С Первого сентября я пошёл в вечернюю школу при ИТУ №2.

Ещё в Серове – до всех этих событий – принял решение поступать в УПИ, и даже имел рекомендательное письмо к тренеру команды «Буревестник» УПИ Волкову Александру Митрофановичу, под руководством которого мечтал тренироваться. Александр Митрофанович уже в то время воспитал немало классных боксёров и пользовался большим авторитетом и в Свердловске, и в Российской Федерации. Такие имена, как Федя Римшев, Олег Коротаев, Толик Муксунов и многие другие говорят сами за себя.

Оказавшись на зоне, я поставил себе задачу: к тому времени как меня вытащат – а я получил известие, что заводчане непременно добьются моего освобождения – я должен иметь аттестат зрелости (так назывался тогда документ об окончании школы), чтобы сразу двинуть в Свердловск – в УПИ.

Поскольку в то время в вечерней школе было введено одиннадцатилетнее обучение, а я в арсенале имел лишь восьмилетку – записался сразу в одиннадцатый, чтоб не терять времени. В школе предупредили, что я должен представить документ о том, сколько классов окончил. Я с самым серьёзным и ответственным лицом обещал представить непременно.

Первую четверть окончил хорошо. Если попадался материал из предыдущих классов, которого я не знал – изучал самостоятельно, благо, времени хватало, да и цель маячила впереди, не давая расслабляться. После окончания четверти мне снова напомнили о недостающих документах, и я с тем же выражением ответственности снова пообещал всенепременно их доставить.

Вторую четверть окончил не хуже: по результатам был вторым в классе. Мне снова напомнили о справке. Я, стыдливо потупясь, отвечал, что будет всенепременнейше.

После окончания третьей четверти и очередного напоминания о долге я, скромно опустив глаза и нежно краснея, ответствовал, что образование у меня – восемь классов, о чём имеется свидетельство, которое я готов предоставить незамедлительно. На это мне было сказано: «Чёрт с тобой, учись, но недостающие предметы сдашь экстерном!» Помню, что одним из них была астрономия. Пришлось готовиться самостоятельно.

Экзамены сдал хорошо: в аттестате было больше половины пятёрок и ни одной тройки. Я готов был к выходу на волю…

Но все ходатайства завода, комсомольской организации и спортивного общества остались без удовлетворения…

В нашей небольшой коммуне произошли некоторые изменения.

Освободился Москва. Мы трогательно его проводили, а главным механиком цеха стал Володя Перминов.

Брынза ушёл в таблетировочное отделение – самый вредный участок цеха, где из порошка формуют таблетки-заготовки. Из этих таблеток на следующих этапах производства прессуют детали.

Балда перевёлся в машинное отделение. Наш цех был укомплектован двумя видами прессов: новые полуавтоматы, каждый из которых имел свою гидравлику и мог работать обособленно, и старые, которые приводились в рабочее состояние при помощи общей гидравлической системы. Давление в системе создавалось и поддерживалось при помощи нескольких насосов, располагавшихся в машинном отделении – помещении, которое было относительно «чистым», с меньшим уровнем вредности. Вот в это отделение Балда и перешёл оператором.

И для нас, и для Коли с его восьмилетним сроком новое назначение было большим преимуществом, которым мы незамедлительно воспользовались: сделали в машинном отделении турник, смастерили и повесили на стену подушку, по которой лупили, как по боксёрскому мешку, оборудовали душ, правда, холодный.

Вскоре и Брынза принял новую должность: его назначили бригадиром – бугром – таблетировочного отделения. Через некоторое время он перетянул туда и меня. Зарплата в таблетировочной была выше, чем на других участках, как, соответственно, и вредность, но ведь я должен был помогать бабушке, пенсия которой в то время составляла всего тридцать рублей.

По молодости лет мы плохо представляли отдалённые последствия вредного воздействия фенолов, да и к запаху уже притерпелись.