Одной из статей дохода был лесной промысел, к которому я вернулся ещё в семьдесят шестом году с лёгкой руки своего сослуживца – мастера Володи Лаптева. Володя был очень хорошим токарем, окончил техникум и при открытии депо возглавил механический участок цеха ремонтов.

Его большая семья – мать, братья, сёстры, их жёны, мужья и дети – ежегодно уходила в тайгу в район Приобья. Там дружно, всем кагалом, собирали ягоды, грибы, тут же на стане их обрабатывали, укладывали в специально приготовленную тару, а затем везли в Свердловск и продавали на рынке.

Осень семьдесят шестого года выдалась очень тёплой и урожайной, поэтому семья Лаптевых привезла из Приобья огромное количество брусники и белых грибов, которых наросло не меряно. Вот под воздействием Володиных рассказов и лукнулся я в тайгу в гордом одиночестве, так как желающих составить мне компанию не нашлось. Экипировался довольно просто: свитер, штормовка, взятый в займы спальный мешок, трёхведёрная пайва – фляга для ягод, топорик и нож – вот, собственно, и всё снаряжение. Плюс небольшое количество продуктов и обязательная бутылка водки.

Таёжный сезон заканчивался, так как стояла уже поздняя осень.

Сошёл с поезда я – по рекомендации Володи – на станции Нюрих, небольшом разъезде на полпути между райцентром Советский и посёлком городского типа Зеленоборск.

На этом же разъезде из другого вагона вышли пять человек, которые догнали меня на стрелочных переводах. Разговорились. Оказалось, мужики – работники «Электротяжмаша» – так же, как я, приехали за брусникой. Они с неподдельным интересом рассматривали мою амуницию, но больше всего компанию удивило то, что прибыл я сюда впервые и один. Переварить такое они не могли, а потому предложили держаться вместе, тем более, все были из одного района.

Ушли мы, если смотреть по ходу поезда, на правую от железнодорожного полотна сторону. Углубившись в лес километра на три по старой лесовозной дороге, решили сделать привал. Место выбрали на обочине, у штабеля брёвен. Такие брошенные штабеля не раз можно было встретить на севере области. Пилой, которая имелась у моих спутников, раскрежевали несколько брёвен для поддержания костра в ночное время и растянули над спальными мешками полог из полиэтиленовой плёнки. Развели костёр, сварили картошку с тушёнкой, а под картошечку раздавили две бутылки водки за начало мероприятия, ну, и, конечно, за знакомство. Как всегда, пошли разговоры. Я рассказал своим новым знакомым о том, как ходили мы с бабушкой за ягодами, как продавали на базаре добытые мною кедровые орехи.

После завтрака отправились в лес, растянувшись цепочкой. Ягода попадалась, но небольшими участками. Насобирал около ведра. По оборышам было видно, что народу прошла уйма, и основной массив выбран подчистую, так что первый день меня разочаровал: не ожидал, что всё будет зачёсано так чисто.

Наутро решил не ходить со всеми, а попытать счастья в одиночку – где-нибудь подальше – несмотря на беспокойство моих случайных товарищей, которые опасались, как бы я один не заблудился.

Дорога продолжалась и уходила вглубь тайги, и я пошёл по ней всё дальше и дальше, стараясь найти место, куда не ступала нога грибника и ягодника. И такое место нашлось: свернув в небольшой березняк, увидел в пожухлой траве нетронутые островки брусники, сверкающие на солнце ярко-рубиновым цветом.

Забыв о времени, я собирал крупные спелые ягоды. Чтоб было легче, сбросил сапоги и остался в одних шерстяных носках. То вставал на колени, то ложился на бок, но продолжал работать, не останавливаясь до тех пор, пока не набил полную трёхведёрную пайву.

На стан вернулся первым и уже начал собираться в обратный путь, когда стали подтягиваться и мои компаньоны.

Только увидев пайву, полную отборной брусники, они до конца поверили в мои рассказы о том, что в тайге я – человек свой. Распрощавшись с мужиками, пошёл на станцию и уже утром был в Свердловске.

Так произошло моё возвращение в тайгу осенью семьдесят шестого.

Вернувшись домой, узнал, что своим путешествием причинил большое беспокойство семье Сычёвых, когда выяснилось, что я отправился в тайгу один и даже без обратного билета. Но ещё больше их удивило и впечатлило олимпийское спокойствие моей жены.

В последующие годы у нас сложился определённый коллектив таёжников-заединщиков. Мы старались делать два, а то и три рейса за сезон: за брусникой, за орехами, за клюквой. Это был не только наш небольшой приработок, но и увлечение, о котором я с удовольствием вспоминаю и по которому скучаю.

Состав групп варьировался: в них входил обычно кто-нибудь из моих братьев и общих знакомых, а постоянным и неизменным членом коллектива был Федя Буранов – человек, на которого всегда и во всём можно положиться.

Направления для поездок мы выбирали самые разные, но, в основном, Приобье и Тавдинский район, где очень много клюквенных болот, а Приобье и правый берег Оби – вообще сплошной кедровый массив. Ни разу мы не возвращались пустые.

Особенно памятен мне год, когда я взял в тайгу обоих сыновей: Олега и Игоря. Бригада тогда подобралась знатная: конечно, Федя со своим другом и двое моих братьев – Толя и Валера. Урожай шишек был отменный, и пахать пришлось всем до седьмого пота.

Стан разбили на правом берегу Оби, как раз напротив выхода из протоки.

Мы с Олегом отвечали за переработку, поэтому соорудили на берегу, на сквозняке, мельницу, как обычно делали шишкари у нас на Платине. Все остальные члены команды занимались тем, что сбивали шишки, собирали их в мешки и подтаскивали на стан. Мы же с Олежкой эти шишки размалывали, отсеивали орехи, а затем провеивали их на растянутом полиэтилене.

За три дня работы было сбито и обработано шестьдесят мешков шишек! Семь мешков чистого ореха! Просушенного, провеянного на ветру!

Как-то вечером Олежка взмолился: «Папа, ты всех загонишь в гроб, и никому эти орехи твои не нужны будут!» Тем не менее, вечерами он и Игорёшка находили в себе силы и убегали на берег Оби ловить щук. Надо сказать, им это здорово удавалось: за час вдвоём могли надёргать до полведра. Щук, особо не заморачиваясь, просто отваривали в подсолёной воде – получалось довольно вкусно.

Описывать обратную дорогу даже не хочется – было очень трудно! К тому же на водку мы выменяли у местных обитателей штук пятнадцать муксунов, которых, пересыпав солью, сложили в одну из пайв. Со всей этой добычей на перекладных добрались до станции «Приобье», сели в свой поезд, достали последнюю бутылку водки, разрезали последнюю луковицу и отметили окончание путешествия – такая была традиция. Детям, естественно, не наливали.

Проснулись уже в Свердловске.

Много было приключений: о наших походах в тайгу можно написать толстенную книгу.

Помню, однажды пришлось в течение одной ночи под дождём и снегом сделать две ходки за семь километров, чтобы вытащить весь заготовленный орех! Не обращая по обыкновению внимания на трудности и дискомфорт, я до того смозолил ноги, что по прибытии в Свердловск попросту не смог всунуть их обратно в сапоги – так распухли. Ковылял по перрону в привязанных к ступням кедах: опыт научил меня обязательно брать в тайгу сменную обувь, а сапоги использовать только для дальних переходов.

Была встреча с медведем, который сожрал всю похлёбку, оставленную с вечера в ведре. Причём, косолапого не смутил и не отпугнул даже горящий рядом костёр! По уши засунув морду в посудину, мишка, причмокивая, доедал наш ужин, а когда Саша Коптяков, потерявший от такого зрелища дар речи, начал колотить алюминиевой кружкой по железу, Хозяин тайги развернулся и, покачивая широкими боками, неторопливо удалился в лес.

Но о чём расскажу обязательно, так это о том, как я, выросший в тайге и ни разу не плутавший, заблудился и чудом вышел из леса дважды за один сезон. Ничего подобного ни до, ни после со мной не случалось, и объяснить произошедшее я не могу до сих пор.

Как-то осенью мы бригадой из пяти человек отправились на любимый в ту пору Нюрих. По просьбе Сычёва взяли с собой его сына Диму.

Если раньше я ходил по правую сторону от железной дороги, то в этот раз Федя повёл нас вдоль старой заброшенной узкоколейки, которая так только называлась. На самом же деле это была насыпь с торчащими кое-где шпалами и короткими кусками рельсов. Она то появлялась, то надолго пропадала в будыльях.

Прошли несколько километров вдоль узкоколейки и пересеклись со старой лесовозной дорогой, каких на Севере очень много. Свернули по этой дороге направо и, спустя какое-то время упёрлись в большое чистое болото: ни деревца, ни кустика, только осока да ещё какая-то болотная трава.

Похоже, что когда-то дорога-лежнёвка, настланная из брёвен, шла прямиком через болотину. Вдали болото пересекала высокая насыпь железной дороги, по которой как раз в этот момент проходил большой товарный состав.

Перекурив, вернулись обратно к узкоколейке, и продолжили движение по тропинке вдоль насыпи. Дело шло к вечеру, поэтому, увидев среди сосен подходящую прогалину, решили встать лагерем.

На поляне уже была раскинута палатка, но людей видно не было – верно, ушли собирать ягоды. Мы тоже начали разбивать лагерь: устанавливали палатки, готовили кострище, доставали продукты. Пока вся команда была занята хозяйственными хлопотами, я, сбросив сапоги и штормовку и оставшись в одной тёплой рубашке, надел кеды и отправился на разведку.

Это всегда мне нравилось и всегда удавалось: ходил я быстро, заблудиться даже в мыслях не было, пока команда ставила палатки и готовила ужин, я успевал оббежать обширную территорию и найти большие участки нетронутого ягодника.

Погода стояла прекрасная, ничто не предвещало беды. Я довольно далеко углубился в лес. Среди тайги нашёл делянку, на которой стоял брошенный трелёвочный трактор: почти новый, с разбитым стеклом. Даже аккумуляторы не были сняты. Такое на Севере можно было наблюдать довольно часто. Так, например, напротив станции «Нягань» есть клюквенное болото, в центре которого памятником бесхозяйственности торчит совершенно новенький трактор. Похоже, его перевозили вертолётом, и он, сорвавшись со строп, навсегда остался там, куда свалился. Богатая страна! Видимо, и этот трелёвочник бросили по какой-то неведомой причине.

Занятый такими невесёлыми мыслями, я шёл дальше. Ягод не попадалось, зато начал накрапывать дождь. Сразу потемнело, и тут я понял, что заблудился! На севере, как и на юге, темнеет быстро. Пока шёл в направлении – как мне казалось – лагеря, темнота полностью окутала лес, заморосил дождь. Резко похолодало. Я уже не шёл, а бежал, опасаясь только одного: как бы не налететь на ветку, ведь я всю жизнь смотрел только одним, правым, глазом, и если это случится – считай, всё!

Подумав так, резко снизил темп и начал прислушиваться. С наступлением темноты в тайге всё замолкает, только шум ветра в кронах деревьев тревожит слух. И вот в этом шуме мне послышались звуки проходящего поезда! Наметив вектор, я начал двигаться в направлении этого звука. Шёл уже не спеша, осторожно, пока не услышал стук поезда более отчётливо. Естественно, я понимал, что это другой состав, но зато появилась уверенность, что иду в направлении железной дороги.

Через некоторое время из темноты проступила насыпь: железная дорога! Вот только куда по ней двигаться? Направо? Налево? Прикинул, в каком направлении шёл по тайге и повернул налево.

Меня уже просто трясло от холода: в это время года ночные температуры на Севере опускаются ниже ноля градусов, к тому же я был весь мокрый от дождя и от пота. Поэтому увеличил темп, а потом просто побежал. Вскоре показались огни. Нюрих!

К дежурной по станции заходить не стал: время было далеко за полночь, и я побоялся напугать бедную женщину, заявившись к ней в такое позднее время и в таком виде. Зашёл в зал ожидания, который, на моё счастье, был открыт, хоть там и стояла кромешная тьма. Около круглой голландской печи лежали заготовленные дрова и береста, но спичек не было! А самого уже колотило от холода и нервного напряжения так, что стучали зубы. Я бухнулся на колени и начал шарить руками по грязному, замусоренному и заплёванному полу с одной только мыслью: «Не может быть такого, что в этом мусоре нет ни одной обронённой спички!»

Вдруг, точно по волшебству, дождь закончился, ветер разогнал тучи и луна осветила пол, проглянув сквозь мутные оконные стёкла.

Коробок нашёлся сразу, а вот в поисках спички пришлось поползать, но и её отыскал в этом мусоре! Свезло! Насовал в топку дров, запалил бересту – на душе стало веселей. Голландская печь нагревается быстро – уже минут через тридцать рубашка на теле начала подсыхать.

Не знаю, сколько времени я там провёл, но согрелся. В помещении тоже потеплело. Выходить на улицу не хотелось категорически, и только мысль о том, что творится с моими друзьями в лагере, выгнала меня наружу.

Нужно было возвращаться на стан, но как? Вариант: идти прежним путём вдоль насыпи узкоколейки – я отмёл сразу. Насыпь то появлялась, то исчезала, и только Фёдор знал, куда двигаться, чтобы не сбиться с верного направления. Я же боялся, что, потеряв ориентир, снова уйду не туда. И вдруг вспомнил про болото и товарный состав, который шёл прямо через него. Вот это болото мне и нужно найти: на другой его стороне – дорога, где мы делали перекур!

Я снова рванул по железке: от станции – налево, и вот оно – болото! Спустился по насыпи вниз и, пройдя краем мочажины, нашёл старую дорогу-лежнёвку, уходящую прямиком в воду. Начинался рассвет, и болото предстало во всей своей красе: абсолютно белое от инея. Сделал шаг. Под ногами затрещало: это был тонкий ледок, за ночь образовавшийся на поверхности воды…

Почти по колено в жиже брёл я по лежнёвке из брёвен через болото, а потом бежал, чтобы не замёрзнуть, по лесовозной дороге, вдоль насыпи узкоколейки и той тропинке, по которой мы вчера прошли несколько сот метров… В кедах хлюпала вода.

Уже из последних сил подходя к месту стоянки, услышал голоса и закричал. Шёл и кричал…

Тем временем мои товарищи уже отчаялись увидеть меня живым: ведь ушёл в тайгу в рубашке и кедах, и заблудиться не мог, так как никогда не блудил, а, значит, случилось что-то по-настоящему серьёзное.

Заручившись свидетельствами другой группы туристов о том, что в тайгу я ушёл один и добровольно, и обменявшись с ними телефонами, мои спутники сворачивали экспедицию с тем, чтобы найти ближайшую администрацию и заявить о произошедшем. Навели их на эту светлую мысль наши соседи по лагерю. Узнав, что я – главный инженер, а все остальные – простые работники депо, соседи научили моих компаньонов, как нужно действовать, чтобы снять с себя подозрение в убийстве группой лиц по предварительному сговору.

Но мне было не до этих душещипательных подробностей. Я упал в неубранную ещё палатку. Федя притащил стакан водки и горячего варева. Проглотив в одно мгновение и то, и другое, я тут же уснул.

Проспал не больше двух часов. Когда проснулся, лагерь был снова разбит, а вся команда собиралась отчалить на сбор ягод. Как Федя меня ни отговаривал, я натянул сапоги и, еле волоча ноги, отправился со всеми, обещая, что далеко от стоянки не уйду. Переживали мои спутники не напрасно, так как, зная меня, понимали, что ходить кучей я, несмотря на вчерашнее приключение, не буду.

Так оно и вышло: спустя некоторое время я свернул в сторону и недалеко от лагеря набрёл на небольшую плантацию совершенно нетронутой ягоды. Собирая бруснику, краем уха всё же ловил голоса своих спутников.

Вечером на стане выяснилось, что собрал я больше всех, а на следующий день моя пятиведёрная пайва уже была полна доверху. Остальные члены команды тоже со своей задачей справились.

Так как билеты были куплены заранее, мы дружно отправились на станцию.

Отдохнув несколько дней дома, я, уже с другой компанией, снова направился за брусникой. Теперь – в Нягань, где у нас было хорошо разведанное место километрах в пятнадцати-двадцати от посёлка.

Добраться до него не составило труда, так как в тот район вела бетонка, по которой ходили лесовозы и другая техника. Да и в Нягани было, к кому обратиться за помощью.

Меня, Сашу Третьякова и его жену Милю доставили чётко до места. Договорившись о том, когда поедем обратно, пошли организовывать стан.

Пока Саша с Милей разбивали лагерь и готовили ужин, я, с их согласия, отправился на разведку: искать место, где на следующее утро можно будет плодотворно поработать. Бродил часа два, а когда стало темнеть, снова понял, что не знаю, куда идти! Спасибо Саше с Милей: они начали кричать. На эти крики я и вышел к лагерю.

На следующее утро мы уже вместе нашли приличный ягодник, за два дня набили пайвы под завязку и в оговорённое время выехали на станцию.

Больше подобных неприятностей со мной не случалось, и в лесу я ориентировался по-прежнему отлично.