Максим пришел в себя, словно проснулся от тяжёлого, изнуряющего сна. С удивлением рассмотрел плохо окрашенные стены и лежащего на железной койке перебинтованного подростка. Понял, что находится в больнице. Не понял только почему. На всякий случай очень осторожно пошевелил конечностями. Убедился, что ничего не болит. Рывком сев, посмотрел в высокое окно. Заглядывавшие в палату лучи весеннего солнца, казалось, впились в его лицо. Макс зажмурился от удовольствия, наслаждаясь этим теплом. Его движения не остались незамеченными. В палату буквально впорхнула втиснутая в белый халатик тетка (практикантке мединститута было всего то двадцать два, но пятнадцатилетним такой возраст кажется едва ли не близким к старости).

– Ляг-ляг, тебе еще нельзя вставать, тебе нельзя резких движений, сейчас врача позову, - затараторила она, пытаясь теплыми полными руками уложить больного в горизонтальное положение.

– А что со мной? - ложась, испуганно поинтересовался Макс.

– Сейчас, сейчас доктор все расскажет - продолжая тараторить, помчалась куда- то в коридор мед сестричка.

Ожидая приговора, Макс повернулся на бок, и, рассматривая палату, продолжил попытки вспомнить, что же произошло. Две больничные койки пустовали, на одной тихо лежал ранее отмеченный пацан с перебинтованной головой. Пощупав свою, Максим убедился в отсутствии бинтов, шишек или шрамов. Вновь пожав плечами, он уставился в окно. Ветви каштанов уже украшали робкие листочки.

Вот это да, - ахнул он. - Сколько же я здесь? Тогда только каникулы начинались. Или листва рано попёрла, или я здесь подзалежался. Но почему?

Раздумья прервал ворвавшийся в палату солидный толстый доктор. Увидев недоуменный, но ясный, соображающий взгляд подростка, он как-то очень по-доброму улыбнулся.

– Ну-с, молодой человек, как самочувствие?

– Нормально, - односложно ответил пациент. Несмотря на то, что внешность и поведение врача располагали, подросток начал отвечать односложно, тем тоном, каким и разговаривают с взрослыми ребята его возраста.

– Это хорошо, что нормально. Где болит?

– Нигде - пожал плечами больной.

– Так уж и нигде? Голова болит? Кружится? Тошнота? - последовало еще несколько вопросов, просьб вытянуть руки, достать кончик носа посмотреть вправо - влево за докторским молоточком.

– Ну, молодцом, молодцом. Значит, дело на поправку, - заключил, наконец, эскулап. Но пока ты не усердствуй. Без нужды не вставай, резких движений не делай и ни о чем неприятном не думай.

– Но я не могу не думать о неприятном. Что со мной? Почему я здесь? Сколько?

– Хорошо, я скажу. Но, может, сначала ты скажешь, что с тобой случилось?

– Но я не помню!

– А что помнишь?

– Ничего. Нет… помню, что каникулы начались. А потом…- Макс вновь пожал плечами, что и делал на все последующий наводящие вопросы.

– Ну вот, сам видишь. Амнезия, то есть такая потеря памяти наблюдается или при травмах или при тяжёлом стрессе. Кстати, когда тебя последний раз били по голове?

– Неделю назад, - с готовностью отозвался подросток. - То есть, за неделю до каникул.

– Что, подрались? - интимно понизил тон доктор.

– Да нет, на тренировке.

–Ах да, отец говорил, что ты боксируешь. Но, наверное, немодно уже.

– Не боксирую, только тренируюсь.

– Но по голове уже получаешь?

– А как же, - с готовностью отозвался больной. В конце тренировки пробуем. Порой и перепадает. Но не сильно.

– Так вот, сынок. Или ты получил сотрясение на тренировке и сам того не заметил, или тебя что-то очень сильно напугало. Во всяком случае, ты был доставлен к нам без сознания и пробыл в таком состоянии вот уже… две недели. Вероятнее всего… но это потом.

– Что? Ну, скажите, что вероятнее всего?

– Скажем так, - осторожно сформулировал доктор. Вероятнее всего, ты увидел что-то, что показалось тебе ужасным.

–Что? Что-то случилось?

– Случилось, но очень приятное.

– И из-за этого я был без сознания? - иронизировал беспокойный больной.

– Не дерзи. На самом деле все закончилось благополучно и даже, в какой- то, степени замечательно. Отчасти, - всё-таки уточнил врач.

–Но доктор…

–Всё-всё. В остальном тебе придется мне поверить. Лежи и выздоравливай. Перед сном поговорим еще.

– Отцу-то сообщите.

– Молодец, вспомнил. Значит, действительно, на поправку. Обязательно позвоню. А если что понадобиться, - обращайся к медсестре. Доктор остановился у перебинтованного соседа, вздохнул и ушел.

Разговор с толстым доктором успокоил, но и озадачил Максима. Две недели здесь… Круто. Это что же, и каникулы провалялся и тренировки, и последняя четверть кончается? Попаду сразу на экзамены? Но что, чёрт побери, все-таки случилось? Чтобы дали по голове на тренировке? Он вспомнил, как безуспешно гонялся по импровизированному рингу за противником. Таков уж попался - намного мельче, вертлявый, но нагловатый. Выпендривался под великого технаря, пока не получил плюху. Нет, по голове он ни разу не достал. По печени да, разок задел, когда я зазевался. Юноша поймал себя на том, что с точностью до мгновенья вспомнил те, уже почти месячной давности события. Тогда пойдем по цепочке, решил он, вновь подставляя лицо под лучи солнца. Так, это я помню. Хорошо. Последний урок? Он вспомнил выставление оценок. Еще бы не помнить! Это же так лажануться! По литературе его в четверти вызывали пять раз подряд. Все пять он отвечал на отлично и посчитал, что хватит. Не выучил стишок, чтоб его! И на тебе, вызвала шестой раз, и влепила неуд. А затем спохватилась и чтобы исправить, вызывала еще четыре раза. В том числе и на последнем уроке. Образ главного героя романа. Максу вспомнилось, как раскрывал этот образ. Даже самому понравилось. Почти весь урок. Ну, минут тридцать точно. Но ведь помню! Помню даже эту восхитительную картину в журнале - пять "отл", одна "пара", снова пять "отл", и "отл"- за четверть. Но все- таки сучка, - подумалось ему. Ну что она ко мне пристала? Та-ак. Потом мы шли домой. Потом пили коктейль в кафетерии. Потом дома читал книгу, пока не пришел отец. И он что- то сказал. Что? Ну? Что же он мог сказать такого страшного? Нет, не представляю, - мучился в догадках Максим. Но память отказывала именно здесь. Вот хлопнула дверь и в коридоре снимает сапоги отец. Я откладываю книгу и показываю ему дневник. А что? Есть, чем похвалиться. Но, вроде бы и не хвалюсь, а так, типа расписаться надо. Доволен. Видно, что доволен, улыбается. И улыбаясь, говорит… Что, что?

В это время тяжело застонал, а потом страшно закричал сосед по палате - подросток с забинтованной головой. Этот крик подбросил Макса и вынес его в коридор.

– Там, там… этот, - сбивчиво сообщил он сидящей за дежурным столом уже знакомой мед сестре.

– Ничего, - успокоила юношу толстушка и кинулась в палату. - Это у него бывает. После операции. Ты не бойся. Я ему обезболивающее уколю, и он опять спокойно ляжет…

Но Максим уже не слушал тараторку. Мимо на каталке провезли кого-то забинтованного.

– Девушку машина сбила. На операцию повезли. Тяжелая. Сам профессор будет оперировать, - также глядя вслед, объяснила вернувшаяся девушка.

– Это который? - рассеянно поинтересовался, занятый своими мыслями подросток.

– Который тебя лечит. Ну, сегодня приходил. Василий Иванович. Золотые руки! Только здесь - вряд ли… хотя, загадывать не надо. Вон, с тобой рядом лежит. Василий Иванович с того света вернул. Вроде, выздоравливает. Хотя и кричит от боли. Пока. Ну, хорошо, иди в палату, отдыхай. Скоро отец приедет. Профессор позвонил.

Юноша кивнул и, оторвав взгляд от закрывшейся в операционную двери, неуверенными шагами поплелся к туалету. Там он долго и удивленно таращился в зеркало. Он и одновременно - не он. Те же карие глаза (от отца!), те же густые темно-коричневые волосы, порядком отросшие, те же широкие брови. Все? Куда-то ушедшая детская припухлость щек сменилась все той же нежной, покрытой пушком, но туго натянутой на скулах кожей. Глаза запали в глазницах, но теперь казались неестественно большими. Даже бывший предметом насмешек нос - " бульбиной" теперь заострился и приобрел более правильные нордические черты. И губы вот… - подросток вытянул их трубочкой, потом поджал, потом улыбнулся. Уже не "губки бантиком". Хотя… Нижняя осталась такой же пухлой. Но в целом увиденное Максиму понравилось. Из зеркала на него смотрел тот, кем ему и хотелось быть - по крайней мере, уже не ребенок. Объяснив это значительным похуданием, Максим принялся за гигиенические процедуры.

Появление отца в майорских погонах и новенькой Звездой Героя было исключительно эффективным.

– Сразу после службы. Да и профессор настаивал, говорит, положительные эмоции тебе нужны, - смущенно оправдывался он за свой вид, прижимая сына к пропахшему куревом кителю. Ну а ты как здесь?

– Ничего, папуля, нормально. Но ты… ну ты… - Максим глупо широко улыбался, по-детски таращась на Звезду. - Ты молодец, папуля, - наконец нашел слова он. Я всегда знал, что ты у меня герой. А как? За что?

– Так ты ничего не знаешь? Тебе ничего не говорили? - осторожно поинтересовался Белый - старший, садясь в ногах кровати и выкладывая на тумбочку всевозможную снедь.

– Нет, ничего. Рассказывай, рассказывай быстрее!

– Посадил аварийный самолет. На глазах у Главного.

– А подробнее?

– Вернешься домой, все подробно расскажу. Будет стимул быстрее выздоравливать.

– Ну, хоть немножко.

– Нет, здесь не будем, - твердо оборвал клянченье отец. - Рассказывай, как ты здесь.

– А, секреты! - по-своему истолковал это Макс. Тогда ладно. Чего ты там понавез? Лучше бы книжку, какую. Нормально я. Профессор осмотрел. Сказал, что поправляюсь. Что случилось, допытывался. А я, честное слово, не помню. После его ухода вспоминал - вспоминал, до того, как ты пришел со службы вечером - помню, как показал дневник - помню, а дальше - провал.

– Не волнуйся, главное - спокойствие.

– Это Карлсон говорил.

– Это нам твой Василий Иванович говорил. Ты отъедайся. Это тоже профессор говорил. Пока вот, соки, пасты, шоколады. По школе все нормально. Директорша сказала, что помогут наверстать. Невеста твоя интересовалась, тоже обещала помочь.

– Ай, ну папа, - засмущался Макс. Невестой отец называл школьную подружку сына. Когда-то они сидели за одной партой, потом всевозможные интересы охладили их отношения, сейчас же затаившаяся взаимная симпатия перерастала во что-то иное, о чем подросток вообще не хотел говорить с кем бы то ни было.

– Да ладно тебе. Какую книгу привезти?

– Мне Женька обещал. Еще до каникул. Может, свяжешься? Он знает.

– Найду. Ну, пора. Врач сказал долго по первому разу не засиживаться.

– Да, езжай. Когда снова будешь?

– Теперь часто - офицер крепко обнял сына и ушел, оставив радостное ощущение любви, тепла, заботы и твоей нужности на этом свете. Помахав ему в окно, больной развернул свертки и тут почувствовал, как он изголодался. Сытно и вкусно поев фруктовых кашек, подросток с какой- то хитрецой покосился на конфеты, а затем завалился в точности выполнять предписания тихого часа.

Разбудил его вечером мрачный Василий Иванович. Он был не в духе и не в силах скрывать этого. Сугубо по-деловому осмотрев юношу, он сказал ": Молодцом, продолжай в том же духе", после чего повернулся к больному на соседней койке.

– Василий Иванович, когда меня выпишут? - жалобным тоном спросил Максим,

– А что, плохо здесь? Только очнулся, и уже надоело? Не нравится?

– А что здесь должно нравится, - хотел, было спросить Макс, но, взглянув в грустные уставшие глаза профессора, осекся.

– Четверть кончается. И год.

– Переведут без экзаменов. Выведут средний. Все равно напрягаться тебе долго нельзя будет. Так что отдыхай и выздоравливай. Мы еще с тобой обстоятельно поговорим на эту тему, - пообещал профессор, уже стуча по конечностям Максового соседа.