подушке и едва не потерял сознание от боли, пронзившей всю его голову.
— Ё!.. — успел сказать сквозь зубы окончательно проснувшийся Ростоцкий и замер, боясь потревожить ставший огромной болевой точкой мозг.
Полежав с минуту неподвижно, он спустил правую руку на пол и, боясь шевелить всем остальным телом, стал осторожно вытаскивать из-под кровати свою сумку. Так, с перерывами, пережидая особо острые толчки боли, Альберт достал таблетку анальгетика, сунул себе в рот и стал осторожно перемалывать её зубами. Язык был большим и шершавым, горло сухим и болезненным, и ему стоило больших трудов пропихнуть измельчённую таблетку в желудок.
Полежав в таком состоянии минут двадцать, убийца наконец почувствовал небольшое облегчение и осторожно сел на кровати. Голова кружилась, одна только мысль о еде вызывала мгновенную тошноту, а лёгкое бряканье посуды за стенкой казалось колокольным набатом.
«Только сотрясения мне не хватало, — расстроился Ростоцкий, осторожно ощупывая голову. — Сильное, похоже. Сегодня я явно не боец».
Смирившись с этой неприятной для себя мыслью, Альберт решил потратить непредвиденный «выходной» на максимально возможную реанимацию пострадавшего вчера тела, чтобы завтра провести операцию по захвату своего «друга» без сучка и задоринки. Для начала надо было заняться лицом. Итальянец посмотрел в зеркало. Да, могло быть и хуже. Можно сказать, ему повезло, что лицо во время удара слегка порезало осколками — скопившаяся кровь тут же стекла, в результате ни одного серьёзного синяка не наблюдается. В противном же случае сегодня можно было проснуться с кровоподтёком во всю рожу. На такого сразу внимание обращают. А так — десяток мелких то ли порезов, то ли царапин, иди разбери. Напился и упал, с кем не бывает?
Ростоцкий довольно хмыкнул и оставил лицо в покое. Остальное отнюдь не радовало. Меньше всего неприятных ощущений доставляли натруженные вчера мышцы ног, но это забудется, как только он пройдёт завтра пару первых километров. Совершенно естественное явление — избыток молочной кислоты в мускулах наутро после неожиданной «тренировки».
А правое колено — это уже серьёзно. Удар снегохода пришёлся по обеим ногам, но левая сгибалась без неприятных ощущений, а вот в правом колене постреливало. А колено — это вам не мышцы, оно не пройдёт от дополнительной нагрузки, а только сильней разболеться может. Тем более что там чего только нет — и мениск, и связки всевозможные… Недаром футболисты именно с коленными суставами мучаются.
— Не было печали, — пробормотал Альберт, слегка приседая и морщась от боли. — Придётся, видимо, брать с собой новокаин. А то случись что — и не дойду…
Ближе к вечеру Итальянец понял, что без «химии» завтра не обойтись — одного дня восстановления слишком мало для полученных им вчера травм. Конечно, принимая амфетамин, можно сутками гнать жертву, но и вред организму будет нанесён колоссальный. Но выхода не было — в таком состоянии убийца ещё мог худо-бедно передвигаться самостоятельно, но скрутить и вынести на себе из леса взрослого человека, а потом ещё и доставить его в Москву — это уже из области научной фантастики, из главы про неограниченные возможности человека будущего…
Альберт вздохнул и вытащил из аптечки полиэтиленовый пакетик с несколькими маленькими белыми таблетками. Вот не думал, что пригодятся… Он решил всё-таки по возможности принять их завтра как можно позже, если уже станет невмоготу. Засунул пакетик в карман светло-серого зимнего комбинезона, который он решил надеть на завтрашнюю акцию. Весь его вчерашний «маскарад» был заляпан кровью, и убийца выбрал самый неприметный «прикид» из всей своей привозной экипировки.
«Выйду всё равно затемно, — рассуждал Ростоцкий. — Пялиться на меня особо некому будет. Да и возвращаться обратно я не собираюсь, завтра должно всё решиться окончательно — либо пан, либо пропал. Менты мне всё равно больше времени не дадут — дай-то бог, чтоб они его сегодня не взяли, пока я тут самолечением занимаюсь…»
Вечером убийца занялся странными делами: он аккуратно сложил сброшенную им вчера окровавленную одежду и с трудом запихнул её в спортивную сумку, после чего застегнул «молнию» и поставил сумку у входа. Сам же аккуратно натянул комбинезон, достал из подшитой к нему изнутри кобуры матово блестящий пистолет, дослал патрон в ствол и, поставив оружие на предохранитель, сунул его обратно. Аккуратно застегнул комбинезон на все застёжки, липучки и завязки, после чего так же тщательно надел и зашнуровал высокие тёплые ботинки на ребристой подошве.
Осмотрев своё снаряжение и потопав пару раз ногами, Итальянец, видимо, остался доволен новым гардеробом. Затем, прямо в таком виде он лёг поверх одеяла, сложил руки на груди и прикрыл глаза. Через полчаса с кровати донеслось ровное дыхание убийцы.
Альберт Ростоцкий спал.
…Разбудила его головная боль в шесть тридцать семь утра. Было ещё рано, но, поняв, что заснуть больше не удастся, Альберт с трудом поднялся, через силу заставил себя съесть пару кусков хлеба с салом и принял таблетку обезболивающего. Сегодня, ко всему прочему, болел ещё и зуб, который оказался не выбит, а сломан в районе корня.
«Вот чёрт! — снова расстроился Ростоцкий. — Ещё и челюсть всю у дантиста разворотят! Да не просто так, а за приличные деньги. Что за клиент, блин, этот Папа оказался — одни убытки!»
Часа через полтора убийца осторожно выглянул из своей комнаты и, убедившись, что хозяйка ещё спит, подхватил приготовленную к «захоронению» в лесу сумку и вышел из комнаты в кухню. Положив на стол пятьсот рублей, Итальянец прямо на столешнице написал найденным здесь же сухим куском мыла: «Спасибо за гостеприимство, срочно вызвали на работу. Это вам за неудобства. Всего доброго!» Придавив деньги блюдцем, Альберт бесшумно покинул дом.
«Думаю, её устроят эти деньги взамен мужниных штанов и телогрейки, — рассуждал убийца, быстрым шагом направляясь в сторону окраины. — Если она вообще их хватится. А вот мне свою кровь оставлять нельзя где бы то ни было. Да и почерк тоже. Надеюсь, прочитав „записку“, она сразу же протрёт стол тряпкой».
В медленно светлеющих сумерках Итальянец вышел к лесу.
Полдня прошло в бесполезном ожидании — лесной дом будто вымер. У Альберта снова разболелась голова, всё настойчивей стало постреливать в колене, и он принял одну таблетку из пакетика, мгновенно ощутив прилив сил и желание действовать. Но с действием пока что-то не получалось.
Через полчаса со двора выехал уже знакомый Ростоцкому чёрный джип с единственным человеком внутри и скрылся в лесу. Обострившееся обоняние убийцы вдруг уловило слабый, но отчётливый запах сырой рыбы, долетавший, как ни странно, со стороны дома.
«Откуда здесь рыба?» — успел подумать Альберт и в это время, метрах в десяти от себя, за ближайшими деревьями вдруг чётко услышал насмешливый голос, произнёсший: «Первый, первый!»
Итальянец подпрыгнул от неожиданности и выхватил пистолет. Но, сколько он не вглядывался в близлежащие кусты и не прислушивался к каждому шороху, больше ничего подозрительного не происходило.
«Амфетамин на сотрясение наложился, — понял Ростоцкий. — Все чувства обострились, а мозг, видимо, не справляется после удара, вот и глючит себе потихоньку. Неприятно, конечно, но не смертельно. Главное, чтобы зрительных галлюцинаций не было».
Он спрятал оружие обратно и стал ждать. Неожиданно для себя самого он слегка задремал, привалившись к дереву. Из забытья его вывел шум моторов.
Убийца открыл глаза и пробрался ближе к дому. Чёрный джип хозяина дачи вернулся, но не один. На дороге стояли ещё две машины — белая и красная «Нивы», обе — полные. Кортеж остановился, не доезжая примерно сорока метров до ворот. Водитель джипа, уже знакомый Альберту один из охранников Трофима, вышел из своей машины, подошёл к первой «Ниве» и что-то сказал её пассажиру. Получив ответ, пожал плечами, вернулся к своей машине и загнал «Land Cruiser» на территорию дома. «Нивы» гостей остались на месте, но сами приехавшие вышли на улицу, закуривая и немного напряжённо озираясь по сторонам.
«Чего тут у них? — удивился Ростоцкий. — Базары, что ли, какие намечаются? Не хватало ещё на стрелку попасть».
Понимая, что если что и будет, то только на территории возле дома, Альберт быстро сменил своё местоположение, подкравшись вплотную к деревянному забору и найдя подходящую для наблюдения щель.
Он успел заметить, как водитель Трофима поставил джип в гараж, быстро вышел оттуда, бегло осмотрел двор и, резво взбежав на крыльцо, скрылся в доме. Убийце стало интересно, и он ещё сильнее прижался лицом к забору.
Ждать долго не пришлось: в доме, видимо, готовились к приезду гостей. Через минуту дверь отворилась и выпустила во двор довольно живописную группу. В основном здесь были все те, кого Альберт видел во время катания на санках с соседней горы — охрана Трофима. Единственного, кого Итальянец признал не сразу, так это самого главного персонажа — необходимого ему Фёдора. Начальник здешних охранников выглядел умопомрачительно: в богатой натуральной шубе и унтах. Хорошо, что он был без головного убора, иначе Ростоцкий мог вообще не узнать своего главного интересанта.
— Твою мать… — прошептал убийца. — Может, он и не охранник вовсе?
Похоже было, что все вышедшие из дома опекают и стерегут именно Фёдора. У одного из сопровождающих даже тянулся из-под ворота дублёнки какой-то проводок, заканчивающийся в районе рта.
«Гарнитура от микрорации? — предположил в уме Альберт. — Кучеряво живут…»
Правда, сам обладатель гарнитуры не производил впечатления крутого секьюрити. Он с какой-то детской радостью оглядывался по сторонам и иногда громко икал, чем каждый раз заслуживал порцию раздражённых тычков от своих «коллег», которые, впрочем, никак не влияли на хорошее расположение духа икающего. В отличие от него, остальная трофимовская братва выглядела заметно напряжённой.
«Блин, неужто и впрямь на стрелку попал? — удивился Итальянец. — Вот ведь непруха!»
О том, что здесь намечается «тёплая встреча», говорила и экипировка всех остальных «участников банкета». Небольшого роста мужик с лицом рецидивиста опирался на ужасного вида суковатую дубину, не очень артистично изображая хромого.
«Дурак он, что ли? — поразился Ростоцкий. — Где он видел больных, опирающихся на такое дубьё вместо костыля? И чего у них — с оружием напряжёнка? Давно уж вроде не перестройка на дворе, когда с оглоблями да нунчаками за „свои“ кооперативы махались. Он бы ещё меч-кладенец за пазухой вынес!»
Следующий охранник держал спину настолько неестественно прямо, что Альберт заподозрил его в использовании под одеждой бронежилета высшей степени защиты.
«Ещё один кадр! — мысленно покачал головой Итальянец. — Ну кто же на обычный „базар“ „броник“ надевает? Да ещё такой, который из-под любой одежды „светится“? Это же всем сигнал: „Я пришёл сюда стрелять“, а значит, первый пулю и получишь, скорее всего. И правый рукав у него почему-то толще левого. Что он туда — базуку засунул? Честно говоря, я был лучшего мнения о личной охране самого Трофима. Это ж мишени ходячие! Таких, случись что, и броня не спасёт».
Но «первое место», по весьма ироничной оценке Ростоцкого занял парень, пересмотревшийся, видимо, боевиков с Арнольдом Шварценеггером в главной роли. Его лицо украшала боевая раскраска американского коммандос, состоящая из синих, фиолетовых и каких-то жёлто-бурых мазков.
«Он чего, краски подходящей не нашёл, что ли? — обалдел от такого экстремального мэйк-апа убийца. — Если уж маскировать лицо, то специально для этого предназначенной зелёной или чёрной помадой, да и то это актуально в лесу, летом. А зимой, да ещё и во дворе дома? Чёрт его знает. По-моему, он больше похож на болельщика сборной Швеции на чемпионате мира по футболу. А может, я чего-то недопонимаю?»
В этот момент в створе ворот показалась группа приезжих, которые встали метрах в двадцати от вышедших из дома и принялись их сосредоточенно рассматривать.
Приехавших было почти вдвое больше, чем хозяев. Да и выглядели они как-то солидней, что ли. А может, опытней.
«Интересно, Трофим с Ригой ещё здесь? — подумал Альберт. — Или уже уехали? Если в доме больше никого, то в случае обострения „местным“ не поздоровится. А меня такой вариант никак не устраивает, господин Сивцов нужен мне только живым. По крайней мере, первое время».
От группы «гостей» отделились двое: ухоженный парень явно азиатского типа и, видимо, его телохранитель — высокий русак с перебитым носом. Среди оставшихся были ещё два азиата, остальные — явные славяне. Ну, или точней сказать, европеоиды. Со стороны «хозяев» навстречу приезжим пошли также двое — Фёдор и один из охранников, виденных Ростоцким позавчера на стрельбище. Встреча двух маленьких передовых отрядов состоялась точно посередине двора. Итальянец перестал дышать.
«Командиры» обменялись какими-то фразами, что было видно по вырывающимся из их ртов облачкам пара. Оставшиеся сзади бойцы с той и другой стороны потихоньку, маленькими шажками подтягивались к центру двора, видимо, всем хотелось послушать, в каком ключе идёт разговор и стоит ли готовить оружие. Все участники действа были заметно напряжены. Хотя нет, не все. Детина с гарнитурой так же глупо хлопал глазами по сторонам и, в довершение всего, в очередной раз икнул, да так громко, что услышал даже Альберт.
Первой реакцией на громкий звук, естественно, стало мгновенное опускание рук в карманы всеми, кто находился во дворе. Кто испугался больше — гости или хозяева, сказать было невозможно. Хотя больше всех «нагрелся» именно Ростоцкий. Казалось, до краха всего его предприятия осталась какая-то доля секунды. Он даже закрыл глаза, боясь увидеть, как цель его поисков падает на землю, пробитая десятком пуль. Однако выстрелы не прозвучали, и убийца осторожно открыл глаза.
Похоже, обе стороны вовремя разобрались, что звук, изданный трофимовским охранником, не несёт сиюминутной угрозы их жизни и здоровью, и убрали руки с оружия.
Однако и разговора между высокими договаривающимися сторонами, кажется, не получилось. Азиат, говоривший с Фёдором, скорчил презрительную гримасу, что-то сказал и повернулся, чтобы уйти. Его телохранитель начал повторять движение своего босса.
«Слава богу, — облегчённо подумал Альберт. — Кажется, разрулились. Сейчас уедут и…»
Додумать свою мысль он не успел. Фёдор что-то спросил у почти завершившего разворот охранника азиата, отчего тот резко остановил своё движение и снова обернулся к Сивцову. Лицо его налилось пугающим багровым цветом. Фёдор с самым невинным видом добавил что-то ещё, хотя стоявший рядом с ним товарищ по оружию очень сильно занервничал.
Следующие события отпечатались на подкорке мозга Итальянца, как чёрно-белая хроника военного времени — чётко, но почему-то без звука.
И навсегда, показалось ему. До конца жизни.
Верзила с перебитым носом что-то яростно выкрикнул, в мгновение ока выхватил откуда-то пистолет (при всей своей тренированности, Ростоцкий не заметил этого движения) и двумя выстрелами в грудь свалил Сивцова на землю. Фёдора отбросило на целый метр, где он и затих бесформенной меховой кучей. «Сломанный нос», не обращая внимания на остальных, наверняка уже вынимающих своё оружие участников этого действа, вытянул руку и произвёл ещё один выстрел в направлении головы лежащего. Контрольный.
«Не-ет!!!» — крикнул кто-то в голове Альберта и он снова стал слышать. Не в силах больше стоять на ногах, наёмный убийца повернулся спиной к ограде, тихо осел на землю, зачерпнул ладонью пригоршню снега и отправил себе в рот. Из-за забора понеслась частая пистолетная стрельба, крики, мат, но Итальянец больше не пытался смотреть, как развиваются события на территории дачи. Главное он уже видел — его единственная надежда на спасение, мнимый убийца Папанова был мёртв.
Теперь ему никогда не удастся доказать Резо, что Папу убил он, Альберт, а не кто-либо другой. Он потерял свою репутацию «честного» исполнителя. Он потерял жизнь. Потому что прямо сейчас потерял единственного человека, который мог спасти Итальянца в глазах «общественности».
Он ещё около минуты сидел, привалившись к забору и рискуя словить шальную пулю с той стороны. Наконец Ростоцкий заметил, что стрельба стихла. Пересилив себя, он тяжело поднялся, автоматически отряхнул налипший на комбинезон снег и медленно, будто во сне, побрёл в сторону ближайших деревьев.
Сейчас лучшим выходом было бы лечь на землю и умереть, но чёртов амфетамин продолжал весело гнать кровь по жилам, заставляя тело действовать, двигаться и радоваться жизни. Мозг же хотел прямо противоположного — тишины, смерти, медленного угасания. Это противоречие буквально разрывало убийцу изнутри.
Альберт сдержал звериный вой, готовый вырваться из его груди, лишь неимоверным усилием воли.
«Стоп! — сказал он сам себе. — Надо думать. Умереть я всегда успею. Но сначала надо окончательно убедиться, что человек, за которым я сюда ехал, мёртв. Только тогда можно считать данный этап поисков завершённым. Пусть неудачно, но всё-таки завершённым. И начинать действовать, так сказать, с чистого листа».
Ростоцкий остановился и осмотрелся вокруг. Он успел достаточно далеко углубиться в лес. Возвращаться к дому не хотелось, какое-то шестое чувство удерживало его от этого необдуманного поступка. Но медлить нельзя, решение принято.
Резко развернувшись, Итальянец снова двинулся по направлению к дому, от которого минуту назад шёл, не разбирая дороги, находясь, как говорится, «в растрёпанных чувствах». Постепенно убыстряя шаг, Альберт на ходу достал пистолет, сдвинул предохранитель и опустил руку с оружием на уровень бедра. Его навыки позволяли поражать не слишком удалённые цели даже из такой неудобной для многих позиции.
Деревья расступились, впереди показался знакомый забор. Убийца замедлил шаг и, то и дело посматривая по сторонам, крадучись стал приближаться к своему недавнему месту наблюдения. Выстрелов больше не было слышно, зато раздавались какие-то отрывочные возгласы — то ли команды, то ли ругательства.
«Кто же из них победил? — мимолётно подумал Ростоцкий. — Если хозяева не совсем идиоты, то в доме должны были быть ещё люди, „в запасе“, так сказать. Наверное, они, в конце концов, и взяли верх. Хотя мне от этого уже ни жарко, ни холодно…»
Когда до забора оставалось около пятнадцати шагов, тело неожиданно запротестовало. Альберту будто приходилось продираться сквозь липкую тревожную стену, каждый следующий шаг давался с неимоверным трудом. Итальянец нахмурился: своей интуиции он привык доверять, а тут явно творилось что-то не то…
«Может, опять из-за таблетки мозг пошаливает? — подумал киллер. — Надо будет выбросить эту дрянь, чтоб больше соблазна не было. Нечего на „химию“ надеяться, надо собственные силы правильно рассчитывать…»
Немного успокоенный этой мыслью, Итальянец сделал очередной шаг.
Очередной и… последний.
Но в эту короткую секунду, предшествовавшую последнему осмысленному убийцей движению, как ни странно, вместилось множество самых разнообразных, непонятно из каких глубин подсознания всплывших ощущений…
…он вдруг отчётливо услышал, как на соседнем дереве тревожно и одновременно успокаивающе пересвистываются самец клеста со своей подругой, потревоженной близкой стрельбой…
…ясно разглядел на доске забора, до которого так и не дошёл, засохшую стрекозу, неизвестно как продержавшуюся там до середины зимы…
…понял, что на улице ярко светит солнце, снег стал уже рыхлым и пористым, а значит весна всё-таки не за горами…
…вспомнил, как в школе он мечтал стать сначала космонавтом, а потом таксистом или пограничником…
…увидел перед глазами текст прочитанной когда-то статьи, в которой говорилось, что смех продлевает жизнь человека на…
На сколько смех продлевает человеческую жизнь, Альберт вспомнить уже не успел. Он лишь попытался неуверенно улыбнуться.
Но это ему не помогло.
Ослепительно яркая вспышка взорвалась вдруг в его голове, стирая, как мокрой тряпкой, все только что пришедшие в него образы. Невыносимый грохот заставил болезненно сжаться чувствительные барабанные перепонки.
«Не надо!» — хотел крикнуть Ростоцкий, но его никто не услышал.
До забора оставалось каких-то пять шагов.