В гостиницу Максим приехал достаточно поздно по меркам воспитательницы. Правда, звонок отца из госпиталя ее немного успокоил и подросток отделался выслушиванием ворчания о том, что не так следовало бы готовиться к завтрашнему испытанию.
И уже поздно ночью, когда спала наседка, спали отличники и отличницы, Максим стоял на убогом гостиничном балкончике с Татьяной и рассматривал звезды. Балкон выходил на обратную от центра города сторону, и всевозможная реклама не мельтешила в небе. Балкон был восхитительно тесноват для двоих, и поэтому беседа получалась откровенной, как в давно позабытые времена.
– И все- таки признайся, псих, ну чего ты среди ночи голый на балкон вылазишь и на луну таращишься? Может, еще и воешь? Мне с моего балкона не слышно. Ты что, лунатик?
– Ну, не совсем же и голый, - пошутил Максим. Просто… люблю. Очень люблю небо, звезды. Луну. И от них заряжаюсь какой- то энергией.
– Чудак - дернула девушка плечиком.
– "Чудак" - горько передразнил ее юноша. - Теперь "чудак". А помнишь, как я первый раз отвел тебя своей тайной тропкой к аэродрому? И потом мы лежали на траве, смотрели в небо… И оно было голубым- голубым… А я рассказывал тебе о тех красавцах, которые откинув крылья, отдыхали перед полетами? И о тех, кто их проектировал. Испытывал. Летал. И ты сказала… ты сказала - он осторожно положил руки на узенькие девичьи плечи.
– Да, помню. Конечно помню, Макс. Я сказала, что никогда так не видела неба. Не видела так этих унявшихся, наконец, самолетов. Что теперь тоже люблю. И отдам этому жизнь… Ничего не изменилось, Макс. Ничего…
– Тогда почему? - повернул он девушку к себе лицом.
– Изменился ты. С Котом это - так. В конце концов я свободная девушка - усмехнулась она. Не обручена и даже не помолвлена. А тебя, - она пристально смотрела прямо в глаза своим зеленым взглядом - тебя я вправду боюсь. Эти странные танцы жуков и цветов, эти невероятные прыжки, эти жуткие переговоры с покойницей… И это ведь не все Макс. Не все, правда? Я боюсь, что и Косточкин сон - тоже правда.
Максим неопределенно пожал плечами и покивал головой. Что она успела разболтать подружкам?
– Вот видишь, правда. И мне просто страшно. И пока ты мне всего не объяснишь, между нами ничего не будет. А я имею право спросить. Потому что… - она притянула юношу за ворот рубахи к себе и крепко поцеловала, после чего метнулась с балкона.
– Подумай до завтра, - шепнула она уже в дверном проеме.
Но завтра думать об этом разговоре не пришлось до самого вечера. С утра Максим, выполняя данное себе же обещание, покатался в троллейбусах, потом - и в автобусах. К началу олимпиады он примчался в приподнятом и даже озорном настроении. И когда ему надоело слушать приветственные разглагольствования весьма упитанного дяденьки - начальника, подросток вспомнил ощущения, которые испытывал после клизмы, и щедро поделился ими с выступающим. Тот немедленно схватился за выдающееся во всех смыслах брюшцо и колобком выкатился из аудитории.
– Ребята, не показывайте своего хамства, - попыталась потушить в зале смешок боевая замша колобка. Это может случиться с каждым.
"Хамства? С каждым?" - ладно, решил Макс и женщина, тонко заверещав, кинулась вслед за начальником.
– Ну, все ребята. По местам и за работу, - сдерживая улыбку, сказала оставшаяся из руководительниц. Сказано это было так просто, что ее Максим решил этими острыми ощущениями не награждать.
Дальше все шло, как при обычной контрольной работе. Правда, поражало то, что никто не пытался что - то списывать. Это были в большинстве своем действительно старательные, увлеченные ребята. Максим решил задание, как всегда, в уме, затем привел решение. Подумав, привел второй вариант с очень интересным и неожиданным преобразованием, которое наполовину сокращало решение. Также он расправился с задачей по геометрии - привел классический и нестандартный варианты ответа. И, хотя ему было строго указано руководительницей соблюдать приличия - сидеть до окончания отведенного времени, он поднялся и положив на учительский стол свои записи, отправился к выходу.
– Что случилось? - шепотом поинтересовалась та самая ассистентка, унявшая смех в самом начале олимпиады.
– Все, - также шепотом ответил Макс.
– Что "все"?
– Ну, решил. Двумя способами. Мне надо бежать.
– Постой- постой, - взялась за листки учительница. Таак, таак- она забавно морщила наполовину скрытый чубчиком лобик, въезжая в смысл альтернативных вариантов. Ну, хорошо, иди, - отпустила она школьника, озадаченно рассматривая его и вновь косясь в его работу. - Обед в два, подведение итогов тура - в пять, напомнила она уже вдогонку юному математическому дарованию. Затем вновь углубилась в нетривиальный способ решения задач.
– Все. Мы ее заберем, - даже без приветствия заявил Макс, ворвавшись в каморку заведующей. Только до нас - никому.
– Здравствуйте, Максим - ненавязчиво поучила вежливости подростка худенькая заведующая. Рада за вас с отцом. Очень рада. И у нас интересные новости. Деньги на нас счет поступили…
– Нет. Не должны. Я же не оставлял счета… - не понял сразу юноша, полагая, что итальянка реализовала драгоценности и перевела их садику.
– Да знают они сами счет. И на собрание они придут непременно. Очень интересовались, будет ли на нашей сходке один молодой человек. Когда я сказала, что не знаю - она лукаво покосилась на Макса, супруги очень просили передать о выполненном поручении.
– Ах, вот кто! - вырвалось у юноши.
– Это ваши убеждения так подействовали? Они вот… за пол-дня продали свой дом, автомобиль и все перевели на счет нашего детдома.
– Да, мы вчера поговорили с ними по душам о том, что обкрадывать сирот - смертельный грех. Сегодня поговорим об этом и с остальными…
– Кстати, мне звонили из других интернатов. Там та же картина. Та же неслыханное повальное раскаяние. У вас, молодой человек, поразительный дар убеждения.
– Просто слова надо подбирать соответствующие. Давайте, и Вы попробуйте на собрании, а? А я тихонько посижу, чтобы не видно было, и послушаю. Вы согласны?
– Если бы не факты, ни за что бы не согласилась… Попробуем, молодой человек.
Обо всем договорившись, молодой человек кинулся к Элен.
– Прежде, чем начнем решать наши дела, давай порешаем коллективные, предложила итальянка, указав на сидевшего в напряженно- выжидательной позе отставного бойфренда.
– Да, конечно, согласился гость, рассматривая несчастного мачо. Было видно, что действующие вулканические прыщи отпугивали он него даже непритязательных проституток. А чтобы еще и содержать такого…
– Значит, кроме внешности, для успеха в жизни ничего не надо? - наивно поинтересовался подросток.- Говорят там, мозги, талант, еще…
– Не дури пожалуйста, - прервал его разглагольствования прыщавый. Сам же знаешь.
– Значит, только обаяние, шарм?
– Не тяни, - при своей бывшей возлюбленной хорохорился жиголо. - Все вроде сказано. Снимай порчу… Пожалуйста, - на всякий случай добавил он.
– Ловлю на слове. Больше - ничего - резюмировал Максим, отправляясь в ванную. Там он, не долго думая, схватил какой- то шампунь, постоял для виду, затем вышел и протянул флакон страждущему исцеления.
– Вот. И сидите, не вставайте, а запоминайте. Придете домой, наполните ванную, вылейте все это… зараженное средство и мойтесь в течение…, - он машинально нес какой- то бред, а сам, своим полем исцелял им же посланную болезнь. Но только эти прыщи, как и просил красавчик. Теперь прыщи должны пройти быстро, поэтому Максим прекратил инструктаж, добавив, - средство заряжено в течение двадцати минут. Не успеете - повторять не буду.
– Что же вы раньше? - раздался упрекающий вой уже из прихожей.
– Да, ну и хитрый, ты бесёнок, - хохотала хозяйка. Меня - то без мазей. Чтобы знала, что не в лекарствах суть и ценила, да?
– Ну что Вы, - обиделся Максим такому объяснению. Наоборот, чтобы этот меньше правды знал. Кстати, - вдруг вспомнил он. А кто такой Молох?
Смех разом замолк.
– Тебе лучше не знать, - коротко отрезала молодая женщина.
– Мне то ни к чему, но вот твой, как его… ну бык этот, он ему на тебя капает.
– Удушу… А откуда ты знаешь? Почему он мной заинтересовался? Я же, вроде не в его бизненсе. Или… она мрачно задумалась.
– Знаете, я этих шпионских романов начитался. Там умные мысли попадаются. Если уберешь одного такого, то появиться другой. Но кто? А через этого теперь можно сливать дезу.
– Да, орланчик, ты не по годам мудр. Хотя и не всегда. К примеру, ну, на кой тебе вот все это - она метнулась в спальную комнату и вытянула оттуда здоровенный, плотно набитый чемодан. А это - в евро,- протянула она кейс. Ну что за детство?
– Понимаете… с этими валютными счетами… Хотя, не долго возится. Вы мне поможете? А то неохота вновь с алкашами связываться.
Узнав, что эту кучу денег следует положить на расчетные счета трех детских домов (одному- пятьдесят и двум другим - по двадцать пять тысяч в пересчете на Евро), итальянка озабоченно приложила руку ко лбу подростка, а потом, когда он недовольно крутанул головой, как-то горько улыбнулась.
– Идеалист. Да разворуют все эти деньги и там. Так что от одних ворюг они перейдут к другим.
– Не думаю. Понаблюдаю…
– Ну, деньги твои. Давай счета. А эти - она кивнула в сторону кейса - надеюсь не в Африку голодающим или там больным СПИДом?
– Разберусь - хмуро ответил Максим.
– Ну, не злись, не злись. Повзрослеешь, увидишь, что ты не прав. Воровскую породу наших чинуш веками не вывели.
– Только чинуш? - зло переспросил Максим?
– Я не воровка. Да и ты эти деньги не честным трудом, а?
Максим, подхватив кейс, хлопнул дверью. На нарядном, окружающем коттеджи газоне здоровенный мордоворот выгуливал на безразмерном поводке накую же здоровенную надменную псину. Может, они оба были и хорошими существами. Но если одно существо, зная, что его любимец внушает страх окружающим, прогуливается с этим любимцем без намордника… Ну сам - то ладно. Привыкли к таким мордам. А псина - без намордника и на таком поводке… Макс сосредоточился и волкодав, или как его там, тотчас вцепился в ногу хозяину. Тот тонко, по - поросячьи взвизгнул, оттолкнув своего любимца. Тот вновь, без всякой агрессии, словно исполняя привычную работу, хватанул хозяина за толстую икру.
– Теперь будут сами бояться. Как карманники, - зло решил подросток, садясь в троллейбус.
На собрание он приехал все еще злой. Не дали сорвать на себе настроение и карманники - на этот раз их просто не было. Поэтому производственное совещание могло перерасти в жестокие разборки.
– Уважаемые коллеги, мы собрались для того, чтобы обсудить, как нам жить, да, даже не работать, а жить дальше… Ведь так дальше нельзя.
– А чего там нельзя - тут же хмуро и развязно возразила уборщица. За такие деньги я что, языком буду вылизывать полы у этих… этих…
– А не мешало бы. Думаю, будете. Пока не начнете хорошо, чисто убирать обычным способом - будете. Вот сейчас и начнете. Знали, что сегодня соберемся, так хотя бы…
– Ну вот еще, - поднялась грузная неопрятная баба и вышла, хлопнув дверью.
– И вы, Маргарита Львовона, у вас же на кухне вообще антисанитария. Удивительно, что детишки еще дезинтерию не подхватили.
– Не нравиться - ищите другую, - тоже с вызовом подхватилась такая же дородная, но чуть поопрятнее женщина бальзаковского возраста. Я тоже за ними, за этими… посуду вылизывать не буду.
– Кроме того, ну хватит уже обворовывать детишек. Вы же и себе, и внуку своему и еще коту тащите. Ну станут, станут же поперек горла эти куски…
– Брешешь! Не поймана- не вор! А за оскорбление при свидетелях - и эта дама, потрясая телесами, бросилась к выходу.
– Дядя Володя, вот Вы у нас и дворник и рабочий. Ну почему во дворике грязища, пустые бутылки и вообще… И почему Вы ничего не чините? Даже лампочку новую ввернуть - пока вас допросишься, самой проще.
– Когда считаю нужным, тогда и делаю. А если тебе не терпится - карты в руки, - тоже развязно объяснил свои взгляды работяга с испитым лицом. А бутылки - собираются у нас здесь компании ночами.
– Но вы же еще и сторож!
– Ладно, девка, морали читать. Я думал, че новое расскажешь. А так - как не прыгай, на одно и тоже место грохнешься.
– Какая я вам еще девка - вспыхнула заведующая.
– Девка и есть. Ничего, станешь бабой - успокоишься. Он хохотнул и тоже вышел.
– Теперь можно поговорить наедине с воспитательским составом. Давайте вместе подумаем, что же произошло? Почему мы относимся к детям, как, ну, как к каким… крысенятам?
– Как государство, там и мы.
– Ну это же неправда, неправда! Государство… сами тянете все. Дошло - горшок новый домой, а сюда - старый, еще наверное со своего детства завалявшийся. Это у младших. А у старших… - она безнадежно махнула рукой. А эта озлобленность, эта жестокость… Я думаю, что тем, кто не любит детей, лучше вернуть наворованное и уйти.
Небольшой, но крепко спаянный коллектив загудел растревоженным ульем. Но в это время грязную комнату, именуемую актовым залом, посетило неожиданное явление. Поддерживаемые под руки санитарами, шатаясь и поглядывая на часы, не здороваясь с бывшими коллегами, вплыли бывшая со своим муженьком.
– Он здесь. Он должен быть здесь. Как нет? Он же обещал! Он точно был здесь - я же видела, что твориться! Найдите, найдите его и передайте- глядя на часы она начала подвывать, - что мы все. Рассчитались. До копейки! Дом продали, авто продали, золото, хрусталь, ковры - да все! все! Он должен знать. Должен простить!
Муж, разительно поспустивший с лица спеси и наглости, тоже хотел что - то сказать, но они оба вдруг скорчились и заорали, словно пожираемые изнутри каким - то свирепым зверем.
Медработники уже вкололи своим пациентам что - то сильнодействующее, и они постепенно повисли на крепких руках.
– Что тут у вас происходит? - озадаченно спросила низенькая моложавая женщина в строгом, даже не брючном костюме. Она пришла вместе с санитарами и было видно, руководила ими.
– У нас собрание работников детского дома. А Вы…?
– Врач - психиатр нашего областного психдиспансера. Вот, привезла пациентов. Дети сдали их после того, как они действительно продали много чего и перевели все Вашему учреждению.
В зале прошло веселое оживление.
– Вы что, считаете, что так могут поступать только сумасшедшие? - с негодованием воскликнула девушка.
– Нет, конечно, нет, - примирительно пояснила психиатр. Очень чистые и добрые души так поступают. Изредка. Но мои пациенты такими порывами отмечены не были. Но кроме того, - у них со странным чередованием наступает сильнейший болевой синдром. Через пол- часа - отпускает. И опять. Но они здоровы! А в перерывах все рвались сюда - сообщить кому- то о своем поступке. Уверяли, что отпустит. А его, этого кого- то здесь нет. Может, опоздал кто?
– Может, это наш дядя Володя? - пошутил кто- то. Он был, но вышел.
– Мы пока шли, одного мужчину видели. Нет, точно не он. И вообще, - психиатр дала команду транспортировать больных на выход, а сама поинтересовалась - и давно это у них? Не надо скрывать. Это наш контингент.
– Да нет. Они, когда увольнялись, здоровы были.
– Я не об этих. О ваших технических работниках.
– А что технические, - с беспокойством спросила заведующая. Они нормальные.
– Ах, нормальные. Одна ползет и языком вылизывает лестницу, другая тоже вылизывает, только тарелки, и тут же давиться рвотой. И кота научила тоже делать. А этот Ваш дядя Вася?
– Володя.
– Все равно. Прыгает. Со всяких возвышений. И все - копчиком о землю. Пока мы шли, прыгнул со стула, с подоконника, с лестницы начал. Ну, мои ребята ему пока успокоительную инъекцию. А то инвалидом останется. А тех не трогали - на самом деле грязновато.
Собрание грохнуло смехом, но тут же настороженно умолкло. Что-то здесь было не так. Не те люди, чтобы заставить их языками - то. Да и не заставляли же.
– Ну ладно. Разбирайтесь сами. Но имейте в виду, если сними что произойдет, отравятся чем несъедобным, я ваши методы покрывать не стану - психиатр направилась к выходу.
Не менее других взволнованная какими- то дикими повадками техперсонала, заведующая, тем не менее, повела собраннее далее - чтобы сказать заранее заготовленную фразу.
– Думаю, что всех виноватых скрутит также как и эту супружескую пару. Очень боюсь за вас всех. Давайте поговорим обо всем послезавтра. С теми, кто останется.
– Вы нас, уважаемая, не пугайте, пуганые - буркнул общее мнение завхоз, когда участники совещания расходились. Уйти сразу не удалось - все со страхом и отвращением смотрели, как уборщица, выставив здоровенную корму и причитая, вылизывала уже черным от грязи языком лестницу. Двум наиболее впечатлительным сотрудницам стало плохо и они, борясь с дурнотой, кинулись к выходу. Остальные пошли смотреть в кухонный блок. Здесь не сдержались еще пару брезгливых и пулей вылетели из детдома. Дородная повариха вылизывала тарелки с оставшимися от ужина объедками и тут же давилась рвотой. Потом бралась за следующую тарелку, и все повторялось. Толстый закормленный котище, растопырив лапы, словно через силу тыкался мордой в лежащую в миске кашу делал судорожный глоток и тоже давился в рвоте. По тому, как он закатывал глаза, было видно, что и этот выкормыш переживает ужасные минуты в своей жизни.
– Ничего, зато потом его сюда никакими коврижками не заманишь, - прокомментировал кто- то котиные муки.
– Нет, эти рехнулись, а кот? Разве все эти… псих расстройства заразные? - поинтересовался кто-то, и пока заведующая набирала телефон "Скорой", сотрудники начали растворяться. Дяди Володи не было. Видимо, увезли все- таки.
– Ну, будет, будет - пытались отговорить от самоуничижения уборщицу самые стойкие. Хватит.
– Не могу, - простонала она между двумя лизаниями. Пробую встать - током бьет. Перестаю лизать- тоже самое. За что мне такое… Это все она! Ведьма! - закричала вдруг озлобившаяся женщина, но тут же страдальчески скривилась и замычала.
– Кота. Кота то за что? - плакала повариха, продолжая свою неаппетитную деятельность. Он же не воровал. Он же не понимает. Я подкармливала. А он сам ни разу даже со стола…
– Кто-то сердобольный попробовал оттянуть кота от его мучительной трапезы, но тот так ощерился, что решили лучше не связываться.
– Что Вы, что ты наделал? Как ты можешь, мальчишка так над людьми издеваться? - набросилась заведующая на скрытого в закутке под выцвевшим плакатом Максима.
– А они сами… - начал было юноша.
– Что они сами? Что они?
– Сами знаете…
– Знаю. Но так нельзя. Нельзя!
– Расскажите, как можно? Вот сегодня, сейчас, как можно? Все попродавались и проворовались! Гады - запальчиво вскричал обиженный юноша.
– Об этом - потом. Немедленно иди и разгипнотизируй, - по - своему поняла она Максовы фокусы.
– Пойдемте. Только без посторонних.
– Какие там посторонние? Рванули все, как от прокаженных.
Максим хмуро подошел к лизальщице лестницы. - Встаньте - скомандовал он.
– Каждый раз, когда Вы будете оставлять грязь, Вы будете ее вылизывать языком. Поэтому уж лучше сразу - чистой тряпкой.
– Да, да, маль… юноша…, конечно, - лучше тряпкой - испуганно бормотала уборщица глядя кроличьими глазами на Макса.
– Уволитесь - будете на улице грязь вылизывать - пригрозил Максим. Проболтаетесь обо мне - тоже.
– Да, да, конечно. Тоже…
– Будете оскорблять заведующую - отнимется язык.
– Ох!
– Все, бегите домой, пока в дурдом не забрали.
На кухне повторилось тоже самое. Плачущая женщина согласилась со всем - внести деньги за ворованные продукты (как же я посчитаю, сколько? - кусок в горло не полезет, пока не рассчитаетесь), впредь не тянуть ни крошки (всем, кто съест, поперек горла встанет), держать все в идеальной чистоте, иначе будет, как сегодня, и никаких здесь животных.
– Котика, котика… Он же не вор - начала она опять. Он ни разу не стянул. Только, что я давала.
– Так ты под горячую руку попал, - улыбаясь, потянулся он к рыжему мученику, когда тот, наконец, смог оторваться от ненавистной каши и обессилено свалился на пол. Но переживший невиданную и, оказывается - незаслуженную, экзекуцию кот вдруг зашипел и со всего размаху царапнул Максима когтистой лапой.
– Ладно, договорились, - вновь помрачнел Максим, выходя из кухонного блока.
– Давайте зайдем ко мне в кабинет, если представление окончено, - предложила Светлана. В кабинете они некоторое время посидели тихо. Заведующая собиралась со словами, а Максим, насупившись, ожидал выволочки. Он всегда чувствовал это намерение взрослых.
– Кстати - начал он первым. Завтра, или даже уже сегодня на счет садика должны поступить солидные деньги. Около ста тысяч, если в евро. В нашей валюте, конечно. Кроме того, эти ворюги уже внесли и еще добавят, ну и остальные. Так что сможете устроить здесь не богадельню, а действительно… интернат. Да и в других садиках.
– Ты очень жестокий, Максим, - тихо сказала девушка. Нельзя так с людьми.
– А как по другому, - вновь вскричал Максим. Они теперь бояться будут! Не на совесть, так хоть на страх!
– Но лучше на совесть.
– Они не понимают совести. То есть доводов о совести. Они понимают страх и боль.
– Признайся, ты много общаешься с уголовщиной?
– Ну почему? Я вообще - то на олимпиаду по математике приехал.
– Я бы скорее подумала - по каким - нибудь боям без правил, -улыбнулась заведующая. Вконец разобиженный непониманием и неблагодарностью подросток не прощаясь, вылетел из кабинетика.