Первого октября семидесятого года я приступил к занятиям в институте. В первые дни проводили организационное собрание, на котором выбрали старосту – Володю Клеманских, заполняли какие-то бланки, формуляры, получали учебную литературу, словом, толком не учились.

В один из таких дней, возвращаясь из института в общежитие, я зашёл в спортивный зал общества «Локомотив». Каким ветром меня туда занесло, теперь точно и не вспомню, предполагаю, что узнал от кого-то, что там тренирует Владимир Кириллович Попырин, у которого я когда-то, за год до заключения, тренировался на сборах. Он ещё предлагал мне остаться в Свердловске.

Минуло уже шесть лет с того момента, как я в последний раз надевал боксёрские перчатки, но в душе всё ещё оставался боксёром.

Первое, что бросилось в глаза при входе в зал: молнии-поздравления спортсменам, выполнившим норматив мастера спорта СССР. Одним из них был Володя Коснарев, другим – Гортинский. Стало завидно: когда-то и я мечтал об этом, и даже о большем! Ведь из почти тридцати боёв, проведённых за Серов, я не проиграл ни одного!

Пока стоял, глазел на объявления и поздравления боксёрам и их тренерам, из зала вышел Попырин в сопровождении воспитанника, которому он что-то настойчиво внушал.

Неожиданно Владимир Кириллович остановился и стал внимательно вглядываться в моё лицо. Я поздоровался. Он не спеша подошёл ко мне, спросил неуверенно:

– Кажется, Погадаев?

Только подумать: шесть лет! Наверное, через его жизнь прошла не одна сотня боксёров, но он меня вспомнил и даже фамилию назвал правильно!

Мы разговорились. Спрашивал, в основном, Владимир Кириллович, рассказывал я. Попырин, как оказалось, был в курсе того, что с нами произошло, поэтому рассказ мой касался, по большей части, последних событий: общежитие, работа, учёба в СИНХе. После нашей беседы он неожиданно предложил мне:

– Давай, приходи на тренировку, попробуем снова.

С одной стороны, мне, конечно, было лестно, что Попырин меня вспомнил. С другой – времени свободного практически не было: вечер среды, суббота и воскресенье. Об этом я и сказал Владимиру Кириллычу. Но он ответил, что среды и воскресенья – именно эти два дня приходились на его смены, так как работал он через день – будет вполне достаточно. Короче, убедил, и в первый же выходной я появился в спортзале – так началось моё возвращение в бокс.

Это можно и, наверное, нужно было сделать годом ранее, но неустроенность, неопределённость, в которой я пребывал, а ещё больше – заработанные нелёгким трудом деньги, которые, не мной сказано, жгли ляжку и которые нужно было промотать – всё это направляло мои усилия совсем в другое русло. Благо, помощников в этом нелёгком деле всегда хватало.

Теперь жизнь моя была подчинена строгому графику: всю неделю, за исключением среды и выходных я ходил на работу и в институт, в среду – на работу и на бокс, в воскресенье – на бокс. Для отдыха и развлечений оставалась только суббота. А если вычесть время на дорогу – с Эльмаша через весь город – станет ясно: времени, даже на сон, было впритык.

Кроме того, надо мной висел топор: первая сессия! Для того чтобы из кандидата переквалифицироваться в студенты, я должен был стать одним из лучших! Только жёсткая самодисциплина позволила мне справиться со всеми нагрузками и преодолеть все соблазны.

Перед первыми соревнованиями Кириллыч – так уважительно-ласково звали мы своего тренера – решил обтаскать меня на товарищеской встрече с боксёрами Ревды и попросил принести мой классификационный билет, который, со слов Заппарова, куда-то исчез. Ещё в колонии из письма Игоря Боброва я узнал, что все мои фотографии забрала себе некая Таня Якименко, которая работала в спорткомитете. Может, и билет мой оказался у неё. Короче, пришлось срочно присваивать мне третий разряд. Вот с ним я и провёл свой первый – после шести лет перерыва – бой.

Примечательно, что фамилия моего противника была Рудаков – третий Рудаков в моей жизни, хотя чему тут удивляться – на Урале живём. Бой я выиграл с огромным преимуществом – так началась моя новая карьера в боксе, которая, к сожалению, продлилась всего полтора года.

В следующий раз я выступал на ВИЗе, где меня объявили уже как боксёра, имеющего второй спортивный разряд. Этот бой я тоже выиграл: во втором раунде мой противник побывал в нокдауне, и после этого просто не мог как следует огрызаться.

По окончании боя ко мне подошёл его тренер, молодой ещё парень:

– Слушай, Владислав, ты в шестьдесят четвёртом в Серове выступал?

– Выступал…

– Но ведь у тебя уже тогда был первый разряд?!

– Был. Но я шесть лет не боксировал, – и я в общих чертах рассказал о том, что с нами произошло. Оказалось, что он тоже кое-что об этом слышал, но не придал значения.

Во время нашего разговора его подопечный крутился тут же, а после того, как мы с тренером попрощались, по секрету шепнул, что у него тоже первый разряд, на что я ответил:

– На сегодня у меня только второй.

Этот и следующий год были для меня очень непростыми: работа, учёба, тренировки – везде нужно было успевать, и я успевал. После первой сессии меня, наконец, перевели из кандидатов в студенты – на душе стало поспокойнее. Выиграл несколько товарищеских встреч, но, главное – первенство города, причём два боя – досрочно, после чего мне повторно присвоили первый разряд.

А вот всесоюзный мемориал в Копейске на приз дважды Героя Советского Союза Хохрякова я продул, хоть и с небольшой разницей в счёте.

Я понимал, что двух, а иногда и одной тренировки в неделю явно недостаточно. Кроме того, в ходе соревнований я начал сильно уставать, а это значило, что в организме что-то не так. Что именно, я узнал много позже, когда уже завязал со спортом.

Зимой в Златоусте состоялись ещё одни всесоюзные соревнования на приз Насретдинова, боксёра из этого города, погибшего во время конфликта с китайцами на полуострове Даманский в шестьдесят девятом году. В память о нём и был организован этот мемориал.

Здесь я стал вторым, получил серебро. До финала дошёл, выиграв три боя, но получил сечение брови.

В финале я дрался с Уваровым – Мастером Спорта Международного Класса, членом сборной Советского Союза. Во втором раунде он сбил у меня с брови наклейку, бровь развалилась, и я был снят за невозможностью продолжения боя.

На эти соревнования приехало много команд. Были и серовцы. Привёз их Гриша Заппаров, который участвовал в судействе. Некоторые из ребят тренировались ещё вместе со мной, только в младшей группе. Понятно, что болели они за меня.

При расставании один из членов команды, Володя Перминов, отвёл меня в сторону и сказал:

– Владик, завязывай… То, что ты был в Серове…Тебе уже, наверно, не прийти в ту форму…

Так Володя озвучил мысль, которая крутилась где-то на задворках моего сознания.

Весной, на первенстве области, я дрался с Валентином Мащенко, к тому времени двукратным чемпионом Советского Союза среди студентов. Судья в ринге Богданов дал мне два предупреждения за удержание, причём, совершенно незаслуженно, и победу, хоть и с разногласием, присудили Валентину. После окончания этих соревнований мне присвоили звание Кандидата в Мастера Спорта – так за шесть месяцев я поднялся с третьего разряда до КМС.

В августе праздновании не то дня железнодорожника (первое воскресение августа), не то – физкультурника (второе воскресение августа) спортклуб «Локомотив» проводил показательные выступления боксёров в ЦПКиО им. Маяковского. Кириллыч поставил меня в пару с Маратом Абсалямовым. Лучше бы он этого не делал!

После моего появления в команде Мара – к тому времени мастер спорта – перешёл в более тяжёлую весовую категорию, а его место занял я. На тренировках Кириллыч старался не ставить нас в пару, так как, несмотря на указание тренера работать легко, уже к середине раунда мы входили в такой раж, что все окружающие останавливались и ждали, чем же это закончится. А заканчивалось обычно кровавыми соплями и нагоняем от тренера.

Перед выходом на ринг в ЦПКиО мы с Мариком договорились боксировать легко – выступления-то показательные – но уже во втором раунде татарская кровь взыграла, и я начал получать такие плюхи, от которых другой давно бы оказался на полу. Не желая уступать, я немного провалил Маратика и так врезал ему по бороде, что Мара буквально повис на мне.

– Ты чё делаешь? – зашептал он мне в ухо.

– А ты чё делаешь? – ответил я.

Несмотря на заданные вопросы, третий раунд мы провели в приличном темпе, надавав друг другу хороших тумаков.

После боя нам вручили награды: Маратику – спортивное хлопчатобумажное трико, мне – фарфорового мишку. Эти подарки да и сами подробности боя ещё долгие годы были предметом шуток в нашей компании.

И вот прошло уже сорок пять лет с того памятного боя. Марины треники давным-давно изношены, да и самого его уже несколько лет как нет на свете, а фарфоровый мишка каким-то чудом уцелел среди всех перипетий жизни.

Утром в курилке депо я невольно подслушал, как один из слесарей рассказывал собравшемуся коллективу о моём вчерашнем бое. До этого практически никто на работе не знал о том, что я занимаюсь боксом и являюсь КМС по этому виду спорта, а теперь рассказчик живописал это событие в таких красках, что у слушателей глаза были, что называется, квадратными. После этого мой авторитет значительно возрос как среди пьяниц, так и среди тех, кто этим делом не увлекался.

Тем не менее, в подсознании всё же зрела мысль о том, что с боксом придётся завязывать. Пора было принимать решение, потому что и работать, и учиться, и выступать одновременно – невозможно. Допустим, можно участвовать только в крупных соревнованиях, но побеждать при таком ничтожно малом объёме тренировок – нереально.

Особенно эта мысль окрепла после того, как я проиграл первенство Центрального Совета общества «Локомотив» в Прибалтике, в Даугавпилсе, где они обычно проводились. Так повелось потому, что сборная общества «Локомотив» почти наполовину состояла из прибалтов: бокс там был на высоте.

Последний раз я решил отобраться на первенство ЦС «Локомотив», которое должно было состояться в Казани в январе семьдесят второго года, и давало мне шанс выполнить норматив на звание Мастера Спорта, о котором я мечтал, практически, с детства. Для этого нужно было успешно выступить на зональных соревнованиях.

Зональные соревнования планировалось провести в Перми. Для подготовки к ним были организованы двухнедельные сборы, на которые я опоздал на целых семь дней: сборы, как на притчу, совпали по времени со второй, зимней, сессией. При встрече в спортзале Кириллыч отругал меня и вручил целую пачку талонов на питание – за весь период сборов. Вот только, встав на весы, я обнаружил несколько лишних килограммов. И зачем мне эти талоны? Надо срочно сгонять вес!

Тренировки проходили дважды в день, а экзамены в институте никто не отменял, и первым из них была высшая математика, нормально подготовится к которой, учитывая создавшиеся условия, было очень проблематично!

Выручила Ольга Ткачукова, моя хорошая знакомая ещё по Серову.

Её семья когда-то давно была выслана из Москвы. Отец, высококлассный специалист, работал главным инженером в «Серовстальстрое», а Ольга отлично училась в школе, занималась спортивной гимнастикой. Познакомились мы через моего друга, товарища по боксу, а затем и подельника Вальку Рудакова, с которым Оля, как тогда выражались, дружила.

Пока мы отбывали срок, она успешно окончила УРГУ, вышла замуж за Володю Ткачукова, умного и компанейского парня, родила дочь Катю. Спустя недолгое время Володя трагически погиб. Всё произошло глупо и страшно. Где-то в кабаке он познакомился с Юрой Васильевым, мастером спорта по боксу, тренером команды УПИ, и отправился к нему в гости – догуливать. Дома никого не было. Не знаю, что между ними произошло, но Васильев нанёс Володе множественные удары утюгом, от которых тот и скончался. Ольга осталась одна с маленькой дочерью на руках, и ей пришлось бы очень трудно, если б не помощь матери.

Некоторое время спустя Оля познакомилась с математиком-аспирантом Валерой Дерновым, который, кроме того, в совершенстве владел немецким. Вот ему-то и было дано поручение подготовить меня к экзамену по высшей математике.

Темп жизни в те дни был сумасшедший: интенсивные физические нагрузки, в полном соответствии с законами педагогики, чередовались с умственными.

Утром мы с Валерой встречались в кафе «Молочное», к которому были прикреплены боксёры, и отоваривали талоны: Валера завтракал, а я облизывался и шёл на тренировку. В обед Валера с аппетитом съедал первое, второе и третье, а я, в основном, глотал голодную слюну и после обеда грыз гранит науки под руководством своего педагога. Затем снова тренировка и ужин, во время которого я с завистью провожал каждый кусок, проглоченный моим учителем. И так каждый день целую неделю.

В придачу ко всему я тяжело заболел, температура зашкаливала за тридцать девять, о тренировках не было и речи: хорошо бы сделать вес да постараться без хвостов сдать экзамены.

Вес я сделал, а вот экзамен – высшую математику – завалил. Недаром школяры говорят, что пустое брюхо к ученью глухо! Вообще, за шесть лет учёбы я заваливался трижды, правда, все три раза успевал пересдать до окончания сессии.

На зональных соревнованиях в Перми я стал вторым. Первый бой выиграл у очень сильного соперника из сборной Москвы, а вот второй проиграл боксёру из Прибалтики. Причём, первый раунд я окончил с хорошим преимуществом, а во втором пропустил удар, судья отсчитал нокдаун, и Кириллыч не дал мне дальше драться: он знал, что я боксирую с температурой, а второго места для получения путёвки в Казань вполне достаточно.

Казань встретила нас морозом и снегопадом. Грязь, во дворах – огромные кучи мусора, занесённые снегом. Свердловск в те времена был намного опрятнее, не то, что в наши дни, когда эти два города словно поменялись местами.

С трудом разыскали баню, которая тоже оказалась не на высоте: в молочном паре едва можно было различить рядом стоящего человека. Тем не менее, после нескольких часов пребывания в ней вес пришёл в норму. Утром следующего дня провели взвешивание, а вечером начались предварительные бои.

Не помню, с какой железной дороги был мой первый противник, но во втором раунде я его нокаутировал. На память об этом бое мне осталась фотография: нокаутированный противник и моё туловище без головы. Как объяснял потом Кириллыч: «Боксировал без головы, потому и фотография так получилась», – несмотря на выигрыш, он был страшно недоволен тем, как я начал бой, тактикой боя и ведением боя от начала до конца!

Вообще, во время разборов поединков Владимир Кириллович часто говорил мне о том, что если бы я правильно выстраивал тактику боя, с моим ударом – на тренировках он часто бросал лапы, говоря, что я отбил ему все руки – большая их часть заканчивалась бы нокаутом.

Второй бой я запомнил на всю жизнь. Парень был с Южной железной дороги. Первые минуты не предвещали ничего неожиданного, а вот во втором раунде я, атакуя его, получил прямо в нос такой удар, что впервые за всю свою недолгую боксёрскую карьеру оказался на заднице. Никто ни разу меня не ронял, никогда не получал я такого нокдауна. До этого я побывал в нокдауне дважды: один раз на тренировке в спарринге с Рудаком, когда он достал мне печень, и второй– на отборочных в Перми. Но сам я расценивал их лишь как пропущенные сильные удары.

Короче, этот бой я проиграл в одну калитку! Кроме того, сразу после возвращения в Свердловск мне нужно было обратиться к врачу, чего я не сделал и о чём впоследствии сильно пожалел: много лет спустя, когда я уже работал главным инженером Орджоникидзевского депо, мне пришлось ложиться в больницу на экстренную операцию носовой перегородки.

Проиграв этот бой, я занял третье место. С одной стороны, стать третьим на первенстве Советского Союза среди железнодорожников – довольно приличное достижение. Но не для меня. Мне пришлось распрощаться с мечтой о звании Мастера Спорта. Вспомнилось, и не раз, как я дрался за Серов: ведь тогда я не проиграл ни одного боя! А что теперь? Самолюбие не позволяло мне занимать вторые и третьи места – нужно было принимать окончательное решение и ставить точку.

Поговорив с Кириллычем, мы пришли к единому мнению: бросить институт или работу, чтобы полноценно тренироваться, я не могу, поэтому придётся бросить бокс.

Сказано – как отрезано. Я перестал ходить на тренировки, на соревнования, проходившие в Свердловске, погрузился в работу и учёбу. С боксёрами тоже как-то не встречался, и только когда от онкологии умер Владимир Кириллович, и меня нашёл Марат, я снова соприкоснулся с боксом. Похоронили мы Кириллыча на Северном кладбище в 1990 году, а памятник ему я поставил много лет спустя.