Я повел строй и все время подгонял ребят. Им приходилось изрядно напрягаться, чтобы поспевать за мной. После свадебного обеда это было не совсем приятно. Из строя послышалось замечание, что наше возвращение в казарму очень напоминает кросс. А кто-то из солдат тихо, но намеренно отчетливо высказал недоумение по поводу необходимости нестись что есть мочи только потому, что командир спешит к девушке. Довольно логично.
Сам я был настолько далеко от реальности и логики, что даже не посчитал нужным прекратить разговорчики.
— Ну вот и все, — сказал я, когда мы оказались в расположении роты. — Разойдись! — скомандовал я и добавил, что, по-моему, свадьба удалась на славу.
— У вас самое приятное еще впереди, — простодушно откликнулся Незбеда. — Желаем всего наилучшего!
Вокруг захихикали, а меня бросило в жар. Впрочем, мне надо уже было бежать.
И я побежал. Вот уж действительно это был кросс. Настоящий. Люди, попадавшиеся на моем пути, заранее уступали дорогу, а потом, останавливались и, наверное, недоуменно смотрели мне в спину. Одна старушка даже запричитала вслед:
— Как их, бедненьких, гоняют в этой армии! Даже в субботний вечер не оставляют в покое!
Поручик Влчек прохаживался с девушками по площади. При моем появлении он глянул на часы и восторженно покачал головой. Видимо, я перекрыл все нормативы бега, а поручик всегда был неравнодушен к любым рекордам.
— Как насчет того, чтобы посидеть где-нибудь за стаканчиком винца? — предложил он.
— Да ведь мы только что из-за стола, — отрезал я тоном, не допускающим продолжения дискуссии на эту тему. — Мы с Иткой пойдем прогуляться.
Мне показалось, что мое решение совсем не огорчило ни поручика, ни его спутницу.
— Я очень вам благодарна. За все, — улыбнулась Итка Влчеку и подала ему свою маленькую руку.
Влчек ответил легким рукопожатием, затем растерянно осмотрелся и, извинившись перед девушками, отвел меня в сторону.
— Я рассказал ей о братишке, — прошептал он.
— Кому? — удивился я.
— Кому-кому… Свидетельнице. Она ответила, что всю жизнь мечтала иметь брата.
— А что ты хотел бы с ней подружиться, тоже сказал?
Похоже, я несколько охладил пыл своего собеседника.
— Я поговорю с ней об этом при первой же возможности, — уже менее решительно сказал он.
Чтобы возможность эта появилась у него как можно скорее, я взял Итку за руку, и мы медленно направились вниз по площади.
— Итушка, я так рад, — выдавил я заикаясь (видимо, сказывалась недавняя пробежка).
Она ничего не ответила.
Мы долго шли, взявшись за руки, потом я подумал, что, как это ни тяжело, все равно надо возвращаться на грешную землю.
— Думаю, тебе стоит поехать самым последним поездом. Чтобы… ну, чтобы нам подольше остаться вместе, — произнес я несмело.
— Поеду первым, — ответила она и, поймав мой недоуменный взгляд, уточнила: — В понедельник.
Я ощутил прилив радости, правда, вскоре началась обратная реакция, стоило мне только вспомнить о предстоящем ночлеге.
— В понедельник, говоришь? — для верности переспросил я.
— В понедельник. Если ты не возражаешь, — добавила она, словно вопрос жилья для нее не существовал.
Меня же он волновал, и чем дальше — тем больше.
— Прости, Итушка, — прошептал я после недолгого размышления, — нам придется вернуться. Я тут забыл кое о чем.
Она не возражала, и через несколько минут мы вернулись к тому месту, где провели большую часть нынешнего дня. Итку я оставил на улице, а сам вошел в кафе.
Администратора я нашел в темной комнате без окон, судя по всему, служившей канцелярией. Она что-то подсчитывала и мою просьбу о комнате на две ночи восприняла не иначе как помеху в серьезной работе.
— Для вас, товарищ поручик, когда угодно. Кроме нынешней субботы и воскресенья. На эти дни все четыре комнаты уже заняты. Тут перед вами было еще человек десять. И всем пришлось отказать. Послушайте, — вдруг оторвалась она от бумаг, — почему эти девчонки так липнут к военной форме? Когда я читаю в газете объявление пятидесятилетней женщины, которая говорит, что она ищет себе спутника на остаток жизни, и добавляет, что военная форма будет приветствоваться, мне ясно, что речь идет о материальной стороне дела. А вот когда молодые девушки согласны таскаться за вами по захолустьям… Этого я понять не могу…
— С милым рай и в шалаше, — отшутился я и присел на единственный в комнате стул, тут же, впрочем, пожалев о содеянном. Администратор согнала с лица улыбку и, выпрямившись за столом, произнесла громко и отчетливо:
— Я, кажется, сказала вам, что свободных комнат у меня нет.
— Придется пойти в «Слунце», — решился я на последний шаг.
В лице администратора появилось нечто иезуитское.
— Не стоит, — спокойно парировала она. — Только что мне звонили оттуда и спрашивали, нет ли у меня свободных мест. Там тоже все забито.
Рассчитывать на улучшение ситуации было бесполезно. Я покинул поле боя. Единственно возможное решение вырисовывалось более чем ясно: если кто и может нас спасти, так только мой сосед Прушек и его койка в общежитии.
— Все в порядке, — сказал я терпеливо ожидавшей моего возвращения Итке. Она, наверное, уже поняла, что главное — это терпение… Если, конечно, вообще решила связать свою жизнь с моей.
Я взял ее под руку, и мы направились в сторону рощи. Как раз в том направлении, где находилось мое общежитие.
— Я смотрю, тебя ничем не удивишь, — произнесла Итка, прерывая затянувшееся молчание. — Ни тем, что я приехала, ни тем, что буду работать здесь, ни даже тем, что я видела нашу будущую квартиру. Я уже не говорю о своем решении выйти за тебя замуж… что может оказаться самой большой ошибкой…
— Почему не удивишь? Я, кстати, еще не пришел в себя от удивления. — Я не сводил с нее взгляда, но думал только об одном: как пробраться в общежитие.
— Не очень-то ты похож на счастливого человека.
В это время мы уже подходили к общежитию. В моей комнате горел свет. Значит, Прушек дома. Это открытие значительно улучшило мое настроение.
Я снова оценивающе посмотрел ла окно. Жили мы на первом этаже и часто выражали по этому поводу недовольство, так как любой шум с улицы мгновенно проникал в нашу комнату. Только сейчас я по-настоящему оценил удобство проживания на первом этаже. «Итка проберется через окно!» — решил я. Правда, придется убедить Прушека отправиться к своей Баре, что он, наверное, и собирается сделать. И еще уговорить его не возвращаться до завтрашнего обеда, что наверняка не входит в его планы. Но ведь настоящая дружба проверяется именно в экстремальных условиях. Короче говоря — в нынешних. Так что пусть уж Прушек проявит себя. Не могу же я вести Итку мимо старого Яндачека! Этот дед способен даже ночью доложить командиру полка о девице в комнате поручика Гоушки. — Мне нужно заскочить в общежитие, — сказал я, — и утрясти кое-какие вопросы со своим соседом.
— Целый день тебя тянет куда-нибудь заскочить, — проронила Итка, но идти со мной не попросилась.
В комнате Прушек, поругиваясь, повязывал галстук.
— Ярослав, у меня проблема, — начал я издалека.
— Рад за тебя, — прозвучало в ответ. — У меня их по меньшей мере шестьдесят.
— Мне нужно устроить на ночь Юцку, — выложил я сразу свою просьбу. — Вернее, на две ночи. На сегодняшнюю и завтрашнюю.
— Другими словами, ты предлагаешь мне исчезнуть отсюда?
— Ты очень догадлив, — оценил я быстроту его мышления.
— Соображаешь, на что ты толкаешь меня? — повернулся он ко мне, поправляя галстук, который наконец-то сумел завязать.
— Ни на что я тебя не толкаю, но думаю, что такую мелкую услугу ты бы мог оказать товарищу без долгих разговоров.
— Ничего себе мелкая услуга… Речь идет о жизни!
— Я же прошу только на две ночи, при чем здесь вся жизнь?
— Тебе бы следовало познакомиться с Бариными родителями. Они, конечно, понимают, что их дочь — взрослый человек, но позволить кому-нибудь остаться у нее на ночь… В таком случае мне надо сразу зайти в кафе и заказать там свадебный обед, — закончил он с иронией.
— Кстати говоря, готовят там неплохо. И недорого, — заверил я его. — Кроме того, ты у нас совершеннолетний, так что жениться вполне можешь.
Было ясно, что мои доводу подействовали на Прушека, потому что от эмоций он перешел к делу:
— А как ты собираешься провести ее в комнату? Старый Яндачек, боюсь, не поймет тебя. Или поймет, но неправильно.
— Через окно, — сообщил я ему со всей решимостью, на которую в данный момент был способен.
— Это довольно высоко, — засомневался Прушек и повернулся к окну, чтобы определить высоту поточнее. — Она не сможет влезть.
— Итка спортсменка. Волейболистка и пловчиха, черт возьми! Я ее подсажу в случае чего, понятно?
— Есть еще одна возможность… — Прушека с его техническим складом ума явно заинтриговала создавшаяся проблема. — Ты будешь отвлекать Яндачека, а она в это время проползет на четвереньках под его окошком.
Я возмутился:
— Ползти на четвереньках — это унизительно!
Прушек тут же согласился. Мы опять повернулись к окну.
— Надо бы немного потренироваться, — предложил Прушек. — Сейчас я его приоткрою.
Я кивнул и собрался уходить. Видя, как живо Прушек интересуется всем происходящим, я дружески похлопал его по плечу:
— Ты настоящий друг. Не грусти. Все будет хорошо.
Итка ждала на улице, приплясывая от холода и потирая ладони.
— Я уже решила, что ты где-то там задремал, — с легким упреком встретила она меня.
Я сделал вид, что не уловил обиды, и посмотрел на окно. Итка проследила за моим взглядом.
— Слушай, а ты смогла бы влезть в окно? — непринужденно спросил я, словно речь шла о какой-то шалости.
Она на глаз определила расстояние от тротуара до подоконника и не без оттенка самодовольства заявила, что такое дело для нее — пустяк.
— Не переоцени свои возможности, — бросил я.
— Хочешь убедиться?
— Конечно, — небрежно кивнул я, опасаясь все же, что она сейчас откажется от своей идеи.
Итка приподнялась на цыпочки, распахнула приоткрытую раму и забросила в комнату свою дорожную сумку. Потом подпрыгнула, держась руками за подоконник, и не успел я моргнуть, как она была уже в, комнате.
Я же решил пойти мимо старого Яндачека.
— Как свадьба, товарищ поручик? — попытался он задержать меня на пару слов и тем самым несколько скрасить однообразие своей службы.
— Как-нибудь я вам все расскажу. В подробностях, — заверил я его. — А сейчас, простите, спешу.
Он махнул рукой, выражая тем самым недовольство современной молодежью, которая вечно куда-то опаздывает, но вопросов больше не задавал.
Я быстро преодолел расстояние, отделявшее пост вахтера от, моей комнаты, и застал Итку и Прушека в момент знакомства.
— А зачем я, собственно, сюда лезла? — встретила она меня вопросом.
— Надо же тебе где-нибудь остановиться на ночлег? — попытался я объяснить ситуацию. — В городе всего две гостиницы. Все места в них заняты. А это была лишь маленькая тренировка. Сейчас мы пойдем куда-нибудь поужинать, а потом вернемся. Ты — через окно, я — в дверь. Ярослав — настоящий товарищ, он согласен провести ночь в другом месте.
— Да, но я здесь ночевать не желаю, — решительно произнесла Итка.
Я тупо посмотрел на нее:
— Итушка, перестань. Не ночевать же тебе в парке! Ведь на улице холодно.
— Я буду ночевать в нашей квартире.
— Но она еще не готова, — возразил я.
— Все закончено. Нет только света и воды. — С этими словами она порылась в кармане и выложила на стол ключ.
— Это еще у тебя откуда? — задал я вопрос тоном следователя.
— Майор Кноблох дал, — сообщила она с самым невинным видом. — Он сказал, что комнату ты мне все равно не найдешь, а вести невесту в общежитие, по его словам, просто неприлично. К тому же это запрещено, и он был бы вынужден тебя наказать.
— Меня очень интересует, на чем вы собираетесь спать? — вмешался в разговор Прушек. — Кроме того, там ведь еще нет отопления!
— Майор Кноблох сказал, что все организует, — успокоила его Итка. Ее безграничное доверие к нашему начальнику штаба начинало действовать мне на нервы.
— Итушка, здесь тепло, светло, и вообще… есть все, что нужно, — пытался я уговорить ее, но в ответ Итка лишь упрямо качала головой.
— Во-первых, тебя накажут, а во-вторых, я хочу ночевать в нашей квартире, — повторила она, и сразу стало ясно, что нет на свете доводов, способных заставить ее изменить решение.
Мне оставалось только уступить.
— Тебе повезло, — подмигнул я Прушеку. — Необходимость в твоем отсутствии отпала сама собой. Так что можешь и впредь оставаться холостяком. Мы идем в свою квартиру…
Я не выдержал и вздохнул. Хотелось еще что-нибудь добавить, но Итка уже взобралась на подоконник. Обратный путь, понятное дело, был проще, и через секунду она уже стояла на тротуаре.
Я наскоро бросил в портфель несколько необходимых для ночлега вещей и с топотом пронесся мимо наблюдательного пункта старого Яндачека. Но даже при такой моей скорости он успел спросить:
— А по сколько заплатил каждый, товарищ поручик?
— По восемьдесят, — сообщил я не оглядываясь и уже с улицы прокричал: — Подробности — позже!
Остановились мы только у нашего дома. У меня опять возникла мысль, что все происходящее — полный абсурд. Итка тем временем спокойно поднялась на нужный этаж только что отстроенного дома и повернула, ключ в замке.
Из нашего будущего жилища запахло керосином. Впрочем, то была скорее вонь, чем запах.
— Спички есть? — повернулась ко мне Итка.
Я судорожно стал шарить в кармане. Курю я крайне редко, но спички почти всегда ношу при себе.
— Что ты мне протягиваешь? — улыбнулась Итка. — Чиркни!
— Мы взлетим на воздух! Взорвемся! — тут же объяснил я свою нерешительность. — Здесь все насквозь прочитано керосином.
— Никуда мы не взлетим, — уверенно произнесла она, забирая у меня коробок.
Наконец я различил в темноте конус керосиновой лампы прямо у наших ног в прихожей. Итка зажгла спичку. Взрыва не произошло. Правда, добрая половина коробка опустела, прежде чем нам наконец удалось извлечь пользу из допотопного осветительного прибора.
— Ну-ка посмотрим, сдержал ли он слово? — подняла Итка коптящую лампу. — Сдержал, — обрадовалась она, заглядывая в спальню. — Постели уже на месте!
Я посмотрел через ее плечо в комнату. Посреди спальни стояли две железные кровати. Даже с бельем и одеялами. Признаюсь, ощущение абсурдности сложившейся ситуации стало заметно ослабевать.
Итка, все еще с лампой в руке, придирчиво осмотрела одеяла.
— Совершенно новые, — с удовлетворением отметила она.
Я взял у нее лампу и отнес в дальний угол… Обнимать девушку, держащую керосиновую лампу, показалось мне не самым безопасным занятием…
Это было долгое объятие, казалось, оно могло длиться бесконечно, но вдруг раздался стук в дверь. Я с сожалением выпустил Итку и рявкнул:
— Войдите!
Никто не воспользовался моим приглашением, поэтому я повторил его, но без прежней агрессивности. Бесполезно. Я на ощупь пробрался к двери и настежь распахнул ее. На лестнице слышались удаляющиеся шаги. Я бросился вслед за неизвестным и при этом зацепил ногой что-то лежавшее на полу.
К окну на лестничной площадке, пока еще не застекленному, я подбежал как раз вовремя: еще минута — и таинственный незнакомец скрылся бы за углом соседнего здания. Однако незнакомцем для меня он уже не был.
— Я вас вижу, поручик! — крикнул я не слишком громко, так как поручик Влчек все равно уже не мог меня услышать.
Возвращаясь, я поднял лежащий на полу сверток. При свете керосиновой лампы мы рассмотрели его содержимое — три бифштекса, несколько ломтей хлеба и два огурца.
— Отличный завтрак! — обрадовалась Итка.
Несмотря на обильный свадебный обед, мне почему-то вдруг очень захотелось есть. Я хотел было сказать об этом вслух, но не успел. Ее руки обвились вокруг моей шеи. Я потерял равновесие, и мы оба повалились на новые одеяла.
Очередной стук в дверь показался нам еще более громким и неуместным, чем несколько минут назад. На этот раз я не стал кричать, а быстро рванулся к двери и мигом распахнул ее настежь, полный решимости сказать Влчеку все, что я о нем думаю.
За дверью стоял майор Кноблох.
— Я пришел убедиться в вашей разумности, — сказал он. — Если бы вы отвели девушку в общежитие, мне пришлось бы вас наказать, — закончил он официальным тоном, впихивая при этом мне в руки потертый портфель. — Ну а теперь я пошел. Через несколько минут по телевизору будет фильм. — Уже через плечо он добавил: — Вода у вас в ванной. В ведрах. И не забудьте завтра долить керосина в лампу.
В спальне мы с Иткой раскрыли портфель. В нем были еще три бифштекса, бутылка красного вина, штопор и два бокала.
Больше нам никто не мешал. Бифштексы мы съели тут же, а вино допили только под утро. К запаху керосина мы настолько привыкли, что, проснувшись около полудня, даже не ощутили его. Мы быстренько собрались и пошли в кафе обедать.
Расплачиваясь с официантом, я неожиданно вспомнил о своей роте и подумал, что вторая половина воскресенья словно создана для нарушений дисциплины. Решение было принято: следовало хотя бы беглым взглядом окинуть казарму.
— Я буду ждать тебя дома, — сказала Итка без всякой обиды.
«Дома, — мысленно повторил я. — Это слово — бальзам для моей души».