Итак, я попал в камеру №77. После ужина команда старожилов камеры решила организовать мне «прописку» – точно так, как рассказывал Монгол. Особенно скакал и подзуживал остальных один выходец с «ридной Украины» с аристократической фамилией Потоцкий – до того мерзкий тип, что даже сейчас не могу вспоминать его без отвращения. Я, чтобы выиграть время до отбоя, сперва покочевряжился, а потом согласился поучаствовать в «спортивных играх и силовых упражнениях».

Первое: перетягивание. Двое садятся на пол лицом друг к другу, упираются ступнями и, держась руками за одну горизонтальную палку, тянут её каждый на себя. Выигрывает тот, кто оторвёт противника от пола. Для затравки новичку подставляют «слабых» соперников, которых он с лёгкостью побеждает. Когда же «чемпион», упиваясь своими победами, теряет бдительность, ему подсаживают по-настоящему сильного противника. Но всё веселье заключается в том, что под задницу проигравшему новичку подставляют таз с водой, куда он под звонкий хохот зрителей и плюхается, когда соперник резко отпускает палку. Естественно, про таз с водой новичок ничего не знает.

Вот именно этот фокус у массовиков-затейников и не пролез: как только я почувствовал, что соперник перетягивает и моя задница отрывается от пола – резко отпустил палку. Напарник завалился на спину, а я обернулся и кивнул на приготовленный таз с водой: «Переставьте так, чтоб я видел».

Хохмы не случилось, зрителей ждало разочарование…

А этот поганец всё никак не унимался, предлагая новые и новые забавы. Поди, натерпелся в своё время, и теперь душа требовала компенсации морального вреда. Он предлагал, а я с улыбкой рассказывал о тех подвохах, которые меня ожидают. Здесь уж на повестку встал вопрос сохранения и поддержания его авторитета. В голосах Потоцкого и его шестёрок появились истерические, злые нотки, но тут в «кормушку» прогремел голос вертухая: «Отбой!» Вот с этим шутить было нельзя: невыполнение команды могло привести в карцер. Все полезли на свои шконки. Вслед я услышал злое шипение хохла: «Ничего, завтра мы с тобой разберёмся!»

Ночь прошла тревожно: в голову лезли дурные мысли. Уснул только под утро. После подъёма и оправки, когда вся камера томилась в ожидании завтрака, открылась дверь, и – о, чудо – на пороге возник Женька Собянин. Тот самый Женька, с которым летом мы дрались в финале на первенство области среди юношей спортивного общества «Труд»! Камера радостно загудела, оказывается, он был здесь старожилом.

Ещё в начале осени промелькнула информация о том, что Женька с кем-то крепко подрался, но того, что по этому поводу он находится под следствием, мы не знали и особого значения происшедшему не придали.

Все старожилы, включая плюгавого Потоцкого, кинулись пожимать Женьке руку, а я стоял и растерянно смотрел на него. Только и смог вымолвить: «Женя…»

Женька повернул голову и бросился ко мне. Мы обнялись, а в камере вдруг стало тихо, и даже хохол скромно отвёл глаза. Как я смог всё это увидеть и осознать буквально за доли секунды – не понимаю. Видимо, все чувства в тот момент были обострены до предела.

Женя только что приехал из Серова: его этапировали для подписания статьи двести первой об окончании следствия – теперь оставалось ждать вызова в суд.

– Я ещё в Серове узнал о ваших делах, – сказал он.

На душе стало спокойнее. Поговорили: он о своём деле, я – о нашем.

– Как прошла первая ночь? – спросил Женя.

Я рассказал о том, как меня хотели прописать. Он показал пальцем на хохла – я кивнул. Женя спокойно, с улыбкой подошёл к Потоцкому, что-то тихо сказал ему на ухо – у того от страха перекосилось лицо, а Женя, как всегда с улыбкой, вернулся ко мне:

– Пусть сейчас попробуют сунуться! Владька, мы вдвоём с тобой эту кодлу быстро причешем, – сказал он как обрезал.

Больше о прописке никто не заикнулся, обещание разделаться со мной так и осталось обещанием. А через месяц старожилом стал уже я, и уже меня тепло приветствовали и жали руки после возвращения с этапа.

Семьдесят седьмая камера отметилась ещё и тем, что в ней дожидался суда один из братьев Коровиных – фигурант резонансного уголовного дела об убийстве еврейской семьи Ахинблит. Такого город не знал на протяжении многих лет: убито семь человек, среди которых – тринадцатилетний ребёнок. Руки жертв были связаны, а горла перерезаны. После того, как о происшедшем сообщила радиостанция «Голос Америки», дело взяли на особый контроль. Преступление было раскрыто спустя две недели благодаря старшему оперуполномоченному уголовного розыска управления милиции Свердловска старшему лейтенанту милиции Николаю Калимулину, точнее, его агентурным связям. Вскоре    четверо участников преступления: братья Владимир и Георгий Коровины, Герман Патрушев и Арнольд Щеголев были задержаны и осуждены к высшей мере наказания. Выяснилось, что охотились преступники за деньгами, которые тесть хозяина дома Моисей Иткин собирал на синагогу. Денег бандиты не нашли, поскольку ранее власти города в строительстве синагоги отказали, и Иткин с согласия общины раздал собранные средства малоимущим.

Правда, зэковская версия несколько отличалась от официальной милицейской: деньги преступники не нашли, так как они находились в собачьей будке, а вот облигации трёхпроцентного займа прихватили – по ним убийц и обнаружили. Кроме того, в состав преступной группы входила женщина. Она получила максимальный срок, но осталась жива.

Восемь месяцев обживал я камеру №77. Периодически нас вызывали на этап, везли в Серов, уточняли какие-то детали и привозили обратно. Связано это было с тем, что Васькина подруга начала менять показания, которые каждый раз были такие разноречивые, что следователю волей-неволей приходилось этапировать нас из следственного изолятора. В то время редкие встречи на этапах были для нас самыми радостными событиями: мы делились новостями собственной жизни и весточками, которые получали с воли. Письма в период производства следственных действий были строжайше запрещены, но Валькина подруга Ольга каким-то образом умудрялась переправлять ему записочки через вертухаев.

Вальке приходилось тяжелее всех: к моменту его заселения в камере сформировалась группа беспредельщиков, которые всячески пытались над ним издеваться. К счастью для Вальки, продлилось это недолго: вскоре был арестован один из лидеров уралмашевской шпаны Лёва Лившиц – личность, хорошо известная не только у себя на Уралмаше, но и в городе. Вот тут беспредельщикам пришёл кирдык: Валька и Лёва быстро сошлись, и все бывшие Валькины обидчики вдруг начали перед ним заискивать. А сошлись они на почве спорта. В те годы на Уралмаше было много классных боксёров: Виктор Паршинцев, Борис Сафин, Саша Глазырин и много-много других, с которыми, как потом оказалось, и Валька, и Лёва были знакомы и чисто по-спортивному дружны. Так в камере произошла смена власти.