История и этнографические сведения о Зарубежной Руси. — Статистические данные. — Прошлое Зарубежной Руси. — Переход Галиции к Польше при Казимире Великом. — Первый раздел Польши и переход Галиции к Австрии (1772 г.)

Главная масса русского племени обитает в пределах Российской империи. В ее границах образовалось в течение многовекового исторического развития единство русского племени. Белоруссы, входившие долгое время в состав Литовского княжества и вместе с тем польской Речи Посполитой, были присоединены к России в конце 18-го века; малороссы, оторванные от связи с северными русскими племенами татарским нашествием, подпали под сильное политическое, а отчасти и культурное влияние Польши. Когда эта последняя начала падать и разлагаться, то сначала восточная Малороссия, по соглашению с Московским царством в 1654 году, вошла в состав русского государства, а затем и западная Малороссия, Волынь и Подолия, а также Холмская Русь, были присоединены в конце 18-го века к Российской империи. Таким образом, падение польской государственности, завершившееся разделами Речи Посполитой, почти закончило объединение в пределах государства, созданного первоначально соединением великорусских княжеств, почти всего русского племени. Но за пределами Российской империи, за рубежом ее осталось известное число русских, которые принадлежали первоначально трем отдельным государствам, но во второй половине 18-го века также были связаны государственной общностью. Это было русское население Венгрии, Польши и находившейся под турецкой верховной властью Буковины. Уже по первому разделу Польши в 1772 году часть Галиции досталась Австрии; почти в то же время Турция уступила Австрии Буковину, а так как в состав тогдашней Австрии входила и Венгрия, еще не представлявшая до 1867 года отдельного государства дуалистической (двойственной) монархии, то империя Габсбургов явилась обладательницей довольно крупной части малорусского народа. Наполеоновские войны внесли некоторые временные изменения в это положение вещей, но Венский конгресс 1815 г. окончательно установил размеры австрийских владений в русских землях, и до войны 1914 года эти размеры уже не подвергались изменениям. По конституции, действовавшей в Австро-Венгрии с 1867 г., Галиция и Буковина составили отдельные автономные области с сеймами (органами местного законодательства и самоуправления) во Львове и Черновицах. Здесь русское население получило известные национальные права: могло учиться в низшей и отчасти в средней школах на своем языке и т. п. Совсем в ином положении оказались русские в Венгрии, так наз. угорские русские. Их национальность подвергалась всяческим преследованиям и была обречена на мадьяризацию, которая проводилась с помощью школы и всей системы управления; всякие сношения угорских русских с Россией рассматривались, как угроза венгерской государственности, и вызывали крутые меры против виновников.

Галицко-Волынское государство XII–XIV века.

Великий князь Ярослав Владимирович († 1054) с детьми: Владимиром († 1052). Изяславом († 1077). Святославом († 1076) и Всеволодом († 1093). Последний отец Великого князя Владимира Мономаха († 1125), родоначальника князей киевских, волынских и галицких.

Разъединенное политически русское население Австро-Венгрии представляет одну географическую полосу, которая непосредственно примыкает на востоке к Холмской, Волынской, Подольской и Бессарабской губерниям (к самой северной части последней). Таким образом, никаких географических препятствий для полного соединения русского племени мы здесь не находим. В отдельных же землях Австро-Венгрии русские распределены следующим образом.

В Галиции, по переписи 1910 года, живет 3.208 тысяч русских, из которых огромное большинство, именно около 2.994 тыс., приходится на Восточную Галицию, или ту часть Галиции, которая лежит к востоку от реки Сана. В этой области русские составляют около 63 проц. населения, поляки свыше 32,5. Эта статистика не дает точного представления об отношениях двух основных групп в населении Галиции, так как при перечислении официально признаваемых народностей Австро-Венгрии евреи отдельно не упоминаются. Они распределяются по рубрикам говорящих на немецком, польском или русском (ruthenisch) языке.

Но статистика религий не может миновать иудейского вероисповедания, и она показывает, что в 1910 г. в Галиции 10,86 проц. принадлежали к числу евреев (израелитов). Галицийские евреи, вынужденные указывать своим родным языком один из признаваемых в империи, обычно признают за таковой польский или немецкий, но не русский, так что численность русского населения Галиции, определяемая официальной статистикой, не может быть преувеличена сколько-нибудь значительно. По данным галицко-русского статистика Вл. Охрамовича, евреев, записавшихся в рубрику поляков, было 450 тыс., а записавшихся в рубрику русских 39 тыс. Что касается распределения населения в отдельных уездах Восточной Галиции, то оказывается, что максимальный процент русских в них не поднимается выше 86, в среднем же он колеблется между 50 и 70. В Галиции русские принадлежат по вероисповеданию к унии, введенной во всех русских областях Речи Посполитой в конце 16-го века и отмененной впоследствии в этих русских землях польской короны, которые достались России. К униатскому вероисповеданию принадлежат и русские Венгрии, численность которых, согласно не всегда достоверным данным венгерской официальной статистики, равнялась в 1910 году 472.587 человек, тогда как русское население Буковины, присоединенной к Австрии не от Польши, но от Турцш, осталось православным, как и румыны. В Буковине русских более 305 тысяч (38.38 %), а румын 273 тыс. (34,38 %).

Таким образом, численность всей Зарубежной Руси в Австрии (Буковине и Галиции) и в Венгрии может быть определена в 1910 году в 3.985.780 челов., или, круглым числом, в 4 миллиона человек.

Галицкая земля составляла часть владения киевского князя Владимира и вместе с другими русскими землями досталась по наследству его потомкам. Галицкая волость мало-помалу укрепилась за внуками великого князя Владимира Святого, Ростиславичами, которые и поделили ее между собою. Земля их достигала на юго-западе Карпатских гор: город Перемышль был самым западным пунктом ее, Галич и Коломыя самыми южными. Благодаря сравнительной отдаленности своей от южно-русских степей, где население особенно страдало от нападений кочевников-половцев, а также благодаря некоторой обособленности от Киева с его распрями, Галицкая земля богатела и быстро населялась. Князья ее приобретают такой вес среди Рюриковичей, что с ними особенно приходится считаться в общей политике русских земель. К князю Ярославу Владимировичу автор «Слова о полку Игоревом» обращается с просьбой разделаться с половцами, при чем восхваляет его могущество. «На своем золотокованном престоле» он высоко сидит, подперши Венгерские горы своими железными полками, преградив венгерскому королю пути и замкнув ворота Дунаю. Таким образом, связь Галицкой земли с Киевской была разорвана, и этот разрыв делался все значительнее, так как в Галицком княжестве, как в Польше и Венгрии складывались политические отношения, чуждые Киеву и уже начинавшим образовываться северо-русским княжествам. Именно здесь все большее преобладание над княжеской властью приобретали, главным образом, вельможи и бояре. Вместе с тем Галицкая земля все более втягивается в кругозор политики западных государств. Уже под конец 12-го века Галич попадает под власть венгерского короля, правда, лишь на короткое время; но уже самый факт вмешательства Венгрии во внутренние галицкие дела, вызвавшего это подчинение, являлся весьма важным предзнаменованием.

Христос коронует князя волынского и галицкого Ярополка Изяславича († 1088), внука Ярослава Владимировича. Снимок из молитвенника матери Ярополка (налево — Ярополк, направо — его жена).

Монеты великого князя Ярослава Владимировича, сына св. Владимира.

Интересы Галицийских князей постепенно обособляют их от остальных Рюриковичей. Войны с Литвой оказываются для них общими с польскими князьями Пястами; с другой стороны, и венгерские короли все более определенно тяготеют к Галицийской земле. И это нарушение связи Галицийских князей с остальной Русью обнаружилось очень скоро. В конце 12-го века здесь приобретает большое могущество князь Роман, но когда он был убит (в 1205 г.) во время похода на поляков, то все его могущество сразу рухнуло и венгерский король, приняв титул «короля Галича и Владимира» (Galiciae Lodomeriaeque rex), вступил в союз с польским князем Лешком для окончательного подчинения страны и раздела ее между Польшей и Венгрией. И тогда уже подымалась речь о присоединении населения к католической церкви, что вызвало восстание в стране. В Галиции кипели распри и ненависть к иностранному владычеству.

Монеты великого князя Владимира Святого († 1015).

Благодаря этому, сыновьям князя Романа удалось укрепить свое положение сначала в Волынском княжестве, а потом в борьбе с венгерским владычеством в Венгрии. На первый план выдвигается очень даровитый сын Романа — Даниил, который с помощью городов вступил в борьбу с венгерским королем. Татарское нашествие 1240 г. внесло в эту борьбу неожиданный перерыв. Все отношения в Польше, Венгрии, Галиции изменились; внутренняя смута прекратилась в виду грозной внешней опасности, и Даниилу Романовичу оказалось возможным осуществить свою задачу — добиться Галицийского престола. Правда, зависимость венгерскую Галиции пришлось променять теперь на татарскую: около 1245 г. Даниил ездил в орду кланяться хану и за это получил от последнего признание его прав. Для национального самолюбия гордого князя это был удар, но, по существу, татарская зависимость оставалась номинальной. Более того, именно этот татарский вассал возвысил Галич до положения королевства. Папа возобновил свои усилия подчинить западно-русский православный край своей власти и предлагал Даниилу за унию с Римом королевскую корону. Даниил принял предложение, в 1253 году был коронован папским легатом, но вслед за этим прервал сношения с Римом. Попытки освободиться от татарской зависимости возбудили в орде подозрения против Даниила и вызвали против него татарский поход. Даниилу пришлось смириться. Это был последний выдающийся галицийский государь из дома Рюриковичей: потомство его не обладало ни могуществом Даниила, ни его широким кругозором. Галицийское королевство все более запутывается в местных отношениях польских, венгерских и литовских, и одновременно с этим все более утрачивает связи с остальной Русью, где господствуют татары и где на севере складываются совершенно новые государственные единицы. Даже церковная связь с Русью рушится, когда киевские митрополиты перебираются на север. В 1303 году для Галича был поставлен отдельный митрополит, тогда как вся остальная Русь была объединена в церковном отношении. Галицкое княжество сделалось таким образом впервые Зарубежной Русью, и это неминуемо отразилось на его политических судьбах. Галич вступил в орбиту польско-венгерских отношений и отсюда почерпал всяческие влияния. Как в Польше и Венгрии, здесь распоряжаются троном боярские партии и в 1325 году престол галицко-волынского княжества занимает уже не Рюрикович, но мазовецкий князь Болеслав, приходящийся по боковой линии родственником Рюриковичей. Болеслав был окрещен по католическому обряду, но, принимая престол, принял и православие, при чем назвался Юрием. Но перемена религии не повлияла на изменение его политических симпатий; он не доверял русским боярам и окружал себя иностранцами.

Герб Володимеро-Галицкой земли (налево — герб Литовской земли, направо — герб Червонной Руси).

Монеты, чеканенные польскими королями Казимиром († 1370) и Людовиком († 1382) для Галиции.

Снова началось недовольство в среде могущественных Галицийских бояр, и враги Галицкого княжества, подготовлявшие его подчинение, не преминули этим воспользоваться. Между польским королем Казимиром Великим и венгерским королем состоялось соглашение относительно общей политики и в Галиче, при чем, по-видимому, Казимир признавал верховные права Венгрии на эту страну и обязывался, временно оккупировав ее, затем передать Венгрии. Случилось, однако, иное: в 1340 г. князь Болеслав Юрий был убит боярами, и на его место бояре же посадили мелкого литовского князька Любарта. Это положило начало упорной и довольно продолжительной борьбе между названным литовским князем и польским королем и завершилось окончательным присоединением Галицкой земли к польскому государству. С этих пор для этой страны началась новая эпоха существования. Еще и раньше поляки приучались смотреть на Галицию, как на область их колонизации, культурного и экономического распространения; теперь, после завоевания страны Казимиром, Галиция сделалась для складывающегося польского поместного дворянства, шляхты страной особенно близкой. Самое название страны представляющее латинизированную форму русского «Галич» (Galicia), возникло вследствие проникновения этого названия в письменность средних веков через посредство польских писателей и государственных деятелей. Уже в конце 14-го века, когда после смерти Казимира Великого страной временно завладели венгерцы, поляки чувствовали в этом большую для себя обиду, и их первой заботой было, после избрания на польский престол молодой дочери венгерского короля Ядвиги, вернуть Галицию польской короне. С этого времени (1387 г.) почти четыреста лет Галиция находилась в подчинении Польше. За этот долгий срок польское население, не только дворянское помещичье, но и крестьянское, до того крепко утвердилось во всех частях страны, что если Восточная Галиция и осталась колонизационной польской областью, то все же она неразрывными узами оказалась связанной с другими польскими землями. Польская культура была здесь той средой, через которую и галицко-русское население приобщалось к европейской цивилизации. Когда первый раздел Польши в 1772 году подчинил всю Галицию владычеству Австрии, поляки сохранили здесь свое политическое значение, как элемент наиболее культурный и государственный, обладающий к тому же значительными пространствами земли и множеством крепостных крестьян. В 19-м веке, с введением австрийской конституции 1867 г., опять-таки полякам было вверено управление этим краем. Наместником Галиции всегда назначался поляк; Львовский университет, большинство судов и школ оставались в польских руках. Следует отметить, что это польское господство в Галиции все более считалось с национальными требованиями русского населения страны, когда это последнее доросло в своем политическом развитии до того, что могло выставить такие требования. Было бы несправедливо видеть в Восточной Галиции в лице поляков угнетателей, в лице русских угнетенных. Если здесь и велась ожесточенная борьба, то она далеко не имела того характера насилия господствующего народа над более слабым, как было в Венгрии.

 

II. Исторический обзор Галиции. — Дворянство, крестьянство и духовенство. — Культурное и политическое значение православных братств. — Принятие унии в 1595 г. — Борьба православия с унией. — Прошлое Угорской Руси. — Присоединение ее к Венгрии в XIV веке. — Принятие унии в 1632 г. — Буковина

В Карпатах. С картины З. Айдукевича.

После этого необходимого отступления вернемся к историческому очерку Галиции. С подчинением ее Польше все высшие классы народа так или иначе подчинились польскому культурному влиянию; дворянство просто слилось с польской шляхтой, православие рассматривалось, как религия простого народа. Правда, веротерпимость в Польше 16-го века стояла выше, чем где-либо в католических или протестантских странах этого столетия, но все же католик-шляхтич не мог не взирать, в силу самой своей шляхетской спеси, на православную церковь, как на церковь своих крестьян, и гордился своей принадлежностью к католической церкви. Уже в 14—15-м веках галицко-русское дворянство, подчиняясь полонизации, принимало и католичество. Разумеется, не обходилось иногда без прискорбных случаев религиозной нетерпимости, столь обычной в это время. Представителем русского населения страны явилось православное духовенство, обнаружившее большую стойкость. На помощь ему пришло русское мещанство во Львове, встретившее поддержку со стороны некоторых знатных людей из Волыни и Подолии, сохранивших верность православию. Благодаря их усилиям, для Галиции был посвящен в 1539 году православный епископ с резиденцией во Львове.

Перемирная грамота правившего Галицией литовского княжича Любарта († 1386) с королем польским Казимиром († 1370) в 1366 году.

Около православных церквей возникают братства, преследующие благотворительные и просветительные цели и превратившаяся в опорные пункты для борьбы за православие с конца 16-го века, когда в Польше начинают господствовать иезуиты и водворяется крайняя религиозная нетерпимость. Крестьянство во всех польских и литовских землях находилось в польском порабощении у помещиков, и тяжесть этого рабства, конечно, была еще чувствительнее там, где помещика отделяла от его крестьян разница религиозного вероисповедания. Торговля считалась делом не подходящим для дворянства, и потому торговые и ремесленные люди, мещане (мещанин слово польское, означающее горожанина), были также в загоне. В восточно-малорусских землях против панов-помещиков поднималось казачество, в Галиции все обстояло сравнительно тихо, и здесь защитниками национально-русской жизни сделались мещанские братства, связанные с различными церквями.

Печать Юрия Львовича († 1308), употреблявшаяся Юрием Болеславом († 1340). Надпись по латыни: s. domini georgi ducis ladimeriae, т. е. печать государя Георгия, князя владимирского.

Церковная связь Галиции с Русью Московской была разрушена учреждением особой церкви для Галиции, но все же это была церковь православная с теми же богослужебными книгами, что и в Москве. В западной России, находившейся под властью Польши, возникает в конце 16-го века и печатание православных книг. Первые московские первопечатники уходят к Ходкевичу в Заблудов, а оттуда во Львов, где они нашли некоторую поддержку в братстве. Между тем положение православия в западной Руси, а особенно во Львове, становилось тяжелым, так как наступление эпохи религиозной католической реакции в Польше ознаменовалось для православного населения преследованиями и церкви его, и всего жизненного уклада. Так, польское духовенство стремилось ввести здесь католическое времяисчисление, а русское православное население упорно отстаивало свой календарь. В виду такой необходимости упорной борьбы братства объединяются, вырабатывают новый устав, откидывают все, что не относится к их религиозной и просветительной деятельности. Львовское братство идет в этом отношении во главе других западно-русских, и основанная им школа подготовляет выдающихся борцов за православие.

Деятельность братств встречала сильную помеху в праве верховной польской власти назначать высшую православную иерархию. Между епископами, назначаемыми королем, и братствами стали все чаще происходить столкновения на почве стремлений братств контролировать и направлять деятельность епископов. Не в интересах королей, уже горячо примкнувших к католичеству после колебаний Сигизмунда Августа в половине 16-го века, было назначать лучших людей на высокие посты в православной церкви. А потому мысль о компромиссе с католическим духовенством стала распространяться не только в среде католической, но и между видными представителями еще уцелевшего кое-где православного дворянства и, наконец, среди высших православных иерархов, томившихся своим второстепенным положением в Речи Посполитой и завидовавших окруженным почетом католическим епископам. В 1595 г. галицкие и волынские архиереи приняли унию с католической церковью и признали верховное господство папы. Правда, затем часть их отреклась от унии, но было уже поздно: польский король Сигизмунд III, фанатически преданный иезуитам, считал унию делом оконченными В борьбе, вспыхнувшей на этой почве и продолжавшейся несколько десятилетий, унии удалось сделать много завоеваний. Казаки отстояли православие в Киевской земле, но в Холмщине, в белорусских землях, в Галиции некому было отстаивать православную церковь, и здесь уния восторжествовала. Центром религиозной борьбы в западной Руси становился Киев, вскоре вступивший в оживленные сношения с Москвой. Общее дело православия и борьбы с Польшей объединило Малороссию с Московским царством и привело к их политическому союзу в 1654 г.

Пробует восстать во имя своей национальной жизни и западная Русь, Галиция, Волынь и Подолия, но здесь движение оказалось слишком слабо и, неподдержанное Богданом Хмельницким, замерло. А с политическим разобщением между западной и восточной Малороссией пришел конец и энергичной деятельности братства. Мещанство в польских городах, вообще, беднеет, падает, теряет всякое культурное и политическое значение. Православное львовское мещанство подвергается общей участи, и под конец 17-го века уния почти уже не встречает здесь противников. В 1700 г. львовский епископ Иосиф Шумлянский открыто провозглашает введение ее в своей епархию. Духовенство приняло ее, как совершившийся факт. Львовское братство пробовало было оказать сопротивление, но мерами насилия его упорство было сломлено. Немного ранее уния была введена в Перемышльской епархии, а в 1711 г. на Волыни. К половине 18-го века присоединение православного населения Галиции и западной Малороссии к унии было уже закончено. Умственная жизнь в Галиции замерла.

Печать польского князя Владислава опольского, последнего галицкого князя. Надпись по латыни: Владислав Божьей милостью Опольской, Велюнской и Русской земли наследственный владетель. Владислав правил с 1372 по 1378 г. — под верховной властью венгерского короля. Затем король польский Людовик († 1382) назначил венгерских наместников и ввел венгерское войско. С 1387 года Галиция перешла окончательно к Польше.

Медаль, выбитая папой в память присоединена (yнии) в 1595 г. епископов Зарубежной Руси (епископы перед папой).

«Главным аргументом за унию служила надежда, что переход в унию избавит украинскую церковь и украинское духовенство от тех унижений, какие оно испытывало в католической Польше, но эти надежды не оправдались: уния не избавила украинское духовенство и его паству от притеснений и унижений, от жалкого прозябания>. (Проф. Михаил Грушевский. Очерк истории украинского народа. 1906). Малорусская литература в Галиции, и прежде выражавшаяся преимущественно в издании богослужебных и религиозных книг, теперь совсем прекращается. Только сборник песен религиозного содержания, изданный в Почаевском монастыре униатскими монахами-базилианами под названием «Богогласника», получил широкое распространение. Продолжала жить в народной среде, где теплилось национальное сознание, устная песня, сказка. Все, что поднимается над уровнем этой массы, говорит на панском (господском) языке, т. е. по-польски, а люди с духовным образованием пишут по-латыни. Униатское духовенство уже с трудом разбиралось и в церковных книгах, напечатанных кириллицей. Полная безнадежность царила среди людей, еще не забывших о своем русском происхождении. Когда по первому разделу Польши Галиция перешла в австрийские руки, нельзя было и думать об ее национальном возрождении. «Скорее Русь погибнет, чем мы достигнем чего-нибудь»: так писало одно из высших духовных лиц униатской церкви.

Мункачский замок — оплот православия в Закарпатской Руси.

Остановимся теперь на прошлом Угорской Руси. О нем известно довольно мало, так как заселение этой области русским племенем совершалось, главным образом, путем мирного распространения русских пастухов и пахарей в прикарпатских странах. По-видимому, никогда русские не составляли здесь какого-нибудь государства и не имели никакой общей организации. Шла речь лишь о том, кому владеть ими: Польше или Венгрии, и в продолжение нескольких столетий между этими государствами шла борьба за первенство, которая завершилась в конце 14-го века их окончательным размежеванием. Угорская Русь осталась за Венгрией, разделенная на несколько правительственных округов или комитетов. Галицкая Русь была присоединена к Польше, как королевство с государственным прошлым и с многочисленным, влиятельным и богатым боярским классом. Если это последнее ополячилось и приняло унию, то все это совершилось постепенно. Гораздо хуже оказалось положение русского народа в Венгрии. Подобно тому, как в немецких странах в средние века славянство не пользовалось никакими правами и было гонимым и презираемым племенем, так и в Венгрии оно представляло бесправную порабощенную крепостную массу. Здесь не было уже решительно никого, кто мог бы вступиться за русский народ, и даже духовенство должно было работать на господ. С Галицкой Русью угорская поддерживала только религиозную связь; национальная жизнь еле теплилась, и центрами ее явились монастыри, из которых один из древнейших и самый важный находился в городе Мункаче.

Как ни тягостно было положение народной массы и православной церкви в Угорской Руси, униатская пропаганда встретилась здесь еще с большим сопротивлением, чем в Галиции. Там слишком силен был соблазн обеспеченности и почета, какими пользовались польская шляхта и католическое духовенство; здесь же не было ни русской шляхты, ни сколько-нибудь могущественного духовенства. Поэтому, только в половине 17-го века, когда в Галицкой Руси уже свила себе прочное гнезде уния, она находит для себя почву и в Угорской Руси. Часть духовенства, которому сулили избавление от крепостных работ в случае присоединения к унии, согласилась принять ее, и в 1652 году Рим мог торжествовать новую победу, радоваться новому завоеванию, совершенному среди русского населения. Однако, победа долго оставалась неполной. Кроме униатского епископа, в Мункаче жил и православный. Православная Молдавия, благодаря которой уния не проникла в Буковину, поддерживала усилия православного русского духовенства и в Венгрии. Вопрос религиозный был в это время и в этих государствах неотделим от национального, и потому борьба за православие означала связь с русской народностью. Отказ от борьбы вел к потере национального чувства и к постепенному полному слиянию с господствующей народностью, венгерской и польской. Уния распространялась с помощью насилия, и в конце 17-го века приобретала уже все большее господство. Как пишет в 1690 году неизвестное духовное лицо из Мункача, эти насилия возбуждали негодование. «Ужаснитесь со мною сущий люде верные, что те Римчики творят!» (М. Грушевский. Иллюстрированная история Украйны. 1913, стр. 442). И он же сетовал далее: «Зачем волокут, тянут силой нашу церковь? Рады были бы моей скорой погибели, просят, молят меня обратиться, — на что? на унию их? Фе, плюю на нее, не хочет ея ни одежда моя, ни кость, ни прах одежды моей! Не нужно мне Бога их!» По-видимому, народная масса разделяла это настроение. Среди нее уже росла какая-то смутная надежда на Россию, которая будто бы награждала за верность православию. В 1760 году вспыхнул последний бессильный протест против унии, и потом все затихло. Безнадежность повисла над Угорской Русью, как кошмар, еще до сих пор, к сожалению, не развеянный.

Несколько легче гнет прошлого, который, вообще, оказался таким суровым для западной ветви русского народа, давил на ту часть его, которая поселилась в Буковине. Здесь возникло даже самостоятельное русское княжество, столица которого находилась в Берладе. Княжество это существовало недолго: сначала оно было покорено галицким князем Ярославом Осмомыслом, потом татарами. В 14-м веке в южную Буковину нахлынули массы румын, которые основали новое княжество, православную Молдавию. Буковина входит в ее состав и разделяет ее судьбы. Русско-славянский язык становится правительственным языком у молдавских воевод. И даже тогда, когда его место заменяет румынский, русская кирилловская азбука служит для выражения его звуков. С другой стороны, из Молдавии выходили видные деятели православной церкви, трудившиеся в России, в Киеве или в других славянских православных землях. Поэтому, русскому населению Буковины, «руснакам», как оно называет себя здесь и в Венгрии, не приходилось испытывать презрения к своей вере и народности, от которого страдали русские в Галиции и Венгрии. Кроме того, менее последних они страдали от тяжести крепостного права, так как не были прикреплены к земле, как, напр., в Галиции.

Развалины бывшего оплота православия — Манявскаго скита, основанного в Маняве на карпатском подгорье афонским монахом Иовом Княгиницким. Закрыт австрийским правительством в 1785 г.

 

III. Галицкая Русь под властью Австрии. — Русский язык и литература в Галиции. — Пробуждение национального сознания в Зарубежной Руси. — Борьба Галицкой Руси с польским влиянием. — Русское и украинское движения

Портрет-икона из Угорской Руси. (Из музея товарищества имени Шевченка).

«Сию икону дав зробыти раб божий Семион Стефаникув, девицу свою Федю, которая зийшла этого света до Бога Отца в летех четверох во ле, первой тысячи шестьсот шестьдесят осмого, которой дай Пане Боже вечный покой».

В конце 18-го века австрийское правительство проявляет некоторую заботливость по отношению к русскому населению Галиции и Венгрии. Так, императрица Мария-Терезия учредила в Мункаче семинарию для образования униатского угрорусского духовенства. Ее сын, император Иосиф, идет далее по этому пути и в основанном им Львовском университете заводит несколько кафедр на русском языке. Это не был малорусский или, как позже стали говорить, украинский язык. Напротив, язык преподавания представлял нечто, стремящееся приблизиться к русскому литературному языку, но так как книжной связи между русскими образованными людьми в Галиции и Венгрии и Россией не было, то русский язык этой письменности является странным смешением церковно-славянских, литературно-русских и малорусских оборотов. Хотя эра сочувствия русской национальной жизни продолжалась в Австрии недолго, и после смерти импер. Иосифа отчасти европейские события отвлекли внимание австрийского правительства от местных дел, отчасти либерально-демократические стремления его прекратились, — тем не менее, толчок национальному развитию русских был уже дан. В начале 19-го века были уничтожены русские кафедры во Львовском университете, в 1816 году в начальных школах, вместо русского языка, который был введен в них еще императрицей Марией-Терезией, утвердился польский язык преподавания. Но эта последняя мера уже встретилась с некоторым отпором. Львовский униатский митрополит Левицкий и каноник его Могильницкий протестовали против нее, хотя и безуспешно. Более удачной оказалась их борьба с попыткой Галицийской духовной и светской власти заменить кирилловскую азбуку в русской письменности латинской. Могильницкий выступил против этого предположения с целым трактатом и сумел отстоять употребление кирилловской азбуки. В Перемышле около епископа Сангурского группируется уже целый кружок любителей родной письменности, которые пытаются писать по-русски. Правда, их язык не был живым русским языком, но и в самой России тогда писали почти таким же искусственным, книжным языком. Так, один из галицкорусских писателей О. Левицкий, издавая в 1822 году переведенную с немецкого языка книжку, посвящает ее учащейся молодежи, «учащемуся младенчеству народа словенорусского», и в посвящении пишет следующие строки:

При всем стремлении тогдашних немногих галицкорусских патриотов ввести в литературный обиход чистый русский язык, это была для них задача непосильная, так как литературных связей с Россией почти совершенно не было, почерпать образцы чистой русской речи было неоткуда. С другой же стороны, перевес польской культуры, к которой принадлежали и помещики, и высшие духовные лица края, и многие представители власти, был слишком силен. Галиция находилась на перепутьи, она протягивала руки к России, но оттуда помощи не было. Немножко всколыхнувшаяся русская жизнь опять была обречена на замирание или же должна была обратиться к живым источникам народной жизни. Действительно, в то время, когда в самой России уже создан был литературный язык Пушкина, Гоголя, Белинского, в Галиции писали так: «Воззрение Страшилища в Песте и Буде наступшаго месяцем мартом 1838 года во время разлития Дуная Сумеоном Феофил. Лисенецким Галициянином… в Мало-Русском языку изображенное». Такая литература была обречена на гибель, потому что у нее не было живых корней. Возвращение к народности, полонизация или литературное, но действительное объединение с Россией: таковы были три возможные пути развития. Однако, против ополячения именно и должна была бороться эта национальная литература; связь с Россией была разрушена разностью религиозных исповеданий. И так оставался один путь ближайшего единения с народной жизнью. В русской Малороссии, где народная жизнь сложилась с 1654 г. в процессе сильного взаимодействия с Великороссией и выработала общерусский уклад и общерусский литературный язык, этих условий не было. Но и здесь не было недостатка в энтузиастах народной речи, и возникала кое-какая литературная производительность на малорусском языке, дошедшая и до Галиции и давшая здесь новые побуждения.

В тридцатых годах 19-го века во Львовской униатской семинарии образуется кружок молодых патриотов, во главе которых стоят Маркиан, Шашкевич, Яков Головацкий и Иван Вагилевич. Они стремятся ввести народный язык в церковную проповедь, изучать народную словесность, собирать этнографический материал и т. д. Шашкевич был поэтом, и первые попытки возрождения русской народности в Галиции сводились к совершенно невинным одам и альманахам. Но правительство страны, относившееся в ту пору очень подозрительно к польскому национальному движению, не сочувствовало и всяким проявлениям русской народности. К тому же, в этой последней оно видело теперь опасный мост, по которому Россия может дойти до Галиции, и потому русского национального движения в Австрии боялись еще больше, чем польского. Последнее, по крайней мере, было после восстания 1830 года ярко враждебно русской государственности.

Церковь Львовского братства, строившаяся в конце XVI и начале XVII века.

Греческо-русская грамматика 1591 года, составленная в Львовской братской школе.

Идеалы Шашкевича, который рано умер безвестным священником на скудно оплачиваемом приходе, осуществились только через много лет после его смерти. Другой из трех первых вождей галицко-русского возрождения, Вагилевич, перешел в польский лагерь и так же рано был утрачен для своего дела. Третий, Головацкий, собиратель народных песен Галицкой и Угорской Руси, встретил искреннюю и горячую поддержку со стороны московских ученых и, сблизившись с ними, стал отстаивать литературную связь Галицкой Руси с Россией. Судьба Шашкевича и Вагилевича свидетельствовала о том, что это был в ту пору единственно правильный путь для сохранения русской народности в Галиции, и потому несправедливы те огульные обвинения Головацкаго в «нравственной низости», угодничестве перед сильными и т. п., которые теперь проводятся в сочинениях современных политических противников того направления, какому служил Головацкий (напр., в очень пристрастной и тенденциозной «Истории украинского письменства» С. Ефремова). Так продолжалось до 1848 года, когда в Австрии вспыхнула революция. Русское население Галиции относилось к этому движению довольно пассивно, но поляки не могли не вспомнить о своих идеалах государственного возрождения. Поэтому, как признает и украинский историк М. С. Грушевский, «не без участия тогдашнего австрийского наместника Стадиона», вернее же, почти всецело по его инициативе, в Галиции делаются попытки противопоставить русское национальное возрождение польским стремлениям. Тот принцип: «divide et impera», которым руководилась австрийская политика в управлении разнохарактерным конгломератом народностей, нашел для себя особенно удачное применение. Стадион должен был уменьшить силы польского лагеря, выведя из него все русские элементы. С другой стороны, однако, нужно было оторвать эти элементы и от России, к которой, при содействии создавшегося в России славянофильского кружка, они все более тянули. Между тем, эти галицкo-русские элементы по своему происхождению родственные малорусскому населению Российской империи, могли представить притягательную силу и для развития центробежного стремления в Южной России. Этими тонкими политическими расчетами руководился австрийский наместник Галиции гр. Стадион, оказывая поддержку галицко-русскому «украинскому» обособлению от общерусского литературного языка и общения. При его содействии во Львове был учрежден «Главный русский совет» («Головна Рада руска»), который в первом же своем обращении к народу указывал на племенное единство «русского народа, говорящего одним языком и насчитывающего 15 миллионов, из коих два с половиной миллиона населяет галицкую землю». Обращение Совета взывало к пробуждению не только этих 2 ½ миллионов, но всех 15 миллионов, из чего явствовала его безусловно враждебная России политическая тенденция.

Зарубежная Русь. Этнографическая карта, составленная Д. Н. Вергуном.

Русское движение в Галиции в 1848 году имело характер строго лояльный по отношению к Австрии, и потому мы имеем основание видеть за постановлениями Головной Рады и устроенного осенью того же года «Собора русских ученых» движущую руку австрийской власти. Эти постановления настаивали на введении в школах украинского языка, создании для этого последнего особой орфографии, учреждении просветительного общества для Галицкой Руси («Галицько-руская Матица») и т. д. «Главный русский совет», прозванный по участию в нем многих каноников из униатского монастыря св. Юрия «Свято-юрским», участвовал в лице своих виднейших представителей на Славянском съезде в Праге 1848 года. Господствовавшее на этом съезде настроение, стремление к справедливому разрешению всех славянских нужд, заставило польских участников съезда вступить в дружественные переговоры с русскими на основании равноправия народностей в Галиции. Таким образом, русскому национальному возрождению в Галиции была обеспечена, казалось, свобода развития и с правительственной, и с польской стороны. Но все это движение пока еще было очень слабо, и когда в 50-х годах австрийское правительство примирилось с поляками и на их содействии стало основывать свое господство в крае, украинское движение вновь замерло, и русская интеллигенция Галиции с еще большей надеждой устремила свои взоры на Россию. Это был момент, когда могло бы быть создано литературное единство Галицкой Руси с Россией.

Камень Олексы Добоша, в Карпатах, последнего карпато-русского вождя «опрешков» (восстанцев).

«Святой Юр», львовский униатский кафедральный собор.

Но политически Россия была ослаблена Крымской кампанией; громадное дело внутренней перестройки после этой войны захватило внимание ее общества; интересов к славянству и знакомства с ним почти не существовало, за исключением немногочисленных кружков, и потому из России деятельной поддержки галицким стремлениям не явилось. В самой же Галицкой Руси почти не было способов усвоения русского литературного языка, и попытки сближения с ним, трогательные по своей искренности, оказывались совершенно беспомощными. «Двигати язык из порока сельской грубости, не утопати в грязи фразеологии мужиков» (Ефремов, назв. соч., 338), но как было это сделать, когда о лучших образцах почти не имели представления? Тем не менее, удалось сплотиться и общими силами устранить опасность латинизации азбуки, которую в 1859 г. задумал провести наместник Галиции, гр. Голуховский. Несмотря на некоторую настойчивость, с которой действовало правительство, русское общество решительно отказалось принять эту «реформу», и она провалилась. И австрийская конституция 1859 года мало дала русскому народу в Галиции, так как она еще более усилила польское господство в этой области. Новая эра начинается только с 1867 года.

Львов. Университет и церковь св. Николая.

В силу этой конституции, определившей положение народов Австрии, русский народ признавался одним из государственных, как и русский язык получал права одного из государственных языков. Однако, под русским подразумевался не русский литературный язык, но язык малорусский, «рутенский» (ruthenisch) или «украинский». Напротив, русский язык, т. е. литературный язык России, становился в обычном употреблении признаком «москалефильства», т. е. влечения к «Москве», России. В зависимости от того, каковы были отношения центрального венского или местного Галицийского правительства к украинцам, изменялось и его отношение к представителям этого культурно-политического направления, причем в последнее десятилетие враждебные России украинцы встречали в Вене похвалы и поощрение и, наоборот, в партии «москалефилов» правительство все более определенно видело своих врагов. Все развитие Галицкой Руси за десятилетия, протекшие с 1867 года, определяется тем положением, какое русский народ и язык заняли в государстве, согласно новой конституции. Управление страной центральное австрийское правительство сохранило в польских руках. Это значит, что избирательный закон, определявший выборы в местное законодательное представительное учреждение, сейм (во Львове), был составлен так, что большинство членов сейма принадлежало к польской национальности и к состоятельным, консервативно настроенным классам ее. Комиссия сейма, которой вверялось управление местными делами (нечто в роде земской управы), состояла в большинстве своем из поляков. Наконец, наместником австрийского императора в Галиции назначался до последнего времени какой-нибудь богатый и видный представитель польского дворянства, по своим убеждениям человек консервативного направления. Все это обеспечивало сохранение за Галицией ее польского отпечатка и политического преобладания поляков. Конечно, об «утеснении» других народностей края теперь уже не могло быть и речи. Конституция гарантировала русскому населению страны право обучения в русской нижней и средней школе, право суда на своем языке и т. д. Практика жизни ввела во Львовском университете несколько кафедр на русском языке; общий конституционный уклад жизни допустил широкое развитие русской печати, русских просветительных и иных обществ, школ и т. п. Тем не менее, по отношению к проценту населения, русских учреждений оказывалось меньше, чем польских, и русские пользовались меньшим политическим значением. Вследствие этого, русское политическое движение, специально «украинское», т. е. основывающееся на самостоятельности малорусской национальной жизни от общерусской «Российской», приобрело в значительной мере характер непрестанной борьбы с поляками, борьбы, продолжавшейся с небольшими перемириями вплоть до войны 1914 года.

Так складывалось в Галиции новое национальное самосознание, для которого требовалось и новое орудие выражения. Тот язык, на котором писали люди, старого поколения, стремившегося к литературному единению с Россией, оказывался настолько безобразным, настолько чуждым и русскому языку, и местным народным говорам, что это «язычие» внушало к себе только насмешки. Конечно, проще всего было бы обратиться к самым источникам «язычия», т. е. к живому русскому литературному языку, и усвоить его. Так и стало поступать молодое поколение «москалефилов», образовавшееся в начале 20-го столетия: оно правильно писало и говорило по-русски, поддерживало оживленные связи с Россией и т. д. Но общий путь развития галицко-русской интеллигенции пошел иным путем, мимо России и даже более того: враждебно России, от которой украинцы стремились возможно обособиться. Как далеко зашел этот процесс, пока сказать трудно. Быть может, он далеко не имеет того всеобщего характера, какой стремились придать ему главные деятели движения. Во всяком случае, события 1914 года застали процесс образования обособленного «украинского» национального самосознания в Восточной Галиции не завершившимся. На это указывают и неустойчивость литературного украинского языка, и то влияние, какое имеют в движении отдельные лица, собственно главари «кружков», и переходы людей из одного (москалефильского) лагеря в другой (украинский).

Львов. Бернандинская площадь.

Украинцы приняли особенную азбуку, которая отличается от русской и начертаниями некоторых букв, и выпущением некоторых; их литературный язык, видимо, стремится обособиться от общерусского введением значительного числа польских и немецких слов. Этот печальный факт разрыва общерусского культурного единства объясняется как сочувствием австрийской власти такому разрыву, так и стремлениями политических вождей Галицкой Руси обосновать свою борьбу за политические права народа в Австрии связью с народными массами. Следует признать, что в этом отношении украинцы добились многого: они заставили польское большинство Галицийского сейма принять в 1913 году новый избирательный закон, обеспечивающий русскому населению страны более справедливое и более широкое представительство. Не довольствуясь существованием нескольких украинских кафедр во Львовском университете, где преподавание вообще велось на польском языке, украинцы после продолжительной и ожесточенной борьбы, сопровождавшейся прямо-таки кулачными боями между студентами двух национальностей, добились обещания устроить в Галиции отдельный русский университет.

Ужгород (Унгвар), столица Угорской Руси.

Это украинское движение, принявшее довольно сильный темп в последние два десятилетия, сначала развивалось медленно. В семидесятых годах 19-го века, после обнародования конституции 1867 года, конечно, оно уже не встречало тех административных препятствий, на которые наталкивалось раньше. Но просто здесь не было свежих сил, а усилившееся польское преобладание в стране еще более прежнего привлекало к себе и русских галичан. Поэтому, седьмое десятилетие прошлого века признается в украинской жизни эпохой застоя. Однако, и в это время, под влиянием писателей и деятелей, приезжавших из Малороссии, развитие галицко-русского украинского сознания не прекращалось. Так, в 1872 году во Львове было учреждено ученое и литературное общество имени Шевченки, которое объединило всех работающих в области истории, этнографии, статистики Галиции и Малороссии, издало за десятилетие своего существования много ценных трудов и составило род украинской академии. Всякая научная деятельность представляет вклад в общечеловеческое достояние мысли и знаний, и потому общество имени Шевченки явилось важным фактором в развитии Галицкой Руси.

Последовавшее в 1876 году в России запрещение издания книг на малорусском языке провело резкую грань между Галицией и Россией, так что в первой украинское движение получило характер особенно враждебный по отношению к русской правительственной власти. Это настроение еще усугубилось вследствие приезда во Львов нескольких выдающихся деятелей русского «украинофильства», т. е. писателей малорусской школы, стремившейся к созданию отдельной малорусской литературы и культуры. С 1880 г. украинская молодежь Галиции приступает к усиленной политической деятельности, и среди нее образуются партийные группировки радикалов, националистов и т. д. Русский политический эмигрант, один из проводников идеи федеративного устройства России, Драгоманов, оказывает в это время сильное влияние на образование новых демократических идей в Галиции, и это народничество создало ту среду, в которой распространение украинского национального сознания пошло особенно быстро. Вместе с тем, под влиянием Драгоманова же, и «москалефилы» обнаруживают новые демократические стремления. Такой переворот в настроениях галицко-русской интеллигенции совершается постепенно в 80-х и 90-х годах прошлого столетия. Когда в 1895 г. Драгоманов умер, влияние его личности и учености уже не могло больше сдерживать того разброда идей, который неминуемо возникает в молодых обществах без политических традиций и сильных авторитетов. Но и разброд удалось прекратить, взяв в свои руки украинское движение, новому пришлецу из Киева, историку М. С. Грушевскому, который в 1894 году переехал из Киева во Львов и занял там кафедру русской истории. В 1897 году раскол между русско-галицийскими партиями, общая неопределенность положения, недоумение, что делать дальше, достигли своего наибольшего развития, и эта всеобщая растерянность заставила Грушевского энергично приняться за политическую работу. Он стал организовывать новую партию по образцу той, которая приобретала в эту пору все большее и большее значение в польской политической жизни, именно партию национально-демократическую. Эта партия стремилась к тому, чтобы «территория, занятая в австрийском государстве русскими (русинами), составляла одну отдельную и цельную провинцию с самой широкой автономией в области законодательства и управления». Вместе с тем лозунг раздела Галиции на две части: восточную русскую и западную польскую, лозунг, выставленный галичанами еще в 1898 году, теперь вновь был принят Грушевским в политическую программу новой партии. Свое название: «демократическая» она получила от выставленного ею требования «полной демократизации законодательных и представительных учреждений» и, вообще, целого ряда широких демократических реформ. Правда, крестьянской массе, к которой главным образом и обращалась новая партия, политическая программа этой последней оставалась столь же чужда, как и прежняя программа. На эти массы национальная демократия старалась воздействовать иными способами.

Ее приверженцы устремились в деревни, устраивали здесь политические собрания, на которых громили польских землевладельцев и не скупились на самые щедрые обещания во время выборов. Если прежде деятельность галицко-русских политических партий протекала медленно, развивалась вяло и постоянно нуждалась в поощрениях с той или другой стороны, то теперь, приблизительно в эти последние пятнадцать лет она, напротив, приняла чрезвычайно энергичное и бурное течение. Несколько радикальных партий борется из-за первенства, со всеми ними, в свою очередь, борется «москалефильство», сумевшее в лице своих молодых представителей найти путь к достижению своего идеала, литературного, религиозного и политического объединения Галицкой Руси с Россией.

Правда, из-за всей этой ожесточенной борьбы, не раз принимавшей глубоко несимпатичные демагогические черты, часто забывалась основная задача всякой истинно политической партии, именно — народное благо.

К сожалению, народная масса в Галицкой Руси осталась почти так же бедна и темна, как и в старые годы, и так же эмигрирует в Америку в поисках лучшей судьбы.

Там земледельческое население Галицкой Руси находит более сносные экономические условия жизни и образовывает ряд прочных сельскохозяйственных колоний.

Город Татаров.

 

IV. Угорская Русь под властью мадьяр. — Национальное пробуждение Угорской Руси после 1849 г. — Буковинская Русь

Над Черемешем.

Положение Угорской Руси под властью мадьяр было несравненно более тяжелым, нежели положение русских галичан. Здесь связи с Россией были еще более редки и случайны, угнетение крестьянской массы еще глубже, светской интеллигенции не было вовсе, униатское духовенство было забито и невежественно. Огромное значение для пробуждения национального самосознания в русском населении Венгрии имело участие русской армии в усмирении венгерского восстания 1849 года. Единение, начавшееся между подавленным и презренным русским населением мадьярских провинций и победоносным русским же войском, не ограничилось только инстинктивным сочувствием, но привело и к надеждам на помощь этой могущественной России для освобождения Угорской Руси от мадьярского ярма. Хотя надежда эта не осуществилась тогда, но стремление к России и в народной массе, и среди людей, так или иначе поднимавшихся над ней, сохранилось. И вот после 1849 года Угорская Русь могла, наконец, вздохнуть свободнее: усмирив восстание мадьяр, Австрия превратила Венгрию в одну из своих провинций, а четыре губернии (комитата), населенные русскими, объединила в одно целое, во главе которого был назначен правителем (наджу-паном) А. И. Добрянский. Это был очень замечательный человек, энтузиаст культурного объединения всего русского племени. Будучи сыном священника униата, Добрянский с университетской скамьи лелеял мечту о таком объединении. Во время русской кампании в Венгрии он быстро занял выдающееся положение при штабе русской армии и сделался в Вене влиятельным человеком. Будучи назначен на важную должность в Венгрии, Добрянский использовал свое положение для улучшения участи своего народа. Направленная им депутация к имп. Францу-Иосифу добилась довольно многого: в центре Угорской Руси, Ужгороде (Унгваре), преподавание в мужской гимназии стало вестись на русском литературном языке, на улицах были сделаны русские надписи, русские получали административные должности. Сотрудник Добрянского, свящ. Духнович, стал издавать на русском языке простонародные книги, которые пользовались широким распространением. «Я могу с радостью сказать», утверждал Духнович: «что Угорская Русь воодушевилась национальной идеей, а молодежь, ее будущее, стала действовать в народном духе. Никто не стыдится русской речи». Около Духновича и Добрянского сгруппировались и другие русские деятели, которые дали сильный толчок народному пробуждению. Подготовлялась, таким образом, новая национальная жизнь. Но, как известно, мадьяры вскоре восстановили свое поколебленное положение в Австрии, Добрянский получил отставку и должен был покинуть родину. Но избранный, несмотря на это, депутатом в Венгерский сейм, он произнес здесь речь, в которой не советовал мадьярам для собственного блага слишком угнетать русских.

Предостережения его не были услышаны. Дуализм, введенный в монархии Габсбургов в 1867 году, создал внутренне независимое Венгерское королевство, в котором мадьяры получили права полных и безответственных хозяев. Конечно, первой их задачей было подавление всякой самостоятельной жизни национальностей, подчиненных Венгрии. Это были румыны, сербы и хорваты, словаки и русские. Особенно беспощадна мадьярская политика оказалась по отношению к русским. Вечно пугавший Австро-Венгрию призрак «панславизма» был особенно грозен, когда шло дело о населении русском, естественно тяготевшем в сторону России. Поэтому, ей представлялись допустимыми и терпимыми только такие литературные и политические движения, которые создавали пропасть между Россией и русским населением Австро-Венгрии, но подлежащим искоренению все то, что, напротив, их сближало.

Таким образом, в течение седьмого и восьмого десятилетия 19-го века понемногу прекратили свое существование организации и журналы или газеты русского направления, и их места стали занимать украинские. «Общество св. Василия», распространявшее народные книги, газета «Свет», действовавшая в духе симпатий к России, попали в руки нового епископа Мункачской епархии, Панковича, который действовал в мадьярском духе. И со стороны России почти прекратилась поддержка Угорской Руси.

Святой вечер. С картины Яр. Пстрака.

Естественно, что люди, желавшие окончательной гибели бедной и жалкой ветви могучего русского дерева, обратились туда, откуда могли явиться свежие соки для ее дальнейшего если не роста, то хотя бы медленного прозябания. Такие соки могли придти из Галиции, где в конце 80-ых и 90-ых годов складываются новые культурные и политические отношения. Галицкая украинская интеллигенция, под влиянием Драгоманова, которого поразила печальная картина Угорской Руси, решила придти на помощь угнетенным соплеменникам. Она стала разоблачать жестокую, высоко некультурную политику мадьяр, открыто стремившихся изгнать из страны все национально сознательное: пользуясь принадлежностью к одному и тому же государственному целому, украинская интеллигенция пыталась распространять среди угорских русских популярные книжки, будить в них интерес к языку, прошлому, уважению к своим политические правам. Но вся эта деятельность встречала мало отклика в забитой крестьянской массе, находившейся почти в крепостной зависимости от мадьярских землевладельцев. Униатское духовенство также было лишено национального сознания, и ко всяким попыткам связи с Россией и православной церковью мадьяры относились враждебно. Известный мармарошский процесс весною 1914 года показалъ, как была безнадежна участь Угорской Руси до войны 1914 года.

Крестьянская хата в селе Паевка, скалатского повета.

Русское население Буковины, благодаря позднему присоединению этой последней к Австрии, осталось верно первоначальной религии русского народа, православию. Это обстоятельство представляло до последнего времени живую связь между Россией и Буковиной. Когда эта последняя страна была присоединена к Австрии, население ее находилось в полном подчинении у молдавских бояр и стояло очень низко в культурном и национальном отношениях. До 1848 года и австрийское правительство так же, как молдавское, почти ничего не делало для крестьянской массы. Общее революционное движение докатилось и до захолустной Буковины, религиозным центром которой, после присоединения ее к Австрии, сделался город Черновицы. Духовенство волновалось, недовольное своим консисторским начальством; крестьяне устраивали аграрные беспорядки. Среди гуцулов эти последние приняли характер настоящего крестьянского бунта, во главе которого стал депутат из Буковины в рейхсрате. Молдаване дворяне также задумали воспользоваться движением, чтобы отделить Буковину от Галиции, с которой она была соединена после своего присоединения к Австрии. Они мечтали о соединении Буковины с Трансильванией, где также живет румынское население, и поэтому в своих прошениях утверждали, что и в Буковине русское крестьянство представляет собою, в сущности, только румын, говорящих по-русски. В 1849 г. их желание было до некоторой степени удовлетворено; Буковина была признана отдельной имперской землей, со своим отдельным сеймом.

Однако, еще очень долго положение русского населения в Буковине оставалось неравноправным с румынами, которым принадлежала и духовная власть в стране. Австрийское же правительство всегда бывало на стороне более сильных. Германштадтский митрополит настаивал на соединении под его властью всей румынской православной церкви с Австро-Венгрией. К счастью для русского населения Буковины, эта мера не была осуществлена вследствие решительного сопротивления буковинского духовенства, и буковинская епархия была соединена не с трансильванской, но с сербской церковью Далмации, что несколько более гарантировало судьбы славянства. Буковина получила в лице митрополита Чуперковича, человека, сумевшего стать выше национальной борьбы и относившегося одинаково дружелюбно к румынам и русским. Посл его смерти (в 1902 г.) на этот пост был назначен занимающий его до сих пор митрополит Владимир (Де-Репта), работающий в духе примирения двух национальностей в стране. Он является, в противоположность Галицийскому униатскому митрополиту Шептицкому, сторонником «москалефильского» или, каким оно является в Буковине, русского направления. Униатский митрополит, граф Шептицкий, был фанатиком украинского национального движения, относясь вместе с тем очень враждебно к православному течению среди «москалефилов». Говорили, что он лелеял странную мечту присоединить с помощью этого украинского движения к униатскому вероисповеданию и подчинению Риму и русскую Малороссию. Таких стремлений не могло быть у высшего буковинского духовенства, и естественно, что оно тяготело более к России, откуда исходила деятельная поддержка православия.

Крестьянские типы (Дрогобыцкий повет, село Горуцко).

Митрополит Владимир оказался сторонником именно этого русского течения в буковинской церкви. Между тем ему пришлось считаться с развитием украинства и в Буковине. В Черновицкой гимназии преподавание русского языка было введено еще в 1851 году, но только в 80-х годах место преподавателя его занял убежденный украинец Смаль-Стоцкий, который сыграл в Буковине почти такую же роль, как проф. Грушевский в Галиции. Из этой последней страны сюда были доставлены учебники, а спустя десять лет, уже в конце 19-го века, ученики и последователи Смаль-Стоцкого ввели и фонетическое правописание, вполне соответствующее Галицийскому. В Буковине этому украинскому движению приходится бороться не столько с «москалефильством», сколько с германизацией, которая в Галиции почти совершенно не ощущалась. Именно, в Черновицком университете лекции читаются на немецком языке, кроме богословия и русского языка: в гимназиях, кроме одной русской и двух смешанных русско-немецких, преподавательским языком является также немецкий. Таким образом, в стране с населением русским (38,38 %), и румынским (34,38 %), в стране, где немцы составляют по самой благоприятной для них статистике лишь только пятую часть населения (21,24 %), и где православие исповедует основная масса населешя (68,49 %, евреи 12,86 %, униаты и католики 15,67 %), в такой стране немецкий язык составлял язык преподавания в средней и высшей школе. В борьбе с такой германизацией должны были бы объединиться все интеллигентные силы русского населения Буковины. Между тем, в действительности, наблюдалась совершенно иная и очень печальная картина: украинцы готовы были примириться скорее с немецким господством, нежели с торжеством ненавистных им «москалефилов». С 1903 года отношения между двумя партиями немногочисленной и без того русской интеллигенции в Буковине достигли уже крайнего обострения. Украинцы настаивали на проведении национальной реформы в управлении буковинской церкви в духе украинцев; духовенство протестовало и «высказывало сожаление, что сыны православной церкви возмущают народ против служителей той же церкви и против ее митрополита в целях осуществления планов, вредных для церкви и края». Разумеется, такое разъединение сил вело к большому ущербу для русского населения в Буковине. Немцы и румыны все больше забирали в свои руки руководство всей жизнью страны. Очень характерны в этом отношении жалобы, высказанные органом русского духовенства «Православной Буковиной» (в марте 1903 г., цит. по весьма интересной книге проф. Воскресенского «Православные славяне в Австро-Венгрии», изд. 1914 г.).

Праздничная забава.

Вот что писала эта газета но поводу упадка русской жизни въ Буковинъ. «У нас всегда, во всякой беде, привыкли обвинять других, только не себя. Особенно в последнее время любят всю вину сваливать на румын. Что у нас нет священников, в том виноваты румыны. Что в нашей духовной семинарии только 6 русских, виноваты опять румыны. А откуда взять священников и семинаристов, если у нас нет молодежи в школах? Кто нам запрещает посылать детей в школу? Нам, правда, в этом никто не помогает, мы (т. е. православные «староруссы» или «москалефилы» в отличие от украинцев) не получаем от правительства пособий на бурсы, но было бы очень печально, если бы мы не были в состоянии без правительства своими силами содержать бурсу. Возьмем себе пример от русских галичан, которые на границе Руси в новом Сонче основали бурсу: несмотря на то, что тамошний народ очень беден, даже может быть еще беднее, чем наш, бурса у них прекрасно развивается. Но у буковинской русской интеллигенции нет охоты жертвовать на общее дело. Можно бы взять себе в пример многих румынских священников, которые стараются высылать ежегодно известное число детей из своего села в школу. Не любить румын за то, что у них больше интеллигенции, чем у нас, — смешно. Никто им ее даром не дал. То, что у них есть, — труд народный. А у нас же, между тем, бурсы ни в Черновцах, ни в Серете нет, кроме украйнофильских, поддерживаемых правительством и приносящих нашему народу только вред. У румын есть своя бурса также и в Серете, так что в тамошней епархии в два раза больше румын, чем русских, между тем как серетский округ, по большей части, русский. Чья тут вина?» Эти слова написаны в 1903 году, но с тех пор борьба русских партий в Буковине еще обострилась. Украинцы, несомненно, проявляют несравненно больше энергии, чем приверженцы единения с Россией. Они основали газету (1885 г.) «Буковина», выдвинули из своей среды несколько даровитых писателей, напр., Федьковича и Воробкевича, учреждают крестьянские читальни, общества взаимного кредита и т. п. Но эта деятельность все же не обещает Буковине светлого будущего, так как, стремясь культурно отделить русское православное население страны от России, она действовала в союзе с элементами, враждебными, вообще, всему русскому. Так, с 1910 года начинается усиленный разгром всех русских учреждений, и, по прискорбному замечанию чешского славянофила К. Крамаржа, «Буковинская Русь стремительно клонится теперь к разрушению и неудержимо падает вниз во всех отношениях — церковно-религиозном, национальном, политическом, экономическом, нравственном, умственном и, вообще, культурном».

Народная школа в селе Ванявки, короснянскаго повета.

Естественно, что в Буковине, как и в Венгрии, русские войска были встречены русским населением этих областей, как освободители. В Галиции должно быть двойственное настроение: сторонники политической системы, выдвинутой украинцами, не могут видеть в русском владении страной что-либо иное, нежели — крушение обособления от России и угрозу самому их политическому существованию; иначе отнесутся к нему гонимые «москалефилы». Нет сомнения, что в народной массе определенного политического настроения еще не создалось; эта масса будет на стороне организующей силы, и если раньше, подчиняясь обстоятельствам, она склонна была отдать свое сочувствие украинцам, то теперь может наступить совершенно обратное настроение. Первой задачей, задачей большого значения в этом отношении, которую придется разрешить русской власти, является улучшение экономического положения русского населения в Галиции, Буковине и Венгрии.

 

V. Экономическая и культурная жизнь русского населения в Галиции. — Гуцулы

Галиция, по крайней мере, восточная часть ее, населенная русскими, представляет обширную равнину, пересеченную несколькими реками и речками. Кроме Вислы, реки эти не судоходны, но, если бы Вислу можно было соединить каналами с другими большими реками (напр., с Одером), то Галиция получила бы большую возможность развернуть свое хозяйство. Теперь же это — страна очень бедная, совершенно разоренная (даже помимо войны) австрийским управлением, которое в последние шесть лет немилосердно отягчало население поборами на военные нужды, а специально в Галиции не давало развиться промышленности, чтобы эта последняя не конкурировала с изделиями промышленных австрийских земель. Галиции было предназначено оставаться страной земледельческой — с богатым и влиятельным классом консервативных помещиков-поляков и с темной крестьянской массой, эксплуатируемой еврейскими арендаторами, корчмарями, ростовщиками и лавочниками. Надо, однако, прибавить, что и евреи в Галиции, вследствие их крайней скученности и культурной отсталости, представляли такие картины нищеты и ужаса, какие едва ли можно встретить часто даже в нашей «черте оседлости». Таким образом, страна, далеко не лишенная естественных богатств, богатая водами и громадными пространствами удобной для земледелия земли, превратилась в область исключительной экономической отсталости. Галицийская бедность, галицийская «темнота» вошли в пословицу, и хотя в последнее время делались попытки доказать, что эти представления преувеличены, однако всякий беспристрастный человек, кому приходилось непосредственно наблюдать жизнь Восточной Галиции, должен будет признать, что в этой несчастной стране все сложилось как-то уродливо. Австрийское управление, препятствовавшее всякому действительному прогрессу страны, показало здесь свои самые печальные стороны.

Галиция представляет область чрезвычайно мелкого крестьянского землевладения при крупном дворянском, и это замечание относится в равной степени к обеим половинам страны. Все количество земли в Галиции составляет около 4 мил. десятин, которые распределены между 917.826 хозяйствами. Но из этого числа почти половина крестьянских хозяйств (432 тыс.) имеет менее, чем по 1 десятине и около четверти (222,5 тыс.) от 1 до 2½ десятин. Число владений, превышающих 50 десятин, составляет всего 4636, но им принадлежит огромное количество земель, особенно в Восточной, русской части Галиции. Если к этому прибавить, что производительность сельского хозяйства в Галиции стоит довольно низко, то картина крестьянской бедности предстанет перед нами еще более живо. В Австрии ведется довольно тщательная статистика сбора хлебов, и вот оказывается, что в среднем во всей Австрии сбор четырех важнейших хлебных растений (пшеницы, ржи, ячменя и овса) составляет с 1 гектара 13,1 метрического центнера (центнер — 100 килограммов), тогда как в Восточной Галиции этот сбор падает до 12,4 центнера. Между тем земля в Галиции, как и в наших черноземных губерниях, прекрасная, и такая низкая урожайность ее, значительно уступающая чешской (15,5 центнера с 1 гектара) и даже буковинской (13,7), может объясняться только очень низким уровнем земледельческой культуры. Правда, в некоторых других частях Австрии урожайность оказывается еще более низкой, но там это явление объясняется устройством поверхности, и не сельское хозяйство, но другие отрасли промышленности питают население. В Галиции же наблюдается общий упадок экономической жизни. За время с 1900 по 1910 год здесь убыло на 7,8 %, о количество крупного рогатого скота и на 18 % количество овец. Хотя до некоторой степени эта убыль покрывается значительным приростом свиноводства, но все же она знаменует довольно печальное состояние крестьянского хозяйства, которое без коровы не может быть удовлетворительно. Свои естественные богатства Галиция доныне не сумела использовать: в то время, как в Чехии в 1910 году было 125 сахарных заводов, во всей Галиции имелся только один, а ведь сахарная свекла произрастает здесь не хуже, чем в Волынской и Подольской губерниях. Страна богата солью, нефтью, лесами, но все эти естественные богатства еще в далекой мере не использованы. Что же касается фабричной промышленности, то она развивается в Галиции чрезвычайно слабо: число фабричных предприятий во всей Галиции поднялось за время 1903–1911 г. с 850 до 1067, тогда как в Чехии, значительно меньшей по пространству, с 4827 до 6203. Все эти статистические данные очень характерны, особенно в своей совокупности. Можно сказать, что во всех отраслях хозяйственной жизни Галиция, далеко не бедная от природы, представляет страну отсталости или упадка.

Соответственно с бедностью основного населения страны, крестьянской массы, идет и ее низкий культурный уровень. В половине девяностых годов прошлого столетия среди населения Галиции насчитывалось 66 проц. неграмотности. Правда, это число было получено несколько искусственно, так как к числу безграмотных были отнесены и маленькие дети, и старики, и евреи, обучающееся в хедерах: но за всем тем «галицийская темнота» представляла ужасающее явление. С тех пор положение несколько изменилось к лучшему, количество начальных школ возросло с 4 тысяч до 6 тысяч (в 1913 году); в настоящее время, как полагают, в начальных школах и в других учебных заведениях Галиции обучается до 95 проц. всех детей. Кроме того, существует ряд просветительных обществ, заботящихся о деревенской школе. Но русская Галиция продолжает находиться в несравненно худших условиях в этом отношении, чем польская, и крестьянская темнота, сопряженная с большой бедностью, остается здесь, по-видимому, не развеянной до ныне. Галиция может гордиться тем, что у нее есть два университета (в Кракове и во Львове), 140 средних школ и т. д., но является большим вопросом, в какой мере удовлетворены образовательные стремления именно русского населения страны. Количество школ с русским (украинским) языком преподавания далеко не соответствует процентному отношению русского населения в Галиции. Поэтому, очень смягчать прежнюю картину «галицийской темноты» мы не имеем основания, особенно по отношению к ее русской части.

Тип гуцула.

Совокупность указанных экономических и политических условий сделала то, что Галиция не вынесла финансового кризиса последних лет перед войной. К этому кризису присоединились еще стихийные бедствия, постигшие несчастную страну летом 1913 г. Высчитано, что наводнения, ливни и т. п. причинили сельскому хозяйству Галиции в этом году убытков на 568 миллионов крон, т. е. приблизительно на 250 мил. руб. Еще хуже обстоит дело с промышленностью. В одной специальной работе, посвященной этому вопросу (I. Olszewski. «Zastoj gospodarczy Galicyi w czasie ostatniego przesilenia», 1913), мы находим указания на особенный характер кризиса, постигшего страну. Он выразился не только в отсутствии кредита, в уменьшении числа работников, но и в разложении более крупных предприятий на ряд мелких. На многих предприятиях, которые не могли выдержать трудного положения, пришлось распустить мастеровых, и эти последние были вынуждены открыть собственные мастерские, разумеется, крайне жалкие и еле прозябающие. Массовая эмиграция населения, дающая самых бедных и темных работников, составляет обычное явление в жизни Галиции. Таким образом, следует повторить уже высказанное выше убеждение, что подъем материального развития страны представляет неотложную задачу разумного управления ею.

Среди русского населения Прикарпатской области особенно любопытны в этнографическом отношении гуцулы, сохранившие, благодаря своей неприступности, много любопытных черт старого быта. Сами гуцулы, название которых происходите вероятно, от какого-то румынского слова, называют себя руснаками или русскими людьми, и действительно, они крепко сохранили свой русский быт. В горах, среди которых они живут, мало пахотной земли, и они предпочитают пасти свои «добушки» (ягнят и телят) на плоскогорье или заниматься рубкой лесов. Остающиеся дома занимаются различными мастерствами, делают бочки, занимаются ткацким или кожевенным делом, выделывают ложки. На всем гуцульском мастерстве лежит особенная печать художественности. У них удивительно красивы и оригинальны старые узоры, ткани, ковры, украшения по дереву. Храня стародавние обычаи, гуцулы очень религиозны, строго блюдут посты, свято соблюдают всякий семейный церемониал. Вместе с тем, однако, они сохраняют старый отпечаток горных народов: замкнутость жизни, вызванная известной трудностью общения в горах, создает обособленность семей и родов и приводит к постоянным распрям между ними. Где-нибудь в Албании эта особенность горного быта влечет за собою обычай родовой кровавой мести, угрожающей целым поколениям людей. В Гуцульщине этого, конечно, уже нет, но здесь их заменяют судебные процессы. Гуцулы постоянно судятся друг с другом по малейшему поводу за «оскорбление чести», ездят для этого в город, теряют много времени, но это им и любо: они не большие охотники до работы. Вообще, они очень беспечны, легко занимают деньги и быстро попадают в руки ростовщика. Украинские писатели, изучавшие гуцулов (напр., проф. Шухевич), скорбят, что легковерие, задолженность, страсть к водке ведут гуцулов к быстрому уничтожению и разорению; их земли переходят в руки евреев, которые отбирают у гуцулов, как сетует тот же автор, и последний их заработок, приготовление сыра (брындзы). Поэтический народ, обладатель чудесных песен и оригинальных плясок, уже не находит для себя места в прозаических условиях современного существования. Между тем стоит взглянуть на картины и узоры, которыми гуцулы украшают свои печки, придорожные костры, полотенца, сундуки и т. д., чтобы увидеть, какая масса художественного вкуса живет в этом архаическом племени. Гуцулы могли бы создать прекрасную отрасль культурной промышленности, которая могла бы прокормить их, но для этого нужно спасти их от водки и дать им школу. Та нивеллировка, которая уже прошла обесцвечивающей полосой по Галиции и Буковине, еще мало задела, к счастью, гуцулов, и помочь им сохранить свой быт было бы добрым делом.