…и проснулся лишь от настойчивого стука в дверь. Бросил взгляд на часы, висевшие на противоположной стене. Полвторого.
«Вот это да! — поразился Сивцов, никак не ожидавший, что сможет уснуть в таком взвинченном состоянии. — Это всё от нервов, наверное».
— Да-да! — крикнул он, и в дверь заглянул Кислый.
— Фёдор Юрьич, — извиняющимся тоном произнёс гонец. — Пора. Через пятнадцать минут сбор уже. В полной готовности.
— Сейчас приду, — ответил Фёдор, легко поднимаясь на постели. — Переоденусь только.
Кислый исчез. Сивцов, напевая под нос, снял с себя спортивный костюм, аккуратно повесил его на плечики и стал облачаться в отобранную специально для него амуницию.
Настроение было, не в пример недавнему, абсолютно бесшабашное и боевое.
«Эх, покатаюся-поваляюся, ивашкиного мяса поевши», — пришёл откуда-то в голову непонятный, но ужасно прилипчивый клич одной древнерусской старухи со странной фамилией Яга.
Продолжая вполголоса угрожать неведомому Ивашке, Фёдор вышел из комнаты, прикрыл дверь, не запирая её на ключ, и вприпрыжку побежал вниз.
«Вот что значит вовремя поспать», — успел подумать, покидая свою комнату, Сивцов.
Внизу уже были все, за исключением уехавшего Чибиса. Атмосфера в холле была несколько нервозной, но в целом настроения собравшихся дышали лёгкой бравадой и оптимизмом.
Турист довольно фальшиво напевал «Мы все участники регаты» и беспрерывно посматривал на часы. Гиббон тренировался в скоростном отбрасывании палки и выхватывании пистолета, в чём ему по мере возможностей помогал Кислый, засекающий время. Зрелище не очень впечатляло, тем более что через пару-тройку попыток отброшенная дубина прилетела по спине аккуратно стоящего по стойке «смирно» Грабли, который не замедлил взвыть трёхэтажным матом, прекратив тем самым дальнейшие тренировки по достижению предела человеческой ловкости.
Довольный жизнью Поршень сидел на диване в шапочке, был застёгнут на все пуговицы и повязан своим любимым шарфиком с пингвином. Из-за ворота пуховика к уголку его рта тянулась оранжевая медицинская трубка, закреплённая на шее куском лейкопластыря. Казалось, что у Поршня на голове надето миниатюрное переговорное устройство, как в фильмах про спецназ. Если бы не шарфик, подумал Фёдор, то сходство с героем боевика было бы стопроцентным. Кадык «спецназовца» периодически совершал характерные глотательные движения.
— Гранату не забыл? — первым делом поинтересовался у Фёдора Турист.
— Забыл, — ляпнул, не подумав, Сивцов, затем спохватился, но было уже поздно.
— Что же ты так? — укоризненно покачал головой спец по вооружениям. — И возвращаться плохая примета… Ладно, бери мою. Тебе нужнее.
Фёдор хотел было отказаться, но опять не успел.
— Держи, — Турист свёл у своей гранаты проволочные усики для более лёгкого вытаскивания чеки и протянул боеприпас Сивцову. — В кольцо большой палец левой руки продень и держи так в кармане. У тебя ствол в правом?
Фёдор, пистолет которого сейчас покоился в комнате под кроватью, кивнул.
— Значит, правой рукой пистолет в кармане держишь наготове, а левой, в другом кармане, гранату с кольцом на большом пальце. Если ствол достать не успеешь, тогда дёргай одним пальцем кольцо и бросай в гадов бомбу, понял? Я специально у неё усики свёл, чтобы кольцо легко выскакивало. Прямо щас и держи, привыкай. Там руки у всех в карманах будут, так что не киксуй, — нервно хохотнул Турист. — Тоже примерно с такими же «наборами» стоять будут.
Сивцов вздохнул, взял лимонку и, вставив большой палец в кольцо, опустил обе руки в карманы шубы. В правом кармане вместо положенного пистолета была пугающая пустота, поэтому Фёдор для храбрости сложил из ничем не занятой руки кукиш и нахмурился. Получилось решительно.
— Молодец, — похвалил его Турист. — Внушаешь уважение. Даже мне страшновато стало. Такое чувство, что ты сейчас прямо сквозь карман выпалишь. Так держать.
Решив добавить правдоподобия, Сивцов слегка пошевелил свободной рукой.
— Э, э! — испуганно сказал Турист, пытаясь сместиться в сторону от правого кармана товарища. — Он у тебя хоть на предохранителе?
— Он у меня всегда на предохранителе, — высокомерно ответил Фёдор, возвращая кукиш в исходное положение. — Не боись.
С кукишами, дулями и всевозможными фигушками Сивцов чувствовал себя не в пример уверенней, чем с огнестрельным оружием, поскольку, что ни говори, имел с ними дело с раннего детства. А вот граната в левом кармане, да ещё с готовым в любой момент выскочить кольцом, его откровенно нервировала.
«Выкину в снег при первой же возможности, — успокоил себя мысленно Фёдор. — Когда никто видеть не будет».
— Чибис едет! — заорал Гиббон от окна, и все сразу же засуетились.
В этот момент со стороны дивана раздался протяжный звук, какой обычно издают полупустые водопроводные трубы — то ли хрип, то ли бульканье. Все вздрогнули и посмотрели на Поршня.
— Вот скотина! — в сердцах воскликнул Турист, бросаясь к виновнику заминки. — Всю бутылку успел выжрать, урод!
Подскочив к дивану, он выдернул изо рта сидящего трубку, а затем полез ему под пуховик.
— Так и есть! — сокрушённо констатировал Турист, рассматривая конфискованную бутылку, на дне которой плескалась пара миллилитров коричневой жидкости. — Блин, надо было ему шлангу потоньше вставить!
Поршень некоторое время обиженно смотрел на Туриста, затем громко и выразительно икнул. Когда он икнул во второй, в третий и в четвёртый раз, Кислый осторожно заметил:
— Такого его вообще лучше дома оставить. Чего он, как заведённый? И громко так…
— Сходи, посмотри, может, ещё коньяк остался, — попросил его Турист. — Когда он пил, вроде молча сидел. Без звуков…
В холл вошёл поставивший машину Чибис.
— Пошли, братва, — сказал он невесело. — Привёз я ваших казахов.
— Погоди, — остановил его Турист. — Много их? Поршень нам нужен будет или нет?
— Все нужны, — мрачно бросил Чибис. — Чем больше, тем лучше. Их десять человек. И с ними Беккер.
— Какой Беккер? — удивился Турист. — Бек, что ли? А откуда он в Казахстане взялся?
— А я знаю? — огрызнулся Чибис. — С ними, в машине приехал. Так что всех надо выводить, кто двигаться может.
— Тогда подожди секунду, — нахмурился Турист. — Сначала Поршня коньяком заправим. А то он икает, как проклятый.
Вернулся Кислый с бутылкой в руках.
— Коньяка больше нет, — заявил он на ходу. — Только водка.
— Хрен с ним, — махнул рукой Турист. — Времени нет. Э, ты чего принёс? Это ж на все пол-литра пузырь!
— Давайте в старую бутылочку перельём, — предложил Гиббон.
— Некогда, — поторопил товарищей Чибис. — Ставьте так.
Поршню засунули во внутренний карман бутылку водки, отработанным движением заменили металлическую пробку на пластмассовую с трубочкой и сунули её конец в рот бедолаге. Прислушались. Икания доносились реже и намного приглушенней.
— Пойдёт, — констатировал Турист. — Двинули. Ну, ни пуха нам, ни пера!
— К чёрту! — отважно сказал Фёдор и первым сделал шаг к двери.
На улице было холодно, и Сивцов застегнул шубу на все пуговицы. Отсутствие шапки на голове тепла тоже не добавляло. Фёдор поднял воротник и, спохватившись, быстро сунул руки в карманы, нащупав большим пальцем левой руки опасное кольцо.
Через полминуты в воротах на противоположном конце двора появились люди, остановившиеся при виде Сивцова с его малочисленным отрядом. Затем от группы приехавших отделились две фигуры, которые настороженно двинулись к центру двора.
— Вдвоём решили пойти, — нервным шёпотом сообщил Турист. — Аскар и Беккер, чёрт. Тогда я тоже с тобой, чтоб поровну было. Ну, двинули. Пушку с предохранителя снять не забудь.
Фёдор кивнул и снова сложил в правом кармане фигу. Медленно пошли навстречу приезжим, причём Турист дал знак остальным, чтобы долго сзади не стояли — незаметно приближались к месту встречи «парламентёров».
Когда приглушённые отрывистые звуки, издаваемые Поршнем, постепенно остались позади, Сивцов неожиданно для себя успокоился и даже стал, по своему обыкновению, что-то напевать себе под нос. Турист же наоборот, по мере приближения к Аскару с его здоровенным телохранителем, чувствовал себя всё менее и менее уверенно.
— Ты с Беккером ухо востро держи, — пробормотал он, когда до представителей той стороны оставалось каких-нибудь пять метров. — Он на всю голову больной, говорят. На войне контуженный, да плюс ещё так, по жизни.
— Он немец, что ли? — полюбопытствовал аномально спокойный Фёдор. — Что за фамилия такая — Беккер?
— Наверное, немец, — прошептал Турист. — Какая тебе разница?
— У нас в классе тоже один немец был, — пустился в воспоминания Сивцов. — Сашка Остеркамп. Дрался здорово! Уж как мы его сначала дразнили…
— Тихо, — прошипел Турист. — Услышат…
Остановились, не доходя полутора метров друг до друга. Слегка раскосый парень с явно восточными чертами лица внимательно посмотрел сначала на Туриста, потом на Фёдора и едва заметно кивнул в знак приветствия. Его телохранитель лишь мазнул по Сивцову пустым равнодушным взглядом и остановил глаза на Туристе, видимо, посчитав его своим «приоритетным объектом», как охранника со стороны встречающих.
— Добрый день, Аскар, — первым начал разговор наученный Трофимом Фёдор. — Как добрались?
— Вполне, — коротко ответил парень. — А почему я не вижу многоуважаемого Захара Игнатьевича? В телефонном разговоре он обещал встретить меня лично. Уж не заболел ли он ненароком? — в голосе азиата послышалась едва заметная ирония.
Для Сивцова, как, впрочем, и для Туриста, намерение Трофима встретить гостя лично явилось неожиданной новостью, причём довольно-таки неприятной. Немного подумав, Фёдор всё-таки продолжил говорить по инструкции:
— Обсудить с вами все детали сделки Захар Игнатьевич полностью доверил мне, — у Сивцова начали мёрзнуть уши, и он решил сразу взять быка за рога: — Не угодно ли пройти в дом?
Казах удивлённо изогнул бровь, но ответить не успел. Метрах в двух за спинами трофимовских парламентёров раздалось вдруг знакомое бульканье «водопроводной трубы», плавно переходящее в громкий и продолжительный звук, сделанный на полном вдохе лёгких. Услышав поршеневское могучее «И-и-ы-ы-к-к!» все приезжие, включая подтянувшихся сзади бойцов, как по команде присели, сунули правые руки в карманы и стали напряжённо озираться по сторонам в поисках источника леденящего кровь звука.
«По ночам, — отчётливо произнёс чей-то спокойный голос в голове Фёдора, — с торфяных болот доносятся странные звуки…»
— Это Поршень икает, — объяснил Сивцов заметно подрастерявшему свою иронию и надменность казаху. — Наверное, бутылка опять кончилась, вот он трубку и выплюнул. Не бойтесь. И вообще — может, зайдём уже в дом? Холодно.
— Да кто с тобой разговаривать будет? — собрался, наконец, с мыслями Аскар. — Передай Трофиму, пусть других лохов ищет, понял? Да с ним больше вообще никто дела иметь не будет! Я что, двое суток сюда добирался, чтоб на рожу твою, что ли, посмотреть? Или вон на того, с синим рылом? — он небрежно кивнул за спину Фёдора, видимо, имея в виду Кислого, и стал разворачиваться, небрежно бросив своему охраннику: — Идём, Бек.
— Бек? — переспросил разозлившийся от такого положения дел Сивцов. — Беккер? Немец, что ли?
Телохранитель Аскара, медленно повернувшись, недоумённо посмотрел на Сивцова, как на внезапно заговорившего с ним клопа. Турист предупреждающе ткнул своего товарища в бок, но Фёдора, вспомнившего чудесные школьные годы и соученика-немца, было уже не остановить.
— Бабка? — сказал он с сильным вестфальским акцентом, внимательно глядя на Бека. — Яйко-млеко, да? Давай-давай, шнель? Гитлер капут, нихт ферштейн, да?
Видимо, во всех школах бывшего Советского Союза детей с немецкими фамилиями дразнили абсолютно одинаково, потому что лицо Беккера побагровело, а глаза наоборот — странно побелели, словно обесцветились.
Фёдор понял, что сейчас его будут убивать, но страха почему-то до сих пор не было. Он даже не заметил момента, когда телохранитель азиата выхватил оружие, услышал только безнадёжно запаздывающий крик Аскара: «Стой!», а затем по ушам ударил сдвоенный грохот.
— Зиг хайль, — продолжал обличать немца Сивцов до самого последнего момента. — Хенде… ох! — страшный удар в грудь вышиб из его лёгких остатки воздуха, и полиглота с силой швырнуло назад, приложив с размаху спиной о землю. В тот же миг рядом с головой упавшего ударила третья пуля, заставившая тяжело загудеть как промёрзшую землю, так и покоящуюся на ней голову Фёдора.
«Интересно, насквозь меня прострелили, или нет? — успел подумать лингвистический хулиган. — Наверное всё-таки насквозь. Больно, блин».
Дальше выстрелы посыпались, как горох из дырявого мешка. Над Сивцовым, глядящим в синее небо, пронеслась на приличной скорости палица Гиббона, глухо стукнувшись об кого-то вне пределов видимости. Стукнутый немедленно заорал.
«Смотри-ка, — обрадовался за Гиббона Фёдор. — Откинул ведь палку, как обещал. Ну, молодец!»
В этот момент стрельба пошла на убыль, а с разных сторон стали быстро приближаться грозные мужские голоса, обещавшие немедленно расстрелять всех, «кто харей в снег не ляжет» и «волыны подальше от себя не отбросит». Затем раздались глухие удары пинков по бокам лежащих и лёгкое покряхтыванье последних, вынужденных безропотно сносить не слишком приятную процедуру задержания. Сивцова почему-то никто не бил и «харей в снег» не переворачивал.
«Ну правильно, — успокоил себя Фёдор, прикрывая глаза. — Видят, что человек убитый, вот и не беспокоят понапрасну. Интересно, от чего я умру раньше — от потери крови, от болевого шока или от повреждений внутренних органов? Кстати, а что он мне прострелил? Сердце? Лёгкие? Или всё сразу, включая толстый кишечник? А то что-то у меня вообще всё онемело».
Тем временем вокруг лежащих возникла какая-то заминка: крики смолкли, наступила напряжённая тишина.
— А-а-атставить! — гаркнул вдруг начальственный голос в некотором отдалении. — Федеральная служба безопасности! Майор…
Фамилию майора Сивцов разобрать не успел, потому что его левая рука, до сих пор сжимавшая в кармане гранату, вдруг неожиданно дёрнулась и кольцо, надетое на большой палец этой руки, к ужасу Фёдора, с лёгким щелчком выскочило из предназначенного для него места, полностью отделившись от лимонки. Сивцов замер и, что было сил, стиснул гранату. Из наставлений Туриста он помнил, что она не должна взорваться до тех пор, пока предохранительная скоба прижата к корпусу. Но сколько он сможет продержать её в таком положении своей левой, не самой сильной рукой? Фёдор осторожно, сквозь ресницы, осмотрелся вокруг.
«Куда бы выбросить эту чёртову железку? — лихорадочно соображал „убитый“. — Вон там, у забора, кажется, хорошее место. И людей нет. Вот только эти, которые в масках, отвернулись бы, что ли, куда-нибудь. А то заметят, что я что-то кинул, да выстрелят с испугу из автомата. И умру тогда ещё быстрее, чем рассчитывал. Ну же, ну, отвернитесь вы все хоть на секунду!»
Наконец, мольбы Сивцова были услышаны: со стороны дома донёсся сильный удар, земля задрожала и послышался звон битого стекла. Внимание «чёрных масок» было на мгновение отвлечено, и Фёдор, резко бросив гранату через голову в давно примеченном направлении, к забору, моментально занял прежнее положение, снова засунув руку в карман.
Через несколько секунд ударил ещё один взрыв, ставший для окружающих Фёдора фээсбэшников уже полной неожиданностью. Кто-то из лежащих на земле, по голосу — со стороны приезжих, истерично заорал, чтоб его не убивали и успокоился только после очередного пинка в бок. Кого-то, кажется, ранило, и его бежали перевязывать.
«Нехорошо получилось, — вздохнул про себя гранатомётчик. — Но иначе жертв могло быть ещё больше. Я сам, в первую очередь».
Через пять минут лежания на снегу Сивцову стало обидно, что им никто не интересуется, к тому же у него стала мёрзнуть голова.
«Ходят тут, ходят, — ворчал про себя Фёдор. — У человека может быть, менингит давно, а им хоть бы хны. Вот эгоисты!»
Наконец, над простуженным склонился один из «эгоистов», на плечи которого был накинут белый халат. Расстегнув на груди Сивцова шубу, он бесцеремонно ощупал тело пострадавшего, заставив того один раз замычать сквозь зубы, и снова застегнул пуговицы.
— Ничего страшного, — сказал он кому-то. — Жив. Пульс, как у спортсмена. Похоже, у него ушиб грудной клетки, рентген бы не помешал. А вот почему он без сознания, сказать не могу. От страха, может быть, отрубился. В любом случае, несите его в дом, к остальным, а то поморозится.
Оскорблённого в лучших чувствах Фёдора обыскали, подхватили под руки и не очень вежливо отволокли в холл, где положили прямо на пол.
«Надо же, — клокотал в душе Сивцов. — От страха отрубился! Ничего страшного! У-у, коновалы! Я до самого президента дойду, я вам докажу…»
Что именно он докажет, дойдя до президента, Фёдор додумать не успел — у самого уха непризнанного героя кто-то громко всхрапнул. Сивцов мгновенно сомлел от ужаса и медленно, боясь увидеть около себя что-то страшное, повернул голову.
Рядом с ним, вольготно разбросав руки по полу, спал мертвецки пьяный Поршень.
То, что встреча с капитаном Поповичем рано или поздно состоится, Фёдор, конечно же, понимал. Но всё равно оказался к ней абсолютно не готов.
Услышав над собой смутно знакомые голоса, он осторожно приоткрыл один глаз, но тут же в панике зажмурился ещё сильней — перед ним стояли оба оперативника, забиравшие его из квартиры соседа, причём один смотрел прямо на него.
Естественно, он заметил, что Сивцов мигает. Естественно, они тут же полезли смотреть на раны Фёдора и…
Услышав из нескольких возбуждённых восклицаний над собой о «бронешубе», Сивцов даже немного расстроился.
«Значит, врач был прав? — грустно подумал он, не рискуя всё-таки открывать глаз. — Я даже не ранен? И меня сейчас снова повезут на допрос к Степану Лукьяновичу?»
Тем не менее, сыщики повели себя странно. Капитан Попович сказал своему напарнику, что сначала Сивцова должен осмотреть доктор, и предложил ему пойти пока покурить.
«Но меня уже смотрел доктор!» — едва не выкрикнул им вслед Фёдор, но вовремя спохватился. Кто их знает, этих милиционеров — может, совсем забудут про одного из раненых? Вон тут сколько разного народу поарестовывали!
«Интересно, а Захара Игнатьевича тоже поймали? — неслись в голове Сивцова мысли, сменяя одна другую. — А Мальборо? Он ведь больной наверху лежал. А что там, интересно, взорвалось ещё раньше моей гранаты? Может, газ? Хотя запаха, вроде бы, не было…»
Про Фёдора всё-таки не забыли. Часа через два к взопревшему в шубе притворщику кто-то подошёл и, постояв пару минут, несколько неприязненно произнёс:
— Ну всё, Фёдор Юрьевич, хватит ваньку валять! Вас жена ждёт, а вы тут в медсанбат играете. Самому-то не стыдно?
— Амина? — произнёс Сивцов, немедленно открывая глаза. Перед ним стоял Попович, на этот раз совершенно один. — Где она?
— Ждёт в нашей машине. Честно говоря, не понимаю, что она в вас нашла, Фёдор Юрьевич. Принеслась за тысячу километров, упросила взять её в служебную машину, сейчас сидит в лесу, ждёт, плачет, волнуется. А муженёк её тут в войнушку играет. Ты зачем полез в самую гущу, идиот? — тон капитана настолько резко сменился, что Фёдор икнул и принял сидячее положение, боясь, что его сейчас будут бить. — Тебе что по телефону сказали? Сиди и жди! Тише воды, ниже травы! А ты что вытворяешь?!
— Но… — попытался оправдаться Сивцов, — но я же не знал, что вы сегодня…
— А если б не сегодня? — перебил его страшный Попович. — А если б мы завтра решили тебя навестить, а? Что бы мы тогда твоей жене от тебя передали? Урну с прахом и наилучшими пожеланиями? А с этапа ты бежал на хрена? Тоже — «не знал»?
— Э… — запутался Фёдор в таком обилии острых и злободневных вопросов. — Меня сейчас что, посадят?
— Посадят, — пообещал капитан. — На кол. Дома. Хотя, немного уже зная характер Амины… э… Фаридовны, боюсь, что вы опять легко отделаетесь. Пойдёмте, мне разрешили вас забрать. Одного из всех.
— Кто? — удивился Сивцов.
— Товарищи из госбезопасности, — вздохнул Семён. — Под моё честное слово, что в Пелыме вы пройдёте через идентификацию личности по их компьютеру, а сразу по приезду в Москву будете являться к ним столько, сколько потребуется, в качестве свидетеля. Как, кстати, и к нам, в милицию. Обязательства ясны?
Фёдор, из всего сказанного понявший только то, что он едет домой, с готовностью кивнул.
— Вот и ладненько, — несколько смягчив тон, вымолвил Попович. — Поднимайтесь с пола, снимайте шубу и — за мной.
Сивцов с кряхтеньем поднялся, с сожалением снял тяжёлую шубу и только тут, думая, куда бы её положить, заметил лежащую на полу Ригу.
— Регина Романовна? — радостно удивился такому неожиданному соседству Фёдор. — Что вы здесь делаете? Вас тоже поймали?
Ресницы Риги дрогнули, глаза слегка приоткрылись и с трудом сфокусировались на Сивцове. В следующее мгновение в них отразился такой вселенский ужас, что Попович, едва взглянув на раненую, схватил Фёдора за локоть и быстро потащил его за собой на улицу.
Губы Регины, оставшейся лежать на полу в обществе пьяного Поршня, бессильно кривились, пытаясь произнести хоть слово, но из её горла вырывалось лишь слабое сипение.
Регине Романовне Красновой, верной боевой подруге Трофима, спланировавшей и осуществившей не один десяток рискованных акций, было страшно.
В то же время находящемуся рядом с ней Поршню было хорошо.
Объединяло лежащих на полу с этой минуты лишь одно — предстоящая поездка в столицу.
В институт судебной психиатрии имени Сербского.
— Правда, что это ты ей челюсть сломал? — спросил Попович на улице, до сих пор находясь под впечатлением безумного взгляда Красновой.
— Я случайно, — быстро сказал Сивцов. — Меня уже спрашивали.
Они вышли за ворота дачи и пошли по накатанной в снегу дороге. Фёдор стал мёрзнуть без шубы, и они прибавили шагу.
— А Турист живой? — поинтересовался Сивцов у провожатого.
— Живой, — ответил Попович. — Щёку чуть-чуть царапнуло.
— А что ему будет? — не отставал Фёдор.
— Премию выпишут! — рявкнул капитан. — Лет пять, с довеском! Перестань задавать глупые вопросы. Чего тебе Николаев этот дался?
— Так, — пожал плечами Сивцов. — Хороший он…
— Ты тоже хороший! — успокоил спутника Семён. — Обалдуй.
Впереди показался старенький микроавтобус.
— Это наш? — спросил, стуча зубами, Фёдор.
— Наш, — подтвердил Попович.
Когда до машины оставалось шагов десять, пассажирская дверь «РАФика» распахнулась и на снег спрыгнула Амина. Она сделала несколько неуверенных шагов навстречу идущим и остановилась.
— Живой… — тихо сказала она, улыбаясь, но по щекам её потекли слёзы. — Живой, гадина такая…
Когда Сивцов с капитаном подошли к ней вплотную, женщина всё-таки не выдержала и, бросившись мужу на шею, разрыдалась от души. Фёдор, смущённый вниманием окружающих, неловко гладил жену по голове и стучал зубами от холода.
— Господи, да ты же замёрз! — опомнилась Амина через минуту. — Пойдём в салон.
В машине, кроме водителя, был ещё напарник Поповича, два незнакомых Сивцову милиционера и какой-то по-спортивному одетый мужик с рассечённым лбом, почему-то закованный в наручники.
— У-у, сука! — зло сказал мужик, едва завидев Фёдора. — Хрен тебе, а не Папа, понял? Это я его, я! Так Резо и скажешь, шакал! — и он резко, каркающе рассмеялся.
— Вы что, знакомы? — нахмурился Семён, глядя на Сивцова.
Фёдор недоумённо покачал головой.
— Да он, Сеня, как в себя пришёл, так сразу заговариваться начал, — махнул рукой на «спортсмена» Витя Синельников. — Так что не обращай внимания. Только что, буквально перед вашим приходом, предлагал нам послушать, как птицы в лесу разговаривают, представляешь? И ещё посмеяться уговаривал всех вместе, чтобы жизнь продлить, о как! То ли обдолбанный, то ли от контузии у него ум за разум слегка заскочил… Это ж надо — с птицами разговаривать! Поехали, Вадимыч, вроде все в сборе.
Вадимыч уютно заворчал и начал маневрировать на узкой заснеженной колее.
Амина взяла руку мужа в свою, но, наткнувшись на инородный предмет, удивилась:
— Что там у тебя, Федя? Царапается…
— А, это? — Сивцов несколько секунд лихорадочно искал наиболее подходящий ответ и, наконец, нашёл: — Это тебе, Амина. На память.
С этими словами Фёдор торжественно вручил супруге снятое с большого пальца левой руки изящное стальное колечко.
Кольцо от оборонительной гранаты Ф-1.