На следующий день, позавтракав, троица мастеров отправилась смотреть помещение под будущий модный дом. На это место Лена облизывалась давно. Здание выходило окнами на широкую улицу, которая начиналась на рыночной площади, шла через квартал мастеровых и упиралась аккурат в театр. До него, кстати, было рукой подать. Когда-то здесь была лавка заморских диковинок, но вот уже несколько лет вдова владельца сдавала первый этаж. Точнее, пыталась. Брать абы кого отказывалась, да и цену назначала по местным меркам высокую, неудивительно, что в последнее время с арендаторами у нее было негусто. Увидев двух скромных девушек, почтенная беан Вунна возблагодарила Великую и, поторговавшись немного, подписала договор. Лист бумаги зигзагом разрезали напополам, стороны забрали свои экземпляры, и подруги приступили к осмотру владений. Окна просторного торгового зала, освобожденные от тяжелых ставен, давали достаточно света, а подсобка оказалась весьма вместительной. Лена настежь открыла дверь, чтобы поскорее изгнать из давно непроветриваемого помещения дух старой кожи, пчелиного воска, шерсти и пыли. Похоже, раньше здесь обитал сапожник.

Когда Рин добрался до мастерской, с уборкой уже закончили. Девушки обсуждали, что из мебели нужно купить в первую очередь, а Талли, усевшись на перевернутое ведро, перебирал струны арфы. Лена забрала копию циндарийского любовного романа, попросила Сольвейг рассказать магистру, где нужно установить дополнительное освещение, пообещала Талли доставить в театр его красавицу арфу и, заняв освободившееся ведро, углубилась в историю непростых отношений отважного Юстиниана и своенравной Феодоры.

Сольвейг очень нравилось наблюдать, как работает Рин. Творя заклинания, он становился другим. Ярче, резче, опаснее. Сила прорывалась наружу, переплавляла нескладность, выжигала неуверенность и сомнения. Светлые глаза смотрели твердо, длинные пальцы плели сложные узоры, голос заполнял пространство энергией и волшебством. Сердце Сольвейг начинало биться часто-часто, и почему-то хотелось одновременно и наблюдать, и отвернуться, спрятав горящее лицо в ладонях. Лена говорила, магистр — один из сильнейших магов королевства, и все равно подшучивала над ним, иногда ворчала и, вообще, вела себя крайне непочтительно. Поначалу это ставило Сольвейг в тупик, пока она не поняла: Рин добрый. Он ко всем относился с уважением, а на нее смотрел как никто и никогда раньше. Вот и сейчас внимательно выслушал ее пожелания. Установил светильники, наложил на подсобку заклинание от мышей, моли и сырости. Узнал любимый цветок Сольвейг и наполнил комнату медвяным ароматом первоцветов. Даже Лена оторвалась от книги, потянула носом, довольно зажмурилась и, подмигнув подруге, вернулась к чтению. Последним штрихом стала защита, аналогичная той, что стояла на доме. Все это время Лена аккуратно приглядывала за ними и невинный тет-а-тет прервала неохотно. До спектакля еще оставалось время, но нужно было поговорить с Обри и, вообще, посмотреть как там все.

В театре Лену практически взяли в заложницы актрисы, жадные до подробностей приема во дворце. Пришлось рассказывать с выражением и почти в лицах. Спасло громовое ворчание Обри, разогнавшего всех готовиться. Радостно выдохнув, Лена уселась на край сцены, вытянула уставшие за день ноги и, зевнув, поделилась с режиссером идеей новой постановки. Она решила перенести текст, как есть, отдав роль рассказчика хору. Обри задумчиво поскреб бороду и заявил, что раздувать бюджет и нанимать еще исполнителей не намерен. Появившийся в зале Талли застал партнеров оживленно торгующимися. Шепотом, но по лицам было видно, насколько они увлечены процессом. Усмехнулся и с неожиданным облегчением отметил: на Лене все то же платье. Завидев барда, она широко улыбнулась и моментально привлекла его к дискуссии. Спор на троих прервал охранник.

— Мастер Элена, вас там спрашивают.

— Кто?

— Лорд Оуэн.

— Иду, — спрыгнула со сцены. — Обри, давай так. Я пишу, а ты считаешь выручку. Через седмицу вернемся к этому разговору.

Потянулась, разминая плечи.

— Ладно, пойду встречу дорогого гостя.

Лена вздохнула и быстро пошла ко входу.

— Это что еще за зверь? — наклонился к барду Обри.

— Младший сын Дрисколлов, — Талли ответил спокойно. — Не кривись, ничего постыдного за ним нет. — Ты уже и проверить успел? — искренне удивился режиссер.

Талли глянул исподлобья.

— А ты не зыркай так, друг Талли. У меня, может, за нее, как за родную, душа болит. Сам же знаешь, что несчастная любовь с людьми делает. А девичье сердечко хрупкое.

— Вот и присмотри за ней, друг Обри, — бард поспешно взлетел на сцену. — А мне готовиться нужно.

— Присмотрю, не сомневайся, — усмехнулся в бороду режиссер. — Пока ты башку свою упертую из темного места не достанешь.

И без того невзрачное платье из коричневой шерсти после танцев с тряпкой приобрело совершенно рабочий вид, но переодеваться Лена не стала. Чем скорее развеется вчерашний образ, тем лучше. Хотя прямолинейность, серьезность и тихое бунтарство юноши вызывали у нее умиление и даже некоторую симпатию, сам лорд Оуэн Дрисколл был ей нужен как собаке пятая нога. Распоряжение не пускать в зал посторонних без сопровождения охрана, присланная Родриком, выполняла четко, поэтому внезапный кавалер ждал в коридоре. Заменить строгую темную тунику на красный китель, надеть на соломенные кудри высокую бобровую шапку — и будет вылитый королевский гвардеец, виденный когда-то возле Букингемского дворца. Такой же сосредоточенно-неподвижный.

— Лорд Оуэн, рада вас видеть.

Услышав приветствие, юноша вздрогнул. А развернувшись, окинул Лену полным недоумения взглядом. — Мастер Элена? — только и смог вымолвить.

— Она самая, — улыбнулась радушно. — Прошу извинить за мой вид, но драить полы в шелках несколько расточительно. И неудобно.

Надо отдать мальчику должное, собрался он быстро. Поклонился и уже спокойно произнес:

— Простите мою бестактность. Я ничего не смыслю в нарядах, и, честно говоря, в мытье полов тоже. Так что положусь на ваше суждение.

Лена не обнаружила в его словах ни издевки, ни сарказма. Голубые глаза смотрели прямо и с очевидным интересом.

— Благодарю за доверие, лорд Оуэн, — одобрительно хмыкнула. — Идемте, до начала спектакля, я успею показать вам театр.

— Вы будете смотреть из зала? — спросил, приноравливаясь к ее шагу.

— Сегодня, да. Хочу побыть просто зрителем.

— Могу я надеяться занять место рядом с вами?

— Ну, разумеется, я же вас пригласила.

В зале их встретил подозрительно радушный Обри. Жизнерадостный, как медведь в малиннике, режиссер жаждал лично побеседовать с высокородным гостем. К счастью, сценическое искусство и литература были Оуэну действительно интересны. Он оживился, расслабился, начал часто сыпать именами и названиями. Обри одобрительно поглаживал бороду, а Лена воспользовалась проверенной тактикой улыбаемся и наблюдаем. Хороший все-таки мальчик, только зажат слишком. Тонким ручейком потекли зрители, и Обри, пообещав вернуться после окончания, скрылся за кулисами. Лена, наплевав на грацию, плюхнулась на скамью, а Оуэн аккуратно присел, выдерживая дистанцию в пол-локтя. Оставшись наедине с дамой, он снова застегнулся на все пуговицы, а, когда пауза затянулась, сказал, опустив взгляд:

— Признаюсь, мне плохо удаются светские беседы.

— Вот и славно, — дружелюбно ответила Лена. — Предлагаю сразу перейти от светских к обычным. Вы живете не в столице?

Она слегка развернулась в его сторону и смотрела на собеседника тепло и приветливо. Ободренный вниманием и простотой вопроса, Оуэн быстро ответил.

— В Лохнадане, там владения моей семьи. Леди Дрисколл доверила мне вести дела.

— Это большая ответственность, матушка наверняка высоко вас ценит, — решила проверить внезапно мелькнувшую догадку.

Уголок рта дернулся, а светлые брови рванули к переносице. Но два удара сердца и Оуэн отстраненно произнес:

— Каждый в семье выполняет свой долг.

— Ваша преданность семье достойна восхищения, лорд Оуэн.

— Вы смеетесь надо мной? — подбородок немного подался вперед.

— И в мыслях не было, — поспешила успокоить насупившегося юношу. — Знаете, так уж сложилось, что всем встреченным членам семьи Дрисколл, я говорила исключительно правду. Ваш брат недостоин называться мужчиной и лордом, вашей сестре хорошо бы научиться состраданию, а вам, думаю, стоит почаще улыбаться.

— Улыбаться? — он удивленно моргнул.

— Именно. Это, кстати, неплохое подспорье в делах. Вот, к примеру, сегодня улыбка помогла нам сэкономить на арендной плате. Правда, Сольвейг? Лорд, Оуэн, это моя подруга, мастер Сольвейг. С моим братом вы уже знакомы.

Юноша вскочил, поприветствовал подошедшего Рина и коротко поклонился его спутнице.

— Добрый вечер, магистр Ринвальд. Рад снова видеть вас. Добрый вечер, мастер Сольвейг, позвольте поздравить с вступлением в гильдию.

Взгляд Рина смягчился, а ошарашенная Сольвейг растерянно пролепетала.

— Благодарю вас, лорд Оуэн.

В последний раз лорды ей кланялись… Да никогда!

— Садитесь уже, — хлопнула по скамье Лена. — Я тут рассказывала, как улыбка помогла нам заключить выгодный контракт. Рин, ты, кстати, еще тоже не слышал.

Она говорила, пока зале не погас свет. Стирала неловкое молчание, рассыпала вокруг веселье и уют. Живая, яркая, похожая на танцующее пламя, щедро дарила хорошее настроение. Талли какое-то время наблюдал за ней из-за кулис. За арфой пошел, лишь когда зрители заняли места, и двери закрыли. Пора начинать.

Отыграли не хуже, чем вчера. С охами, ахами, слезами, вскриками и попытками убежать от чудищ. Рин наслаждался зрелищем и близостью Сольвейг. Лена считывала эмоции зала, сопоставляла предполагаемые реакции с настоящими и прикидывала, нельзя ли где подкрутить для пущего эффекта. Об Оуэне забыла до финальных аккордов. Сегодня на поклон вытащили Рина. Довольный магистр подарил зрителям еще несколько незабываемых мгновений, превратив зал в летний лес, наполненный птичьим гомоном, шелестом листвы, запахами земли, цветов и трав. От внезапного бонуса аудитория пришла в дикий восторг. Наконец, иллюзия рассеялась, и народ потянулся к выходу.

— Благодарю за вечер, мастер Элена, — Оуэн встал.

— Уже уходите? Не хотите познакомиться с труппой?

— Возможно, в другой раз.

— Значит, в другой раз, — улыбнулась. — Я провожу вас.

— До свидания, мастер Сольвейг.

— До свидания, лорд Оуэн.

Юноша отрывисто кивнул и последовал за удаляющейся Леной.

— Мастер Элена, — наконец, собрался с духом, — я планирую пробыть в столице следующую седмицу. Могу я надеяться увидеть вас еще раз?

Она задумалась, прижав согнутый палец к губам. Оуэн застыл, ожидая ответ.

— Лорд Оуэн, говорю откровенно. У меня сейчас много работы, но если заглянете в театр вечером или днем в мастерскую, буду рада видеть. Мастерская выше по улице в доме беан Вунны.

— Благодарю вас, — сказал оживая.

— Это вам спасибо, что пришли. Простите, но мне нужно бежать. Я пропустила премьеру и до сих пор не поблагодарила актеров за прекрасную работу. До встречи, лорд Оуэн. И, помните, — Лена нарисовала в воздухе полукруг, — улыбайтесь.

Приветливо кивнула на прощанье и скрылась в зале.

— Птичка, неужто ушел? — Обри трагически протянул к Лене огромные ладони.

— Ушел, а что?

— Да я, понимаешь, обещал всех с лордом познакомить?

Режиссер удрученно поскреб бороду. Лена глянула с ехидным прищуром.

— Ай-ай! — укоризненно поцокала языком. — Незадача какая! А вот нечего всяким белобрысым моих лордов обещать.

— Прям таки твоих?

— Моих. У мальчика и без внимания Мэдлин забот хватает.

— Ему хоть понравилось? — усмехнулся Обри.

— А, Балор знает, — развела руками Лена. — Забыла спросить. Но хорошо, что ты всех задержал, я как раз спасибо хотела сказать. Отработали отлично. С выручкой как?

— Идем, птичка, все покажу.

Обри с легкостью подхватил ее за талию и поставил на сцену. Сам залез следом. Похоже, зря он решил Мэдлин приспособить. Теперь отдуваться. А Лена, молодец девка. Другая б хвостом покрутила, чтоб мужик взревновал чутка. А она нет, бережет. И он ее. Так и берегут друг дружку на расстоянии. Бестолочи.

Стоило Оуэну переступить порог дома, как навстречу бросилась служанка.

— Лорд Оуэн, вас немедленно в главной зале ждут.

— Леди Дрисколл?

— Там все, — затараторила. — И госпожа, и господин, и молодые господа.

— Благодарю.

Оуэн нахмурился. Семейные собрания в доме Дрисколлов случались нечасто. Наверняка будут выговаривать ему. Вчера он уже получил ядовитую тираду о своих деревенских вкусах от Элинор и нотацию о долге от леди матери. И все же поехал в театр, о чем ни капельки не жалел. А если расплатой за удивительный вечер станет выговор, пусть. И видеться с ней ему никто не помешает! Лорд Оуэн Дрисколл упрямо выпятил подбородок, отчего сделался похож на знаменитого прадеда по материнской линии, и шагнул в объятья семьи.

— Ну наконец-то, — фыркнул стоявший у окна Фергюс. — Где тебя Балор носит, брат? Совсем не думаешь о чести рода.

— Вот кто бы говорил, — взвилась сидящая рядом с отцом Элинор. — Между прочим, все это на нас свалилось по твоей милости!

— Дети, не ссорьтесь, — простонал из своего кресла лорд Дрисколл.

— Что происходит?

Оуэн окинул семейство удивленным взглядом. Остановился на матери, сидевшей за столом. Похоже, она изучала финансовые отчеты, которые он привез из поместья.

— Оуэн, нам нужно изыскать где-то пять тысяч золотых, — леди Дрисколл устало посмотрела на сына.

— Это невозможно, леди. Дохода от урожая едва хватит, чтобы покрыть существующие долги и подготовиться к следующему году. Необходимо отремонтировать мельницу, закупить племенной скот, пригласить мага проверить поля…

— Забери тебя Темная, Оуэн, да всем плевать на твои поля и мельницу.

— Позволь заметить, брат, что это в первую очередь твои поля.

— Мы можем занять в счет урожая будущего года? — прервала перепалку мать.

— Я бы не рекомендовал этого делать, леди. Вы же видели бумаги. Я могу узнать, для чего нужна такая сумма?

— Расплата за проделки нашего ненаглядного братца!

— Элинор!

— Что, Элинор, мама?! Разве я неправа?! Разве не из-за него отец в немилости, мое имя вычеркнули из списка фрейлин, а семья должна пожертвовать пять тысяч, которых, оказывается, нет. Ах, еще публичное унижение в храме. И все потому что кое-кто не умеет держать себя в руках!

— Всеми богами, Элинор, замолчи! — Фергюс сделал шаг к сестре.

— А то что?! Что?!

— Немедленно прекратите! — резкий окрик леди Дрисколл разнял спорщиков. — Я завтра же отправлюсь к Нэсмитам. Они дают за младшей дочерью восемь тысяч приданого. И Оуэн им вчера понравился. Нужно сговориться, пока новости не разошлись.

— Значит, те обвинения все же правдивы? — опешил новоиспеченный жених.

— Как ты можешь думать так о старшем брате, Оуэн? Разумеется, это все происки завистников. — Ах, да раскройте же вы, наконец, глаза, мама! А еще ругали батюшку, что он потакает моим капризам!

— Что потребовал его величество, леди?

— Тебе-то какое дело? — осклабился Фергюс. — Просто будь послушным мальчиком и сделай, как велит матушка.

— Речь идет о моей судьбе, брат. Я имею право знать.

— А ведь Оуэн прав, — задиристо ответила Элинор. — Позволь же просветить тебя, братик. Его величество потребовал, чтобы Фергюс через седмицу произнес гейс в храме Великой. Старшая жрица лично примет его клятву. О пяти тысячах ты уже слышал. Ну и мелочевка, восемьдесят золотых в храм для компенсации тем девкам и десять — за убийство какого-то простолюдина.

Оуэн, пошатываясь, дошел до стола и тяжело опустился на свободный стул. Каждый вдох давался с трудом, словно горло набили состриженной шерстью. В глазах плясали яркие пятна, какие бывают, если долго смотреть на солнце.

— Оуэн, ты пьян? — вопрос леди Дрисколл упал снежной шапкой.

— Пьян?

Медленно поднял глаза. Посмотрел на уже все решившую мать, на сестру, которой и правда не мешало бы научиться состраданию, на брата, недостойного называться мужчиной и лордом, и, наконец, на отца, безразлично застывшего в кресле. Почему-то вспомнил недавний совет и с трудом растянул губы в болезненной усмешке.

— Нет, леди, не пьян. Но я намерен немедленно это исправить. Элинор, благодарю за подробности. Откровенность за откровенность, сестра. Выходи замуж как можно скорее иначе от твоего приданого останется немного.

— Что? — задохнулась красавица.

— И, если Фергюсу нужны деньги, пусть сам женится на дочери Нэсмитов. Я отказываюсь.

— Ты рехнулся? — процедил наследник.

— Оуэн, как это понимать? Твой долг…

— Я помню ваши наставления, леди, — впервые резко перебил мать. — А сейчас их стоит вспомнить вашему старшему сыну. Прошу извинить меня.

Встал. Медленно пошел к двери, стараясь не смотреть на родичей, и уже взявшись за ручку, развернулся, осененный внезапной догадкой.

— Элинор, почему на самом деле ушла Сольвейг?

— А что? Тебе она тоже нравилась? — язвительно выделила предпоследнее слово.

Оуэн отвернулся, до боли прикусив верхнюю губу. Когда он вышел из комнаты, там вновь раздались крики. Но ему было уже решительно все равно.