К обеду подали вкусный гуляш, причем мясо было светлее обычного. Повар самодовольно улыбался и утверждал, что гуляш из вырезки.

Воин Гуштява, впрочем, заявил, что это месиво несъедобно. Но можно ли было ожидать от человека, избалованного колбасками с майораном, более высокой оценки?! Однако надо заметить, что он первым опустошил свою тарелку.

Вернувшись в расположение роты, я застал за работой взводных агитаторов. Еще бы им не агитировать, если все идет как по маслу!

Я приказал построить роту. Что скрывать, мне тоже нравится выступать, когда все идет гладенько. Ребята построились быстро, знали, что их ждет доброе слово. Иначе и быть не могло.

Я придирчиво осмотрел подравнявшихся парней в комбинезонах и начал:

— Мы прошли восемьсот километров и все до единого прибыли к месту назначения.

— Да здравствует первая рота! — прокричал кто-то из моих парней.

А я почувствовал, что этот выкрик не что иное, как выражение чувства, которое заставляет человека петь в минуты, радости. Правда, я тут же поймал себя на мысли, что упоение славой — верный путь к неприятностям.

— Недостатки разберем по возвращении в часть, — проговорил я твердым голосом после минутного молчания.

Бойцы роты живо согласились, так как поняли, что я намеренно сдерживаю эмоции.

— А теперь всем проверить танки, — скомандовал я. — И как следует, ежики!

Ребята принялись за дело. И я вместе с ними.

Наблюдая за своей ротой, я только сейчас начал понимать, что мы хорошо выполнили задание. Я, их командир, и они. И тут же, устыдившись такой очередности, я восстановил справедливость: это они — молодцы, а я, их командир, — тоже неплох. Похоже, что нам предстоит стать отличной ротой.

Отличная рота! Эти два слова неотступно вплетались в мои мысли, чем бы я ни был занят, вплоть до самого утра, когда мы начали загонять танки на железнодорожные платформы. Полк возвращался домой.

… Разместились мы с подобающим комфортом. С тем самым комфортом, который не имеет никакого отношения к местам в спальных вагонах. Просто все получили возможность основательно выспаться. Все, кроме тех, кто волею судьбы и служебных обязанностей оказались предоставленными ветру и надвигающемуся дождю со снегом на открытых платформах у танков.

Некоторые солдаты заснули раньше, чем тронулся состав. Не знаю, что им снилось. Я же грезил торжественной встречей, на которую выйдет все население городка, где расположилась наша часть. И Итка. Я будто наяву видел, как она бросается мне на шею, обнимает, а я спешу сказать: «Ничего сложного. Пустячное дело».

Действительность, как это обычно бывает, оказалась более прозаичной. Никаких встречающих, не говоря уже об Итке, не было. Командир полка сообщил нам, что поход как подготовка к предстоящим дивизионным учениям прошел неплохо, но, пока танки не будут приведены в надлежащий вид, ни о каких отпусках и увольнительных не может быть и речи.

Мы дружно принялись за работу, чтобы приблизить долгожданные увольнения и еще, пожалуй, потому, что танкист сам не свой до тех пор, пока его машина не приведена в образцовый порядок. Словом, работали мы так, что от спин только пар валил. Работали три дня и три ночи. И я работал вместе со всеми.