Заведем-ка речь со слова «бисмилла», Чтоб и днем и ночью с нами был Алла, Чтоб нам истина сияла с высоты, Чтоб нам вечно быть в общине Мустафы, Чтобы стала повесть краше и мудрей, Чтоб возрадовались ей сердца друзей. Полон дивными делами этот свет, Одному ж подобья не было и нет: «Свят Али! — сказал однажды в горних Бог. — Духом крепок, сердцем чист, душой широк. Львом Своим Я разве зря его зову? Мощь его теперь проверю наяву». Сразу слово запросилось на язык: Да поможет нам Всевышний — Он велик! Раз Пророк сидел с четверкою святых [71] Тридцать тысяч стойких было возле них. Все внимали, благолепия полны, Лик Пророка им сиял светлей луны. Вдруг меж них одна, без тела, Голова Появилась и взрыдала, чуть жива. Всех поверг в душевный трепет скорбный вид: Где же тулово утратил сей шахид? Борода сверкала чистой белизной. Очи слезно обозрели круг святой, И Глава от горя ликом пала в прах, Вознесла мольбу Пророку, вся в слезах. Обмерла душа его, но встал с земли Лев Аллаха, светоч праведных — Али. К Голове стопы направил, чтобы мог Разглядеть ее во всех чертах Пророк, Как ни силился могучий, ни на пядь Эту Голову не смог он приподнять. Поразились все, — а диво говорит: «О Пророк, Али не знает, что творит! Пусть он мне не причиняет лишних мук: Чтоб поднять меня, ему не хватит рук, Если б тысяча таких, как сам Али, Силачом единым сделаться смогли, Всею мощью совокупной ни на пядь Не сумели б эту тяжесть приподнять! Ибо я, узрев однажды Божий Лик, Был и в чаяньях, и в помыслах велик, День и ночь взывал я к Богу — и в делах Неразлучно пребывал со мной Аллах. Пятьдесят раз совершил я хадж святой, Бедных-нищих утешая добротой. То носил меня скакун, а то я сам Божьим чудом возносился к небесам, Божьим Именем спасался сотни раз, С Моисеем отправлял порой намаз, То меж ангелов я жил в краю ином, То в миру — в привычном образе земном. Град лучистый был отчизною моей, Хызр Ильяса [72] числил я среди друзей. Сын чудесный и жена — они вдвоем Утешеньем были мне в дому моем. Тело съел мое и сына страшный Див. О Посланник, помоги, добро явив! Див в колодец утащил мою жену, В горе этом сколько дней я не усну. Коль не явишь милосердья, о Пророк, За тебя не помолюсь в последний срок!» Рек Али: «О Вестник Бога, я схожу, Зульфикаром [73] печень Дива поражу. Иль погибну, или не спущу врагу — Коль Всевышний подсобит, я все смогу, Я спасу из вражьих лап жену и мать. Если нет, то мне Дуль-Дуля [74] не седлать, И в кругу мужей достойных мне не быть, И мужских молитв вовек не возносить». «Не ходи, — сказал ему Пророк любя, — Пропадешь, Али, утратим мы тебя». Рек Али: «Стезя ложится, о Пророк, Жизнь ли, смерть — пускай теперь решает рок». Зульфикар в руке — Али пустился вскачь, и ударились Хасан с Хусейном в плач [75] . Тридцать тысяч сахабиев [76] день пути Не преминули за витязем пройти. Тридцать тысяч, проводив его в слезах, И вернулись со слезами на глазах. Как стрела, летит верхом хазрат Али. Не поспеть за Головой — она вдали, Как на крыльях, мчит, и вслед, в пыли, в дыму ль, Выбивается из сил скакун Дуль-Дуль. Пятикратный в срок творит Али намаз, Голова с ним Бога славит всякий раз. Семь ночей и дней неслись на смертный бой, Средь пустыни оказались на восьмой. Там увидели колодец — и, бледна, Из жерла всходила адская луна. Как узрел Али колодца черный зев, — «Здесь ли Див?» — спросил он грозно, меч воздев. «Здесь, — сказала Голова, — теперь тебе Остается лишь довериться судьбе». Разом спешился с Дуль-Дуля удалец, Снял с его седла аркан в пятьсот колец, Привязал аркан к колодцу — вниз глядит… Голова и конь заплакали навзрыд. За аркан схватясь, Али нисходит в тьму, Голова Коран читает вслед ему. Крепко держится за вервие рука. Имя Господа не сходит с языка. Глянет вниз — предела бездне черной нет. Глянет вверх — уже не виден белый свет. Лишь молитвой и спасается в тоске. Жизнь его висит на тонком волоске. Перепутал верх и низ хазрат Али, Семь ночей и дней в беспамятстве прошли, На восьмой — Али ногой нащупал дно. Видит, в чувства приходя, — вокруг темно. Сотворил Али намаз — и темнота Разошлась, явив железные врата. Входит он. Пред ним дворец, а во дворце — Луноликая с печалью на лице. Бога молит та нездешняя краса, Вздох ее взлетает дымкой в небеса, Где поклон кладет — от слез излитых след… Это пленница-жена — сомненья нет. И узрел Али другой дворец-зиндан [77] С пятьюстами изможденных мусульман. «О Али, — рыдают бедные, — спаси. Нам от Дива избавленье принеси!» «Кто сказал, что я приду?» — спросил Али. «Мустафа здесь был, — ответствуют они, — Известил, что ты придешь в урочный час И, чудовище сразив, избавишь нас. Здесь была нас ровно тысяча людей. Ежедневно пятерых сжирал злодей». Входит витязь во дворец, храня обет. Див там спит — огромный, словно минарет. Каждый коготь — с человека, так велик, Злобою обезображен древний лик. Голова его — как круглая гора. Никому вовек не делал он добра. Выдыхает над собою клубы туч. Крепостную башню свалит — так могуч. Высоко Али воздел волшебный меч, Чтобы спящее чудовище иссечь, Но сказал себе: «Али, не делай зла, Львом Своим не зря назвал тебя Алла: Не геройство — Дива спящего убить, Не геройство — для других посыльным быть…» Крикнул витязь надо спящим что есть сил, Только Дива этот крик не пробудил. Снова крикнул — отозвались даль и близь, Камни вздрогнули и горы сотряслись. Див проснулся и, округу обозрев, Заревел во весь пылающий свой зев: «Ты ли это, смертный недруг мой Али, За душой моей пришел сюда с земли? Да тебя убью одним ударом я! Чьим ты промыслом попал в мои края?» «Божьим промыслом, — ответствует храбрец, Разрублю тебя на части, и конец». Див кричит: «Сюда пришел ты на беду, Всех на свете мусульман я изведу, Не тебя лишь, — и Пророка самого, И от Мекки не оставлю ничего». Див, как было предначертано судьбой, Размахнулся стопудовой булавой, Булава, свистя средь страшной тишины, На Али сошла всем весом с вышины — И Али, едва успев подставить щит, По колена оказался в землю вбит. Но и тут Али наш духом не притих, Светоч праведных и слава всех святых, Снова на ноги восстав назло всему, Вновь вознес моленье Другу своему [78] . Див злорадствует: «Еще ты жив, Али? Будь хоть Каф-горой [79]  — лежать тебе в пыли!» Трижды витязя ударил булавой, Весь извелся, а противник все живой! Наступает теперь витязя черед, Зульфикар Али из ножен достает, Говорит: «А ну, злодей, воздень свой перст, Возгласи Единство Бога всем окрест!» «Тыщу лет без веры жил я, — молвит Див, — Обходился без Аллаха и молитв, Обойдусь без той обузы в смертный час: Коль умру, на что и нужен мне намаз?!» Услыхал Али от Дива эту речь, Встал на камень и воздел волшебный меч — И скатилась с шеи Дива голова, Провещавшая греховные слова. Но едва лишь нечисть ту убрал с земли Лев Аллаха, светоч праведных — Али, На героя из раскрытых врат дворца Полетели дивы, дивы без конца! Не помешкав ни мгновенья, витязь вновь В смертной битве льет неправедную кровь, Зульфикаром рубит головы горой, Попирает он чудовищ тех ногой. Триста дивов в этой битве полегли: Он и вправду Лев Аллаха, наш Али! Уступила рать нечистая ему, От греха сокрылась прочь в глухую тьму. Оглядел Али округу — дивов нет, От уродливой орды простыл и след. Расковал единоверцев он своих, Разделил богатства дивов промеж них. Взяв на спину, что могли снести зараз, Все пошли ко дну колодца в тот же час. Говорят они: «Али, куда идти? Нам из этого колодца нет пути. Нету крыл у нас, чтоб вылететь на свет, Даже лестницы, и той, к несчастью, нет. Видно, здесь нам и придется умирать, На роду нам так начертано, видать». Говорит он: «Будьте стойки до конца, Безгранична милость нашего Творца». Помолился он, и Божьего раба На девятый круг небес дошла мольба. Азраилу повелел тогда Аллах Вознести их из колодца на крылах. Как молитва завершилась, тотчас ввысь Все они в мгновенье ока вознеслись. Все они, и с ними женщина-краса, Вознесли хвалу Аллаху в небеса. Долго радовались счастью своему, Да и мы причастны отчасти к нему. Донеслась и до Пророка эта весть: Лев Аллаха на пути — почет и честь! Тридцать тысяч вышли витязя встречать И хвалы Аллаху радостно кричать. Голова катит к Пророку. Подле ног Без натуги в руки взял ее Пророк, Помолился, чтоб Всевышний спас Главу. Милосердный услыхал его мольбу. Голова былое тело обрела: Руки, ноги возвратил рабу Алла. Это чудо наяву видали все, Поразились Божьей силе и красе. Сына пожранного — в святости Своей Возродил Аллах из высохших костей. В новом платье возвращен ему Творцом Облик юноши с сияющим лицом. В память Шамса Тарази [80] и дел его Не копи в подлунном мире ничего. Фагилятун, фагилятун, фагилят, Этот мир отдай в обмен на Райский сад!