Поезд остановился на маленькой станции. Я пробрался сквозь толпу отъезжающих на работу в районный центр и с любопытством огляделся по сторонам. Увидел на свежеоштукатуренном здании вокзала табличку с надписью «Влков». Значит, я вышел на нужной станции и нахожусь именно там, куда мне, собственно говоря, меньше всего хотелось попасть.

Сразу после окончания училища я командовал взводом. Часть была что надо и гарнизон тоже. Шестьдесят километров от Праги, отличное сообщение, прекрасные ребята. Но через какое-то время выяснилось, что мне по плечу командовать и ротой. Результатом этого стал приказ о переводе…

Поезд ушел, платформа опустела. Я подумал, что хорошо было бы кого-нибудь спросить, как добраться до расположения части. Пройдя несколько метров по перрону, увидел вывеску ресторана. Надписи на его окнах рекламировали дешевизну блюд и наличие горячего в течение всего дня. Я вошел, но не потому, что хотел подкрепиться горячим, — просто заметил сидящего там посетителя в форме. Это был надпоручик, который доедал весьма аппетитный на вид суп.

— Из Праги? — спросил он.

Я кивнул.

— Значит, одно из трех, — прищурил глаз надпоручик. — Или ты проверяющий, или… — Он вдруг остановился, недокончив фразы. — Хотя что я — ты не проверяющий. Проверять положено только высоким начальникам. Но ты и не из тех, кто только что выпущен из училища: форма на тебе не так чтобы очень новая. Значит, ты — новый командир роты, — сделал он вывод.

Я подтвердил его предположение и сообщил, что зовут меня Гоушка, Иржи Гоушка. И добавил, что спешу в часть.

— Беженка, еще одну тарелку! — Такой была реакция надпоручика на мои слова.

Я счел необходимым повторить ему, что в самом деле спешу.

— Именно поэтому я и попросил еще супа — для тебя, — проговорил он, кивком показав, что разделяет мою озабоченность. — Добираясь пешком, ты бы потратил много времени. Гораздо быстрее мы туда доедем автобусом. Отправление через четверть часа.

Возле нашего стола появилась официантка. Она поставила перед надпоручиком тарелку, наполненную до краев. Тот показал на меня.

— А я уж подумала: и что это вы сегодня разошлись?! — воскликнула девушка и принесла еще и хлебницу с прекрасно выпеченными рогаликами.

Провожая ее взглядом, я пришел к заключению, что она решительно против даже не самых длинных юбок и что для этого у нее есть все основания.

— Ничего, да? — перехватил мой взгляд надпоручик.

Я согласился, и это его явно обрадовало.

Суп, который я начал есть, оказался не совсем обычным. Я понял это сразу.

— По блату, да? — сделал я вывод.

— Конечно. Она ведь думала, что это для меня. Да, слушай, я ведь тебе еще не представился. Надпоручик Бидло. Тоже командир роты.

Он хотел еще что-то добавить, но тут в дверях появился водитель автобуса.

— Бедржик, через пять минут отъезжаем, — сообщил он моему новому знакомому, не обратив на меня никакого внимания.

— Слышал? Давай доедай, — поторопил меня Бидло.

Когда надпоручик подошел к девушке, чтобы расплатиться, Боженка ни за что не хотела брать с него денег. Но он настоял на своем. У меня же она взяла деньги без звука и даже не отказалась от чаевых.

— Опять я вас увижу не раньше чем через месяц, — вздохнула Божена. — Или же приедете тогда, когда я буду на работе…

— В четверг зайду, — пообещал надпоручик.

— Знаю я вас. В последний раз тоже говорили, что придете. Я еще ждала вас целых полчаса после закрытия.

— Боженка, честное слово, ну не получилось. Это же армия. Но теперь обязательно приеду.

— Если бы… — грустно проговорила она.

По дороге к автобусу я заметил, обращаясь к Бидло:

— Ты ей нравишься. Факт.

— Есть и такие люди, которым я не нравлюсь. Ну, к примеру, командир нашего полка. Ты с ним скоро познакомишься.

Бидло очень сердечно поздоровался с тремя бабушками, сидевшими в автобусе.

— К девушке в гости ездили? — заулыбались они.

— Нет, к матушке, я у нее один остался.

Бабушки расчувствовались.

— Вы замечательный сын, — выразили они свое единодушное мнение.

Когда мы вышли из автобуса, Бидло, показав на здание штаба, проговорил:

— Ну, пока. Еще увидимся. И не один раз.

Возле кабинета командира полка стояли четыре поручика в новенькой — только что от портного — форме. Я оценил ситуацию и попытался сразу же проникнуть в кабинет, но они остановили меня, предупредив, что командир полка примет всех нас через четверть часа. Я было хотел возразить, сказать, что они сами по себе, а я сам по себе, но потом решил, что все это ни к чему. Через четверть часа так через четверть часа. Потом все выяснится.

Однако начало беседы ничего не прояснило. Командир полка сообщил, что в части все с нетерпением ждут нашего появления и что не следует ничего опасаться. Более опытные офицеры нам всегда помогут. Потом он коротко информировал нас о том, каких результатов достиг полк в учебе и боевой подготовке, после чего призвал каждого развивать эти успехи и дальше. Было видно, что он любит свой полк и гордится им.

Затем командир полка обратился к нам, спросил, все ли ясно и нет ли вопросов. У меня иссякло терпение, еще немного — и я пустился бы в объяснения, что я не новоиспеченный поручик, однако, вовремя сообразив, что это был бы не вопрос, я смолчал.

Очень скоро я понял, что поступил правильно, потому что командир полка с каждым из тех четверых попрощался за руку, а меня попросил остаться.

— Для меня командиры рот — самые нужные офицеры в полку, — сказал он мне вдруг. — Если что-то не получается в ротах, штаб может планировать все что угодно, но результатов хороших не получит.

Я усердно кивал в знак согласия. Год командирской практики убедил меня в том, что это — святая правда.

— Мне нравятся требовательные командиры, — произнес подполковник и изучающе посмотрел на меня. Ему хотелось убедиться, что в этом смысле он может на меня положиться.

— Я возьму роту в руки, — решился в конце концов я тоже что-то сказать и ждал, что мое заявление будет оценено по достоинству.

Однако слов признательности я не услышал. Подполковник усмехнулся с легкой грустью и покачал головой:

— Кажется, мы не понимаем друг друга. Я говорил просто о требовательных командирах.

Он хотел еще что-то мне объяснить, но в кабинет влетел молодой майор, весьма обеспокоенный, и доложил, что они уже здесь.

Командир полка торопливо протянул мне руку:

— Как-нибудь поговорим об этом более подробно.

От командира батальона, молодого надпоручика, я узнал, что нашему батальону всегда достаются самые трудные задания и что его это совсем не удивляет, потому что в штабе знают, на кого можно положиться.

Потом он начал мне объяснять, какая тяжелая обстановка сложилась в роте, в которую я назначен. Многого я не понял. То ли потому, что она была действительно очень тяжелой, то ли потому, что его рассказ постоянно прерывали звонки телефона. Надпоручик строгим голосом отдавал распоряжения кому-то там, на другом конце провода. После очередного такого телефонного разговора он, видимо, понял, что ему ничего не удастся объяснить мне, и вызвал к себе дежурного.

— Это новый командир первой роты поручик Гоушка, — сообщил он и добавил: — Покажите ему его кабинет.

— Поручик Прушек, заместитель командира батальона по технической части, — как только мы вышли из кабинета, представился мне офицер. По возрасту он был немного старше меня.

Я тоже назвался, хотя это уже сделал командир батальона. Но вежливость есть вежливость.

— Ты храпишь во сне? — спросил Прушек.

Его любопытство несколько озадачивало: никогда раньше при знакомстве я не слышал подобных вопросов.

— Изредка и не очень сильно, — ответил я с таким расчетом, чтобы ничего не испортить.

— Я тоже храплю изредка и не очень громко! — Он с облегчением вздохнул и стиснул мне руку. — Мы ведь будем жить вместе в общежитии. А твоя девушка придет к тебе? — Это его очень интересовало. — Я не хотел бы проводить все вечера в кинотеатре. Там идут фильмы, которые я уже видел.

Уверенный, что с Юцкой у меня ничего не выйдет, я успокоил его:

— Ни сюда и ни туда.

Он посмотрел на меня с удивлением.

— Будет время, все объясню, — пообещал я. — Но могу сразу сказать: хорошенькие девушки и мне нравятся.

По пути мы встречали солдат, которые пристально меня разглядывали.

— Это все твои, — предупредил Прушек. — Хотят сразу понять, что ты за человек.

Он мог бы и не говорить этого. В глазах солдат явно читались вопросы: каким я буду командиром, как буду к ним относиться и, конечно, самое главное — как теперь будет с увольнительными?

— Займешь этот кабинет, — сказал мне Прушек, прежде чем постучать в слегка обшарпанную дверь.

Мы вошли, и он представил меня капитану, который был старше нас на несколько лет.

— Приветствую вас! — Капитан пожал мне руку. — Моя фамилия Копечек. Я вам завидую: вы будете командовать лучшей ротой нашего полка. Ни на что бы ее не променял, но… мне тоже хочется однажды стать майором, а может быть, и подполковником.

Он начал мне говорить, что этой роте всегда поручаются самые трудные задачи и что его это совсем не удивляет, потому что в батальоне и в полку знают, на кого можно положиться. Потом он сказал, что и при мне все должно остаться таким же, как и было, ведь хорошие традиции надо сохранять и продолжать.

Между тем поручик Прушек, попросив разрешения уйти, исчез.

Мы с капитаном Копечеком могли спокойно поговорить о наших проблемах, затем осмотрели весь район расположения роты. Из парка, где стояла и ремонтировалась техника, мы ушли уже под вечер.

Поручик Прушек ждал меня в нашей комнате. Он отложил в сторону полевую форму, к которой не успел пришить пуговицы, налил две рюмки красного вина «Пражский выбьер» и торжественно провозгласил, что мы должны выпить в честь начала совместного проживания.

— Ты ужинал сегодня? — спросил он потом.

Я признался, что было не до ужина, как, впрочем, и не до обеда. Тогда он предложил мне кусок копченой колбасы.

— Так что это за рота? — задал я вопрос, который в данный момент интересовал меня больше всего.

— Что за рота? Нормальная рота. Во всяком случае, ангелов в ней нет, — ответил Прушек.

Потом начался обмен опытом. Поручик служил в батальоне уже два года.

— У тебя есть два больших недостатка, которые не позволят тебе стать авторитетным командиром, — откровенно высказался он. — Улыбчивое лицо и медленная походка… Хуже не придумаешь. Ты должен выглядеть озабоченным, чтобы никто не подумал, что у тебя нет проблем. А двигаться ты должен так, будто бежишь по льду, будто у тебя нет ни секунды времени. Ни секунды!

Советов у него было столько, что мы проговорили до полуночи.

Когда я наконец-то лег спать, мне приснился страшный сон. Как будто я командую ротой ангелов. Все одинакового роста, одинаково красивы и одинаково послушны. Они говорят стихами, лица у них чистые, свежие и белые, словно их не касаются ни пыль, ни копоть, хотя эти ангелы и имеют дело с такими земными машинами, как танки. Препятствия они не преодолевают, а легко перелетают через них. Один из них чуть не задел препятствие — слишком низко перелетел, но они не стали критиковать и ругать его, а все вместе вдруг заплакали. В свободное время они поют хоралы… Нашей роте присваивают почетное, звание «благословенная». Нам вручают диплом, и тут я чувствую какое-то свербение между лопатками. Незаметно сую руку под китель и все понимаю: у меня растут крылья. Я кричу, что никаких крыльев мне не надо, что этой ротой я командовать не буду, что плевать я хотел на эти крылья и на ангелов…

И тут я проснулся. Как выяснилось, проснулся не сам по себе, а потому, что поручник Прушек тряс меня так, как будто хотел вытрясти душу. Я пощупал свою правую лопатку. Пусто. Никаких крылышек. Слава богу! А когда я услышал, как под окном два солдата посылают друг друга, литературно выражаясь, к черту, душа моя наполнилась несказанным счастьем. Я командую людьми — ангелов здесь нет!

Я быстро оделся, так же быстро почистил зубы и побрился и сразу же попал в круговерть воинской жизни.

В данный момент круговерть эта заключалась в цифрах, бумагах, актах. Сдал — принял… Более опытные коллеги меня уже успели предупредить, что здесь надо смотреть в оба. Задача, вставшая передо мной, оказалась не из простых. Я принимал дела почти целую неделю.

Потом бывший командир роты распрощался со мной, и я остался лицом к лицу с новым коллективом, полный решимости крепко взять все в свои руки. По крайней мере, это представлялось мне возможным.

Сразу же все пошло само собой: зарядка, утреннее построение, занятия… Постепенно у меня складывалось впечатление, что мне вовсе не обязательно присутствовать при всем этом. Однажды вечером после занятий я приказал командирам взводов явиться ко мне. Два подпоручика и один десятник мгновенно появились. Я объяснил им, как представляю себе их работу, подчеркнул, что настаиваю на беспрекословном выполнении ими своих обязанностей.

— Говорят, что наша рота хорошая. Сделаем ее еще лучше. — Это я сказал особо выразительно. Потом я развивал тему: дружба дружбой, а служба службой. Попросил их не стесняться и обращаться ко мне по любому поводу, в том числе и по личным вопросам. Говорил я долго, но интерес слушателей не ослабевал.

Закончив говорить, я разрешил им присесть и спросил:

— Вопросы есть? — Тут уж я позволил присесть и себе.

Вопросов не было. А вот пожеланий оказалось достаточно. Необходимо исправить краны в умывальной комнате, вода из них капает, а ее, как известно, надо экономить. Хорошо бы дать увольнительную воину Залабаку, который уже пять месяцев не выходит за пределы расположения части. Несколько пожеланий касалось мелкого ремонта танков.

Я торжественно объявил, что все это такие мелочи, с которыми нетрудно справиться. Если не завтра, то послезавтра, в крайнем случае — до конца недели порядок можно навести. И тут подпоручики сообщили мне, что через неделю их здесь уже не будет. Они призваны после института, и срок их службы в армии заканчивается.

— Сразу оба уедете? — растерянно спросил я.

— Оба, — в один голос ответили они.

— Ничего страшного, товарищ поручик, — успокаивал меня десятник. — Я вас не брошу. Мне еще трубить да трубить…

Поступившая информация заставила меня сменить тон на менее официальный. Я с интересом выслушал их рассказ о том, как они, закончив юридический факультет, пытались, но даже после долгих попыток так и не смогли устроиться для прохождения службы куда-нибудь в военную прокуратуру. Они красочно описали мне, как мучились поначалу, когда приняли командование взводами, ведь о танках они прежде вообще понятия не имели.

Но уезжают подпоручики с хорошим чувством: выдержали! Теперь они даже благодарны судьбе, что не попали на службу в военную прокуратуру. С параграфами и статьями им еще придется в своей жизни встретиться, и не один раз, а вот командовать танковым взводом — вряд ли!

Потом они попросили разрешения уйти. У них были еще какие-то дела перед завтрашними тактическими учениями. Я разрешил.

Со мной остался десятник.

— Справимся и без них, на наших ребят можно положиться… — несколько фамильярно продолжил он разговор.

— Я не привык полагаться на других, — прервал я его. — Прежде всего я полагаюсь на себя. Можете идти.

Он встал и вышел. Наверняка обиделся, но виду не подал.

Итак, завтра я начну командовать своей ротой. От кого-то я слышал, что многое зависит от первого впечатления, которое сложится о тебе у подчиненных. Я решил не полагаться на судьбу, а разыскать надпоручика Бидло и спросить у него совета, хотя это было не в моих правилах. Но один раз можно отступить от правил — мир не перевернется от этого.

Мне сразу же повезло. Я нашел Бидло склонившимся над картой. Он, ничуть не удивившись моему появлению, самым естественным образом начал знакомить меня с планом учений.

— Молодец! — похвалил он, когда убедился, что суть я схватил.

— В тактике мы разбираемся, — не удержался я.

— Если бы дело было только в тактике, — вздохнул Бидло.

Надпоручик дал мне несколько практических советов, выразил надежду, что первые учения будут для меня успешными, а когда узнал, что подобных учений в моей жизни было предостаточно, сразу изменил тон и сказал, что идет спать, хотя с большим удовольствием посетил бы привокзальный ресторан…

— И съел бы тарелку супа? — с улыбкой спросил я его.

— Конечно, — ответил он, и мы пожелали друг другу спокойной ночи…

Поручик Прушек уже лежал в постели и читал толстенный роман. Мое появление он встретил с радостью.

— Ужасно глупая книжка. У меня от нее рука болит. Весит не меньше килограмма! Не пойму, как можно писать такие толстые книги?

Я сказал, что разделяю его нелюбовь к толстым романам. Особенно с тех пор, как библиотечная книга такого размера куда-то запропастилась и мне пришлось заплатить за нее сорок шесть крон.

Через несколько минут я тоже лежал в постели. Когда я тушил свет, поручик Прушек уже сквозь сон сказал:

— Если завтра что-нибудь будет нужно, обращайся безо всякого. Танк — он как женщина. Никогда не угадаешь, какую шутку он выкинет.

— Какая женщина? — удивленно спросил я, но Прушек мне не ответил. Он уже спал, слегка похрапывая.

Утром все пошло как по маслу — без ошибок и потери времени. Мне казалось, что со стороны все выглядит так, будто этой ротой я командую уже несколько лет. Это ощущение не покидало меня до того момента, когда был дан приказ поставить танки в ряд на опушке леса.

В ту же минуту я услышал громкие восклицания и проклятия, а потом — такой шум, будто случилось бог весть что.

Я приказал остановиться, выпрыгнул из танка в мягкий мох и обнаружил, что у меня в роте почти ЧП. И не маленькое. Один из водителей не справился с управлением машины, танк сполз в овраг и повис на краю обрыва.

Ошарашенный, я смотрел на танк, который в любую минуту мог свалиться с обрыва, что означало бы аварию со всеми вытекающими отсюда последствиями. Оба подпоручика и десятник — командиры взводов — стояли рядом, справа от меня.

— Чей танк? — спросил я.

— Мой, — признался десятник.

— Ну-ну, то-то вы вчера били себя в грудь, уверяя, что на наших ребят можно положиться, — счел я нужным сказать ему, слегка повысив голос.

— Ничего, вылезет, — пытался убедить меня десятник.

Я не знал, что делать. Тем временем десятник спустился в овраг и начал давать советы водителю и командиру танка, висевшего над обрывом. Зарокотал двигатель, танк начал разворачиваться, но потом вдруг взвыл и остановился.

Теперь и я не выдержал и начал быстро спускаться в овраг.

Десятник карабкался мне навстречу.

— Сожгли фрикцион, идиоты! — выпалил он. — Танк не может поворачивать вправо.

«Придется вызвать тягач», — решил я, вспомнив советы, которые давал мне поручик Прушек.

Тягач прибыл моментально. Водитель остановил его на самом краю откоса, вылез из кабины и посмотрел вниз.

— Не слабо, — размышлял он вслух. — Трос может оборваться, но это еще не самое худшее. Хуже будет, если танк перевернется, когда я начну его вытягивать. Это уж совсем нежелательно. Один ремонт сколько будет стоить…

Я передал его слова водителю танка, попавшего в беду.

— Он прав, — согласился тот, — как пить дать перевернется.

— Вы боитесь, что ли?

Он взглянул на меня, потом пожал плечами:

— Да, боюсь, товарищ поручик. Но не за себя. Марта все равно пойдет за меня замуж, даже если я весь буду в синяках. Я боюсь за танк. Опыта у меня маловато.

Мне было ясно, что я должен сделать в этот момент: заявить, что сам сяду на место водителя. И тут за моей спиной послышался голос:

— Вижу, что у тебя не все в порядке.

Поручик Прушек усердно чистил брюки, потому что тоже, как и все мы, не сумел, преодолеть крутой склон, не упав.

— Какой уж тут порядок, — ответил я, — если в перспективе такое ЧП?

— Ну-ка дай сюда трос! — крикнул поручик Прушек водителю тягача.

Низенькому и толстому водителю тягача было нелегко спуститься к нам по крутому склону. Прушек привязал трос к танку.

— А теперь, если потянешь с чувством, — сказал он, — я с ним выеду.

— Они сожгли фрикцион, танк не может взять вправо, — счел я необходимым дать ему полную информацию.

— Ну и что? — с удивлением посмотрел он на меня. — Я ведь сказал ему, что он должен тянуть с чувством…

А почему вы еще не в тягаче? — обратился он к низенькому водителю.

— Есть! — ответил тот и начал усердно взбираться на склон.

Трос постепенно натянулся, танк начал движение. Однако он не пошел прямым путем в гору, а продвигался вперед способом, который можно было бы назвать «елочкой». Немного влево, потом чуть назад, опять влево и опять назад. Движение было медленным, но верным.

И когда танку оставалось ползти всего несколько метров, в нашем расположении появился командир батальона, а чуть позже и командир полка.

Он поинтересовался:

— Это ваш танк?

— Мой, — с гордостью ответил я. Нет сомнения, что мой ответ был бы иным, если бы пришлось признаваться в этом тогда, когда танк буквально висел над обрывом.

— Я вижу, вы умеете находить выход, — сказал командир полка и уехал.

Танк с помощью тягача выкарабкался на склон, все кончилось благополучно. Я поблагодарил поручика Прушека, правда менее сердечно, чем собирался поначалу. Он, как мне показалось, на это даже и не рассчитывал.

Потом учения продолжались, и происшествий больше не было. А обо мне стали говорить, что я парень не промах.